Студопедия — ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Сослан и Лена были на берегу реки.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Сослан и Лена были на берегу реки.






...Руслан рассчитывал, что объяснение с боевыми друзьями произойдет не раньше чем через два-три дня; По его подсчетам, к этому времени должны были прибыть еще несколько человек. Но уже во второй день ему было суждено открыть им тяжкую тайну.

Сослан и Лена были на берегу реки.

— Запомни: я отсюда не уеду без тебя, — сказал Сослан.

— И сколько лет ты собираешься прожить здесь? — шутливо спросила она.

— Всю жизнь! — Он пододвинулся к ней.

Корытин и Наталья завтракали в беседке под деревом. Пили кофе, когда из сада возвратились Катя и Крючков. Они шли порознь, и это бросалось в глаза. Приблизившись к беседке, Крючков изобразил улыбку.

— Злое у вас солнце, — произнес он. — Спину жжет.

— Я тебе, Катерина, мазь дам, — предложила Наталья. — Натри ему, да посильней. Небось пройдет. — И, вспомнив, что между супругами словно кошка черная пробежала, замолчала.

Катя, казалось, не замечала многозначительного молчания. Не поймешь, то ли делает вид, что ничего не уловила, то ли не видит в этом ничего предосудительного. Подошедший к ним Руслан готов был сквозь землю провалиться.

Он чувствовал себя, как человек, который получает приглашение прибыть в гости, а посетив дом, убеждается, что его здесь не ждали. Впрочем, он единственный здесь, кто не получил приглашения, ибо сам послал их. И догадайся Наталья потребовать от него телеграмму, тут бы все и прояснилось. Это по его милости партизаны собрались на берегу реки, но, вместо того чтобы наслаждаться прелестями кавказского лета, с недоумением смотрели друг на друга и ждали, когда же и чем завершится та неопределенная ситуация, в которой все оказались...

Только стали забывать об оплошности с мазью, как на дорожке показались возвращавшиеся с реки Сослан и Лена. Все с любопытством наблюдали за влюбленными. Не подозревая, что за ними наблюдают, Сослан привлек к себе Лену и поцеловал ее в щеку. Она вырвалась от него и, взбежав на веранду, погрозила шутливо пальцем.

— Племянник ваш не промах, — хмуро посмотрела на Гагаева Наталья и закричала: — Молодой человек!

Сослан и Лена вздрогнули, испуганно оглянулись.

— В моем доме — и такое! — ужаснулась Наталья.

Лена озабоченно посмотрела на лицо Сослана, поспешно подошла, успокаивающе взяла егоза локоть, ободряюще улыбнулась, и они вдвоем направились к беседке.

— Жаль, что нет у меня сына, он бы показал, как вольничать! — грозно уставилась на Сослана Наталья.

Пересилив себя и вспомнив наставления Лены, Сослан одарил улыбкой Наталью:

— Это поправимо. И хлопотать не надо.

Она покраснела от негодования, возмущенно махнула рукой:

— Ну и ну! Такое осмелиться сказать мне? Я тебе в матери гожусь!

— Вот и я хотел сказать: выдайте за меня замуж Леночку — и будет у вас сын! — улыбался ей Сослан.

Лена бросилась к матери, повисла у нее на шее:

— И правда! Вот он, готовенький! Двадцатидвухлетний!

— Да очень уж шустрый! — через плечо дочери изучающе оглядела Сослана Наталья.

Услышав в ее голосе нотки заинтересованности, подали свои голоса Крючков, Катя, Корытин, которым Сослан явно нравился. Казалось, гроза, не разразившись, пройдет мимо. Пошел более спокойный разговор. Наталья оторвала от себя дочь, спросила Сослана:

— Кем будешь, когда с учебой покончишь?

— О-о, тогда я буду... — Сослан покосился на Лену, увидел, что она прижала палец к губам, и перевел взгляд на небо: — Тогда я буду...

— А-а, — по-своему поняла его Наталья и, облегченно вздохнув, произнесла: — Связан с этим... Слышите? Будущую профессию вслух запрещено произносить. Шустрый жених, прямо космический!

— Раз поцеловались — уже и жених? — засомневался Крючков.

— Важно как... — хитро улыбнулась Наталья: — Он ее в щеку, — значит, не в первый раз...

— Мама! — ахнула Лена.

— Вот так и разоблачают нашего брата, — озорно блеснул глазами Корытин.

Так и продвигался этот смешной, увиливающий от острых углов разговор. И вдруг точно в грозовом небе сверкнула молния, звука которой еще не было слышно. Это Наталья доверительно сообщила Сослану:

— Есть у тебя соперник. — И, заметив, что Сослан напряженно прислушался, торопливо успокоила его: — Но... не жених. Еще чего: принимать в семью агронома!

— А чем плох агроном? — вспыхнул Сослан.

И тогда Лена решительно поднялась, весомо заявила:

— Да это же и есть мой Сослан!

— Это он?! — Наталья едва устояла на ногах.

— Он приехал за мной.

— Не бывать этому! Нет, нет, нет!!!

У ворот особняка затормозила «Волга». В калитку вошел улыбающийся Рубиев, пробасил:

— Поздновато вы встаете, поздновато. Я уже на четырех фермах побывал...

