А. Тайбаков Карманные воры

Карманные воры объявились отнюдь не с возник­новением карманов, а с появлением, кошельков. В Древней Греции, например, кошелек представ­лял собой кожаный мешочек, который мы часто видим на поясе у греческого бога (ермеса — по­кровителя торговли, путешественников и... во­ров-карманников. Именно ему преступники при­носили многочисленные жертвы, особенно после удачной «выручки».

С развитием человеческого общества кошелек из чисто утилитарного предмета переходит в разряд изысканных аксессуаров туалета. Из чего только не изготовлялись кошельки: сафьяна, украшенно­го драгоценными металлами и камнями, перла­мутровых раковин, шкур животных. Недаром в Германии воров-карманников до сих пор называ­ют «срезающими кошелек». Туго набитый коше­лек, привешенный к поясу, свидетельствовал о достатке и солидности его владельца. Появление кармана в XVI в. как элемента костю­ма повлекло за собой формирование новой гене­рации воров, совершающих кражи непосред­ственно из одежды. Западноевропейские столи­цы и крупные русские города с их торжищами, ярмарками, базарами, богослужениями в богатых храмах наводнили сотни бродяг, промышляющих нелегким ремеслом карманного вора. Чтобы по-

лучить этот преступный статус, неофиту предсто­яло пройти ряд сложнейших испытаний. Вот как описывал Виктор Гюго в «Соборе Парижской богоматери» обряд посвящения в бродяги и воры одного из своих героев: «Ты должен, как я уже говорил, встать на носок левой ноги; в этом по­ложении ты дотянешься до кармана чучела, об­шарь его и вытащишь оттуда кошелек. Если ты изловчишься сделать это так, что ни один коло­кольчик не звякнет, — твое счастье, ты станешь бродягой».

История донесла до нас биографию одного из знаменитейших преступников, карманного вора, впоследствии ставшего полицейским, а затем из­гнанного из правоохранительного ведомства, Ивана Осипова, более известного как «Ванька Каин». Этот преступник начал воровать еще ре­бенком и, достигнув определенного мастерства, был под сводами столичного Каменного моста посвящен в общество московских воров. Основ­ной специальностью Ваньки Каина были карман­ные кражи. Он и сам не скрывал своего ремесла и в доносе начальнику сыскного приказа откро­венничал: «Будучи в Москве и в прочих городах, мошенничал денно и нощно; будучи в церквах и в различных местах у господ и приказных людей, у купцов и всякого звания людей из карманов деньги, платки, всякие кошельки, часы, ножи и прочее вынимал». Вскоре Ванька изменяет сво­ему ремеслу и поступает в полицию сыщиком,

признали во всем мире — знаменитая русская мафия, потрясшая Америку и Европу, а вот о российском бизнесе, даже о самом успешном — нефтяном, подобного сказать нельзя.

Вор в законе занимает особое место не только в криминальном, но и в обыч­ном, гражданском, социуме. Он является хранителем кодекса (воровского за­кона), который управлял его поведением и поведением его последователей. Редко совершая преступления, он был организатором преступной деятельно­сти и окончательным судьей «воровской справедливости», улаживающим кон­фликты среди групп и применяющим санкции против нарушителей кодекса. «Крестные отцы» оказались достаточно гибким продуктом криминальной суб­ культуры, пережившим смену полити­ческих режимов и трансформацию об­щественного строя. Они были и при социализме, они есть и при капитализме. Специалисты пока не предрекают гибель этого криминального института.

Обладая огромным экономическим и политическим влиянием, они мо­гут играть заглавную роль в будущем развитии России. Элита воровского мира, во-первых, принимает цивилизованные формы и сливается с бизнес-элитой, потому ее трудно выявить и распознать, во-вторых, устанавливает разветвленные связи за рубежами России, сливаясь с глобальным кримина­литетом, что также помогает ей безнаказанно скрываться от закона.

принимает участие в крупных облавах на пре­ступников. В течение двух лет Ванькой и его по­мощниками было поймано 109 мошенников, 37 воров, 60 скупщиков краденого. Одновременно с этим Каин шантажирует своих бывших товари­щей, облагает поборами купечество. Неожидан­но обе его карьеры — преступная и полицей­ская — закончились. Обер-полицмейстер Тати­щев арестовал Ваньку Каина и предал его суду.

