Тллб-л Ъеб-яШля

НЕЛОКАЛЬНОСТЬ

ПСИХИКИ

И СИСТЕМНОСТЬ

ЖУРНАЛИСТСКОГО

ТЕКСТА

Так называемый «свободный поток информации» в своем ис­токе вовсе не так уж и свободен.

Mass-media информация заказывается, планируется, редакти­руется и «продвигается». И то, что не встраивается в ранжир внутриредакционных представлений, скорее всего в свет не выйдет.

В русле литературно-художественной традиции информация оформляется по канонам журналистских жанров и общепринятых дизайнерских правил. Считается хорошим тоном эти каноны и правила нарушать и вообще отрицать. Но каждая газета или теле­программа гордится «фирменным» стилем и текстом, а неумение соблюдать их рассматривается как непрофессионализм.

Каждой публикации индивидуально придается смысловая определенность и формальная жесткость. Но массовая коммуни­кация — это броуновское движение огромного количества тек­стов, которые расталкиваются или сливаются, теряют энергию или разгоняются до субсветовых скоростей, расщепляются или превращаются друг в друга, аннигилируются или вызывают куму­лятивные эффекты, но при этом не разлетаются, а интегрируются в систему... И из хаоса сведений складывается мозаика информа­ционной картины мира.

Но что удерживает их вместе? Благодаря чему они соединя­ются в систему?

В 1998 г. общая направленность пропаганды была такой, что смысловыявляющие тексты практически исчезли. Трудно стало подбирать живые примеры для проработки на семинарах со сту­дентами-журналистами. Чтобы проверить, а может ли вообще пройти через корпоративную цензуру редакционного аппарата текст смысловыявляющего типа, а в случае удачи заодно полу­чить и дефицитный дидактический материал, была в эксперимен­тальном порядке сконструирована статья «Барбизм-ягизм зна­менитой куколки» и предложена различным изданиям. Опубли­ковать ее удалось в журнале «Здоровье», хотя в парадигме драйв-мышления о «феномене Барби» писали тогда чуть ли не все газеты и журналы. Все было сделано строго по теории: подо­браны выразительные факты (в том числе сенсационные); сопо­ставлены различные точки зрения; дополнительно проведены специальные опросы и обследования; композиция выстроена в стиле публичной проработки всех обстоятельств, так сказать, «по­иска истины на глазах у читателя»...

В статье говорилось о том, что «взрослая», подчеркнуто жен­ственная и по виду, и по нарядам, и по «интересам» Барби разру­шает игру в куклы как «дочки-матери», благодаря которой за­креплялись традиционные семейные роли. Но говорилось также и о том традиционном парадоксе, что среди людей с высшим об­разованием больше всего женщин, а руководящие, денежные и престижные должности захватывают мужчины, и, значит, БАРБИ ПРИШЛА КАК НИКОГДА ВОВРЕМЯ, ибо, выбирая Барби, де­вочка ориентируется на активность, успех, амбициозность и предприимчивость. Психосексуальная сторона вопроса анализи­ровалась в статье и в том аспекте, что цветущая женственность Барби помогает половой идентификации девочки, способствуя обретению уверенности, способности любить, иметь семью и в том, как важно не зациклиться на сексапильности, из чего следо­вал вывод: «Да, Барби пришла вовремя, но не менее важно для ребенка, чтобы, выполнив свою задачу, ОНА ВОВРЕМЯ УШЛА, уступив место другим интересам и занятиям».

