ДВИГАТЕЛЬНАЯ МЕТОДИКА С РЕЧЕВЫМ ПОДКРЕПЛЕНИЕМ

Учение И. П. Павлова об условных рефлексах, конечно, заставляет признать, что механизм речевого процесса нельзя рассматривать иначе, как в свете рефлекторной теории. Это вытекает из павловского положения о том, что законы высшей нервной деятельности являются общими для обеих сигнальных систем. Вместе с тем до сих пор предпринятые попытки, например С. М. Доброгаева, показать, что же именно входит в состав речевых рефлексов и каков механизм приема речи и воспроизводства языка, нельзя признать удачными. Здесь просто не хватает еще самых первоначальных фактов о работе речевых рецепторов и эффекторов, на основании которых можно было бы построить какую-либо концепцию о системе речевых рефлексов.

Успех классической методики И. П. Павлова во многом определялся тем, что работа слюнной железы была предварительно достаточно хорошо изучена и могла быть измерена. Одновременно с этим применяемые в опыте раздражители также могли измеряться и варьироваться в определенных, заранее обусловленных пределах. В этих условиях появлялась возможность судить о работе центральной замыкательной системы по результатам опыта. Вполне понятно, почему И. П. Павлов слюнную методику предпочитал двигательной. Двигательный компонент условного оеф-лекса имеет свою особую специальную структуру. Неврологический и физиологический механизм движений скелетной мускулатуры не только более сложен, чем механизм слюнной реакции, и требует дополнительного изучения, в особенности у человека, но и выдвигает специальную проблему. Задача же И. П. Павлова состояла в том, чтобы исследовать не какой-либо специализированный вид деятельности, а общие законы высшей нервной деятельности, вне зависимости от каких-либо конкретных ее форм ^].

¹ Мысль об отличии общего подхода при изучении нейродинамики от изучения специфических видов деятельности развил Л. А. Орбели: «...когда мы говорим о динамике нервных процессов, о которых говорил Иван Петрович Павлов и которой он занимался, о динамике усложнения нервных процессов, есть полное право пользоваться теми закономерностями, которые установлены для нервных приборов вообще. Вот если бы Иван Петрович захотел от этого перейти к изучению качественных отличий отдельных систем и отдельных форм реагирования, он заговорил бы тоже о специфичности. Он ее, конечно, учитывал, но он этой сто-роной дела не занимался, эту сторону дела он оставил для будущего». («О некоторых формах критики учения И. П. Павлова», Труды физиологического института имени И. П. Павлова, т. IV, изд-во АН СССР, 1949, стр. 15—16).

²* 19

Совершенно иначе ставится вопрос пр-и изучении речевого механизма. Речь следует рассматривать как особый, специальный и сложный вид человеческой деятельности. Это процесс общения, осуществляемый средствами данного языка. Доказательство положения о том, что речевой процесс подчиняется общим законам нейродинамики, является скорее исходным допущением, чем конечной задачей изучения. Фактическое доказательство этого положения, конечно, полезно, но оно еще очень мало приближает нас к определению особенностей механизма речи. Во всяком случае прежде всего приходится считаться с тем фактом, что рече-движения еще более сложны, чем движения общей скелетной мускулатуры, и изучены еще в меньшей степени. Таким образом, одна из основных точек опоры условнорефлекторной методики при изучении речевого процесса оказывается очень шаткой.

Но и другая опорная точка—сам словесный раздражитель—известна не лучше, чем речевая реакция. Если не знать элементов раздражителя и не предусмотреть систему возможных вариаций, то будет весьма трудно соотнести действие этого раздражителя с реакцией, также неточно учитываемой. Подавая звук от генератора, мы хорошо знаем его компоненты — силу, частоту колебаний, длительность и тембр. ПРОИЗНОСЯ же слово, например, яблоко, мы встречаемся с явлением, лишь по видимости кажущимся простым, на самом же деле исключительно сложным. Достаточно заметить, что человек вообще никогда не говорит отдельные слова, если они в то же время не являются фразами. Никто ни с того, ни с сего не скажет яблоко, паутина и т. п. В разных ситуациях этими словами будут высказываться разные сообщения и побуждения— вот яблоко, хочу яблоко, где яблоко, не хочу яблока, это не яблоко и т. п. Если к тому же прибавить совершенно исключительное разнообразие интонационных вариаций, с которыми может быть произнесено любое слово, то станет понятным, в какой мере мы нуждаемся прежде всего в исследовании самих свойств и качеств словесного раздражителя.