Наталья метнулась к мужу:

— Казбек! Казбек! Я догадалась! — Круто повернувшись, она указала пальцем на Гагаева: — Это он! Он послал телеграммы от твоего имени! Он ворвался сюда, чтобы разрушить нашу семью!

— Да, я послал телеграммы, — сознался Руслан.

— Слышали?! Он!!! — запричитала Наталья. — Обманщик! — Она налетела на него: — Уймите племянничка! Вы будете во всем виноваты! Вы! Лучше бы вы не воскресали!!!

Вот и наступил тот момент, когда Гагаев должен был раскрыться. Сослан выжидающе смотрел на него. Он догадывался, что Руслан неспроста затеял эту поездку, что ему есть что сказать этим людям. Гагаев еще раз обдумал слова матери. Она со своей точки зрения кажется правой, ибо не желает отдавать свою дочь — единственную и любимую — человеку, который не внушает ей доверия, ибо у него — по ее мнению — нет трамплина для будущего. А Лена должна выбрать в мужья человека, который уже определился в жизни и старше ее лет на шесть-семь, что тоже условие для счастливой жизни: он будет верной опорой для молодой жены, опытность не позволит совершить ему глупость. Сослан молод, и хотя красив и хорош собой, но этого недостаточно для того, чтобы сделать дочь счастливой, и с годами внешность перестает играть определяющую роль. Она мать, и она вырастила Леночку и не желает видеть ее несчастливой и живущей в нужде, а потому возражает против этого скоропалительного брака. Вот правда Натальи. Материнская правда. Эгоистичная? Может быть, но это ЕЕ ПРАВДА.

А разве у Лены нет своей правды? Ей жить с Сосланом — почему дочь должна приноравливаться к вкусам и привычкам матери? Почему ей должны указывать, на кого ей обратить внимание, с кем встречаться? Разве стремление навязать другому человеку свои принципы и вкусы не ограничивает его свободу? Нет, человек, если даже он и молод, должен сам устраивать свою судьбу. Может допустить ошибку? А разве родители не допускают ошибок? Еще как! И родители родителей! Так можно выстроить лесенку в глубь веков.

Дети не могут и не будут вечно жить за спиной у родителей, ибо это ведет к потери индивидуальности. Это правда ее, Лены. Правда, основанная на желании человека самому отвечать перед обществом за свои поступки и решения, за сложившуюся судьбу.

Правда дочери приходит в столкновение с правдой матери. Но не может же она уступить матери только потому, что та родила ее. В конце концов, родители не должны забывать, что их дети не всегда будут детьми.

Итак, пришли в столкновение правда матери и правда дочери. И тут раздался вопрос Руслана:

— Что ценнее: одна жизнь или пятьдесят две? — спросил он.

Казбеку вопрос показался бессмысленным и не к месту:

— К чему ты это? У нас другой разговор.

— Оставьте на время в покое их, — кивнул Гагаев на Лену и Сослана. — Поговорим о нас... Так что важнее: одна или...

— Только эгоист может сказать — одна, — заявил Крючков.

— А если все они недостойны этой одной? — Руслан почувствовал, что начинает горячиться. — Если врут, изворачиваются, жадничают?..

Крючков, Корытин, Катя, Лена, Сослан изумленно смотрели на него.

— Тебе узнать это очень важно, — тихо сказала Екатерина.

— Важно, — признался Руслан. — Потому что мы живы, а он, ОН погиб.

— Кто он? — спросил Рубиев.

— Он тоже был из нашего отряда, — уклонился Гагаев от ответа.

— Многие погибли, не только тот, о ком ты говоришь, — возразил Казбек. — На их месте могли оказаться и я, и он, и она! Случись так — и перед тобой вместо меня сидел бы тот, о ком ты вспомнил.

— Живых нельзя обвинять в том, что они живы, — задумчиво подтвердил Крючков.

— Не скажи! — неожиданно вмешалась Наталья, словно ждавшая этого момента давно. — Кое-кого можно!

Выпад был против Гагаева, и он прозвучал зло и беспощадно. Настолько жестоко, что Рубиев встрепенулся:

— Не то говоришь, Наталья.

— Почему не то? Почему это он с нас снимает допрос? — она сделала упор на слове нас и встала напротив Руслана. — А кому по-настоящему отвечать следует, так это вам! Вас окружили каратели. Они с партизанами не чикались... А вы вот живы!..

— Наталья, — еще раз попытался успокоить супругу Казбек, но чувствовалось, что и его волнует эта загадка — поэтому и упрек в его тоне прозвучал приглушенно...

Гагаев все еще колебался, понимая, что, пока он скрывал от них свою тайну, они могли жить как все, не чуя, что кому-то ОСОБО обязаны не только достатком и покоем, но и самим существованием. Посети их лишь однажды Юрий — и от их покоя останутся одни воспоминания...

— Чего же молчите? — настаивала Наталья. — Осветите некоторые строчки своей биографии... Где пропадали в послевоенные годы?

— Работал на Севере.

— Ты был на Севере, а нам сказали... — Екатерина поискала глазами виновника. — Кто нам сказал, что он погиб?

— Казбек, это ты мне сообщил, — напомнил Крючков.

— Так мне заявили, — кивнул головой Рубиев. — Я принялся искать и получил такой ответ...

