О внутреннем состоянии государства» от 6 февраля 1827 г.
«1. Введение. Начало царствования императора Александра было ознаменовано самыми блестящими надеждами для благосостояния России. Дворянство отдохнуло, купечество не жаловалось на кредит; войска служили без труда; ученые учились, чему хотели; все говорили, что думали, и все по многому хорошему ждали еще лучшего. К несчастию, обстоятельства до того не допустили и надежды состарились без исполнения. Неудачная война 1807 г. и другие многостоящие расстроили финансы. Наполеон вторгся в Россию, и тогда народ русский ощутил свою силу, тогда пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслию в России. Правительство само произносило слова: свобода! освобождение! Само рассеивало сочинения о злоупотреблении неограниченной власти Наполеона. Еще война длилась, когда ратники, возвратясь в домы, первые разнесли ропот в народе: “мы проливали кровь, – говорили они, – а нас опять заставляют потеть на барщине; мы избавили родину от тирана, а нас вновь тиранят господа!” Войска от генералов до солдат, пришедши в отечество, только и толковали, как хорошо в чужих землях. Сначала, пока говорили о том беспрепятственно, это расходилось на ветер, ибо ум, как порох, опасен только сжатый. Луч надежды, что государь император даст конституцию, как упомянул он при открытии сейма в Варшаве, и попытки некоторых генералов освободить крестьян своих еще ласкали многих. Но с 1817 г. все переменилось: люди, видевшие худое или желавшие лучшего, от множества шпионов, принуждены стали разговаривать скрытно, а чрез то теснее между собою сближалися. 2. Воспитание. Истинный корень республиканских порывов сокрывался еще в самом воспитании и образовании, которые в течение двадцати четырех лет само правительство давало юношеству. Оно само, как млеком, питало их свободомыслием; а вступя на поприще жизни, они на каждом шагу встречали повод к достижению той цели, к которой ведет подобное образование. 3. Законы. Твердые, ясные и краткие законы, врезываясь легко в памяти, предупреждают злоупотребления.У нас указ на указ: одно разрушает, другое возобновляет и на каждый случай найдутся многие узаконения одни с другими несогласные. От сего сильные и ябедники торжествуют, а бедность и невинность страдают. 4. Судопроизводство. Самое образование судопроизводства нашего весьма сложно. От земского суда до государственного совета столько переходов, что нужно долгое время и большие средства, чтобы провесть дело по всем инстанциям, в которых судят, пересуживают, и часто решением самого высшего места предоставляется только снова начать тяжбу судом по форме. Таким образом недостаточно жизни дождаться конца. К сему присовокупить должно несправедливости, злоупотребления, волокиту и взятки; все сие до крайности истощает тяжущихся. 5. Система правления. Правительство отличалось непостоянством, и в управлении государственном не было никакого положительного, твердого плана. а) Учреждение о губерниях. Учреждение о Губерниях изменилось в существенных основаниях; сила суда в нижних инстанциях ослабела; губернаторы присвоили себе всю местную власть; определение генерал-губернаторов довершило ниспровержение губернских мест; все дела стеклись к ним; само правительство смотрело не иначе, как токмо их глазами. Но во все двадцать пять лет ничего не сделано особенного к улучшению по части управления губерний. В 1822 г. дозволено ген. губ. Балашову производить опыт преобразования. Начатый без сведения сената, опыт сей принят обывателями с негодованием на новые тягости и на умножение инстанций, а о той пользе, какая произойти имеет, никто еще не говорил. b) Коллегии. Коллегии, коих учреждением обязана Россия Петру Великому, устоявшие среди разных внутренних перемен в течение семи царствований, уничтожены. с) Сенат. Сенат, сие хранилище законов и блюститель благоустройства, обращен в простую типографию, подчиненную каждому лицу в доверенности. d) Министерства. Учреждение министерств исполнено в существе своем важных недостатков, и явно составлено было на скорую руку. Не быв надлежащий образом связано с губернским управлением, мешало ему и само от него встречало препятствия. е) Комитет министров. Отсутствия императора из столицы подали повод к учреждению комитета министров. Ничего невозможно было придумать лучше к прикрытию всех беспорядков пред государем и к обнаружению одного лица его пред народом. Все производство дел оставалось в тайне; формы, под видом простоты и скорости, прикрывали все опущения и своевольство. Канцелярии могли делать все, что хотели, и вместо обещанной учреждением министерств ответственности каждого лица, они все, совокупно с министрами, прикрывались на все высочайшими соизволениями, и государь один нес на себе тяжесть ошибок и неустройств. Сие произвело три важных последствия: 1) Множество самых мелочных дел, привлеченных в комитет, восходя до государя, напрасно его затрудняли. 2) Каждый делопроизводитель в министерстве легко мог скрывать свои ошибки и достигать частных видов, не опасаясь взыскания. 3) Высочайшие повеления потеряли свойственную им силу и важность. Но сего еще мало: придумали еще особенные пути к смешению. По множеству частных случаев учреждали разные комитеты с такою же силою, как и главный; один перевершал дела другого; решения, утверждаемые высочайшею властию, являлись часто по одному и тому же делу в совершенном между собою противоречии. Таким образом верховное правительство в последние годы, можно сказать, рассыпалось, потеряло единство и представляло нестройную громаду. 6. Упадок гражданской части. Вообще гражданская часть – сей краеугольный камень в здании государственного благоустройства, – была как бы в некоторой опале. Покойный император видел зло, считал его неисцелимым и ограничивался только тем, что не скрывал своего отвращения, не имея людей, с коими мог бы взяться за исправление. 7. Жалование чиновникам. Жалованье чиновников должно обеспечивать их существование. Оно у нас совершенно неуравновешено. Гражданскому губернатору, хозяину губернии, определено менее, нежели вице-губернатору, а чиновники целого уезда, вместе взятые, не получают жалованья и против одного надзирателя питейного сбора. Сколько чиновников, едва имеющих занятие, пользуются большими окладами из двух и трех мест; сколько таких же получают пенсионы; но несравненно более бедствуют, совершенно нуждаясь даже в пропитании. 8. Состояние приказных. Состояние приказных достойно сострадания: за тридцать или сорок рублей ассигнациями в год они обречены работать с утра до вечера. Надобно видеть в губерниях несчастное положение сих людей, чтобы принять в них участие. 9. Взимание податей. Подати, собираемые для пользы граждан, не могут быть тягостны, особенно когда берутся с процентов капитала и его не разрушают. Но какое обширное поле злоупотреблений и народного бедствия представляли земские повинности, оставаясь в совершенном произволе местного начальства. Ни поверки, ни каких форм учета в умножении налога не наблюдалось, особенно в повинностях личных. Народ не мог не чувствовать всей их тягости. Стоило губернатору пожелать награды, – и вся губерния должна была приносить величайшие пожертвования. 10. Дорожная повинность. Достаточно указать для сего на одни беспрестанные выгоны крестьян для делания дорог, часто в страдную пору, во время сенокоса или жатвы. Повинность сия довела поселян до совершенного разорения с одной стороны, от частых перемен в плане, другой от злоупотребления земских чиновников, которые то дадут сделать, и потом ломают под видом, что не по форме, то назначают на работы ближайших вдаль, и наоборот, чтобы за увольнение брать деньги. 11. Недоимки. Народ, отягченный неправильным собиранием податей и отправлением разного рода повинностей, впал в недоимки. Строжайшие меры, принятые ко взысканию недоимок, довершили разорение. У крестьян начали продавать домашний скот, лошадей и самые домы; а в некоторых губерниях выбить, выколотить недоимку сделалось техническим словом. Должно присовокупить еще, что почти все капиталы и все обращение оных привлечены были в столицу, находящуюся в углу империи. Здесь собрана величайшая часть казенных заведений, здесь токмо производились все важные работы. От сего отдаленные губернии, а также лежащие далеко от водяных путей к столице, скоро оскудели и терпели во всем недостаток. 12. Казенное хозяйство. Казна посягнула на монополию. Под видом хозяйственных способов правительство мало-помалу отделилось от народа и лишило пропитания целые семейства, отнимая у них промышленность, коею они занимались со времен незапамятных. Вместо того, чтобы разные улучшения распространять в народе, их делали исключительною собственностию казны, с которою, естественно, частные люди не могли входить в состязание: а) Казенная продажа вина. Система винной продажи, по обширному ее влиянию, есть одна из бедственнейших мер казенной монополии. Она привела многие дворянские фамилии, и без того уже расстроенные залогом почти всех имений в 24-летнем банке, в совершенный упадок. Она явила пример соблазна для чиновников, ибо способы наживаться стали предпочитать понятиям о чести. Она обратила множество сумм в стоячие капиталы, ибо обогатившиеся чиновники большею частию или не смели, или не умели делать из сих капиталов правильного употребления. Она послужила источником чрезмерно гибельного народного разврата. Повсюду размножены трактиры, харчевни, портерные лавочки, питейные домы, временные выставки, из них некоторые с биллиардами, музыкою и другими для черни приманками. С такими мерами первые годы, точно, принесли прибыль; но вскоре оказалось, что она была временная; в последние годы не добирались уже многие миллионы. b) Казенная продажа соли. На соль, одну из главнейших потребностей в жизни, возвышена цена. До 1812 г. правительство, для облегчения беднейших классов народа, не только по сей части не извлекало государственных доходов, но еще терпело убытки. с) Взыскания с откупщиков и поставщиков. Действия министерств в последние десять лет были, можно сказать, ужасны. С откупщиков и поставщиков производились строгие и неослабные взыскания, но когда они представляли претензии свои на казну, то им предоставлялось ведаться особо. Дела с казною разорили знатнейших купцов и подрядчиков, а с ними верителей их затяжкою в уплате, учетами и неправильными прижимками в приеме. d) Несоблюдение истинного хозяйства. Напротив того, истинного хозяйства нигде, не соблюдалось; оно состояло в одних только искусно составленных отчетах, кои не сводились ни с предыдущими годами, ни с отчетами других мест, имеющих между собою непосредственные соотношения. 13. Торговля. Благодетельный для российской промышленности тариф 1810 г. внезапно изменен в 1816 г. новым в пользу Австрии, Пруссии и Польши на 12 лет. По крайней мере, коммерсанты могли располагать своими спекуляциями на сие определенное время; но и в этом ошиблись: в 1819 г. последовало новое всеобщее разрешение ввоза иностранных товаров, коими вскоре наводнили Россию. Многие купцы обанкрутились, фабриканты вконец разорились, а народ лишился способов к пропитанию и к оплачиванию податей. Тогда увидели ошибку, исправили ее тарифом 1823 г.; но причинённый вред невозвратен. Шаткость тарифа не только разорила многих фабрикантов, но породила недоверие к правительству. Наконец, последовало в 1824 г. дополнительное постановление о гильдиях, за коим изданы еще многие дополнения и пояснения; за всем тем местные начальства нашлись в невозможности его выполнить, ибо у бедных мещан и особенно у жителей малых городов отнят последний способ к пропитанию. Таким образом торговля наша находилась в болезненном состоянии. 14. Состояние флота. По флоту, на основании адмиралтейского регламента Петра Великого, едва корабль залежится на стампеле, должно раздавать по всем мастерствам пропорции, дабы к назначенному дню все принадлежности к вооружению были в готовности; но во все Управление министерством маркиза де-Траверсе [ маркиз де Траверсе (1754-1830) был русским морским министром с 1811 по 1828 гг.] сего не наблюдалось. Корабли ежегодно строились, отводились в Кронштадт и нередко гнили, не сделав ни одной кампании; и так переводится последний лес, тратятся деньги, а флоту нет. 15. Военные поселения. а) Водворение. Насильственная мера водворения поселений принята была с изумлением и ропотом. Потом объявлена цель их – освобождение России от тяжкой рекрутской повинности. Но уменьшение срока службы до 8 или 12 лет удовлетворило бы сей цели справедливее, прочнее и безопаснее, ибо тогда во всей России разлился бы дух военный, а крестьяне столь же легко стали бы расставаться с детьми, как дворяне. Возвратившиеся в семейство могли бы жениться, заниматься крестьянским бытом и, наживая детей, воспитывали бы их заранее быть солдатами, а сами были бы готовые ландверы. b) Экономический капитал. В военных поселениях экономически, и частию от снисхождений провиантского и комиссариатского ведомств; но в существе не так; они много стоят суммами, землями, лесами, работою и народом. Если сделать правильную оценку, то, конечно, пятипроцентным доходом с употребленного капитала на неоконченное еще водворение какого-нибудь полка 1-й гренадерской дивизии можно было бы навечно обеспечить содержание сего полка во всех отношениях. 16. Разряды граждан. а) Дворяне-помещики. Поведение дворян с крестьянами ужасно. Продавать в розницу семьи, похищать невинность, развращать жен крестьянских считается ни во что и делается явно, не говоря уже о тягостном обременении барщиною и оброками. Мелкопоместные дворяне особенно составляют язву России: всегда виноватые и всегда ропщущие, они, желая жить не по достатку, а по прихотям, нещадно мучат бедных крестьян. b) Личные дворяне. Личные беспоместные дворяне, подобные польской шляхте, быстро размножаются. Они, считая низким всякий труд и ремесло, живут различными изворотами; и вообще составляют род людей, которые при переворотах надеются что-нибудь выиграть, а потерять ничего не могут. с) Духовенство. Сельское духовенство в жалком состоянии. Не имея никакого оклада, оно вовсе предано милости крестьян, принуждено угождать им, а от сего впадает в пороки до такой степени, что правительство чрез гражданских губернаторов вынуждено было распубликовать указ, чтобы миряне не поили допьяна священников. Между тем как сельское духовенство нищенствует, в неуважении, указ об одеждах жен священнических привел в волнение и неудовольствие богатое городское духовенство. d) Купечество. Купечество, стесненное гильдиями и затрудненное в путях доставки, потерпело важный урон с 1812 г. Многие капиталисты погибли, другие расстроились. Разврат мнений дал силу потачки вексельному уставу. Злостные банкроты умножились, и доверие упало. Права, облагораживающие граждан, присвоены не лицу, а капиталу. От сего происходит двоякое едствие: богатый, честный купец невинно разорился; потеря богатства есть само по себе несчастие; но закон вместо утешения угнетает его более отнятием самых прав, отличавших его от низшего класса. Добродетельный, но бедный купец остается в низшем звании; напротив, бесчестный, но богатый, объявя капитал, получает права, равняющие его с знатнейшим дворянством. Вот гибельный соблазн для гражданской добродетели. f) Мещане. Класс мещан, значительный и почтенный в других государствах, у нас ничтожен, беден, обременен повинностями и лишен средств к пропитанию, в особенности постановлением, чтобы они для мелкой торговли или записывались в гильдии, или брали свидетельства с платежом пошлины. Упадок торговли на них отразился сильнее по их бедности. g) Казенные крестьяне. Казенные крестьяне, завися от земского и уездного судов, губернского правления и казенной палаты, частыми набегами чиновников сих мест совершенно разоряются. Все с них взыскивают, все требуют, но никто не печется и не ответствует за их благосостояние. Хотя в казенной палате и есть отделение экономическое, заведывающее казенными имениями, но влияние его слабо, ибо земская полиция, уездный суд и губернское правление имеют равное с нею или еще и большее влияние. Удельные крестьяне. В противоположность казенным приводятся удельные крестьяне, коих состояние описывается лучшими красками. Они пользуются своими правами, имеют свои конторы, кои не только управляют ими, но и ограждают от насилий земской полиции и других властей. Управляющий конторой ответствует за устройство крестьян, в его ведомстве состоящих; но власть его ограничена: он не может произвольно вводить своих выдумок, или без особенного разрешения министра отрешить голову, миром избранного. У них все раскладки и учреждения производятся посредством общих совещаний. 17. Заключение. Кратко изображенное внутреннее состояние государства показывает, сколь в затруднительных обстоятельствах восприял скипетр ныне царствующий император и сколь великие трудности предлежат к преодолению: даровать законы, водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства, возвысить нравственное образование духовенства, подкрепить упавшее двадцатичетырехлетним займом вконец разоренное дворянство, воскресить торговлю и промышленность незыблемыми уставами, юношеству другое просвещение, приличное для всех состояний, улучшить положение земледельцев, уничтожить уничижительную продажу людей, воскресить флот, поощрить частных людей к мореплаванию, к чему призывают Гаити и Америка, словом – исправить неисчислимые беспорядки и злоупотребления. Военный министр граф Татищев. Статский советник Боровков».
Ответ П. П. Пестеля на вопрос Следственного комитета «С которого времени и откуда заимствовали вы первые вольнодумческие и либеральные мысли, т. е. от внушений ли других или от чтения книг и каким образом мнения сего рода в уме вашем укоренились?»
«Я никакого лица не могу назвать, кому бы я мог именно приписать внушение мне первых вольнодумных и либеральных мыслей, и точного времени мне определить нельзя, когда они начали во мне возникать: ибо сие не вдруг сделалось, а мало-помалу и с начала самым для самого себя неприметным образом. Но следующим образом честь имею комитету о том доложить с самою чистосердечнейшею и полнейшею откровенностью. – Когда я получил довольно основательные понятия о политических науках, тогда я пристрастился к ним. Я имел пламенное рвение и добро желал от всей души. Я видел, что благоденствие и злополучие царств и народов зависит по большей части от правительств, и сия уверенность придала мне еще более склонности к тем наукам, которые о сих предметах рассуждают, и путь к оным показывают. Но я с начала занимался как сими науками, так и вообще чтением политических книг со всею кротостью и без всякого вольнодумства с одним желанием быть когда-нибудь в свое время и в своем месте полезным слугою государю и отечеству. – Продолжая таким образом заниматься, начал я потом уже рассуждать и о том: соблюдены ли в устройстве российского правления, правила политических наук, не касаясь, однакоже, еще верховной власти, но размышляя о министерствах, местных правительствах, частных начальствах, и тому подобных предметах. Я при сем находил тогда много несообразностей по моим понятиям с правилами политических наук и начал разные предметы обдумывать: какими постановлениями они могли бы быть заменены, пополнены или усовершенствованы. Обратил также мысли и внимание на положение народа, причем рабство крестьян всегда сильно на меня действовало, а равно и большие преимущества аристокрации, которую я считал так сказать стеною между монархом и народом стоящею и от монарха ради собственных выгод скрывающею истинное положение народа. К сему стали в мыслях моих в протечении времени присоединяться разные другие предметы и толки, как-то: преимущества разных присоединенных областей, слышанное о военных поселениях, упадок торговли, промышленности и общего богатства, несправедливость и подкупливость судов и других начальств, тягость военной службы для солдат и многие другие тому подобные статьи, долженствовавшие по моим понятиям составлять предмет частных неудовольствий и чрез коих всех совокупление воедино представлялась моему уму и воображению целая картина народного неблагоденствия. Тогда начал во мне возникать внутренний ропот противу правительства. Возвращение Бурбонского дома на французский престол и соображения мои впоследствии о сем происшествии могу я назвать эпохою в моих политических мнениях, понятиях и образе мыслей: ибо начал рассуждать, что большая часть коренных постановлений, введенных революцией, были при ресторации монархии сохранены и за благие вещи признаны, между тем как вое восставали против революции и я сам всегда против нее восставал. От сего суждения породилась мысль, что революция, видно, не так дурна, как говорят, и что может даже быть весьма полезна, в каковой мысли я укреплялся тем другим еще суждением, что те государства, в коих не было революции, продолжали быть лишенными подобных преимуществ и учреждений. Тогда начали сии причины присовокупляться к выше уже приведенным; и начали во мне рождаться, почти совокупно, как конституционные, так и революционные мысли. Конституционные были совершенно монархические, а революционные были очень слабы и темны. Мало-помалу стали первые определительнее и яснее, а вторые сильнее. Чтение политических книг подкрепляло и развивало во мне все сии мнения, мысли и понятия. Ужасные происшествия, бывшие во Франции во время революции, заставляли меня искать средство к избежанию подобных, и сие то произвело во мне впоследствии мысль о временном правлении и о его необходимости, и всегдашние мои толки о всевозможном предупреждении всякого междоусобия. – От монархического конституционного образа мыслей был я переведен в республиканской… следующими предметами и соображениями: – сочинение Детю-де-Траси [1764-1836, французский либеральный публицист эпохи реставрации] на французском языке очень сильно подействовало на меня. Он доказывает, что всякое правление, где главою государства есть одно лицо, особенно ежели сей сан наследствен, неминуемо кончится деспотизмом. Все газеты и политические сочинения так сильно прославляли возрастание благоденствия в Северных Американских Соединенных Штатах, приписывая сие государственному их устройству, что сие мне казалось ясным доказательством в превосходстве республиканского правления... Я воспоминал блаженные времена Греции, когда она состояла из республик, и жалостное ее положение потом. Я сравнивал величественную славу Рима во дни республики с плачевным ее уделом под правлением императоров. История Великого Новогорода меня также утверждала в республиканском образе мыслей. Я находил, что во Франции и Англии конституции суть одни только покрывала, никак не воспрещающие министерству в Англии и королю во Франции делать все, что они пожелают, и в сем отношении я предпочитал самодержавие таковой конституции, ибо в самодержавном правительстве, рассуждал я, неограниченность власти открыто всем видна, между тем как в конституционных монархических тоже существует неограниченность, хотя и медлительнее действует, но зато и не может так скоро худое исправить. Что же касается до обеих палат, то они существуют для одного только покрывала. – Мне казалось, что главное стремление нынешнего века состоит в борьбе между массами народными и аристокрациями всякого рода, как на богатстве, так и на правах наследственных основанными. Я судил, что сии аристокрации сделаются наконец сильнее самого монарха как-то в Англии и что оне суть главная препона государственному благоденствию и притом могут быть устранены одним республиканским образованием государства. – Происшествия в Неаполе, Гишпании и Португалии имели тогда большое на меня влияние. Я в них находил по моим понятиям неоспоримые доказательства в непрочности монархических конституций и полные достаточные причины к недоверчивости к истинному согласию монархов на конституции, ими принимаемые. Сии последние соображения укрепили меня весьма сильно в республиканском и революционном образе мыслей. Из сего изволит комитет усмотреть, что я в сем образе мыслей укреплен был как чтением книг, так и толками о разных событиях; а также и разделением со мною сего образа мыслей многими сочленами общества. Все сие произвело, что я сделался в душе республиканец и ни в чем не видел большаго благоденствия и высшего блаженства для России, как в республиканском правлении. Когда с прочими членами, разделяющими мой образ мыслей, рассуждал я о сем предмете, то, представляя себе живую картину всего счастия, коим бы Россия по нашим понятиям тогда пользовалась, входили мы в такое восхищение и оказать можно восторг, что я и прочие готовы были не только согласиться, но и предложить все то, что содействовать бы могло к полному введению и совершенному укреплению и утверждению сего порядка вещей, обращая при том же большое внимание на устранение и предупреждение всякого безначалия, беспорядка и междуусобия, коих я всегда показывал себя самым ревностнейшим врагом. – Объявив таким образом в самом откровенном и признательном изложении весь ход либеральных и вольнодумных моих мыслей, справедливым будет прибавить к сему, что в течение всего 1825 года стал сей образ мыслей во мне уже ослабевать и я предметы начал видеть несколько иначе, но поздно уже было совершить благополучно обратный путь. “Русская Правда” не писалась уже так ловко как прежде. От меня часто требовали ею поспешить, и я за нее принимался, но работа уже не шла, и я ничего не написал в течение целого года, а только прежде написанное кое-где переправлял. Я начинал сильно опасаться междуусобий и внутренних раздоров, и сей предмет сильно меня к цели нашей охладевал. В разговорах иногда однакоже воспламенялся я еще, но ненадолго, и все уже не то было, что прежде. Наконец опасения, что общество наше открыто правительством, привело меня опять несколько в движение, но и тут ничего положительного не делал и даже по полку оставался на сей счет в совершенном бездействии до самого времени моего арестования». Документ по теме «Программа раннедекабристской организации Союз благоденствия» Законоположение Союза благоденствия. «ВСТУПЛЕНИЕ. § I. Все физические существа в природе управляются явными законами и сии законы определяют все взаимные оных действия. Наблюдение показывает, что они постоянны и что все, кажущееся нарушением порядка, есть, относительно природы, необходимое только оных следствие. Творцу случайность неприлична, и посему создание имеет цель, к коей клонятся все законы природы: первая же нам видимая есть: общее сохранение существ. § 2. Сей же цели подчинены и нравственные существа, ибо как каждый человек стремится к собственному сохранению и благу, так и при совокуплении людей в общество первый естественный закон есть: соблюдение блага. § 3. Первая видимая для нас цель Творца при создании существ, как физических, так и нравственных, есть: общее сохранение и благо: поелику же в природе есть непременная общая цель, то должна быть и непременная справедливость, которая знаменуется согласием частной ее цели с целью Творца, и как в природе не может быть ничего отвлеченного от оной, то частная цель не может быть справедлива, ежели несогласна с целью блага общего. § 4. Физические существа, не имея собственной воли, не могут нарушить предначертанных Творцом законов, от чего все действия оных справедливы. Нравственные же, соединясь в общество и имея в своих поступках волю, при непрестанном стремлении к собственному благу, часто нарушают благо других, почему и необходимы для них как законы, т.е. условия, направляющие все их взаимные между собою действия к сохранению общего и частного блага, так и правительство, наблюдающее за исполнением и улучшением сих законов. § 5. Правительства сии и законы бывают многоразличны, но всякое вообще, какое бы оно ни было, имеет или должно иметь целию (ежели оно справедливо) благо управляемых. Св. апостол Павел о сем предмете говорит следующим образом: “Князи бо не суть боязнь добрым делом, но злым. Хощеши же ли не боятися власти, благое твори и имети будеши похвалу от него: Божий бо слуга есть тебе во благое; аще ли злое твориши, бойся: не бо без ума мечь носит: Божий бо слуга есть отмститель в гневе злое творящему” и пр. (посл. к Римл., гл. XIII). Как же скоро правительство имеет целию благо управляемых, то все законы, клонящиеся к цели правительства суть справедливы, и исполнение оных называется справедливостию. § 6. Взаимные, однакож, действия людей столь многообразны, что никакие законы не могут определить всех их между собою отношений, и потому во всяком обществе много еще предоставляется собственной воли каждого – обращение сей воли к цели правительства, пользе общей, называется добродетелию. § 7. Ежели подробно рассмотреть все отрасли правления, то легко убедиться можно, что добродетель должна входить в состав каждой; что даже самая справедливость, которая, как выше было сказано, есть исполнение законов по невозможности правительству всегда за оным блюсти, обязана единой токмо добродетели своим существованием. Добродетель, т.е. добрые нравы народов всегда были и будут опорою государств: не станет добродетели, и никакое правительство, никакие благие законы не удержат его от падения, разврат всюду водворится, поселит вражду между всеми состояниями, заставит забыть и даже гнушаться пользою обшею; предпочтение личных выгод всем другим, невежество, лихоимство, подлость, суеверие и безбожие, презрение к отечеству и равнодушие к несчастию ближнего займут место любви к пользе общей, просвещения, праводушия, чести, истинной веры и искренней к ближнему привязанности. Тщетно малое число благомыслящих людей будут терзаться сим зрелищем и возлагать вину всего на правительство: ропот и укоризны их будут совершенно несправедливы, причиною толикого зла всегда управляемые. Правительство есть многосложное целое, коего различные части устремлены к одной цели: пользе общей; могут ли они стремиться и достигнуть предположенной цели, когда мы сами, составляющие оные, предпочитаем наши личные выгоды всем прочим, тщимся исполнять ни гражданских, ни семейных обязанностей, и служим отечеству для получения только званий в обществе, а часто для постыдного насчет ближнего обогащения! – Но горестно излагать пороки, нас обуявшие, когда зло очевидно и усиление оного ощутительно; тогда жалобные восклицания бесплодны и удел слабых, тогда деятельное злу противоборствие есть необходимая для каждого гражданина обязанность. § 8. Сия-то священная обязанность и убеждение, что господствующему злу противоборствовать можно не иначе как отстранением личных выгод и совокуплением общих сил добродетели против порока, влечет нас к составлению Союза Благоденствия, к коему с удовольствием приступят все благомыслящие сограждане. КНИГА 1. ЦЕЛЬ СОЮЗА БЛАГОДЕНСТВИЯ § 1. Убедясь, что добрая нравственность есть твердый оплот благоденствия и доблести народной и что при всех об оном заботах Правительства едва ли достигнет оное своей цели, ежели управляемые с своей стороны ему в сих благотворных намерениях содействовать не станут, Союз Благоденствия в святую себе вменяет обязанность распространением между соотечественниками истинных правил нравственности и просвещения споспешествовать Правительству к возведению России на степень величия и благоденствия, к коей она самим Творцом предназначена. § 2. Имея целию благо отечества, Союз не скрывает оной от благомыслящих сограждан, но для избежания нареканий злобы и зависти действия оного должны производиться в тайне. § 3. Союз, стараясь во всех своих действиях соблюдать в полной строгости правила справедливости и добродетели, отнюдь не обнаруживает тех ран, к исцелению коих немедленно приступить не может, ибо не тщеславие или иное какое побуждение, но стремление к общему благоденствию им руководствует. § 4. Союз надеется на доброжелательство Правительства, основываясь особенно на следующих изречениях Наказа в Бозе почивающей государыни императрицы Екатерины вторыя: «Если умы их недовольно приуготовлены к ним (к законам), то возьмите на себя труд их приуготовить, и вы тем уже многое сделаете». И в другом месте: «Весьма дурная политика та, которая исправляет законами то, что должно исправить нравами». § 5. В цель Союза входят следующие четыре главные отрасли: 1-е – человеколюбие; 2-е – образование; 3-е – правосудие; 4-е – общественное хозяйство. ПЕРВАЯ ОТРАСЛЬ. Человеколюбие. § 6. Под надзором Союза состоят все человеколюбивые заведения в государстве, как-то: больницы, сиротские дома и т. п., также и места, где страждет человечество, как-то: темницы, остроги и проч. Он с приличным благотворной цели его усердием старается обозревать, по возможности улучшать и учреждать новые подобные помянутым заведения. Доводить до сведения Правительства все недостатки и злоупотребления, в сих заведениях усмотренные. Ибо в совершенном убеждении, что оно истинно о сем соболезнует и готово простреть руку помощи всем страждущим. Союз также особенно печется о помещении инвалидов к приличным местам. ВТОРАЯ ОТРАСЛЬ. Отд. 1. Распространение правил нравственности. § 7. Союз тщательно занимается распространением во всех сословиях народа истинных правил добродетели, напоминает и объясняет всем их обязанности веры, ближнего, отечества и существующих властей. Он показует неразрывную связь добродетели, т.е доброй нравственности народа с его благоденствием и употребляет все усилия к искоренению пороков, в сердца наши вкравшихся, особенно: предпочтения личных выгод общественным, подлости, удовлетворения гнусных страстей, лицемерия, лихоимства и жестокости с подвластными. Словом, просвещая всех насчет их обязанностей, старается примирить и согласить все сословия, чины и племена в государстве и побуждает их стремиться единодушно к цели Правительства: благу общему, дабы из общего народного мнения создать истинное нравственное судилище, которое благодетельным своим влиянием довершило бы образование добрых нравов и тем положило прочную и непоколебимую основу благоденствия и доблести российского народа. Союз достигает до сего изданием повременных сочинений, сообразных степени просвещения каждого сословия, сочинением и переводом книг, касающихся особенно до обязанности человека. Личный пример и слова должны тому содействовать. Преимущественно духовные особы, в Союзе находящиеся, обязаны просвещать прихожан своих насчет их обязанностей, не исключая из сего никакого сословия. Должно стараться побуждать к сему и тех духовных особ, кои даже и не находятся в Союзе. Отд. 2. Воспитание юношества. § 8. Воспитание юношества входит также в непременную цель Союза Благоденствия. Под его надзором должны находиться все без исключения народные учебные заведения. Он обязан их обозревать, улучшать и учреждать новые. Вообще в воспитании юношества особенное прилагает старание к возбуждению в нем любви ко всему добродетельному, полезному и изящному и презрения ко всему порочному и низкому; дабы сильное влечение страстей всегда было остановляемо строгими, но справедливыми напоминаниями образованного рассудка и совести. Касательно частного воспитания Союз нечувствительным образом стараться должен побуждать родителей ко внушению детям своим правил добродетели, всех достойных воспитателей поддерживать; а тем, кои под таковым видом вкрадываются в дома для поселения раздоров и разврата, старается не только изгонять из оных, но как растлевающих нравственность юношества лишать всякой возможности находить в сем ремесле дневное свое пропитание. В сем наблюдает он особенно за иностранцами, кои сверх поселения к домах раздоров и разв
|