СОЦИАЛЬНЫЕ СИЛЫ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ УЧЕНОГО

В современных дискуссиях по проблеме социальной ответственности часто встречается и другая дилемма. В этом случае место объективной логики занимают столь же анонимные социальные силы.

Утверждается, что наука сама по себе этически нейтральна, а антигуманное использование ее достижений целиком и полностью обусловлено теми социальными силами, которые контролируют практическое применение результатов научных исследований.

Интересно, отметить, что в тех случаях, когда речь идет о позитивных последствиях использования научных достижений, проводить такую линию рассуждений частенько забывают — здесь-то уже ответственной оказывается именно наука и только наука. Конечно, в значительной мере эта аргументация справедлива — однако и в этом случае вопрос о социальной ответственности науки и ученого нельзя сбрасывать со счетов.

Верно, конечно, что достижения могут использоваться и подчас действительно используются в антигуманных целях. Но из этого отнюдь не следует, что с ученого снимается всякая ответственность за то, каким образом и кому служат результаты его исследований.

Отрицание ответственности науки перед обществом, как и ответственности ученого, фактически оборачивается пособничеством этим силам. Тот, кто отказывается рассматривать вопрос о социальной ответственности, ссылаясь на действие анонимных социальных сил, не в состоянии тем самым переложить бремя

нравственного выбора и ответственности за выбор на эти силы — ведь самим своим отказом он уже производит выбор, и этот-то акт выбора и подлежит этической оценке.

В конечном счете, каждый научный результат независимо от того, какое практическое применение он получает — представляет собой индивидуальный вклад конкретного ученого, вклад конкретного коллектива, да и сами социальные силы действуют через посредство конкретных людей.

Здесь полезно будет вспомнить о том, что Нюрнбергский трибунал, как известно, признал ответственными тех врачей и ученых, которые “во имя прогресса науки” проводили бесчеловечные эксперименты над узниками гитлеровских концлагерей. Не освободило их от ответственности и то, что они называли себя только орудием в руках нацистского режима.

Разумеется, в данном случае, речь шла о юридической, а не моральной ответственности — но значит ли это, что их эксперименты были нейтральными с этической точки зрения?

Стоит обратить внимание на то, что и при таком подходе познавательный момент в научной деятельности обособляется от ценностно-этических моментов и противопоставляется им, хотя здесь больше подчеркивается инструментальная, а не собственно познавательная сторона научного знания.

Результатом же — если эту линию рассуждений провести последовательно — оказывается то, что научная деятельность выступает как деятельность несамостоятельная, служебная, вторичная. Что касается ученого, то в этой ситуации он не может быть ответственной и суверенной в своих действиях личностью, а превращается в интеллектуальное орудие функционера и пособника социальных сил.

Впрочем, до такого вывода сторонники этой позиции обычно не доходят, поскольку он вступает в очевидное противоречие не только с внешней, но и с внутренней этикой науки. Действительно, статус и авторитет ученого в пределах научного сообщества определяется, прежде всего, именно его личным вкладом в развитие той или иной научной дисциплины — он, таким образом, оказывается ответственным за то, что им сделано. И эта норма является мощным стимулом в деятельности ученого.

Итак, мы можем сделать вывод:

в оппозиции “социальные силы или

ответственность ученого” оба ее члена не исключают друг друга.

И в этом случае их резкое противопоставление опирается на вполне определенное — и опять-таки одностороннее — истолкование науки и научного познания.

Говоря об этом, необходимо подчеркнуть, что мы не имеем ни оснований, ни намерения абсолютизировать или считать всемогущим чувство социальной ответственности ученых — ведь такая абсолютизация была бы чревата той же самой односторонностью. Речь идет лишь о том, чтобы показать, что социальная ответственность представляет собой одну из неотъемлемых сторон мира науки.

В этой связи можно привести слова одного из ведущих отечественных биологов В.А.Энгельгардта. “Нет сомнения, — пишет он, — что в случае глобальных проблем, кризисов ученым не раз придется обращаться к своей совести, призывать чувство ответственности, чтобы найти правильный путь преодоления возникающих угроз. И, разумеется, дело общественной совести ученых мира, общей ответственности — всемерно бороться с причинами, вызывающими вредные, губительные последствия, направлять научные поиски на исправление вреда, который сама наука, не взвесив и не учтя возможных последствий, могла принести, и тем самым оказаться причастной к возникновению тех или иных глобальных проблем”.