— Так что привело вас в тундру? — повторила Наталья, обращаясь к Руслану.

— Ну, это ушло, — отмахнулся Казбек. — Теперь это не звучит.

— Хорошо, — вздохнул Руслан. — Я расскажу свою биографию. Но прежде задам несколько вопросов тебе, Казбек. Не пугайся — тебе на них ответить легко.

— Будем заново знакомиться, — кисло улыбнулся Рубиев.

— Как живешь, Казбек? — спросил Руслан тихо.

Рубиев растерялся. Не такого вопроса он ждал от Гагаева. Он не знал какого, но явно не этого. И дружеского тона не ожидал.

— Сам видишь, — замялся он и пошутил: — Толстею.

— Директором химкомбината был. Вуз окончил? — допытывался Руслан.

— Практик я, — сказал Рубиев с досадой.

— Разбирался в химии?

— А чего там? — бодрился Казбек. — Дело не такое уж хитрое. Да и техотдел был... на всякий житейский случай.

— Теперь председателем колхоза трудишься. Тоже приметили как практика?

— С детства видел, как и что растет, — усмехнулся Казбек.

— Лучшей кандидатуры не было, что тебя предложили?

— Смотря с какой стороны на это взглянуть, — старался быть спокойным Рубиев. — Таких, что диплом имеют, много. И в зоологии получше меня разбираются. А вот в жизни я — похлеще их. В случае чего — не растеряюсь!

— В отряде ты в начальники не напрашивался, — напомнил Руслан.

— Не было соответствующей подготовки, а без нее не накомандуешь...

— А здесь можно? — уточнил Руслан.

— Что-то я тебя не пойму...

— Не твое дело — руководить колхозом.

— А вот посчитали, что его, — вмешалась Наталья.

— В анкетах все ордена и медали перечисляешь? — игнорируя ее, спросил Гагаев Казбека. — В газетах воспоминания печатают? По телевидению выступаешь?

— Бывает, — согласился Рубиев.

— Кто ж тебя с должности снимет, если и завалишь дело? — дошел до главного Гагаев. — Не посмеют. А молодые специалисты на задворках?

— Фронтовики — это, брат, тебе — фронтовики. На каждом из нас фашисты отметины оставили. И мы ничего не забыли. И если есть у тебя на примете подонок, что замарал имя фронтовика, то ты всех нас с ним не мешай! — возвысил голос Рубиев.

— Встать бы погибшим из могил! На часок — больше не надо! Чтоб живых в стыд вогнать! — закричал Руслан. — Чтоб задать этот самый вопрос: что ценнее — одна жизнь или пятьдесят две?

— Пятьдесят две! Таков мой ответ тебе!

— А если не все пятьдесят две достойны той одной? — спросил Руслан.

— Есть у нас тут один, учитель, тоже любит пофилософствовать — поспешила на помощь мужу кипевшая от гнева Наталья. — Познакомить? — И вдруг спросила: — Нравится вам у нас?

— Нравится, — признался Руслан.

— А у вас дачи нет? — допытывалась Наталья.

— Нет.

— Машины?

— Тоже отсутствует.

— А квартира какая?

— Одна комната.

— На одиночку больше не дают, если не шишка, — подвела она итог.

— Законы для всех одни, — напомнил Руслан.

— Солнце тоже для всех одинаково светит, а люди по-разному им пользуются. И если Казбек живет в достатке, то он заслужил это. Не все у тебя, дружок, в порядке. Не все! Неспроста столько лет прятался от своих.

— Не все в порядке, — согласился Руслан.

— Вот видишь! — возликовала Наталья. — И жизнь не сложилась — бобыль. Мы вот сумели после войны устроиться, семьей обзавелись, мебелишкой, а вы? Летом… в бостоновом костюме! Вот нервы у вас пошаливают! «За что воевали? За что кровь проливали?» Увидели, как Казбек живет, еще пуще взволновались... Не так ли?.

— Не так, — покачал головой Руслан и спросил Рубиева: — Помнишь, как ты отдал нам с Юрой диск и гранату? Последние!

— Да, последние, — вспомнил Казбек.

— А сейчас способен на такое?

— Не тронь это, — посуровел Рубиев.

— Помню, Казбек, ты был смел, не трусил идти в бой.

— Нужно будет — и сейчас один против дюжины пойду, — сказал Казбек жестко и добавил просто: — Но сейчас не нужно...

— Нет, и сейчас нужно, — загорячился Руслан. — Нужно! Но ты другим стал, Казбек Рубиев... Вспомни, с чего начал свое председательство в колхозе. Наобещал молочные реки, убедил людей сдать коров, а потом что? Слово свое ты не сдержал. Зато показатели в колхозе резко улучшились, — ив конце года орден тебе вручили. С того времени тем и меришь каждый свой шаг — что он добавит к твоему имени, к твоему облику. Не о людях думаешь — об успехе. Любой ценой успех — вот что для тебя самое важное. Тем и живешь... А в зятья как выбираешь? Атомщик? Пожалуйста! А кто другой — не по адресу зашел. Разве это не предательство?

— Как повернул?! — ахнула Наталья. — Ради племянничка старается.

— Отчего ты забыл, за что воевали? За что мы в атаку шли? Когда мы видели фашистов, мы не рассуждали. Мы знали, что нужно делать. Так, командир? — спросил Руслан Крючкова.