Надо узнать, так сказать, устройство этих раздражителей, иначе интерпретация результатов любого опыта останется мало определенной, грубо-й и не откроет специфических особенностей речевого процесса. Все это ставит исследователей, работающих в области изучения речи по условнорефлекторной методике, в исключительно тяжелое положение, которое усугубляется тем, что не всегда дается полный отчет во всех этих затруднениях. Можно и должно, зная общие законы нейродинамики, применить их к специальным видам деятельности, но трудно ту самую методику, которая приспособлена к изучению общих законов, перенести для изучения специфической деятельности. Для исследования законов высшей нервной деятельности, вообще говоря, безразлично, применять ли секреторную, мигательную, фотохимическую, сосудодвигательную или какую-либо другую из методик, Выбор может зависеть от удобства и других побочных условий. Для изучения же речи или других специальных видов деятельности лучше всего все же найти адекватную этим явлениям методику. Иначе, получив какие-либо факты, свидетельствующие о центральном замыкании, мы не будем знать, что же собственно, какие элементы замкнулись. Вполне возможно, что по самой сути дела к изучению речи следует подходить не с одной, а со многими и при этом весьма разнообразными методиками. Переоценка любой методики, так сказать методическая панацея, в решении этой проблемы наиболее опасна.

Несмотря на указанные трудности, условнорефлекторная методика для исследования речи применяется очень широко. Небезынтересно проследить, как отражаются на ней фактически все эти затруднения. Такой анализ поможет обнаружить некоторые особенности речи и оправдает настоятельную необходимость тщательного изучения ее механизма.

Для изучения вопроса о соотношении сигнальных систем применяются именно методики общего характера. Сюда относится слюнно-секретор-

£0

пая, разработанная H. И. Красногорским и получившая наиболее широкое распространение двигательная методика с речевым подкреплением, предложенная А. Г. Ивановым-Смоленским. Эта последняя методика становится все более и более универсальной. Она применяется не только для исследования соотношения сигнальных систем, но и для определения типов высшей нервной деятельности, общих человеку с животными, она применяется в клиниках для фиксации сдвигов при леченци самых разнообразных заболеваний.

Как известно, сущность этой методики состоит в следующем. Перед испытуемым, около которого находится реактивный ключ или резиновый баллон, появляется какой-либо раздражитель, например зеленый свет. Вслед за этим экспериментатор произносит слово нажми, и испытуемый нажимает на ключ или баллон. Измеряется время реакции, а при нажимании баллона—и сила нажима. Аналогично могут быть выработаны разного вида тормозные реакции или (при определенной последовательности положительных и тормозных раздражителей) стереотип. В контрольном опыте взамен непосредственных раздражителей применяются их словесные заменители, т. е. названия — синай, звонок, красный. Если при словесном заменителе испытуемый совершит ту же реакцию, как и при ранее бывшем непосредственном, то может быть сделан вывод о факте передачи возбуждения или торможения из первой сигнальной системы во вторую. В опытах с детьми, взрослыми и больными встречаются разнообразные случаи в скорости образования непосредственной временной связи и видов передачи или отсутствия передачи из одной системы в другую.