7. ДОЛЖНА ЛИ ОГРАНИЧИВАТЬСЯ СВОБОДА ИССЛЕДОВАНИЙ?

В дискуссиях по проблемам социальной ответственности ученых нередко высказывается мнение о том, что вопрос о социальной ответственности касается только прикладных исследований и не распространяется на исследования фундаментальные.

Вот доводы, приводимые в пользу такой точки зрения:

— во-первых, результаты, а тем более возможные области практического приложения фундаментальных исследований непредсказуемы;

— во-вторых, всякое вмешательство, затрагивающее их направление и методы, нарушает принцип свободы исследований.

Один из сторонников этой позиции — американский биохимик Э.Чейн писал:

“Прежде всего я утверждаю, что наука, поскольку она ограничивается... изучением законов природы, не имеет морального или этического качества. Моральные и этические трудности, вопросы о том, что правильно или неверно, возникают только тогда, когда научное исследование ставит задачу воздействия на природу, а эта задача, конечно, встает после описания природы, главной цели науки. В обсуждении моральных проблем...мы поэтому имеем дело не с описательной, а с прикладной наукой”.

Такая трактовка науки как всего лишь описания природы выглядит сегодня устаревшей. И вполне резонно английский философ А.Белси характеризует ее как сверхупрощенную, “поскольку ученые не могут проводить изучение законов природы, в то же самое время не воздействуя на природу”. Ученые активно манипулируя как с неорганическим, так и с органическим веществом. “И эта деятельность, пусть даже она будет сколь угодно чистой... может требовать моральной оценки”.

Что можно сказать в этой связи?

Действительно, результаты и приложения фундаментальных исследований очень часто непредсказуемы. Тем не менее мы с большой долей уверенности можем предполагать, что результаты сегодняшних фундаментальных исследований довольно быстро найдут самые разнообразные применения, причем эти применения, скорее всего, не обязательно будут лишены негативных сторон.

И хотя ученые могут не знать, каковы будут практические последствия того или иного открытия, они слишком хорошо знают, что “знание — сила”, и притом не всегда добрая, а потому должны стремиться к тому, чтобы предвидеть, что принесет человечеству и обществу то или иное открытие. Ведь при наличии

такого стремления больше шансов своевременно распознать возможные нежелательные эффекты.

Что касается вопроса о свободе исследования, то здесь прежде всего необходимо отметить следующее.

Хорошо известно, что современные фундаментальные исследования, как правило, требуют совместного труда больших научных коллективов и сопряжены со значительными материальными затратами. Уже одно это — хотим мы того или не хотим — накладывает неизбежные ограничения на свободу исследования.

Но не менее существенно и то, что нынешняя наука — вполне сформировавшийся и достаточно зрелый социальный институт, оказывающий серьезное воздействие на жизнь общества. Поэтому идея неограниченной свободы исследования, некогда бывшая прогрессивной, ныне уже не может приниматься безоговорочно, без учета той социальной ответственности, с которой должна быть неразрывно связана эта свобода.

И еще одно принципиальное обстоятельство — само противопоставление свободы исследования как требования, идущего изнутри научной деятельности, и социальной ответственности как того, что налагается на эту деятельность извне опирается на чрезмерно узкое понимание научной деятельности, ее мотивов и способов ее осуществления.

Конечно, наука есть поиск истины.

Но это именно искание, процесс, требующий усилий, а не созерцание где-то вне мира бытующей истины. Потому и путь к истине есть научная, но вместе с тем и человеческая деятельность, которую осуществляет человек, как целое, а не те или иные абстрагированные от него способности или интересы.

Вопрос о свободе исследований, о том, как она должна пониматься, был одним из центральных в ходе дискуссий вокруг экспериментов с рекомбинантной ДНК. По этому вопросу высказывались самые разные точки зрения. Наряду с защитой абсолютно ничем не ограничиваемой свободы исследований была представлена и диаметрально противоположная точка зрения — предлагалось регулировать науку так же, как регулируются железные дороги.