— Не рассуждали, — подтвердил, невольно подтягиваясь, тот.

— Нужно было идти в атаку — шли! — махнул рукой Гагаев. — Пули косили — а мы шли! Падали, умирали, но шли! А сейчас? Всегда ли мы теперь ходим в атаку, когда видим расхлябанность, равнодушие? И сами всегда ли мы на высоте?

— По-твоему выходит, что мы хуже других? — возмутился Казбек.

— Мы должны быть лучше! — возразил Руслан. — Лучше! И не забывать о партизанском отряде. Разве мы там думали о машинах, дачах, должностях?

Это было прямое попадание в него, Рубиева, и он закричал в неистовстве:

— Мне нельзя дачу, а другим можно?! Ты, Гагаев, на земле или в облаках витаешь? Протри глаза! Люди строят дачи, покупают машины — ничего! И заслуг у них, может быть, меньше. А мы должны жить, как велит Гагаев?! Ты, дружище, их стыди, их перевоспитывай! За ними следи — не за нами!

— Их ловите! — крикнула и Наталья.

— Мы на преступление не пойдем, а если захотелось нам иметь дачу, то построили ее на полном законном основании. Где, мать, наше разрешение? — потребовал Рубиев у жены. — Подать сюда! И квитанции! Все оплатил: и материалы, и рабочим сполна! — Он встал перед Гагаевым, свирепо пронзил его взглядом: — Или ты хочешь, чтоб мы жили, как в партизанском отряде? Мало мы там намучились?

— Стройте дачи, покупайте машины, но пусть это не заслоняет главного. Мы знали: в бою трусость и подлость ведут к гибели людей.

— Надо было выстоять. Нужна была победа, — сказал Крючков.

— А сейчас не нужна победа? — оглядел Руслан всех. — Жадность иных, воровство разве не крадут у нас победу? Кому бороться с этим, если не нам? — Руслан тихо добавил: — Хочу, чтоб мы жили так, как жил бы Юра, останься он жив. Хочу, чтоб люди прикрывали людей грудью, делились последним сухарем. Чтоб не оставляли на поле раненого. Не лгали ради тепленького местечка ни другим, ни самим себе.

Он умолк, провел ладонями по лицу, как делает человек, когда проснется. Он никогда так не выходил из себя. Долгие годы молчал, но вот не выдержал, прорвало его, выхлестнуло то, что горело в нем огнем. Руслан боялся увидеть в глазах собеседников насмешку — она убила бы его наповал, ибо в минуту, когда человек распахивает свое нутро и выдает самые сокровенные мысли, такая усмешка губительна. Пусть злятся, пусть бьют, пусть обижаются — только не насмехаются. Он беспомощно посмотрел на всех по очереди. В глазах Рубиева и Натальи были ярость и обида, Корытина — изумление, а Екатерина была сама боль и страдание. Первой ринулась на него та, что гитлеровцев видела только на экране кино...

— Вы что, сами чистюля? Праведник? Ни в чем себя не обвиняете?! — выпалила Наталья в лицо Руслану.

Он тяжело посмотрел на нее. Знала бы она, как он сам себя казнит...

— Я сам для себя самый строгий судья, — с трудом произнес он. — Есть за что мне себя ругать, есть... И я не праведник... И за моей душой много грехов. Разве возвратится то время, когда рядом со мной была сама нежность, чья любовь высвечивала все лучшее, что было во мне? И как же я отблагодарил судьбу за подаренное мне счастье? Убедил себя, что впереди еще много наверняка даже еще более волнующих встреч и объятий.

Сам заляпал душу грязными желаниями.

Из-за моей животной страсти погибли два хороших человека. Да, да, из-за этого я и искал смерть, лез под автоматные очереди, чем приводил тебя, Катя, в ужас. Я уже тогда был недостоин тебя. Но благодаря тебе я вновь поверил в жизнь, дав мысленно себе и тебе клятву, что теперь уже больше никогда не споткнусь, что все отсчитанные мне дни буду жить только по совести, не идя ни на какие сделки. Я был уверен, что смогу подлецу сказать в лицо, что он подлец, вору — что он вор, трусу — что он трус... Верил, что, увидев несправедливо обиженного, тотчас протяну ему руку и дам бой подонкам... Но легко давать клятву — трудно сдержать ее. И сегодня я каюсь перед вами: спасовал я, не стал таким, каким клялся быть. И уползал назад в свою скорлупу, когда этого не надо было делать. А встретившись вновь с чистой любовью — испугался. Не за себя — за нее. Испугался, что загрязню ее, потому и разошелся с женой... Не себя — ее пощадил. Так мне казалось тогда. А теперь вижу: человека сделал несчастным... С Еленой Каурбековной повторилось то же, что было с Надей. А я не хотел этого! Не хотел! И я намеревался возвратиться к ней, но испугался: не будет ли ей хуже? Еще хуже?.. Почему так, а? — взмолился Руслан, словно упрашивая их помочь ему разобраться в случившемся с ним. — Хочу человеку хорошо сделать — а боль доставляю? Или такой уродился я?! Может, я и смог бы пересилить себя, если бы... не гибель Юры!

