Секрет первый: никому не позволяй хапать у тебя печенье

В день, когда мне стукнуло десять, я возглавил семейную мастерскую и местный криминальный синдикат. Это было проще, чем впарить эльфу крови зеркало. Сейчас расскажу, как все произошло…

День рождения начался как обычно: папаша меня чуть не прихлопнул.

Не то чтобы он делал это нарочно. Просто замечалась за ним такая странность. Все всегда выходило не так, как ему хотелось. А это, скажу тебе, не шутка, когда имеешь дело с взрывчаткой. Мастерская, которой он владел, находилась в самых дремучих трущобах Рабочего квартала. Туда даже рэкетиры торгового принца Малди боялись заглядывать. Последний раз посланца Малди хорошенько отутюжили, привязали к пороховой бочке и покатили в таком виде к стареющему принцу с запиской в зубах, в которой сообщалось о том, что никто платить не будет.

Папаша полагал, что отсутствие налогов – нечто вроде естественной привилегии. Я ежедневно наблюдал грязную улицу и отходы кислотного цвета. Оттуда даже крысы ушли. Папаша верил, что когда-нибудь ему в голову придет гениальное изобретение и он разбогатеет. А я был уверен, что не сегодня-завтра он разнесет наше жилище в щепки. Поэтому накануне ночью я решил сбежать из дому и податься, как мамаша, в пираты. Всю ночь я паковал шмотки и строил планы. Пять деревянных, спрятанных в дырявом ботинке, казались мне состоянием. Папаша проснулся рано и начал копошиться в мастерской, бурча что-то себе под нос. Обычно его опыты состояли из трех фаз: оптимизм, тревога и паника. Третья фаза означала, что можно остаться без пальцев или спалить себе шкуру. За секунду до перехода родителя в третью фазу я закончил паковать вещи и сунул их под заплесневелый матрас. «Ну же, – пробормотал он из-за картонной стенки. – Чуток плотнее… плотнее… ай! О, нет. Только не это! Малой, живо прячься!»

Я с опаской укрылся подушкой, отделанной свинцом, за мгновенье до того, как оранжевый медвежонок с механической мордой пробил головой стенку. Он увидел меня, завизжал и взорвался, поливая все смертоносным градом осколков. Со стороны захламленного коридора раздались гулкие шаги, и в мою комнату ворвался папаша. Он не удосужился постучать в дверь, но не потому, что торопился, а просто месяц назад дверь сожгло напалмом.

– Все в порядке, сын? Ты это видел? Идеальные испытания! Горизонтальное воспламенение, фиксация на цели, гироскопическое вращение и детонация! Ребята по цеху пытались мне втереть, что если использовать микробомбы для навигации, а для разгона ракетное топливо, то тут все взлетит на воздух, но видишь, я им доказал...

Я отбросил свою искореженную звенящую подушку на пол.

– У тебя ведь был только один опытный образец, так?

– Да, но…

– А что с чертежами?.. – спросил я, растягивая вопрос. Я досконально изучил его манеру общения.

– Механическая курица сперла.

Такого варианта я от него еще слышал, но ему не удалось сбить меня с толку.

– Стало быть, ты не сможешь собрать его снова?

Он уже открыл рот для ответа, но тут его зрачки расширились от ужаса. Я утвердительно кивнул. На этом обычная утренняя беседа подошла к концу. Пришло время позавтракать и отправиться в путь.

– Это уже неважно, сын. Теперь я знаю сам принцип. Взять симпатичную игрушку и нафаршировать ее взрывчаткой – это абсолютно новая ниша на рынке. Мы разбогатеем будь здоров!

– Папаша, чтобы нам больше не гнить в нищете, надо просто чтобы ты подорвал тут все вокруг! – рявкнул я в ответ.

– Неправда твоя, Джестор. Надо просто немножко подождать.

– Точно. Дождемся, что ты тут разнесешь все к чертовой бабушке.

– Хватит уже! Многие гоблины в детстве мечтают о том, чтобы их родители были механиками. В твоем возрасте...

– Хорош, папаша. Заладил тыщу раз одно и то же!

– …Я мечтал, чтобы мои родители перестали чистить канализацию и стали подрывниками. Меня беспокоит, что ты боишься взрывов. Это как-то не по-гоблински.

– Знаешь, что на самом деле не по-гоблински? Отправлять своего сына «поиграть». И знаешь, почему? Потому что мне тут не с кем играть. Джелки весь день плетет фитили. Драз встает засветло, чтобы месить цемент. Ты даже не представляешь себе, какая стыдоба, когда родной отец не заставляет тебя работать на себя!

Папаша развел руками и направился назад по короткому коридору в мастерскую.

– Вот что я тебе скажу: дай ты мне вести дела, как умею. А вот для какого-нибудь юного гоблина, у кого сегодня день рождения, оставляю печенюшку, – закончил разговор папаша.

– Чтобы держаться на плаву, нужно хоть изредка продавать товар! – прокричал я вслед, думая совсем о другом… Печенье! Будет чем перекусить в пути!

– Думаешь, ты бы лучше вел бизнес? – раздался отцовский голос из мастерской. – Можешь как-нибудь попроб… О, здравствуйте!

Видимо, к нему зашли покупатели. Хорошее предзнаменование для побега! Если уж на папашин товар нашлись покупатели, то в такой день чудес сесть на корабль с Кезана будет проще пареной репы. А может, я даже найду дрессированную акулу, которая довезет меня до волшебного острова из кексов и платины. Я пошел по коридору за печеньем.

Пекарни, где делали печенье, больше нет. За несколько лет до того, как орки вторглись в Азерот, ее немного потрепали в ходе Второй торговой войны, затем сильно разбомбили во время Четвертой торговой войны и окончательно испепелили в течение Войны за мир. По всей округе целый месяц воняло жженым сахаром и паленым мясом пекарей. Но факт тот, что если ты не ел печенья с этой пекарни, то, можно сказать, ты вообще не ел печенья. Так-то.

Печенье было поджаристое по краям и такое здоровенное, что его надо было держать двумя руками. Крупинки шоколада в нем были размером с огрский кулак. Туда же добавляли корицы и кристаллического сахару для вкуса. Такое печенье мне покупали раз в год.

Я замер в конце коридора и укрылся в тени. Какие же это покупатели?! Как я раньше не догадался! Скеззо со своими бандюгами пришел выбивать из папаши деньги.

В Рабочем квартале даже преступники жили впроголодь, и банда с Медной улицы — не исключение. До сих пор помню физиономию этого недоумка Скеззо, его серьги из фальшивого золота и вонючий латаный костюм. Единственное достойное дело, которое он совершил в своей жизни, – попытался потягаться со мной.

Скеззо прижал папашу к верстаку. На его противоположной стороне по нашей единственной тарелке перекатывалось мое печенье, каждую секунду грозя упасть на пол. Я зашипел от злости, но съел бы его и с пола. Видел бы ты это печенье, тоже не погнушался бы.

– Так как нам вправить тебе мозги, Лузик? – начал Скеззо. – Ты никогда не платишь вовремя. Ты вообще никогда не платишь. Похоже, придется послать сюда завтра Лампо, чтоб он тут разнес все ваши… – Скеззо мучительно пытался найти хоть что-то ценное в нашей хибарке кроме связки динамита... она-то потом и сослужила мне добрую службу.

– Извиняй, старик, – отвечал папаша. – В последнее время не хватает даже на детали.

– И на сладости, – отсек Скеззо, протягивая руку к…

Моему!

Печенью!

– Ты должен рассчитаться со мной до вечера, – добавил он, засовывая сладость в рот. Бесценные крошки посыпались к нему за лацкан пиджака. – А то спалю твою мастерскую, да еще и выбью из тебя деньги за факелы.

Он приметил меня в проходе, подмигнул и протиснулся наружу, выплюнув по дороге остатки печенья.

Это стало последней каплей. Если бы не случай с печеньем, я бы стал жалким пиратишкой Южных морей, а мир был бы совсем другим.

Я проковылял в мастерскую. Папаша пытался мне что-то втолковать, но я не слышал ни слова, так как у меня внутри все кипело.

Если бы я пожелал, то мог бы покинуть Кезан, да только загвоздка была не в этом. Мой папаша позволял какой-то шпане обирать себя. Я спустил им с рук, что они захапали мое печенье. Вот в чем была проблема! Вот почему мы бедствовали! Да, у Скеззо была банда. Да, у него было оружие и группа головорезов. Однако у меня в мозгу грохотала одна и та же мысль, словно взрывы бомб, сброшенных с дирижабля на шалаш гноллов. Эта мастерская принадлежала моему папаше. Это была моя мастерская. И это было мое печенье. Я не винил Скеззо за то, что он попытался сделать, вот только никто не смеет трогать мое.

Десять минут спустя я уже болтал с ростовщиком банды Скеззо, курившим сигару в окружении ухмыляющихся увальней.

– Давай-ка расставим все по местам, – начал он. – Ты должен нашему боссу деньги… и хочешь занять у него эту сумму, чтобы потом с ним же и расплатиться?

– Да, – произнес я.

– С процентами? – уточнил бандит, едва сдерживаясь от смеха.

– Под любой процент, который ты сочтешь приемлемым, – произнес я с каменным лицом.

– Ладно, коротышка. Теперь я понимаю, почему у твоего отца проблемы с бизнесом. Похоже, у вас там все в семье туго соображают, – ответил он, отсчитывая деньги.

Если есть что-то, что облетает гоблинов быстрее, чем свежий календарь группы «Взрывные девчонки», – так это весть о том, что намечается публичное унижение. Тем вечером Скеззо вернулся в наш дом вместе со всей своей бандой, включая ростовщиков. Соседи по Медной улице пораспахивали двери, чтобы насладиться зрелищем: дурень-механик с сыном теряют последнее имущество, после чего их выдворяют из города. Вот только папаши не было дома. Он ушел за новым печеньем. И это было очень характерно для него: добрые намерения и абсолютное непонимание сути происходящего. Дело было уже не в печенье.

Скеззо с подельниками угрожающе нависли надо мной.

– Мои деньги у тебя, малыш? – спросил он. Его подручные старались выглянуть из-за спины босса, чтобы получше рассмотреть малолетнего недоумка.

– С процентами, – ответил я.

Скеззо выхватил пакет из моих рук, потрепал меня по голове и направился с бандой вниз по улице. Все шло как по маслу. Он даже не стал пересчитывать деньги. Я все недоумевал, как этот парень умудрялся управлять чем-то большим, чем лоток для приготовления сосисок.

– Приятно иметь с тобой дело, малой. Лампо, неси пакет, а то он тяжелый, – произнес он через плечо.

– А это потому, что там динамит, – вставил я.

Фотоаппарат изобрели несколько лет спустя, но я бы многое отдал за фотографию Скеззо и его банды за секунду до взрыва бомбы, спрятанной под купюрами.

Вместе с бомбой прекратила существование и вся банда. Оцепеневшие от изумления соседи глазели то на дымящийся кратер, то на меня.

Улыбнувшись, я ткнул пальцем в небо. Их взоры послушно обратились вверх.

Оттуда падали остатки Скеззо, его банды и горящих купюр.

Я пересек улицу и подошел к кирпичнику Безоку. Соседи своими выкриками подстегивали мой шаг. Конечно, папаше пришлось расстаться со всеми накоплениями, чтобы покрыть проценты и стоимость динамита, но эти несчастные четыре тысячи деревянных превратились для нас в разменную монету к концу следующей недели.

– Ух ты, ух ты! – заохал Безок, когда гоблины повалили изо всех дверей, чтобы покопаться в изувеченных останках бандитов в поисках уцелевших купюр. – Вот те на! Мы свободны!

– Только не обольщайтесь. После гибели Скеззо образовалась пустота, которую скоро займет другая банда. Чтобы выжить, нам нужно действовать сообща. Требуется наладить торговые каналы и обеспечить их охрану, – отметил я, уклоняясь от горящего носка.

– Прекрасная мысль. Когда-нибудь так и сделаем! – кивнул Безок, мечтательно вглядываясь вдаль.

– Нет. Приходи ко мне завтра утром. К тому времени я подготовлю договор. Ты будешь и дальше заниматься производством, а я займусь скучной организационной работой.

– Что? – изумился Безок, – Неужели ты думаешь, что я тебе позволю вести свой бизнес? Слушай-ка, малой –

– Бабах, – отчеканил я.

– Бабах? – вздрогнул Безок.

– Бабах.

– Что еще за бабах?

– Просто бабах, – произнес я со зловещей отчетливостью, доступной лишь детям.

– Одним словом, просто приходи завтра утром. Ты даже не поймешь, что я веду все дела, пока не заметишь, как увеличились твои доходы.

Безок был не из робких, но ему вечно не хватало деревянных. Такие гоблины падки на легкие деньги.

– Знаешь что, малыш… Почему бы и нет? Я же смогу потом отказаться от сделки, так?

– Конечно! Я внесу это в договор, – ответил я. Только для этого ему придется расстаться с бизнесом, выплатить мне комиссию за управление в годовом размере, а также трижды в неделю надевать костюм медведя, чтобы рекламировать новую линию взрывающихся игрушек папаши.

Я покинул Безока в тот момент, когда он начал устанавливать лестницу, чтобы потушить крышу своего дома, загоревшуюся от тлеющих купюр. Затем я направился домой, где папаша и застал меня за составлением первого в моей жизни договора. Я старался писать микроскопическими буквами, чтобы его нельзя было разобрать даже с очками. Составление договора – дело нехитрое, если помнить о главном принципе: эти простаки никогда не читают строчки, написанные убористым почерком, наивно полагая, что их достаточно просмотреть беглым взглядом, не обращаясь к дюжине юристов, не заверяя в суде и не цепляясь к каждому слову.

Папаша переминулся с ноги на ногу и закряхтел, готовясь что-то произнести.

– Да, я бы делал это лучше тебя, – оборвал я его. Я даже не удосужился посмотреть в его сторону, зная, что он уже слышал о бомбе.

– Что-о? – опешил он, шурша бумажным свертком в руках.

– Ты же интересовался, смогу ли я вести дела лучше тебя. Так вот, я смогу. Завтра утром в наше распоряжение поступят все деньги Безока, а дальше – больше. Только ты должен переписать все на меня.

После этого он надолго замолчал в раздумьях. Я воспользовался паузой, чтобы внести в договор еще пару строк.

– Да, ты похож на мать. Ладно, даю тебе неделю. Если после этого у нас не хватит денег на новый динамит, то тебе придется все отработать, согласен? – наконец-то решился он.

Он, конечно же, наивно полагал, что готовит для меня бесценный жизненный урок. После этого он оставил меня наедине с новым печеньем и договором. Мое лакомство зачерствело к моменту, когда я писал третий черновой вариант. Я решил оставить это печенье на память. Я храню его до сих пор.

Ко дню, когда подошел к концу срок, установленный папашей, я уже захапал половину магазинов в нашем квартале, объединив их в Конгломерат Медной улицы. К тому моменту я уже съехал из нашей лачуги, поэтому выслал ему по почте три ящика динамита, костюм взрывотехника и премиальные.

Да, ты прав. Я был несколько сентиментален. Только не забудь, что мне было всего десять лет, умник. И я сделал свой первый миллион деревянных примерно в то время, когда ты подцепил склаз, искупавшись в токсичной луже рядом с фабрикой Гарзака Овсянщика, производящей продукты здорового питания.

И не забывай, что это был мой папаша. А я всегда забочусь о своей собственности.