К несчастью, у большинства из нас не было позитивного зеркала, которое отражало нас во всем сиянии. Если в нашем первоначальном исследовании какого-либо чувства мы получили открытое или косвенное послание, что оно неправильно, мы отсекаем себя от исследованного чувства. В детстве мы так чувствительны и уязвимы, так нуждаемся в любви и одобрении тех, кто о нас заботится, что прекратить неподдерживаемое изучение собственной энергии очень легко. Мы жили в мире, где постоянно искали одобрения в глазах, выражении лица или энергии «больших» и подстраивались, чтобы его получить. От этого зависело наше выживание. Нам передали сценарий, основанный на ценностях наших родителей и культуры, в которой они жили. Родители сами чаще всего были подавлены, а культура выглядела жизнеотрицающей. Все мы, так или иначе, подвергались стыду. Разница могла быть в степени угнетения, в зависимости от того, насколько интенсивным было негативное воздействие, и как рано оно пришло. Физическое насилие в любой форме – это невероятное унижение для ребенка, глубокое нарушение его границ и тяжелейшая рана, нанесенная его самоуважению. Сексуальное насилие – все это вместе взятое в больших размерах. Оно создает глубокое замешательство и конфликт в любви и сексуальности. В задачи и спектр тем этой книги не входит определение и обсуждение того, что входит в понятие сексуального насилия. Сексуальное насилие – просто проявление в любой форме того, что опекун видит ребенка или использует его как сексуальный объект.
Стыд также возникает из многих форм эмоционального насилия. Нелюбовь или неприязнь – самая экстремальная форма эмоционального насилия, но оно происходит и каждый раз, когда жизненная энергия нашего Ребенка приглушается. Это случается, когда любое чувство, такое как радость, страх, сексуальность или гнев, не признается существующим и подавляется. Когда родитель осуждает наш естественный дар и личные качества и пытается переплавить нас в соответствии со своими амбициями и ценностями. Формой насилия является и то, когда у родителя нет на нас времени, или когда он не слушает, о чем мы с ним говорим, или он снисходит до ребенка, основываясь на убеждении, что дети слишком незрелы, чтобы иметь собственные мнения и чувства.
Когда я начал терапию, мой терапевт спросил меня о детстве.
– У меня было прекрасное воспитание, – ответил я. – Мои родители были потрясающими людьми и остались такими до сих пор.
И потом я пустился в пространную лекцию о положительных качествах моих отца и матери. Мне все еще трудно осознать, через что я прошел, потому что я подлинно люблю этих двух людей. Мне хочется их защищать и оправдывать. Хотя обвинение родителей за их ошибки и неудачи ничем не поможет, мы должны признать существование вещей, из-за которых глубоко потеряли контакт с собой. Для нашего исцеления чрезвычайно важно увидеть, как мы перечеркнули себя, чтобы жить их жизнью вместо своей собственной. Чтобы расцвести и найти самого себя, предстоит заново прочувствовать боль нашего Ребенка, который не получал того, в чем нуждался. Мы должны узнать и пережить собственную историю.