Он отвернулся к окну. Наталья нарушила молчание, заявив:

— Жизнь у вас не удалась — вы и злитесь на всех... Женился — жена через три месяца ушла.

— Наталья Павловна! — закричала Екатерина. — Не надо!

— А что вы все вокруг да около?! — рассердилась Наталья. — Он нам правду — и мы ему!

На веранде воцарилась недобрая тишина. Но всё смотрели на Руслана, все ждали его слов. Руслан должен был ответить. Весомо. Но — ох! как ему не хотелось говорить! Тогда сбежать? Опять сбежать с позором? Опять скрываться от них в горах?! Нет, он больше не мог молчать... И он заговорил:

— Жизнь, может, и не удалась у меня. Но не об этом речь. О совести спрашиваете? Да, есть у меня это право — говорить правду... Потому что жизнь твоего мужа, Наталья Павловна, жизнь всех их... — обвел он пальцем Крючкова, Екатерину, Корытина, — жизнь целого отряда была в наших руках — моих и Юриных...

— Жалеешь, что не выдал? — не выдержала Наталья.

— Жалею, что тридцать восемь лет назад не сказал всем, как погиб Юрий! — решительно заявил Руслан и вдруг увидел, каким изумленным взглядом смотрят на него Лена и Сослан, словно от того, что они сейчас услышат, может перевернуться все их представление о жизни и людях. Руслан заколебался...

— Как он погиб? — властно прогремел в комнате го» л ос Крючкова.

— Потом... — нерешительно глянул Руслан на Лену.

— Сейчас! — потребовал и Корытин.

— Я тоже хочу знать, — заявил Рубиев. — Правду хочу!

— Правду? — прищурился Руслан. — А не пожалеешь, что узнал ее? Не пожалеешь?! — Теперь, даже если бы они все вместе сговорились и попытались повернуть разговор вспять — не получилось бы!

— Говори, — тихо попросила Екатерина.

И Руслан начал свой рассказ. Говорил горячо. Он дошел до той минуты, когда Юрий понял, что каратели решили взять их живьем; тут Руслан прервал рассказ, покосился на Лену и Сослана:

— Дальше не для вашего слуха, ребята! — И вдруг взревел: — А может быть, наоборот: именно для вашего! Чтоб знали, как было на войне!..

Руслан не подбирал слова. Картина давнего боя миг за мигом, с беспощадной правдивостью возникала перед ними...

***

—...Побыстрее бы отряд отошел! — прислушиваясь к шуму стрельбы сзади, сказал Юра.

— С ранеными на плечах не побежишь, — напомнил Руслан.

— Оставили нас с тобой, кавказец.

— Не погибать же всем, — вслух подумал Гагаев.

— Опять пошли! — закричал Юра и прицелился: — Эсэсовцы. Пощады не жди...

Им удалось прижать немцев к земле. Но эсэсовцы конечно же поняли, что русских осталось мало. Фашисты не стали отползать. Они залегли и открыли сквозной огонь по лесу. Пулеметы не переставали строчить, подрезая ветки... Нет, не уйти Руслану и Юре...

— А может, удастся? — спросил вдруг Юра: — А? Ускользнуть удастся?

Руслан не стал разочаровывать его. Теперь не следует думать ни о чем. Все внимание надо сосредоточить на действиях фашистов, которые обходят их. Через несколько минут они окажутся в кольце. Нет, Рубиев, прости, но они не смогут выстоять здесь полчасика. Минут через десять с ними будет покончено.

— Сколько их! — воскликнул Юра.

Руслан уловил в его голосе возбуждение.

— От черных одеяний в глазах рябит! — опять крикнул Юра и нажал на курок.

Руслан посмотрел на приближающиеся вражеские фигуры. Фашисты были в черной форме, на что он вначале даже не обратил внимания. Знать, сильно партизаны им досадили, если бросили на них эсэсовские части.

— Руслан! Они обошли нас! — закричал Юрий.

Руслан быстро оглянулся. Так и есть. Из-за стволов деревьев выглядывали немецкие каски. Эсэсовцы стреляли, но не в них. А в кого же? Руслан присмотрелся и увидел синий берет Сергея, выглядывающий поверх кустов. Видимо, оттуда, со стороны эсэсовцев, зашедших им в тыл, казалось, что это Сергей ведет огонь по немцам. Но Сергей давно уж не стрелял. Он лежал на кустах. Видимо, пуля попала в него в тот момент, когда он приподнялся, и отбросила его назад. И он так и замер, рухнув на кусты. И случилось это наверняка тогда, когда партизаны только еще занимали эту позицию.

— В мертвеца стреляют, — с ненавистью сказал Юрий и открыл огонь по немцам, зашедшим с тыла.

Те разом бросились к земле. Теперь пули защелкали и вокруг Руслана с Юрой.

— Не давай им подняться! — крикнул Руслан, асам продолжал брать на прицел тех, кто шел прямо на них. — Береги патроны!

— Все! Не уйти нам, — взволнованно заявил Юра и закричал: — Бей этих, Руслан! Мне перезарядить надо! — и он схватил диск, оставленный Рубиевым.

Эх, прижать бы эсэсовцев к земле. Руслан бил наверняка. Но остановить врагов двое партизан были не в состоянии. Немцы с каждой минутой приближались. Руслан уже разглядел у одного из них малюсенькие усики. Не тот ли это фашист, что стрелял в детишек?