Прежде всего следует спросить, что значит в условиях этих опытов словесное подкрепление. Самая сущность речи состоит в том, что один человек передает другому сообщение. Оно может быть услышано, но не принято как сообщение по содержащейся в нем информации. Это значит, что можно услышать звуки слова, но не понять его значения. Если человек, услышав слово, действует адекватно, т. е. соответственно значению этого слова, следует признать, что сообщение принято. Следовательно, факт приема слова эквивалентен пониманию его сигнального значения. Если слово не понято, то и нет определенности сигнального значения, что будет видно по ответу, действиям и, возможно, другим реакциям принимающего этот словесный раздражитель. Таким образом, некоторый определенный звукокомплекс подкрепляется также определенным его сигнальным значением, иначе говоря, пониманием того, что надо делать, на что отвечать, и т. п. В речи прежде всего должны быть подкреплены пониманием сами звукокомплексы, тогда они становятся второсиг-нальными раздражителями, т. е. способными производить высший словесный янализ и синтез. Слово нажми, произнесенное на языке, не знакомом испытуемому, не является для него сообщением. Оно может быть услышано, но не будет принято, так как не подкреплено пониманием. В экспериментах по методике словесного подкрепления все произносимые экспериментальные слова (нажми, синий и т. п.) были во всем предшествующем опыте давно уже подкреплены) у испытуемого. Он пришел на опыт уже с подкрепленными звукокомплексами этих слов. Это видно из того, что испытуемый с места нажимает на ключ всякий раз, как ему говорят слово нажми. Только в том случае, если бы испытуемый не знал русского языка, потребовалось бы подкреплять новые для него звукокомплексы.

Следовательно', никакого подкрепления словесных звукокомплексов в методике словесного подкрепления не происходит. В чем же состоит сущность возникающего здесь процесса? Следует разграничить два понятия: а) подкрепление словесного звукокомплекса и б) словесная инструкция. Если словесный звукокомплекс был подкреплен и сохраняет подкрепление, то, принимаясь как сообщение, он может выполнять роль инструкции. Это значит, что инструкция может вызвать, например, перестройку про-

извольных движений. В то время как подкрепление необходимо для формирования самого механизма речи, словесная инструкция есть результат работы этого уже сложившегося механизма. Инструкция только тогда может быть принята, если обеспечен самый механизм приема всяческих словесных образований. Как будет действовать инструкция после ее приема, — вопрос совершенно особого порядка. Испытуемый может не выполнить инструкцию не потому, что она сказана непонятными для него словами, а потому, что он не решил той задачи, которая поставлена в содержании сообщения. Надо различать комплекс сигналов, при помощи которых происходит прием сообщения, — это относится к механизму речи, и само содержание сообщения — это относится ко всему тому, что может быть отрегулировано при помощи принятого сообщения, например движение рукой.

Однако содержание сообщения, или инструкция, может регулировать и самый механизм речи, если это специально включено в состав сообщения. Так Н. А. Рокотова ¹, заметив некоторые трудности обсуждаемой методики речевого подкрепления, предложила слово нажми заменить сигналом красной лампочки. Такая замена становится¹ возможной, если испытуемый примет следующее сообщение: Только то требует реакций (нажима), за чем вслед вспыхнет красная лампа. Это сообщение является предварительной инструкцией, которая перестраивает прием сигнала. Вместо слова нажми теперь эквивалентным сигналом стала красная лампа. Казалось бы, красная лампа является первосигнальным раздражителем, но, обусловленная словесной инструкцией, она сохраняет все признаки вторюеигнального раздражителя, так как в приказе, обусловливающем способы приема сигналов, слово нажми заменено зажиганием красной лампы. Совершенно такая же операция происходит при определении сигнального значения светофоров, регулирующих уличное движение. При обучении водитель транспорта получает сообщение о замене слов можно двигаться, приготовиться, нельзя двигаться другими реальными приемными сигналами: зелёный свет, желтый свет, красный свет.

Таким образом, посредством словесного сообщения могут быть перестроены как механизм приема сигналов речи, так и регулировка всяческих других действий. Первый случай, назовем его А, принципиально отличается от второго случая, который можно назвать Б, как бы ни были разнообразны предписания из группы А или Б. Заменяемость сигналов является специфическим (признаком функционирования системы вторых (речевых) сигналов. Свойство второго¹ сигнала в том и состоит, чгга он заменяет первый сигнал, т. е. непосредственный раздражитель. Но, кроме этого, один второй сигнал может заменить другой второй сигнал, т. е. одно слово может заменить другое слово. Несколькими строками выше одно явление было названо А, другое — Б. В этот момент была произведена замена одних слов другими. Такая операция не только часто встре-, чаепгся в речи, но без нее речь вообще была бы невозможной. Любой словесный звукокомплекс может заменить любой непосредственный раздражитель, так как между ними нет никакой причинной связи. Но, как только за известным звукокомплексом закрепилось определенное значение, оно должно сохраняться до тех пор, пока не будет отменено или заме-, нено новым. Иначе сообщение не может быть принято (понято).

Однако если бы слов было ровно столько же, сколько обозначаемых ими понятий, то сообщение тоже не могло бы состояться. Это значило бы, что все понятия уже обозначены. Тогда нет никакого смысла передавать их в сообщении. Они уже содержатся-в каком-то сообщении. В действительности, как всем ясно', слов меньше, чем понятий, так же как звуков, из которых состоят слова, меньше, чем слов. Отсюда следует, что малое количество слов только тогда может обозначить ранее необозначен-

¹ «Физиологический журнал СССР им. И. М. Сеченова», т. 40, 1954, № 6, стр. 727. 22

вое понятие, когда слово будет способно в известных пределах переменить сигнальное значение, т. е. одно слово будет заменять другое, Так слово стол имеет совершенно другое значение, чем слово пища. Однако в сочетании — вкусный, питательный, диетический и т. п. стол — слово стол равно слову пища. Или выражение «А хорош ли с'тол?» может обозначать «Хорошо ли кормят?»

Перестройка значений слов всегда происходит во всяком предложе-•ции. «Я пошел гулять», «Пошел дождь», «Пошел поезд», «Пошли разговоры», «Ему пошел второй год», «Пошло письмо» — во всех этих случаях слово пошел имеет разные значения. Не всякое из этих предложений может быть переведено' на другой язык так, чтобы с переводом слова разговоры сочетался перевод слова пошли и чтобы перевод того же слова пошел сочетался с переводом слова год. Это и значит, что те же понятия могут быть обозначены словами разных значений при их закономерном сочетании. Сложение слов также образует новые значения (столоначальник). Суффиксация делает то же самое (столовая — столовка). То же при образовании частей речи (столоваться).

Таким образом, весь язык приспособлен к обслуживанию не только системы Б, но и системы А. Для того чтобы были выполнены предписания из системы Б, необходимо, чтобы была перестроена для данного случая система А, т. е. прием данного сообщения. Следовательно, дело не только в том, чтобы принимаемое слово принадлежало к системе того языка, который понимает испытуемый, но также в том, чтобы было принято его конкретное значение в данном сообщении.

Если испытуемому, еще не севшему за экспериментальный стол и не успевшему ориентироваться в лаборатории, сказать слово нажми, то нетрудно догадаться, что такое сообщение будет узнано как слово, но не будет принято как сообщение, потому что в состав речевого механизма приема не послано никаких дополнительных указаний о том, с какими другими словами следует связать это слово нажми. Но как только испытуемый сел за стол, его руку положили на реактивный ключ и сказали слово нажми, он совершает это действие. Он не нажимает на пуговицу своего костюма, на какую-либо точку стола, а именно на ключ, потому что теперь у него появились те дополнительные слова, при помощи которых перестроилась система А и стала способной принять укороченное сообщение нажми. Эти слова появились вследствие оценки всей ситуации опыта — ничего другого не остается, как нажимать только на ключ. Полное сообщение будет таким: При слове «нажми» надо пальцем нажи •мать на ключ.

Таким образом, с самого начала в методике речевого подкрепления принципиально предусматривается укороченная инструкция вместо полной. В результате, ее восполнение предоставляется испытуемому. Так как испытуемый составляет самоинструкцию, то экспериментатор лишается возможности узнать полный состав этой самоинструкции. Поведение испытуемого ускользает от возможности его учета экспериментатором. В дальнейшем течении опыта количество самоинструкций ис-пытуемо'го увеличивается все больше и больше.

Весь процесс развертывается с минимальным участием экспериментатора, так как он передает весьма ограниченное количество сведений о том, чем должен руководствоваться испытуемый в своих действиях. Действительно, экспериментатор сообщает только одно слово нажми при появлении одних раздражителей и не сообщает ничего при появлении других раздражителей. Это значит, что количество сведений, которые сообщает экспериментатор, ничтожно мало.

Сообщение есть отбор слов из лексикона, состоящего из некоторого числа слов. Чем больше число слов лексикона, тем полнее сообщение, т. е. оно более точно информирует. Допустим, что число возможных для применения слов в лексиконе есть пг, а число слов в данном сообщении п.

Выбирая первое слово сообщения, мы делаем выбор из т возможных слов. Выбирая второе слово сообщения, мы делаем выбор из того же числа т слов, но число возможных комбинаций выбора двух элементов составляет уже m². Бели сообщение содержит n слов, то число различных сочетаний этих слов будет выражаться формулой N = т ^п, где д/ — число возможных сообщений. Если лексикон состоит из одного слова, то и передано может быть тоже только одно это слово. Но 'тогда не будет никакого сообщения, так как предполагается, что лексикон известен обоим говорящим. Оба они знали это единственное слово, поэтому его называние не сообщает ничего нового. Самое грубое, с минимальной информацией сообщение будет только тогда, когда оно составлено из лексикона, разрешающего минимальный выбор, т. е. из состава по меньшей мере двух слов.

В разбираемом нами случае лексикой экспериментатора состоит из двух слов. Одно из них нажми, другое может быть названо «п уст ы м» словом. Последнее обозначает молчание при действии тех раздражителей, на которые не следует реагировать нажатием. Следовательно, в дан» ыом случае «пустое» слово обозначает не нажимай. Из этих двух слов лексикона экспериментатор составляет сообщение из одного слова нажми* Таким образом, число сообщений будет: N=2^l=2. Экспериментатор может передать только два сообщения.

Однако испытуемый пришел в лабораторию со знанием лексикона, состоящего больше, чем из двух слов. Он знает достаточное количество слов своего родного языка. Экспериментатор не в силах прекратить наплыв всех этих слов, если они придут в голову испытуемому. Больше того, поставленная задача побуждает испытуемого думать, т. е. пользоваться наличным у него лексиконом родных слов. Назовем этот лексикон большим лексиконом.

Имея в виду это очевидное обстоятельство, следует допустить два возможных случая: а) испытуемый не будет пользоваться большим лексиконом, б) испытуемый будет пользоваться большим лексиконом. Разберем вначале случай а. Испытуемый не будет отбирать слов из большого лексикона для toro, чтобы восполнить пробел малого лексикона, и уточнять полученную инструкцию, не будет самостоятельно решать, как действовать (т. е. нажимать или не нажимать при получении «пустого» слова). Он будет нажимать всякий раз, как услышит сигнал нажми. Перед этим сигналом появится раздражитель, например красный свет. Через несколько повторений красного света и сигнала нажми между ними будет образована условнорефлекторная связь на ориентировочном подкреплении, т. е. возникает рефлекс второго порядка. Такой рефлекс, как известно, является первосигнальным. Он может быть образован и у животных. При этом в качестве одного из раздражителей может быть применен и словесный звукокомплекс. В результате между возбуждением от раздражителя— красного света и двигательной реакцией нажатия на ключ возникнет первосигнальная условнорефлекторная связь. Иначе говоря, слово. нажми перестанет играть роль второсигнального раздражителя. Оно будет десемантизировано самим распорядком опыта и вообще выпадет в этот момент из обоих лексиконов испытуемого. Это значит, чгго предполагаемое в методике и включенное в ее название словесное подкрепление пропало.

В 'конечном счете у испытуемого при подаче раздражителя выработается подготовительная установочная двигательная реакция, а при подаче звукокомплекса нажми — исполнительная двигательная реакция. Частично сходное явление можно наблюдать при обучении физкультурников поворотам. В команде напра-во есть две части — подготовительная и исполнительная. В результате вырабатывается автоматизированное действие, освобожденное до некоторой степени от регулировки со второй сигнальной системы. Следует точнее выяснить, в чем со-

стоит частичное сходство этих случаев и что значит освобождение от второсигнальной регулировки до некоторой степени.

Каждое слово, как только оно расчленяется на слоги и каждый из этих слогов выдается как отдельное образование, десемантизируется. Механизм речи принимает цельные слова, в которых звукокомплексы объединены динамическими средствами. Слово, произнесенное слогораз-дельно, должно подвергнуться при приеме дополнительному синтезу, т. е, объединению в компактное целое. Только при этом условии оно приобретает вид нормативного словесного стереотипа, обладающего в лексиконе определенным значением. Например, если произносится /со, через некоторое время ро, через некоторое время ва_у то принимающий узнает в этих расчлененных слогах слово корова только после того, как соединит их в целое. Вот почему учащиеся при обучении чтению, прочитав слово по слогам, потом перечитывают его в целом для того, чтобы узнать и понять его значение. При приеме команды Напра-во это слово десемантизируется и превращается в первосигнальный раздражитель. Первая его часть становится сигналом подготовительной двигательной реакции, вторая часть — исполнительной. Обе части команды могут быть заменены другими несловесными или словесными сигналами, например — раз, два. Однако оно десемантизируе'тся част и ч н о. Это значит, что у исполнителя есть дифференцировка слова направо от слова налево и других слов команды, например кру-гом. Поэтому у физкультурника автоматизирован лишь момент осуществления команды по разделению, т. е. ритм исполнения. Вследствие этого вся шеренга выполняет команду одновременно. Но в лексиконе физкультурников больше чем два слова. Поэтому их повороты направо и налево регулируются словесно со второй сигнальной системы и только исполнение стало непроизвольным. Это и значит, что их движения лишь до некоторой степени освободились от второсигнальной регулировки. Кроме того, физкультурник только тогда произведет движение по исполнительному сигналу, когда он будет подан.

У испытуемого в опыте по разбираемой методике процесс развертывается несколько иначе. Слово нажми десемантизируется не потому, что оно произносится слогораздельно, а потому, что сочетается с первосиг-нальным раздражителем не как его название, а только по порядку следования. Слово нажми не обозначает красного света, поэтому не происходит замены слов. Наоборот, происходит вытеснение слова, его опустошение. Теперь оба слова становятся «пустыми». Если условная связь, упрочилась, то испытуемый реагирует после положительного раздражи-, теля. Лексикон, состоящий только из «пустых» слов, перестает бытъ_ч лексиконом. Вследствие этого, в отличие от физкультурника, наш испы-. туе.мый через некоторое время по упрочении первосигнальной связи будет производить нажимание, не дожидаясь исполнительной команды нажми. Это значит, что его действия полностью вышли из-под контроля второй сигнальной системы. Так протекает процесс в условиях, когда испытуемый реагирует, не получая никаких словесных сообщений, т. е. при выключении механизма речи и при отсутствии слов в лексиконе.

Другая возможность развития процесса состоит в том, что включается полный лексикон родного языка, которым располагает испытуемый. В этих условиях принятое слово нажми является недостаточным основанием для определения момента нажима, так как на некоторые из раздражителей это слово не подается. Испытуемый будет нажимать только до первого тормозного раздражителя. В дальнейшем он может воздержаться от всяких реакций до тех пор, пока перед ним не пройдет серия разных раздражителей, на часть из которых будет подаваться сообщение нажми, а на другую не будет. В этих условиях он перестанет быть только приемщиком сообщений, а станет выполнять роль источника

информации. Из расширенного лексикона он построит во внутренней речи ряд уточняющих предложений, последним из которых будет: «Только на красный надо нажимать. Ни на один из других раздражителей нажимать не следует». Конечный верный вывод будет различным в зависимости от задуманных в экспериментальном ряду сочетаний. Испытуемый решает задачу при помощи словесных обобщений и в конце решения может выдать информацию о результате решения. Как известно, такой ход процесса часто встречается в опытах по этой методике. Испытуемые в таких случаях говорят, что они «догадались», когда надо нажимать ьа баллон.

Рассмотренные два пути развития процесса являются, так сказать, идеальными случаями, построенными теоретически. Фактически процесс может пойти вперемежку или смешанно то по одному, то по другому пути. В этом и состоит наибольшее затруднение для методики речевого подкрепления. Экспериментатор, располагая скудными индикаторами времени реакции и силы нажима, не может судить о том, что именно из его сообщения принято испытуемым и какое сообщение составлено испытуемым для самого себя. Вследствие этого нельзя судить и о регулировке действия. Проще говоря, экспериментатор не знает, что понял испытуемый из тех побуждений, которые были ему предъявлены.

Однако весь замысел методики обнаруживается во второй ее части при решении проблемы передачи возбуждений и торможений из первой сигнальной системы IBO вторую. Закрепив рефлексы, экспериментатор проводит контрольный опыт. Вместо непосредственных раздражителей он дает заменяющие их слова и по результатам судит, произошла ли передача во вторую сигнальную систему или нет. Слова-раздражители красный, синий, желтый и т. п. берутся экспериментатором из большого лексикона. Однако, как изолированные, они остаются по количеству сообщения неопределенными, неточными. Они могут обозначать <— есть красный свет; это тот красный свет, при появлении которого ты всегда нажимал баллощ сейчас будет красный свет; надо нажимать; нажми и т. п. Аналогичный ряд может быть составлен и для тормозных раздражителей. Вследствие закона взаимозаменяемости слов, слово-раздражитель красный свет может быть принято испытуемым по-разному.

Если испытуемый в первую фазу опыта (при непосредственных раздражителях) действовал по описанному выше первому способу, т. е. при выключенном лексиконе, то возможен ряд случаев. Слово красный или сочетание красный свет может быть принято как есть красный свет. В этом случае такое сообщение не имеет ровно никакого отношения ко всему тому, что было в первой половине опыта. Слова большого лексикона не могут принадлежать к словам пустого лексикона. Испытуемый не будет реагировать на слово, и так называемая передача во вторую сигнальную систему не состоится. Если испытуемый в первой половине опытов действовал по второму способу, т. е. сам подбирал слова из большого лексикона для того, чтобы составить правило для действия, то эти слова принадлежат к той же системе большого лексикона, из которого взяты слова-раздражители. В этом случае испытуемый примет слова красный свет как при красном свете надо всегда нажимать на баллон. После этого он нажмет баллон. Между этими двумя возможностями встретятся разнообразные случаи других вариантов приема слова-раздражителя, описывать которые сейчас нет необходимости.

В чем же состоит это явление, называемое передачей во вторую сигнальную систему? Если сообщение составлено полно и в речевом механизме выработаны приспособления для приема этого сообщения, то испытуемый выполнит действия, предписанные сообщением, или составит сообщение для себя сам. Это будет сообщение, в котором будут указаны правила действия. Если теперь это сообщение будет путем словесных за-

щен перестроено так, чтобы потребовалось выполнение такого же действия, и если это перестроенное сообщение будет также принято, то произойдет замена сигнальных значений. Это и есть передача во вторую сигнальную систему. В этом случае от испытуемого добиваются действия по правилу: словесный раздражитель принимай за непосредственный. Водитель транспорта инструктирован в обратном смысле — он непосредственный раздра-. житель должен принимать за словесный. Но в обоих случаях происходит перемена сигнальных значений через посредство второй сигнальной системы. В этом и сила этой системы.

Отрицательный результат, т. е. отсутствие так называемой передачи во вторую сигнальную систему, может произойти при двух условиях:

1) если испытуемому не дали никакого словесного осмысленного сообщения, хотя и вызвали его действия, или если данное сообщение он не принял и не составил особого сообщения для себя, то испытуемый в обоих случаях будет действовать вне всякой связи со словесной системой. Вновь принятое сообщение не может переменить сигнального значения ранее бывших первосигнальных раздражителей, если это сообщение не полно;

2) если сообщение полно и принято испытуемым, но в сообщаемых правилах содержится запрет изменять сигнальное значение, то это правило будет выполнено и испытуемый на слова красный свет не будет реагировать, хотя ранее реагировал на появление непосредственного раздражителя красной лампы. Полное сообщение в таком случае будет: Надо pea-гировать только на зажигание красной лампы. Ни на какие слова, например красный свет или красная лампа, реагировать не надо. Если испытуемый после такого сообщения все же будет реагировать на слова, это означает, что он не принял запретительного сообщения или после приема оно было утеряно.

Таким образом, передача во вторую сигнальную систему есть не что:иное, как перевод первосигнальных значений в словесные нормативные значения, составляющие сообщение. Так как такие значения являются нормативными, они могут быть переданы и приняты речевым механизмом другого человека или такое сообщение будет составлено для себя как руководство к действию. Очевидно, что перевод в словесные значения возможен лишь при соблюдении двух условий — наличия первосигнальных значений и приспособлений в механизме речи для нормативного переозначения.

Принципиально в языке есть все необходимые средства для того, чтобы любое из первосигнальных значений могло быть переведено в систему словесных переозначений. Однако фактически оказывается, что есть обширная область так называемых незамечаемых явлений, которые •словесно не переозначаются. Сюда относится бесконечное множество элементов в составе воспринимаемых вещей. Называние их заняло бы бесконечное время. Воспринимаемые вещи выделяются в целом и это целое приобретает нормативное наименование. И все же любой из элементов вещи может быть превращен IB целое и получить название.

Но есть и такая группа первосигнальных значений, о которых, казалось бы, не может быть составлено сообщение. Это так называемые субсенсорные условные рефлексы, которые не доходят до второй сигнальной системы. Исследованиями лаборатории Г. В. Гершуни ¹ показано, что на звуки с интенсивностью ниже порога ощущения на 3—6 дб могут быть выработаны условные рефлексы. Понятно, что о таких рефлексах испыту-

¹ Г. В. Гершуни, Изучение ощущений в условных реакциях человека. Труды Физ. ин-та им. И. П. Павлова, т. IV, изд-во АН СССР, 1949, стр. 20.

Опыт ставился так. Неощущаемые звуковые раздражения, лежащие на 3—6 дб "ниже порога ощущения, сочетались с болевым раздражением кожи, вызывающим кожногальванический рефлекс. Оказалось, что через 25—35 сочетаний неощущаемых раздражений с болевыми раздражениями появилась условная реакция на неощущаемое звуковое раздражение.

емый не может составить сообщения. Однако об этих рефлексах составлено сообщение экспериментатором. Статья Г. В. Гершуни есть не что иное, как сообщение о наличии некоторых явлений, названных субсенсорными рефлексами. Известный распорядок опыта, составленный по определенному словесному плану, позволил построить сообщение, в содержание которого входит словесное переозначение незамечаемого испытуемым явления. Сопоставление сообщений испытуемого не слышу (при подаче подпорогового раздражения) и больно (при условной реакции на* болевое раздражение) явилось основанием для составления экспериментатором нового сообщения, в котором произошла замена сказанных испытуемым сло>в другими: существует субсенсорный рефлекс. Такая замена происходит по строгим правилам логических сочетаний, в которых указывается, какие из словесных замен являются истинными и какие ложными. Первый ряд слов (испытуемого) — не слышу, больно эквивалентен словам (экспериментатора): существует субсенсорный рефлекс, если соблюдены логические правила вывода. Вследствие эквивалентности указанных слов они переозначают одно и то же явление. Разница состоит только в том, что первая группа слов обозначает то, что было доступно лишь одному испытуемому, вторая же группа слов обозначает то, чгго доступно всякому другому, если он способен принять данное сообщение.

При обсуждении проблемы передачи во вторую сигнальную систему нельзя забывать, что это система нормализованных переозначений. Она нормализована в каждом из языков, допускающих взаимные переводы, и во всем опыте общества. Вследствие этого система второсигнальиых переозначений приобретается каждым человеком извне. Хотя любое явление может стать предметом сообщения, но не всякое сообщение может быть принято любым человеком. Для того чтобы состоялся прием, у нега необходимо образовать приемные приспособления. Целый ряд наблюдений показывает, что такие приспособления образуются через опыт приема сообщений, располагаемых в известной последовательности по сложности.

В исследованиях лаборатории А. Р. Лурия ¹ показано, что у детей младшего дошкольного возраста двигательные реакции по инструкции или вовсе не образуются или образуются с трудом и при условии чрезвычайной простоты инструкции. Так в опытах Н. П. Парамоновой оказалось, что у ряда детей трехлетнего возраста не удалось получить диффе-ренцировок по словесной инструкции. Однако при переходе на методику речевого подкрепления у тех же детей была получена прочная система положительных и тормозных реакций. Так как экспериментатор, применяя методику речевого подкрепления, как было показано выше,