Между этими крайними позициями находится широкий диапазон мнений о возможности и желательности регулирования исследований, о том, кому должно принадлежать здесь решающее слово — самому исследователю, научному сообществу или обществу в целом.

Так, на взгляд американского биолога Р.Синшеймера, ныне существуют такие области исследований, которые обладают “сомнительными достоинствами”, так что их вообще лучше было бы не развивать с точки зрения будущего человечества.

К их числу Р.Синшеймер относит:

— работы по лазерному разделению изотопов, которое может сделать ядерное оружие легкодоступным для террористов;

— попытки установить контакты с внеземными цивилизациями, поскольку контакт с более развитой цивилизацией, чем земная, может оказать разрушительное воздействие на наши системы ценностей;

— исследования в области геронтологии, результатом которых может стать значительное постарение населения и вообще перенаселенность нашей планеты.

По мнению Р.Синшеймера, развитие науки до сих пор опиралось на скрытую предпосылку — веру в то, что природа достаточно эластична и благожелательна по отношению к нашим попыткам ее исследования и анатомирования, что мы не сможем разрушить некоторые ключевые элементы защищающей нас среды, нашу экологическую нишу.

Ныне, считает он, эта предпосылка должна быть поставлена под сомнение и пересмотрена.

Рассматривая общеизвестный тезис о непредсказуемости результатов исследований, Р.Синшеймер высказал интересную мысль о том, что эта непредсказуемость — “не абсолют, а количественная и качественная переменная”.

Многими, однако, точка зрения Р.Синшеймера стречается критически. Отмечается, например, что запрет исследований в названных им трех областях заставил бы отказаться от проведения чрезвычайно большого количества исследований, так или

иначе связанных с ними. Высказывалась и мысль о необходимости пересмотреть неявное соглашение между обществом в целом и научным сообществом, занятым в биомедицинских исследованиях.

В дальнейшем эта мысль начинает встречаться все чаще — свобода исследований рассматривается не как абсолютное право, а как своего рода контракт, соглашение между учеными и обществом, причем условия этого контракта могут подвергаться пересмотру в связи с изменениями общей ситуации.

Таким образом,

вопрос о свободе исследований и о тех обязательствах, которые в этой связи налагаются на ученых — это вопрос, который весьма далек от окончательного решения, и в настоящее время здесь едва ли уместны какие-либо категорические заключения.

Имея в виду дебаты об исследованиях с рекомбинантной ДНК, американский историк науки Дж.Холтон задается вопросом:

действительно ли мы имеем здесь дело с серьезным вызовом, а не просто с чрезвычайно ярким, но краткосрочным возбуждением?

“Ответом, — продолжает Дж.Холтон, — будет четкое "да".... Мы только начали сталкиваться с такого рода проблемами. Ибо нравится это нам или нет, диспуты относительно мудрости или опасности наложения "пределов на научное исследование" могут оказаться неизбежными, а возможно, они даже и запоздали. В зависимости от конкретных ситуаций, требующих внимания, интенсивность дискуссий может возрастать или убывать; но они имеют некоторый предопределенный характер, и в зрелой форме будут сопровождать нас в грядущие времена”.

Дж.Холтон отмечает далее, что фактически ученые сегодня готовы заботиться об этосе и практике науки, включая необходимые защитные пределы и ограничения. Сегодня следует признать, что в науке действует немало внутренних и внешних ограничений, многие из которых неизбежны и, более того, существенны для ее развития.

К примеру, считается само собой разумеющимся, что

— количественные результаты, там где их можно получить, предпочтительнее качественных;

— операциональные определения предпочтительнее метафизических;

— важные эксперименты требуют повторения;

— следует искать связи теории с практикой и т.д.

Существует немало и внешних ограничений, которые принимаются учеными как нечто вполне естественное — к примеру, те ограничения, которые связаны с экспериментированием на людях.

Все это показывает, что само существование и развитие науки сегодня попросту невозможно

без тех или иных форм и норм регулирования исследований и вообще научной деятельности.

Философия и методология науки.

Под редакцией В.И.Купцова.- М., 1996.- С. 274-294, 469-494.