— Бросай гранату! — крикнул он Юрию.

Лимонка упала рядом с двумя немцами, и оба они больше не поднялись.

— Молодец! — похвалил Руслан.

Автомат его заговорил. Немцы залегли, вновь открыли сплошной огонь. Руслан и Юра прижались к земле.

— Мне сына жаль, — сказал Юра тихо, повернувшись к Руслану. — Даже не видел его... Знать бы, хоть похож он на меня?

У Руслана кончились патроны в автомате. На всякий случай он отвел затвор...

— Ни одного, — сказал он сам себе и отбросил автомат в сторону. — Пришла пора тебе, трофейный, — вытащил он из кармана пистолет...

Немцы опять поднялись. Автомат Юры застрекотал и умолк.

— И у меня кончились! — яростно заорал Юра.

Руслан старался стрелять наверняка, в злости шепча себе под нос:

— Посмотрите на этого дубину... Крестика захотелось ему... Железного. А мы ему дубовый! — И, прицел лившись, выстрелил. Здоровенный немец споткнулся и вытянулся на земле. — Посмотри, — оглянулся Руслан на Юру. — Готов... Свалился.

Юра сидел на земле, глаза его бессмысленно уставились на верхушку дерева.

— Похож или нет? — шептали его губы...

Раздалась громкая команда на немецком языке, и стрельба разом прекратилась. Мгновенно в лесу воцарилась тишина. Слышно было, как где-то вдали раздавались размеренные, ровные автоматные очереди. Так стреляют, когда прочесывают местность. Видимо, фашисты потеряли отряд из виду.

Молодец, Крючков! Сумел выкарабкаться. Сейчас они уже приближаются к балке. Интересно, сколько времени прошло? Руслан посмотрел на часы. Почти тридцать минут! Ай да мы, Юра!

Чего немцы притихли? Неужто опять в атаку собираются?

— Нет! — услышал Руслан вдруг отчаянный крик Юры: — Нет! Только не это!!! Нет! — он вскочил на ноги, разорвал на груди рубашку, отчаянно закричал: — Стреляйте, гады! Убивайте!!! Стреляйте!!!

Руслан бросился к нему, рванул на себя, опрокинул на землю.

— Ты что делаешь?!

— Пусти! Пусти! — рвался из его рук Юрий. — Пусть убивают. Попасть в руки эсэсовцев?! Ты забыл те трупы, что мы видели в селе? Пусти! Чего держишь?! Пусть стреляют! Я хочу умереть!!!

— Брось психовать, Юра, — пытался Руслан образумить друга, а сам внезапно понял, что неспроста эсэсовцы умолкли, прекратили стрелять. Значит, они хотят взять их в плен? Не к этому Руслан готовился.

— Партизанен! — услышали они крик, казалось, немец находился метрах в десяти. — Партизанен! — неслось отовсюду, — Сдавайсь! Сдавайсь!

— Слышишь? — задрожал Юра в объятиях Руслана. — Они хотят... живьем! Пусти! — он стал вырываться. — Я не выдержу! Не выдержу!!! Зачем Рубиев сказал, куда они уходят? Зачем?!

Руслан отпустил Юру. Он вскочил на ноги.

— Стреляйте, гады! Стреляйте!!!

Выстрелов не было. Умолкшие было на миг эсэсовцы вновь стали кричать со всех сторон:

— Сдавайсь! Сдавайсь! Партизанен, сдавайсь!

Юра бросился на землю, бил кулаками по траве:

— Я не выдержу!! Ему не надо было говорить, куда они пошли!!! Не надо было!!!

Руслан встал, поднял Юру на ноги. Теперь они оба были на виду у врага. Но эсэсовцы не стреляли.

— Ты должен выдержать, — Руслан стал убеждать Юру. — Должен!

— Я боюсь, боюсь! — стонал Юра.

— Ты выдержишь, выдержишь! — уверял Руслан. — Ты был отличным партизаном и останешься им.

— Я боюсь пыток, — тихо признался Юра. — Всегда боялся.

— Ты будешь молчать про Гнилую балку, — настаивал Гагаев. — Сболтнешь — и пятьдесят два человека погибнут.

Он видел, как мелькнули за деревьями черные мундиры, немцы приближались к ним.

— Почему они не стреляют? Почему? — закричал в отчаянии Юра. — Эй вы, гады! Нате! Убивайте! Стреляйте!

Нет, немцы поняли, что партизаны в их руках. Они и не собирались стрелять. Им нужны были «языки».

— Рус, сдавайсь, — раздалось совсем близко.

Осторожно высунув голову из-за ствола дерева, смотрел на них худой немец.

Руслан направил в его сторону пистолет, и голова тотчас же исчезла...

— Не стреляют, — опустил руки Юра. — Они будут пытать!

И тогда Руслан понял, что надо делать. Собственно, эта мысль давно уже сверлила его мозг, но он гнал ее от себя. Гнал инстинктивно, опасаясь представить себе такую возможность. Но теперь он знал, что это единственный выход. Он ни о ком не думал из родных и близких. Только о себе и о Юре. И почему-то ему отчаянно Хотелось, чтобы Юра понял его. И Руслан спросил:

— Юра, что ценнее: две жизни или пятьдесят две?