Наконец, в социокультурном плане «феномен Барби» (кукла, словно обучающая машина, определяет строй мыслей и чувств будущего поколения женщин; о кукле пишут сказки, издают ко­миксы, сочиняют песни; кукла стала элементом духовной жизни общества и персонажем современного фольклора) рассматривает­ся как актуальное воспроизведение архетипа женщины женщин, главы материнского рода, властительницы и волшебницы, образу которой сказочники патриархальных времен придавали устраша­ющую внешность Бабы-Яги. Главный для смысловыявляющего

текста момент трансцензуса возвращал этот архетип к личным за­ботам читателя: «Пришло время, и Баба-Яга сбросила уродливую личину, представ в образе прекрасной девушки, чуть ли не боги­ни. Но погодите умиляться. Неукротимость и воля остались те же. И подтверждение этому мы будем все чаще встречать у собст­венных дочерей»¹.

В 1999 г. журнал «МК-Бульвар» (№ 43) вынес на обложку че­тыре портрета с анонсами.

Чемпион мира по боксу. Анонс: Костя Цзю. Убийца с дет­ским лицом. Единственный русский боксер, покоривший Америку.

Кинозвезда. Анонс: Антонио Бандерас платит секретаршам 6000 долларов.

Солист поп-группы. Анонс: Дельфин хочет петь, но не может.

Кукольная головка, не узнать которую невозможно. И анонс: Кукла Барби садится в инвалидную коляску.

Портрет куклы не самый большой. Но он заверстан на от­крытие полосы и посвященная ей публикация — самая большая в номере: почти 20 000 печатных знаков и 16 фотоизображений. Дана историческая справка: когда, где, кем изобретена Барби. Приведена статистика, сколько кукол и в каких вариантах было сделано и продано. Прокомментированы результаты опроса 50 учениц 2-го и 3-го классов одной из московских школ о люби­мых игрушках. Характерным способом подведена философиче­ская база — манипулятивно перекомпанованы цитаты из статьи «Барбизм-ягизм знаменитой куколки» да еще привлечены экс­пертные мнения писательницы, героиней одного из романов ко­торой является кукла Барби, и знаменитого коллекционера кукол. Все оформлено в отдельные, самостоятельные материалы, но сверстано навалом, кучей, в которую ленточками вмонтированы две серии снимков: шесть Барби в вечерних туалетах голливуд­ских кинозвезд и шесть Барби в национальных костюмах разных стран, в том числе в русском сарафане и кокошнике. Публика­цию открывает фотомонтаж: Барби, выходящая из пластмассовой толпы пупсов, словно Афродита из морской пены, и шапка: «БАРБИ-ЯГА в тылу врага». А завершает — снимок куклы-инва­лида и концовка: «Логика производителя такова: в мире стано­вится все больше детей с физическими недостатками... И эти дети не должны чувствовать себя ущербными. Покупатель во всем мире понял эту логику. Вот только в России не было прода­но ни одной куклы»².

¹ Цит. по: Пронина Е. Барбизм-ягизм знаменитой куколки // Здоровье. 1998. N° 3.

² Цит. по: Барби-яга в тылу врага // МК-Бульвар. 1999. № 3.

Структурно это вполне кондиционная имитация сетевого текста. В целостное множество соединены относительно самосто­ятельные публикации разных жанров, подписанные разными ав­торами. Но в каждой из них проводится одна мысль: Барби важ­на и ценна, потому что помогает перестроить традиционную ущербную ментальность на прогрессивный лад. И это превращает их в последовательность фрагментов фрактала, рассчитанного на дальнейшие итерации алгоритма подобное™ уже в головах чита­телей. А то, что это пропагандистская имитация, а не спонтанно самоорганизующийся фрактал, видно по тому, как ударные прие­мы выразительности переходят грань цинизма и гедонистический глум в поле национальной ментальное™ придает тексту полити­ческую манипулятивность. Отсюда и подтасовка фактов (кукла в инвалидной коляске на самом деле не Барби, у нее на Западе другое имя и другая «легенда») и экспертных оценок (цитаты из статьи «Барбизм-ягизм знаменитой куколки» перекомпанованы таким образом, что искажается мысль автора).

Необходимые уточнения пришлось делать уже в научном журнале «Прикладная психология». Чтобы расставить все точки над «i», нужно было рассмотреть феномены и артефакты ажио­тажной «игры в куклы», охватившей детей, родителей, учителей, философов, журналистов в рационалистической парадигме, объ­ясняя, почему так получается и что это значит. Для этого потре­бовалось выстроить опорную концепцию из положений психоло­гической теории, поясняющих этапы психосексуального развития в процессе становления личности, и сопоставить с нею массовые реакции («58% опрошенных девочек хотели бы походить на Бар­би... А на вопрос о том, похожа ли на нее мама, смущенно отве­чают "нет"»), а также переходящие грань патологии примеры идеализации («Синди Джексон потратила 25 тысяч долларов на 18 пластических операций, чтобы стать похожей на Барби») и де-монизации детской игрушки («один из религиозных деятелей Ку­вейта призвал запретить куклу Барби»). Все выстраивалось в строгом соответствии с типологической структурой убеждающего текста. Идеологема вошла в самый заголовок статьи: «"Барбизм" и "ягизм" в наши дни»³.

То, что на одну и ту же тему, практически на одном и том же материале, в трех разных изданиях сделаны три типологически различающиеся публикации, — в порядке вещей. Как говорится, привычное дело. Не более чем еще одно частное подтверждение того, что в любой момент любым журналистом любой материал

з См.: Пронина Е. «Барбизм» и «ягизм» в наши дни // Прикладная психоло­гия. 2000. N° 5.

может быть рассмотрен в любой парадигме и запечатлен в тексте любого типа. Но вот на чем следует задержать внимание. Во всех трех публикациях ключевой момент один и тот же: виртуальный образ «барбизм-ягизм». Им определяется замысел всех трех тек­стов. Он служит средством оценки реальных фактов и социаль­ных артефактов. И он же — цель оглашения, развертывания или переосмысления в зависимости от типа текста. Короче, без этого виртуального образа указанных трех текстов не было бы вовсе или они получились бы совсем другими, потому что тогда в них проявлялась бы уже другая виртуальность. И уже эта другая вир­туальность определяла бы замысел, служила средством и была целью публикаций безотносительно к их типологии. Виртуальный образ актуальной реальности — вот в чем суть журналистского сообщения, его подоплека и квинтэссенция, его импульс воздей­ствия на мышление—общение—поведение масс и вклад в исто­рию. Виртуальность — вот то общее, что свойственно и «мифе-ме», и «идеологеме», и «конструкту», и «инстигату», и «трансцен-зусу», и «фракталу», и благодаря чему они способны органично взаимодействовать как элементы одной системы интегральных единиц общения, придавая системность каждому журналистскому тексту, в какой бы парадигме мышления он ни создавался.

Но что есть виртуальность? И как определить границы фено­мена и его имплицитную модель применительно к психологии журналистского творчества, если для психологов виртуальность — это и сны, и фантазии, и игры, и искусство; для журналистов — и реконструктивное описание, и прогностический комментарий, и интуитивное предчувствие, и дезинформация, и «черный PR»; для физиков — идеальные модели природных процессов; для фи­зиологов — гипотетические ментальные процессы, не регистриру­емые аппаратурой; и т.д. Характерно, что словосочетание «вирту­альная реальность» терминологически воспринимается обычно как «созданные электронными средствами образы, моделирую­щие реальность с целью тренировки, развлечения и управления системой». (Ср.: «Virtual reality — electronically generated images that approximate reality for training, entertainment end system cont­rol»⁴.) Однако само понятие «виртуальный» возникло гораздо раньше, чем появились компьютеры. В оптике давно использует­ся термин «виртуальный (мнимый) фокус», означающий мысли­мую точку, в которой сходятся лучи. В железнодорожном деле известно понятие «виртуальный путь»: длина воображаемого пря­мого горизонтального пути, на который было бы затрачено столь­ко же топлива, сколько на реальный путь из пункта А в пункт Б