Подлинным раздольем для московских карманни­ков были столичные рынки. Немало интересных страниц, посвященных этим преступникам, мож­но найти у В.А. Гиляровского. Вот как он описы­вает их работу на Хитровке: «По всему рынку снуют "ширмачи" (от русского слова "ширмоха" — карман), бесшумно лазившие по карманам у че­ловека в застегнутом пальто, заторкав и затырив его в толпе». Или вот еще: «А карманники по всей

площади со своими тырщиками снуют: окружат, затырят, вытащат. Кричи "караул" — никто и не послушает, разве за карман схватится, а он, гля­ди, уже пустой, и сам поет: "Караул! Ограбили! И карманники шайками ходят"». Здесь же на рын­ке в лавочках-притонах ошивались скупщики кра­деного. «Днем лавочки принимали розницу от карманников и мелких воришек — от золотых часов до носового платка». Безусловно, московская полиция не хотела ми­риться с таким положением вещей. Тогда вступа­ли в дело высококвалифицированные професси­оналы — московские сыщики, подобные Андрею Михайловичу Смолину. Вот как рисует нам его Гиляровский: «Небольшого роста, плечистый, выбритый и остриженный, в поношенном черном пальто и картузе с лаковым козырьком, солидный и степенный, точь-в-точь камердинер средней руки, движется незаметно Смолин по Сухаревке. Воры исчезают при его появлении. Если увидят, то знают, что он уже их заметил — и, улуча удоб­ную минуту, подбегают к нему». Смолин велико­лепно знал все преступное дно, всех карманни­ков, в их среде у него было много осведомителей, позволяющих сыщику всегда «держать руку на пульсе». Позже выяснилось, что Смолин был да­леко не бескорыстен. После его смерти, смерти бездетного человека, в его спальне было обнару­жено два ведра золотых и серебряных часов, цепочек и портсигаров.

Обычный вор как социальный тип криминального мира существует в России в течение нескольких столетий. Во время правления Петра I (1695— 1725), страна изобиловала ворами. Только в предместьях Москвы их насчи­тывалось более 30 тыс. Они жили обособленно и ходили «на дело» по оди­ночке либо небольшими и изолированными бригадами. Вором в то время назывался человек, который посягал и прибирал к рукам чужую собствен­ность. В течение XVIII в. степень организованности воровского мира посте­пенно возросла, появились преступные группы, которые формировались за счет финансовых вкладов воров как условиям их членства. Появились зачат­ки особой субкультуры — использование прозвищ («погонял») и воровско­го жаргона («фени»). К концу XIX в. преступный мир имел уже профессио­нализированное ядро и четкое разделение специальностей с первыми при­знаками появления преступного «босса».

Состав воровского мира в те времена был достаточно пестрым. Так, кар­манные воры имели до десяти разновидностей, каждая из которых делилась на мелкие в зависимости от специализации преступника. От других катего­рий правонарушителей воры отличались большей степенью социальной де­градации. Например, среди карманников каждый второй вор-рецидивист был алкоголиком или наркоманом. В 13—14 лет преступники были уже зна­комы со всеми негативными сторонами жизни, причем 25% из них — с раз­вратом. Отсюда малограмотность лиц данной категории. Среди них каждый пятый не умел читать и писать. Говоря в целом о кражах 1920-х гг., следует

Громилы и карманники очень переживали по это­му поводу: «Сколько добра-то у нас пропало! Оно ведь все наше добро-то было. Ежели бы знать, что умрет Андрей Михайлович — прямо голыми руками бери!»

В орбиту профессиональной преступности неми­нуемо вовлекались беспризорники. Матерые ста­рые карманники «натаскивали» подростков на собственном примере и опыте. Выдающийся пра­вовед-криминолог Л. Белогориц-Котляревский так описывает процесс обучения: «Они (учите­ля. — АЛ.) показывали ученикам своим тут же на площади, с какой ловкостью надо это сделать: вынимали у проходящих из карманов табакерку, нюхали табак и клали ее снова в карман прохо­дящему, а тот шел, ничего не замечая». Наиболее ловкие, удачливые, способные переходили в раз­ряд профессионалов.

Совершая кражи, карманники прибегали к самым разным ухищрениям. Это и использование «шир­мы» (куртки, плаща, пальто, газеты, журнала), прикрывающей руку, это и щипцы, крючки, спе­циально приспособленные для кражи. И даже «накладные руки» (в рукаве пальто крепился протез с перчаткой, а рука, оставаясь свободной, пряталась за полой). Использовали воры и дрес­сированных собак, которые опрокидывали прохо­жих, а «случайно проходящий господин», помогая подняться и отряхивая платье, очищал карманы от часов, бумажников, кошельков.

Две революции, две войны, разруха существен­но снизили квалификацию карманного вора. Кар­точная система, военный коммунизм, господство натурального обмена отнюдь не способствовали их «профессиональному» росту. Введение твер­дого червонца в годы нэпа, появление скоробо­гачей и «совбуров» вызвали к жизни генерацию так называемых «банковских» воров, совершав­ших кражи в приемных банков и фининспекций путем разрезания портфелей и папок. Но и их перемолола в своих жерновах машина ГУЛАГа. Какой же он, современный московский карман­ник? Это, как правило, мужчина средних лет, вполне приятной наружности, часто пенсионер по инвалидности или занимающийся необреме­нительной работой, оставляющей массу свобод­ного времени (сторож, вахтер и т.п.). Сотрудни­ком МУРа, например, был задержан професси­ональный вор-карманник, прилично одетый, с благородной сединой, неплохо знающий историю своего родного города. Он обычно знакомился с женщиной своего возраста на Красной или Ма­нежной площади, совершал полутора-двухчасо-вую экскурсию по центру столицы с увлекатель­ным рассказом о памятных местах и при входе на станцию метро «Площадь Революции» вирту­озно обчищал сумочку своей дамы, пропадая затем в толпе.

Сокращено по источнику: Столица. 1991. № 11-12. С. 33-35

подчеркнуть, что воры специализировались преимущественно на тайном по­хищении частного имущества. Похищения государственного и обществен­ного имущества тогда осуществлялись, как правило, в форме растрат и мо­шенничества. Однако с профессиональной преступностью были связаны не только растраты, но и спекуляция, которая превращалась в источник средств существования и наживы.

В структуре преступности 1920-х гг. кражи вновь стояли особняком, их удельный вес среди всех преступлений составлял 23%, а среди имуществен­ных — 73%. В первый месяц после мартовской амнистий 1917 г. только в Москве было совершено 6 884 кражи. В последующие годы ежемесячно со­вершалось свыше тысячи краж. Эти преступления, как и в дореволюцион­ной России, являлись основной специ­альностью профессиональных преступ­ ников. Так, московский уголовный ро­зыск (и не только он) дифференцировал воров на следующие основные категории: 1) взломщики; 2) «домушники»; 3) «монтеры», «прислуга» и т.д.; 4) «наниматели квартир» и пр.; 5) карманщики городские; 6) карманщики крупные, «марвихеры» высшей марки; 7) воры-отравители; 8) железнодорожные воры, крадущие на вокзалах; 9) похитители железнодорожных грузов; 10) воры велосипедов; 11) конокрады; 12) «церков­ники»; 13) «городушники» — похитители из магазинов; 14) «вздерщики», кра­дущие при размене денег; 15) «хипесники», обкрадывающие посетителей лю­бовницы-проститутки; 16) скупщики краденого; 17) грабители; 18) «подклад­чики»; 19) содержатели воровских притонов.

Огромных размеров достигло тогда «нэпманское» (торговое) мошенни­чество. Оно заключалось в организации всевозможных фиктивных торговых ведомств, «продаже» несуществующих товаров («воздуха») и т.п. Мошенни­ки, как и воры, различались по специальностям и в середине 1920-х гг. пред­ставлялись 13-ю основными категориями преступников. В этот период зна­чительно активизировалось профессиональное мошенничество под видом продажи кладов, антиквариата. В действительности мошеннических специ­ализаций было больше, ибо, мошенники совершенно не поддаются какой-либо классификации, поскольку обман так же разнообразен, как и челове­ческая изобретательность.

Особняком в 1920-е гг. стола подростковая преступность. Ее социальную базу составляла детская беспризорность — результат Гражданской войны и интервенции. Она достигала колоссальных размеров. Основная масса бес­призорных на протяжении многих лет добывала средства к существованию как придется, чаще всего кражами.

Воры в законе как социальная каста появились в первые годы советской власти. А случилось вот что. Недовольными советской властью оказались две влиятельные силы — политические противники, составленные из бывших белогвардейцев и анархистов, и старый криминальный мир, сохранивший­ся и даже преумножившийся с дореволюционных времен. Столь разные по своему социальному содержанию общественные силы объединило одно — ненависть к большевистскому режиму. Так происходило и в других странах после очередного, особенно крупномасштабного военного переворота либо социальной революции: бывших врагов всегда объединял новый враг.

В 1920-е гг. в воровской мир влились многие бывшие «белые», «зеленые» и другие оппоненты большевистского режима. Политическим оппонентам В.И. Ленина неустойчивость в стране нужна была ради свержения больше­визма, а для криминала хаос и паника всегда служили питательной средой. Первые создавали то, чем воспользовались вторые, и обе силы действова­ли как попутчики и соратники. В разоренной стране насчитывалось более 7 млн беспризорных детей и подростков. Они и стали рекрутами нового призыва отечественного криминала. Большинство из них промышляло ни­щенством, грабежами и разбоями. Случались даже налеты дерзких подрост­ков на деревни. К беспризорникам были близки так называемые «босяки», люмпенизированная публика, не имеющая (или потерявшая) опору в об­ществе.

Создание лагерей и образование зоны — таков исход борьбы большевиков с противниками режима

Ради достижения своих целей политические враги нового государства начали привлекать на свою сторону профессиональных преступников. Вы­сокообразованные оппоненты большевизма, бывшие офицеры, жандармы и буржуа, интегрировались в преступный мир, который недавно еще люто ненавидели. Самообладание, смелость, умение планировать операции, зна­ние различных систем оружия — эти профессиональные качества выделя­ли «белых» из среды уголовников. В результате так называемые «бывшие» становились главарями «нынешних» хозяев улицы, получив в преступном мире клику «жигана». Жиганы заимствовали традиции и обычаи преступного мира, адаптируя их к новым условиям. Белогвардейцы внесли в уголовную среду жестокую дисциплину. Младшие («пацаны») должны были беспреко­словно подчиняться главарям («паханам»), неподчинение наказывалось вплоть до смертной казни. Из банды не было выхода в гражданскую жизнь.

Подобное рассматривалось как нарушение присяги, и за этим следовал либо удар финкой, либо пуля. Однако строгая дисциплина не только устрашала членов преступного ордена, она же защищала их и саму организацию.

Воображая себя идеологической оппозицией новому государству, жига­ны разработали новые воровские законы:

1. Запрещалось работать или принимать участие в работе общества.

2. Запрещалось иметь постоянную семью.

3. Запрещалось принимать оружие от государства.

4. Запрещалось сотрудничать с властями как свидетель или жертва.

5. Обязывалось вносить деньги в общак.

Это была первая стадия формирования новых традиций и обычаев, ко­торые наложились либо слились с тра­диционной атрибутикой (татуировки, жаргон, прозвища, жесты) и фолькло­ром (песни, стихи, поговорки, леген­ды, байки, рассказы) уголовного мира. Окончательное формирование во­ров в законе в самостоятельную касту уголовного мира произошло в начале 1930-х гг. Завершилась, так сказать пре­дыстория, началась собственно история этого феномена и социального ин­ститута преступного мира. Во всяком случае, большинство криминалистов и криминологов считает, что воры в законе появились именно в 1930-е гг.

По мере стабилизации советской власти и наведения в обществе порядка начали происходить необратимые изменения и в уголовном мире. В начале 1930-х гг. в нем обозначился кризис лидерства. Политические лозунги борь­бы с большевиками себя исчерпали, а, следовательно, потеряла былое влия­ние статусная группа жиганов. Низы, т.е. бытовой криминалитет и уличная шпана перестали им повиноваться. Они выдвинули из своей среды и актив­но поддерживали собственных лидеров — так называемых урок. «Бродяги», «иваны», «урки» стремились взять реванш и восстанавить свое верховенство над «жиганами».

Острое противоречие двух страт уголовного мира, старой и новой, жига­нов и урок, потребовало изменения всей системы внутренних взаимоотно­шений и трансформации нового кодекса преступного мира. Он призван был достичь компромисса и канонизировать сложившуюся ситуацию. Принято было с дореволюционными преступными традициями не порывать, но и новые реалии признать. Согласно новому кодексу, наиболее авторитетные преступники, куда вошли жиганы и урки, стали называться «воры в законе». На 1 января 1929 г. в заключении находилось около 37 тыс. «авторитетов», или 4% общего числа заключенных. Иными словами, в каждой сотне бося­ков, бродяг и воришек было четверо лидеров. Такой закваски вполне доста­точно для создания организованных групп.

Идеологию воровского мира этого периода можно сформулировать так:

♦ существовать только и исключительно за счет добычи от совершаемых преступлений;

♦ ни в коем случае не работать ни на воле, ни в местах лишения свободы (любой честный труд только укрепляет ненавистное государство);

♦ отказаться от родных, если они имеются (даже от родной матери);

♦ не заводить собственной семьи, не жениться, не иметь детей (ничего не должно связывать человека с новой жизнью, которую строит боль­шевистское государство);

♦ не иметь собственности, постоянного места жительства, не вести осед­лый образ жизни;

♦ не брать оружия из рук власти, не служить в армии (для бывшего бело­гвардейца становился врагом каждый, кто хотя бы формально вставал на защиту «краснопузых»);

♦ ни при каких условиях не идти на контакты с государственными орга­нами власти, особенно с правоохранительными органами;

♦ ни в коем случае не прибегать к помощи системы правосудия! С судом контакт один — лишь в качестве обвиняемого. Настоящий «жиган» не имеет права выступать в суде ни в качестве свидетеля, ни даже в каче­стве потерпевшего. За защитой он обращается только к своим подель­никам;

♦ нельзя участвовать в работе государственных и общественных органи­заций (например, вступать в комсомол, или сдавать деньги в какие-либо фонды помощи и т.д.), даже симпатизировать им;

♦ запрещено участвовать в каких-либо акциях Советской власти, поддер­живать их (революционные праздники — 1 мая, 7 ноября, дни рожде­ния «красных вождей», митинги, демонстрации, выборы и проч.);

♦ нельзя заниматься политикой и интересоваться ею (запрещено даже читать газеты).

Во второй половине 1930-х гг. специалисты правоохранительных органов осознают опасность клана «воров в законе». Руководством начинает прово­диться политика непримиримой борьбы с ними, прежде всего в местах лише­ния свободы. Администрацией тюрем и лагерей использовались такие спосо­бы, как дискредитация — распространение ложных, порочащих авторитет вора, слухов. Власти поддерживали те категории заключенных, которые всту­пали в конфликт с ворами, вплоть до организации убийств. В системе управ­ления лагерей создаются специальные тюрьмы с особо строгим режимом со­держания. По замыслу администрации туда должны были свозиться «воры в законе» для перевоспитания. В преступном мире складывается ситуация рез­кого соперничества «воров», «жиганов» (поднявшиеся на волне бандитизма), «бывших» (бывшие офицеры армии, «деклассированный элемент» и т.п.).

Широкому распространения и популярности новой криминальной суб­культуры поспособствовала и большевистская власть, которая сажала в тюрьмы и высылала по этапам миллионы людей. Лагерь и зона стали инку­батором новых духовных ценностей, которые к 1950—1960 гг. просочились в общество и стали второй, наряду с официальными идеологемами, состав­ляющей национальной культуры.

Периодические кампании оправдания преступников — политические реабилитации и гражданско-правовые амнистии — регулярно подпитыва­ли общество сотнями тысяч носителей тюремной культуры и воровских обычаев. Сами лагеря и тюрьмы выполняли функцию мощных перераба­тывающих центров, куда попадало неготовое сырье, а выходил законченный продукт. Даже случайно пойманного и не имеющего отношения к уголов­ному миру человека подобная фабрика могла переделать в законченного преступника в течение 6-9 месяцев.

Выпущенные на свободу граждане второго сорта не находили места среди людей первого сорта, подолгу не могли или не хотели трудоустраиваться, про­должали вести разгульный образ жизни, разлагая окружающее сообщество, заражая здоровые элементы общества вирусом неизлечимой болезни.

Бывшие сокамерники вновь сплачивались в бандитские группы и вербо­вали в свои ряды еще большее число сторонников. Произошло самое страш­ное: антиобщественные ценности стали поглощать и подстраивать под себя общественные ценности. Блатной жаргон легализован и опоэтизирован в многочисленных рассказах, романах и романсах, шоу-представлениях и ки­нофильмах. Ненормативная лексика приобрела статус терпимого элемента

повседневного разговора, преступники начали вызывать жалость и сострада­ние. Правда, лишь в тех случаях, когда они становились жертвами правосу­дия, за которым закрепился имидж не­эффективного и глубоко коррумпиро­ванного института, и не покушались на жизнь рядовых граждан.

В период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в криминальном мире произошел еще один великий раскол. Война поделила его надвое: одни хотели защищать родину с ору­жием в руках, другие требовали подчи­ниться воровскому закону несотрудни­чества с властями. Великая Отечествен­ная война сплотила всех, кому дороги были свобода и честь Отечества. Даже преступники готовы были бить врага до победного конца. Генерал К. Рокоссов­ский, до войны сам познавший ужас тюремных застенков, обратился к И. Ста­лину с предложением сформировать из уголовников специальные подраз­деления для борьбы с фашистами. Сталин дал добро. Штрафбаты создали летом 1942 г., и они буквально наводили ужас на врага. Правда, и потери в этих подразделениях были огромны. Используемые в виде «пушечного мяса», уголовники чуть ли не голыми руками воевали с врагом, рискуя по­лучить пулю и от немцев — в грудь, и от своих — в спину. Уголовники на фронте не были ангелами. Они не гнушались и мародерством, и воровством. Отвоевав, воры-патриоты вернулись опять в преступный мир, ибо в нор­мальном мире прокормить себя было невозможно, к тому же личное дело каждого гражданина СССР находилось на учете в органах НКВД. Деваться было некуда. Но криминальный мир не принял защитников, присвоив им звание предателей, или «сук». Позже «суками» называли тех заключенных, кто сотрудничал с администрацией и, пользуясь этим, устанавливал в лаге­рях свои порядки. В результате был нарушен баланс годами складывавших­ся взаимоотношений в уголовной среде, ее иерархическая лестница.

Налицо глубочайший конфликт ценностей. Защищать страну, в которой ты живешь, от которой кормишься и в которой совершаешь свой преступ-

ный промысел, со всех точек зрения было нравственным поступком. Во многих странах преступники на время вторжения врага объявляли переми­рие, выступая на защиту своей родины. Но урки и жиганы не хотели про­щать измены воровским традициям и воровскому кодексу чести. Защитив одно, «суки» предали другое. И самое главное — те, кого они защищали, их никак не отблагодарили, зато те, кого они предали, могли свободно их на­казать. Родина не дала «сукам» ни орденов, ни теплой квартиры, ни хоро­шей зарплаты. Наоборот, большинство из них остались изгоями общества. Но изгоями они стали и в своем воровском мире. Видимо, извращенное общество бывает извращено даже в тех своих точках, которые не должны подвергаться тлену и разложению, особенно в вопросах человеческой чес­ти и благодарности. Фронтовики, проливавшие кровь и кровью пытавшие­ся смыть пятно позора, не получили никакого признания от государства, которое они защищали. Они оказались на тюремных нарах, где верховоди­ли их лютые враги. Поскольку тех и других было много, после всенародной войны первой половины 1940-х гг. началась «сучья война» второй полови­ны 1940-х гг.

В телесериале «Место встречи изменить нельзя» 11979 г.) есть один второстепенный персонаж Левченко, участник банды Горбатого. Этот Левчен­ко был до войны уголовником, потом воевал вме­сте с главным героем, сыщиком Шараповым, а когда Шарапов был захвачен бандитами Горбато­го, не выдал его. Авторы фильма объясняют это фронтовым братством, которое якобы было для Левченко сильнее воровской солидарности. Но такая трактовка — полная ерунда. Левченко не мог выдать Шарапова, так как в этом случае он вынуж­ден быть раскрыть, что он — «ссучившийся», а это было равносильно смертному приговору.

Это была битва не на жизнь, а на смерть. После многочисленных крово­пролитий стороны сошлись на изменении правил: воры имели право, в слу­чае критической потребности, становиться руководителями групп и па­рикмахерами в лагерях. Руководитель группы мог тогда всегда прокормить несколько друзей одновременно. Парикмахеры имели доступ к острым пред­метам — бритвам и ножницам, отличным преимуществом в случае боевых действий.

В 1940—1950-е гг. количество воров в законе достигало более десяти ты­сяч человек, а вместе с окружением («блатными») 40—50 тыс. человек. В 1950-е гг. численность воров в законе в СССР резко сократилась и не пре­вышала 20 человек. Таков был результат кровопролитной и затяжной «су­чьей» войны.

Поначалу сокращение численности воров было неправильно истолко­вано официальными лицами как окончательное разрушение воровской об­щины, исчезновение традиций, обычаев и кодекса. Власти были так убеж­дены, что преступные лидеры и их группы исчезли навсегда, что в 1960-е гг. они фактически прекратили превентивную деятельность. На самом деле в зоне происходило перераспределение власти. В 1950-е некоторые воры начали уходить от преступных традиций. Тюремные администрации час-

100Б

то поддерживали тех, кто подумывал оставить воровскую среду. При ис­пользовании прикрытия, обеспеченного должностными лицами, эта пре­ступная элита собрала власть в собственные руки и начала устанавливать свои правила преступному миру. Они еще раз регулируют закон и объяв­ляют себя непосредственными защитниками преступной традиции. Те воры в законе, кто покинул новую власть («отколовшиеся»), сформирова­ли новые бригады.

Как бы то ни было, но к концу 1950-х гг. в СССР от воровского ордена 1930-х осталось лишь 3%. После этого руководство МВД торжественно объя­вило о кончине последнего вора в законе. Воров в законе как клан игнори­ровали до средины 1980-х гг. Но неожи­данно их корпорация возродилась в начале 1980-х гг, тогда количество во­ров в законе, по сведениям МВД, до­стигало 500—600 человек.

Залегшие на дно в начале 1960-х воры в законе после смещения Н.С. Хрущева начали постепенно поднимать головы. Наряду со старыми представителями сообщества обретали уверенность и более молодые, коронованные в знаменитой «крытой» (тюрьме во Владими­ре). Среди них имелись и свои знаменитости. К примеру, законник Черкас прославился тем, что в числе первых внедрил в практику новую концепцию воровского существования. Суть ее заключалась в следующем. Чтобы не попасться, надо грабить тех, кто не заявит. Под эту категорию подпадали в первую очередь цеховики и не чистые на руку представители торгашеского мира. Черкас учил — грабить подобную публику надо с умом, оставляя по­терпевшему на жизнь и не доведя его до отчаяния. Идя на дело, надо иметь хорошую «крышу» в лице кого-нибудь из высокопоставленных чиновников или представителей правоохранительных органов.

Именно тогда, в начале 1970-х, и произошла еще одна трансформация преступного сообщества. В Киеве собралась представительная сходка. После продолжительных дебатов было решено ввести в воровской «кодекс законов» существенные изменения. Сходка разрешила законникам вообще не садить­ся. Воровские сходки происходили в разных регионах страны (Москва в 1947, Казань в 1955, Краснодар в 1956). В 1979 г. в преступном мире Советского Союза произошло знаменательное событие: на сходке воров в законе в Кис­ловодске впервые присутствовали посторонние — цеховики. Они обязались выплачивать рэкетирам 10% от своих левых доходов, а рэкетиры обязались в свою очередь защищать предпринимателей от «залетных» бандитов и мелкой шпаны. После кисловодской сходки уголовный мир начал свою перестрой­ку. Во главе процесса стояли законники, которые активно пропагандирова­ли уголовные традиции среди молодежи. Именно ими был инспирирован раздел многих крупных городов на сферы влияния между молодежными пре­ступными группировками. Таким образом, на пороге 1980-х мафия положи­ла камень в фундамент своего будущего величия.

На рубеже 1990-х гг. — в период горбачевской перестройки и последовав­ших за ней ельцинских реформ — мир воровских традиций еще раз кардиналь­но изменился. Если раньше при получении воровского сана учитывались

прошлое претендента и количество его ходок в «места не столь отдаленные», то в последнее время преступный мир стал уделять внимание финансовым накоплениям неформального лидера, его возможностям повлиять на предста­вителей власти. Таких «героев» новой криминальной волны стали называть авторитетами. Авторитеты — следующая после воров в законе ступень тю­ремного мира. Обладая почти такими же полномочиями, как и воры в зако­не, авторитеты не проходили через легендарные экзамены «коронования». По сведениям А.Н. Олейника, сейчас в России насчитывается около 300 воров в законе, около 10 тыс. авторитетов, а наместников авторитетов — смотря­щих — в России столько же, сколько в ней криминальных подразделений. В каж­дой камере следственных изоляторов (от 6 до 150 лиц, находящихся под след­ствием), в каждом отряде (от 40 до 120 осужденных), в каждом бараке (от 80 до 400 осужденных), в каждой колонии (от 800 до 3 000 осужденных), в каждой сфе­ре повседневной деятельности в тюрь­ме (столовая, карточные игры и т.д.), в каждом городе и даже более менее круп­ном поселке есть свой смотрящий⁵.

Авторитеты появились еще в нача­ле 1980-х гг., образуя вокруг себя пре­ступные группировки, возглавляя их и беря под свой контроль целые регио­ны. В связи с развитием рыночных от­ношений заниматься бизнесом стало намного выгоднее, чем криминалом. Воры в законе стали уступать авторите­там по влиянию на ситуацию в уголовном мире. Многие, используя свой сан, стали брать под свое покровительство коммерческие и банковские структу­ры, получая финансовый навар. Это и явилось одной из главных причин, которая серьезно покачнула уважение к ворам в законе.

Почувствовав, что их влияние в криминальном мире постепенно слабе­ет, воровская элита пытается сегодня привлечь к себе наиболее влиятельных авторитетов. Российские воры старой школы, как когда-то традиционные доны мафии в США, поначалу держались в стороне от наркоторговли. Во­ровской кодекс запрещал операции с наркотиками. Однако размеры потен­циальных доходов от наркобизнеса вызвали зависть у руководителей пре­ступного сообщества, особенно у новых молодых лидеров. На совещании воров в законе в декабре 1991 г. на повестке дня стояло предложение разру­шить монополию кавказских банд в торговле наркотиками. Это предложе­ние вызвало внутреннюю борьбу в традиционном бандитском мире России, напомнившую конфликт 1950-х гг.⁶

В табл. 22 приведены данные, касающиеся пенитенциарных систем не­которых стран Европы.

' Олейник А.Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти.

М., 2001. ⁶ Handelman S. Comrade Criminal. Russia's New Mafia. London, 1995.

Таблица 22 Некоторые данные по пенитенциарным системам отдельных стран Европы

 

Страна	Число з/к на 100 тыс. населения в 2000 г.	Число з/к на 100 тыс. населения на 1.09.01г.	Плотность тюремного населения на 100 мест на 1.09.01 г.	Средняя продолжительность заключения (в месяцах) в 2000 г.	Количество побегов на 10 тыс. з/к в 2000 г.
Германия	Нет данных	95,8		Нет данных	7,9
Англия и Уэллс				3,9	14,0
Австрия		85,1		5,2	11,0
Бельгия		85,4		7,2	160,0
Дания	Нет данных	58,9		Нет данных	220,0
Испания		117,0	Нет данных	13,1	1,8
Финляндия		58,7		5,2	190,0
Франция		99,3*		8,8	8,1
Венгрия		171,0		11,2	5,6
Италия		95,3		7,9	2,2
Норвегия		59,2		2,7	12,0
Нидерланды		95,4		4,4	12,0
Швеция	Нет данных	68,5		Нет данных	86,0
Швейцария		71,6		2,2	Нет данных

* По состоянию на 1 июля 2003 г.

Источник: Индекс/Досье на цензуру. Приложение «Тюрьма» (www.index.org.ru)

В России сейчас около 400 титулованных «воров в законе» — лидеров профессионального преступного мира. Каждый четвертый из них отбывает наказание в местах лишения свободы. При их непосредственном участии в российских тюрьмах за долгие годы сложились устойчивые кланы. Три чет­верти оставшихся на свободе возглавляют мощные криминальные группи­ровки или легальный бизнес. Оборот многих таких фирм и преступных структур составляет десятки и сотни миллионов долларов. Многие крими­нальные авторитеты, особенно наркобароны, перенесли сферу своей дея­тельности за рубеж, а деньги большинства из них хранятся на иностранных счетах. Только на маленьком Кипре «новые русские» организовали около 2 тыс. сомнительных офшорных компаний, банков и туристических фирм.

Подавляющее большинство наших крупных криминальных авторитетов рассматривает Запад отнюдь не как место криминального заработка денег. В России сегодня существуют такие возможности быстрого оборота денег, каких нет ни в Европе, ни в США. Преимущество Запада в том, что здесь незаконные деньги можно совершенно легально использовать и вкладывать в абсолютно законные предприятия.

«Воровской орден» хорошо законспирирован и предпочитает не афи­шировать свои порядки. Воровской клан умеет беречь свои тайны, и дан­ные о них получают лишь оперативным путем, с помощью агентуры и тех­нических средств. Учет лидеров преступного мира сыщики ведут по аген­турным сообщениям, поступающим из мест лишения свободы. Специалисты МВД Рос