Юре больших усилий стоило вдуматься в заданный вопрос. Он никак не мог понять, что Руслан хочет узнать.

— Две... Пятьдесят две... — повторял он неустанно.

Ждать дальше было нельзя. Немцы находились в десяти-двенадцати метрах от них.

— Ты прав, Юрий, — сказал Руслан и порывисто обнял его. — У нас есть еще выход, — он показал пистолет. — Здесь два патрона.

Друг не сразу понял его, удивленно глянул на него.

— Мы себя не опозорим, — сказал Руслан и, видя, что несколько фашистов, уже не таясь, шагали к ним, он поднял пистолет: — Прощай, Юра, прощай, брат мой...

Руслан почувствовал, как дуло пистолета уперлось ему в висок. Он ожидал, что прикосновение металла будет отдавать холодом, но оно было теплым. Мелькнула мысль, что другого и нельзя было ожидать, ведь он только что стрелял из пистолета. Он удивленно подумал, какая чепуха лезет в голову в последние секунды жизни...

— В нем два патрона, — сказал Руслан.

Гагаев не успел нажать на курок.

— Погоди! — Юра бросился к нему, схватив за руку, дернул вниз, простонал: — Погоди... Прошу тебя... — он обезумевшими глазами глядел на пистолет: — Сперва я... Позже тебя — не смогу... Первым должен я...

Руслан разжал пальцы. Юра потянул пистолет к своему виску.

— Будьте вы прокляты! — закричал Юра в сторону карателей.

Он закрыл глаза, он хотел, он заставлял себя нажать на курок. Но рука дрожала все сильнее и сильнее. Палец точно окоченел, никак не нажимал на курок.

Вдруг пистолет выпал из рук Юры.

— Не могу... — беспомощно произнес он. — Не могу!!!

Немцы бежали к ним, не таясь. Руслан подхватил с земли пистолет. Выстрела Руслан не слышал. Но он был, этот проклятый выстрел. Он прозвучал. Это он бросил Юру на землю...

Руслан направил пистолет себе в висок. Фашист, что был ближе к нему — всего в четырех шагах, крикнул, но Гагаеву было все равно... Он нажал на курок и опять не услышал выстрела. Он знал, что должен упасть на землю... Но не падал! Не падал! И боли не было... И тут до него дошло: выстрела не было! Неужели осечка? Он вновь нажал на курок... Немец был в двух шагах от него... Но выстрела НЕТ! Руслан лихорадочно двинул затвором... В пистолете патрона... нет! Эсэсовец бросился на Гагаева. Руслан сделал бросок в сторону. Он побежал, увертываясь от одного, второго, третьего фашиста... Он увидел труп немца, а рядом автомат... Скорее! Скорее!!! Достать!

Сильный удар обрушился на Руслана, опрокинул на землю. На него навалились эсэсовцы, и он ощутил страшную боль и потерял сознание.

... — Струсил? — не поверила Наталья.

— В пистолете не оказалось патрона! — в неистовстве закричал Сослан.

— Так ты... — В мертвой тишине послышался вздох Екатерины. — Какой ужас! Какой ужас!!!

Вот что эти годы, каждый час, каждую минуту, каждое мгновенье мучило Руслана. Вот от чего искал он забвенья в горах. Он хотел убежать от этого — и не мог. Разве убежишь от самого себя? Руслан видел, как побледнел Сослан, видел, как страдальчески смотрела на него Екатерина, как торопливо отвернулся Рубиев...

— Так уж получилось, что я... — глухо промолвил Руслан. — Пистолет был мой, и я должен был стрелять в себя. А потом пусть Юра сам решал бы... Каждый должен выбирать смерть сам.

— Пытали? — глухо спросил Крючков.

— За двоих, — едва слышно произнесли губы Руслана.

— Почему скрывался? — зло спросил Рубиев.

— Та пуля была предназначена мне, — сказал Руслан. — Мне! Не я — Юра должен быть сейчас здесь, среди вас.

И опять наступила пауза, которая жгла каждого на медленном огне. Руслан обвел их взглядом. Они... молчали! В эту минуту они были жестоки и чувствовали это. Каждому было ясно, что надо успокоить совесть Руслана. В конце концов, кто знает, как бы все обернулось для них, не поступи Гагаев так. Надо было что-то сказать... Сказать!.. Но что-то сдерживало, мешало произнести успокаивающую фразу. Или их просто ошарашил рассказ Руслана? Почему глаза их невольно опускаются вниз? Почему они чувствуют себя неловко под пристальным, вопрошающим взглядом Руслана?

Он рассказал все. Все как было. Руслан еще раз обвел всех взглядом, желая определить, как они восприняли то страшное, что тридцать с лишним лет он хранил в себе. Они хмуро смотрели, кто в пол, кто себе на ладони, кто в открытое окно... Будто не понимали, что Руслану необходимо услышать от них ответ на вопрос, что мучил его со дня гибели Юры. А может, они не желали, чтоб он знал, что творится в их душах!

Когда-то Руслану пришлось присутствовать на операции. Крупный осколок снаряда попал партизану в грудь. Операцию проводили срочно, ночью, посреди леса, при керосиновых лампах. Две из них приказали держать Руслану, да так, чтоб хорошо освещалась рана. При взгляде на грудь он пошатнулся. Не от крови — ее за годы войны он повидал много, к ее тошнотворному запаху притерпелся. Пронзил Руслана вид обнаженного сердца. Оно билось трепетно, с лихорадочностью. Когда же оно, судорожно вздрогнув, дало первый сбой, это было невыносимо и тягостно... И опять сердце напрягалось. Но с каждым мгновением силы его истощались; все труднее было набирать привычный ритм. Паузы становились длительнее. И вот сердце несколько раз сжалось и вдруг разом... замерло... Хирург долго, очень долго боролся за жизнь солдата, но не мог больше помочь ему, выпрямился и сорвал с себя марлевую повязку...

Кто и в чем мог упрекнуть партизанского врача? Не он ли в тяжелейших условиях поспешного — под напором карателей — отхода отряда, рискуя демаскировать себя, решился на операцию, желая спасти раненого? Но, понимая, что врач не виноват, Руслан тем не менее не был в состоянии посмотреть ему в глаза.

Сейчас он, Гагаев, не оказался ли в той ситуации, в какой был партизанский врач?

Как ни тяжело было чувствовать отчуждение однополчан, Руслан вдруг явственно ощутил, что давно должен был поведать им о том, как погиб Юра. Он не имел права утаивать от них того, что случилось тогда. Он хорошо узнал, как у кого из них сложилась жизнь. Он видел, что большинство из его боевых друзей воздвигли дом счастья праведными путями, не забывая, ради чего бродили лесными тропами, устраивали засады, пускали под откос поезда... Ни одного из них Руслан не мог назвать подонком. Они были чисты и в помыслах, и в делах, и в поступках. Среди них есть лауреат, член-корреспондент Академии наук, Герой Социалистического Труда. Пожелай Руслан обвинить Корытина, Крючкова, Рубиева, Екатерину в нечестности или в корысти, — какие факты он смог бы им предъявить?

И все-таки он обвинял их. Обвинял в том, что они, сами не допуская подлостей, зачастую не давали настоящего боя тем, кто рядом ловчил, выгадывал, работал локтями. Быть самому чистым — этого мало. И виноват в том, что не все однополчане помнили клятвы под огнем врага и не шли врукопашную на подлость, и он, Руслан Гагаев. Поведай он раньше о гибели Юры своим друзьям, они не были бы столь беспринципны в отношении с людьми и были бы менее снисходительны к чужим и, что еще более важно, к своим слабостям. Руслан нутром почуял, что теперь так и будет.

Он мог бы многое им поведать из того, о чем думал и передумывал долгие годы; он мог бы им доказать со ссылкой на свой печальный опыт, что выбор пути происходит не только на развилке, в решающие моменты жизни. Выбор — он во всем. И в том, как ты прожил день, чем отметил его: трудом или леностью духа; и в том, о чем человек мечтает и к чему стремится; и в том, равнодушно ли он взирает на проделки хапуг, стяжателей, очковтирателей или дает им бой.

Ему не терпелось сказать им хотя бы часть того, что накопилось в душе. Но он молчал. Нужны ли еще слова? Не много ли мы в своей жизни говорим — пусть правильно и убедительно? Разве не все люди понимают, что такое хорошо и что такое плохо? И как следует поступать в тех или иных ситуациях? Нет, не нужно больше слов. И без разъяснений каждому из сидящих в комнате ясно, что значит для них смерть Юры.

Вот и Лена подняла голову, смело посмотрела ему в глаза. И ты поняла, что к чему? Да, да, это счастье, что вы с Сосланом встретились. И вам нельзя, никак нельзя быть друг без друга. И вы никогда, никогда не расстанетесь! И ты теперь знаешь, Лена, что для этого надо: почаще спрашивать себ







Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 248. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Этапы творческого процесса в изобразительной деятельности По мнению многих авторов, возникновение творческого начала в детской художественной практике носит такой же поэтапный характер, как и процесс творчества у мастеров искусства...

Тема 5. Анализ количественного и качественного состава персонала Персонал является одним из важнейших факторов в организации. Его состояние и эффективное использование прямо влияет на конечные результаты хозяйственной деятельности организации.

Билет №7 (1 вопрос) Язык как средство общения и форма существования национальной культуры. Русский литературный язык как нормированная и обработанная форма общенародного языка Важнейшая функция языка - коммуникативная функция, т.е. функция общения Язык представлен в двух своих разновидностях...

Хронометражно-табличная методика определения суточного расхода энергии студента Цель: познакомиться с хронометражно-табличным методом опреде­ления суточного расхода энергии...

ОЧАГОВЫЕ ТЕНИ В ЛЕГКОМ Очаговыми легочными инфильтратами проявляют себя различные по этиологии заболевания, в основе которых лежит бронхо-нодулярный процесс, который при рентгенологическом исследовании дает очагового характера тень, размерами не более 1 см в диаметре...

Примеры решения типовых задач. Пример 1.Степень диссоциации уксусной кислоты в 0,1 М растворе равна 1,32∙10-2   Пример 1.Степень диссоциации уксусной кислоты в 0,1 М растворе равна 1,32∙10-2. Найдите константу диссоциации кислоты и значение рК. Решение. Подставим данные задачи в уравнение закона разбавления К = a2См/(1 –a) =...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия