Вероника Тушнова 8 страницаЛюди в масках осторожно снимали образцы тканей со стен, шедшие следом уборщики тут же экстерминировали следы. Изучался фон комнат, воссоздавалась полная картина произошедшего, сканировались поверхности предметов, способных хранить информацию. Скоро случившееся здесь за последние несколько часов можно будет воспроизвести в голографическом режиме, в объеме и со звуком. Джон не мог не признать: ему было любопытно взглянуть на эту картину. Невероятно интересно будет увидеть Фурий в действии. Однако он так же был рад, что в эту самую секунду монстры, учудившее в доме кровавую битву а-ля «съедим-зарежем-расчленим», оставались вне пределов его видимости. Все-таки неприятно рядом иметь врага, способного удивить тебя. Причем, удивить в самом неприятном смысле этого слова.
Если сначала из комнаты нас не выпускали Смешарики, то теперь это делал Дрейк, объяснив все тем, что Комиссии необходимо собрать как можно больше следов с места происшествия. Само место, то есть коридор и гостиную первого этажа, нам увидеть не позволяли. – Не стоит, – сухо обронил Начальник, – зрелище вам не понравится. – А что же там произошло? – одной рукой Клэр удерживала непоседливую Ганьку, а второй теребила ночнушку. Я улыбнулась, подумав о том, что подруга осмелела настолько, чтобы начать раскрывать рот в присутствии человека в форме. Каких-то пару месяцев назад она бы в обморок упала от одной только мысли об этом. – Присядьте. Последовав указанию, мы притихли, усевшись на кровать, сам Дрейк расположился на стуле у шкафа. Было совершенно непривычно видеть его в собственной спальне. Начало четвертого утра; снизу доносился шум и голоса экспертной группы; в комнате тишина, поскрипывание серебристой ткани и наше дыхание. – Я хочу вам немного рассказать о существах, которых вы приютили в своем доме. Тех, кого вы зовете Смешариками… Вообще-то они зовутся Фуриями, – сказал Начальник, изучая наши лица. – Интересно послушать? Мы одновременно кивнули. До того, как начался рассказ, я успела подумать о том, что виновников «торжества» – то есть тех, о ком собиралась пойти речь, – почему-то нигде не было видно.
Значит, Фурии. Оказывается, это существа из какого-то давно переставшего существовать мира – сложные, опасные (кто бы знал), наделенные способностями видоизменяться, взрощенные людьми Комиссии в лаборатории из ДНК. А мы-то думали: глазастые беззубые пушистики, обожающие на завтрак ягоды и ананас. Почти что тряпичные игрушки. Мда-а-а. Когда Начальник закончил повествование, какое-то время в комнате было тихо. Стихли и звуки внизу, хлопнула входная дверь, кто-то ушел. Наверное, группа закончила свою работу. – Если вы больше не хотите соседствовать в доме с экс-Смешариками, я заберу их и передам в лабораторию для уничтожения. – Нет! – воскликнула Клэр и тут же пристыжено замолчала. Добавила уже тише: – Не стоит… мы… мы к ним привыкли. Я кивнула. – Пусть они опасны для врагов, но ведь ты сам сказал: если выбирают друзей, то стоят за них горой. А мы – одна семья. Я не могу отобрать у них дом. Да и… мы их любим. Честно. – Поэтому я и разрешил оставить их. Был уверен, что в случае опасности, они смогут о вас позаботиться. Так и вышло. Он мягко улыбнулся: то ли довольный тем, что в очередной раз не ошибся, то ли пытаясь подбодрить нас, измотанных ночным нападением. – Я рад, что они оставили двоих в живых. Теперь мы точно узнаем, кто стоял за покушением на Халка, Дэлла и тебя. А также выясним, что за препарат находится у них в крови. Очень интересный, судя по всему, по составу. Подобная невидимость смогла бы обмануть глаза человека, но не глаза Фурий. «Тех вообще сложно чем-либо обмануть», – казалось, хотел добавить Начальник, но промолчал, задумчиво постукивая пальцами по плечу. В этот момент он снова был таким далеким, но в то же время близким… родным. Те же русые волосы, в которые вчера на секунду зарылись мои пальцы, знакомая упрямая линия подбородка, сжатые практически в линию губы, спокойные серо-голубые глаза и расслабленные руки. Интересно, будь мы ближе, будь мы вдвоем – о чем бы он сказал сейчас? «Знаешь, Ди, они меня удивили. Никогда не видел, как именно Фурии реагируют на врагов, первый раз представился случай. Представляешь, что за интеллект кроется в их крошечных пушистых головах? Я вот когда-то читал, что…» Мы, наверное, были бы на кухне. Спустились бы, чтобы ночью заварить чай или налить по бокалу вина, чтобы потом снова вернуться в постель. Он делился бы со мной мыслями, всегда, в каждый момент времени, был бы в моем распоряжении, спрашивал бы моего мнения, совета, просто ждал бы участия в диалогах… Как приятно это все было бы. И как притягательно. Чувствуя, что в груди снова начинает сиять и пульсировать световой шар, я смущенно потупилась на ковер, а когда подняла глаза, наши взгляды переплелись, как два тянущихся друг к другу жгута. Глубокие, долгие, проникающие под кожу, желающие узнать все, выпотрошить друг друга, слиться, взаимно желая большего, чем позволяли сложившиеся обстоятельства. Не выдержав напора, я снова отвернулась и посмотрела на стену. Клэр, будто почувствовав интимность момента, тихонько пробубнила, что ей срочно нужно в туалет, после чего выскользнула из спальни, оставив нас наедине. Взгляд Дрейка, сидящего напротив, ласкал и в то же время давил. Будто Начальник в какой-то момент понял, что проиграл битву с самим собой, и теперь никак не мог решить, что с этим делать дальше и насколько серьезно в этом виновна я. От серьезности в его глазах хотелось не то прикоснуться к его лицу и как-то утешить, не то самой забиться в раковину, чтобы успокоить разбушевавшиеся внутри чувства. Чтобы немного ослабить натяжение невидимой между нами нити, я спросила: – Дрейк, я сегодня не смогла нас перенести. Когда услышала шум внизу, хотела забрать Клэр и котов и перенестись подальше отсюда, но не смогла. Ничего не сработало. И все тело очень болит… – Это нормально, – утешил он. – Способности вернутся. Мы справимся. «Справимся». Это слово теплой волной растеклось от желудка до позвоночника. И непонятно, что мне в тот момент нравилось больше – «справимся» или «мы»?
Клэр решила, что ушла в самый раз. Этим двоим однозначно нужно было побыть вдвоем: искры, проскакивающие между ними, чувствовались на расстоянии. Извертевшаяся и начавшая царапаться Ганька наконец-то была выпущена из рук; звук босых ног поварихи поглощал плотный жесткий ворс ковра. Пробираясь по темному коридору к туалету, Клэр думала о Дрейке – странном и загадочном Начальнике Дины, глубину глаз которого невозможно было постичь. Кинешь взгляд – вроде бы обычный человек, попытаешься присмотреться внимательнее – тоже обычный. Только почему-то оставалось постоянно ускользающее ощущение, что нет в нем ничего от обычности. Или от человека. Интересно, все в Комиссии такие странные? Теперь не узнать: остальные уже ушли. Незнакомый запах раздражал, напоминая об ограблении. Неприятный запах, химический, едкий. Клэр отчего-то хотелось назвать его «стерильным». Плавая в воздухе, он портил привычный уклад, вызывая досаду у консервативного ума. Все должно быть привычным, все должно быть на своих местах – таким был главный закон немного чопорной, любящей во всем порядок мисс Мэтьюз. Никогда до того не имевшая дома, Клэр высоко ценила новую жизнь и вложила много сил в формирование ее нынешнего уклада. Продукты, завтраки, обеды, ужины, во всем чистота и порядок. Она сделала эту жизнь ровной, стабильной, размеренной, она сделала ее «правильной». А этот новый запах был неправильным, и потому почти физически причинял экономке дискомфорт. Скорее бы он выветрился, что ли… Сходив в туалет, в который мечтала попасть последние минут двадцать, Клэр вернулась в полутемный коридор и осмотрелась. Из головы не шли Смешарики. Где же они сейчас? Пусть этот Дрейк назвал их Фуриями, но ведь они как маленькие! Совсем не воинственные на самом деле – им бы только поиграть. Кому, как ни Клэр, знать это? Кто еще проводил с ними столько времени, сколько она? А как пытались защитить? Как храбро сражались с грабителями, защищая домочадцев в комнате! Куда же они все подевались?.. Обеспокоенная непривычной тишиной и морщась от мерзкого аромата не то очистителя стен, не то проявляющего отпечатки пальцев раствора (в фильмах-то все показывали), Клэр принялась методично обыскивать комнаты, заглядывая за двери, под диваны, комоды и шкафы. Дополнительных картин нигде не было, подсвечников тоже, никто не смеялся и не хохотал, путаясь под ногами, никто не катался по полу. Почему же так тихо? Закончив осмотр третьей по счету спальни и не найдя ни одного Глазастика, Клэр не на шутку обеспокоилась. Где же они – ее любимые пушистики, за последние недели ставшие родными? Раньше бы Клэр не задумываясь ответила, что, несмотря на миролюбивость, взялась бы за пистолет, если бы кто-то посмел обидеть шаловливую рыжую Ганьку, а теперь вот, наверное, то же самое могла бы сделать за Смешариков. Они были ее укладом, ее правильностью и привычностью, а привычность была тем, за что Клэр боролась сильнее всего. Не нужно пустых комнат, не нужно тишины, не дай Господь придется снова привыкать к чему-то новому – никаких изменений произойти не должно. С утра будет завтрак из ананасов, будет гвалт и забавные отрывки слогов, будет куча глаз, ожидающих после ананаса порцию ягод. Все будет, как было. Вот только бы найти этих негодников… Клэр устало поднялась с коленей и положила руку на заправленную кровать гостевой спальни. Тихо и темно вокруг. Чувствуя, что начинает паниковать, она тихонько позвала: – Смешарики, ну, где же вы?… я вас уже полчаса ищу! Покажитесь…
Она нашла их под лестницей: услышала тихое и жалобное «…моги», которое даже не сразу сумела идентифицировать в слово. Лишь спустя несколько секунд со сжавшимся сердцем осознала: «помоги». Они сказали «помоги».
Он стоял в дверях уже обутый, приложив к уху серебристую трубку телефона – сух и деловит, как всегда: – Джон, систематизируй полученную информацию, возьми заключения из лаборатории и продолжай допрос. Я сейчас буду. К этому времени Начальник успел подробно объяснить мне, какой эффект производит его прикосновение на клетки человеческого организма и что возвращение способностей можно ждать через день-два, как только нервная система отдохнет. Пока же посоветовал заняться чем-нибудь расслабляющим для ума и тела, ждать и не тропить события. Все уроки были отменены. Я видела, что Дрейку не терпится попасть обратно в Реактор: оказывается, этого нападения (а не ограбления, как поначалу думали мы с Клэр) в Комиссии ждали давно; им позарез нужна была новая информация, а так как они были уверены, что Фурии не выпустят врагов из дома, то с нетерпением ждали подобной ошибки врагов. Теперь в руках людей в серебристой форме, по всей видимости, были нужные нити, ведущие к организатору недавних преступлений. Что ж, у Комиссии всегда все отлично просчитано. И из-за этого я до сих пор не могла понять, стоит мне обижаться или нет? С одной стороны, неприятно знать, что ты был наживкой. С другой – Дрейк (это было видно с его слов и поведения) никогда бы не стал рисковать понапрасну. Тем более мной. По его словам, все это время его люди ни на минуту не выпускали меня из поля зрения и среагировали на вторжение еще до того, как я нашла в спальне мобильник. Выслушав это логичное заверение вкупе с отсутствием излишней эмоциональности в голосе, я подумала о том, что Дрейк идеально подошел бы на роль Шерлока Холмса в нашем мире. Великолепный ум и ноль соплей. Продюсеры бы передрались за такой ценный трофей. И если бы не настоящее беспокойство, перемешанное с трепетным теплом в глубине глаз Начальника, мне, как примерной «жене», пора было бы браться за скалку. Наше прощание прервали тихие шаги по коридору – и на секунду я испытала разочарование: не могла Клэр подождать минутку? Но, разглядев в полумраке коридора ее заплаканное лицо, тут же забыла о собственной досаде. Еще ни разу за все то время, что Клэр жила в этом доме, я не видела ее слез. Всегда сдержанная, аккуратная, несколько сухая внешне, она напоминала строгую и терпеливую няньку для чужих непослушных чад, но в этот момент сама вызывала ассоциации с одним из них. Струящиеся влажные дорожки на щеках, растрепанные темные волосы, опухшие веки и закушенные губы. Подбородок ее дрожал, а в вытянутых вперед ладонях лежало что-то темное, влажное и шерстяное. Я тут же подскочила к ней. – Клэр, что это? Борясь с рыданиями, она ответила: – Дина, это Смешарики. Мертвые. Остальные там… под лестницей… сидят грустные, боятся выйти. Дина, эти люди убили пятерых! И она разрыдалась в голос. На душе вдруг стало тяжело. Неужели эти маленькие обездвиженные комки – наши Пушистики? Те самые, что так отважно стояли на страже этого дома? Глядя на темную шерсть и закрытые глаза (у одного был немного приоткрыт маленький беззубый рот), я почувствовала, что сейчас сама начну рыдать. Наши чудики… наши Смешарики, просившие у телевизора «нанас». А теперь просто маленькие клочки, навсегда забывшие, как дышать. С кровью, с бурыми пятнами на боках, охладевшие внутри. – Нет… – тихо прошептала я, – нет! Молчавший до этого момента Дрейк произнес. – Я распоряжусь в лаборатории, вам вырастят новых. Столько, сколько попросите. Клэр зарыдала еще громче. – Не на-а-а-адо новых! Мы хотим этих, на-а-а-ших, родных… Все еще не веря своим глазам, я медленно протянула руку и прикоснулась к замершим комкам шерсти. Крохотные, беззащитные, пытавшиеся укрыть нас от пуль своими телами. Внутри начало подниматься негодование – неумолимый поток злости и гнева. Воздух вокруг вдруг пошел невидимыми волнами, темная часть меня начала открывать глаза, чтобы отыскать того, кто достоин мести. – Ди, успокойся! – жестко приказал Дрейк, но я едва слышала его. Сердце налилось едкой горечью, медленно обращающейся в холодную ярость. – Успокойся, я сказал! Получив невидимую пощечину по сознанию, я вздрогнула и очнулась. Злость схлынула: словно в сосуде, где она начала накапливаться, кто-то проделал дырочку. – Тебе нельзя сейчас терять остатки энергии! Хочешь, чтобы способности ушли насовсем? Остынь! Дрейк был предельно холоден, собран и зол. Растерявшись от быстрой смены ощущений, я беспомощно переводила взгляд то на Начальника, то на мертвых Смешариков, чувствуя, как испаряющийся гнев затапливает новая волна отчаяния. Так не должно было быть… Не должно! Они ведь Фурии, они – наши. Они не могут просто взять и умереть, так нечестно! А я не умею лечить, не научилась… Из моих глаз покатились слезы, в горле, не желая проглатываться, рыбной костью застыла обида на несправедливость жизни. В голове скользнула шальная, почти безнадежная мысль. – Дрейк, ты ведь вылечил Мишу… Знаю, он тогда был живой, но ты ведь смог. Помоги им. Пожалуйста, помоги им! – Ди… – Да, пожалуйста, помогите! – присоединилась Клэр, всхлипывая. – Богом молю, если есть хотя бы шанс, помогите им… заклинаю… Дрейк, поджав губы, неодобрительно смотрел на нас. Вдруг из глубины темного коридора по полу в нашем направлении покатились маленькие тени. Один за другим из-под лестницы выехали Смешарики и сгрудились у ног Клэр, все, как один, опасливо глядя на Дрейка. Мы с удивлением наблюдали за процессией из взъерошенных, грязных, сбившихся в одну тесную кучку существ. Несколько секунд в коридоре было тихо. Потом один из глазастиков открыл рот и тоненьким тихим голосом, старательно напрягая связки, выговорил: – Моги… Несколько секунд царила тишина. Только куча глаз, напряженно уставившаяся на Дрейка в немой мольбе и ожидании чуда. Затем рот открыл другой: – Эйк, моги… Тишина. Третий: – Моги нам… Затем подключилось еще несколько: – Жалста… – Эйк… Эйк… – Жалста… – Моги… моги… – Эйк… – Моги… Через секунду хор из тоненьких жалобных голосов заполнил коридор. С минуту Начальник слушал этот «концерт» молча, укоризненно поджав губы. На какую-то долю секунды мне показалось, что он сейчас уйдет. Просто развернется и уйдет, но этого, к моему огромному облегчению, не произошло. Что-то вынудило Начальника сдаться. – Твою мать… – с чувством выговорил он, глядя на утирающих слезы нас и кучу желтоглазых Фурий под ногами. – Детский сад… Помолчал еще, покачал головой, затем жестко посмотрел на Клэр и отдал приказ, от которого у всех присутствующих радостно заколотилось сердце: – Отнеси их в спальню, положи на кровать, и НИКОМУ не входить, пока я не закончу. Посреди радостных воплей, бубня что-то нелицеприятное себе под нос, Дрейк принялся разуваться.
Часы показывали половину пятого утра, а мы с Клэр, возбужденные и взволнованные, все еще сидели на кухне, неспособные угомониться. Пили вино, жевали крекеры и разговаривали. В основном, о последних событиях и о том, что судьба порой бывает несправедлива. Но именно сегодня Удача повернулась к нам лицом – и теперь, наравне с нами, в диалоге активно пытались принять участие тридцать пять Фурий. Да, тридцать пять. Как и в старые добрые времена. Глядя на местами слипшуюся шерсть, мы качали головами: сердце щемило от нежности. Пусть странные, пусть неспособные нормально говорить, но в совершенстве перевоплощаться, они стали для нас родными. Как хорошо, что эта ночь не закончилась на траурной ноте и не нужно никого хоронить с камнем на сердце, пытаясь проглотить горькую пилюлю. Да, время лечит. Наверное, оно вылечило бы и потерю пятерых странных существ, однажды ночью вставших на защиту этого дома, но каждый подобный случай оставляет шрам под кожей, невидимый окружающим и ежесекундно ощущаемый тобой. И каждый такой случай добавляет в жизни пустоты. Сегодня благодаря Дрейку пустоты не было. Была усталость, был глупый смех без причины и были нервные слезы – следствие шока. До самого восхода мы пытались придумать тридцать пять уникальных имен, слыша в ответ от Смешариков либо радостное «Ага!», либо укоризненное «Не-е-е…», и разражались смехом, запивая душевное облегчение алкоголем. Спать разошлись только тогда, когда хромированные поверхности осветили розоватые лучи восходящего солнца.
Здесь ничего не изменилось. Все тот же двор, та же железная горка и одинокая песочница, ленточка серебристого «дождика», привязанная кем-то на дерево еще в прошлом году и с тех пор одиноко болтающаяся на ветру. И тот же панельный дом в вечерних сумерках. Где-то в глубине квартиры на шестом этаже мама. Может быть, читает, может быть, пьет чай или смотрит телевизор. Надо бы подняться, вот только почему-то не хотелось. Прислонившись к холодной трубе – стойке качелей, я просто стояла и смотрела на собственный дом, пытаясь разобраться в странных ощущениях. Этим утром я почувствовала себя гораздо лучше: усталость спала, боль тоже. Позавтракав, а точнее сказать, пообедав на кухне (завтрак мы все благополучно проспали) под умильный гвалт Смешариков, пытавшихся перечислить все, что они хотят в следующем меню (а это «ешня, иня и нанас» – черешня, дыня и ананас), я решила, что неплохо бы проверить: вернулись ли обратно утерянные способности. Поэтому, пока Клэр, подобно вежливому официанту, с умильным видом записывала в блокнот список из фруктового ассорти, я оделась и некоторое время размышляла, куда же прыгнуть. А пять минут спустя, уже одетая и обутая, стояла перед многоэтажным домом в собственном дворе. Значит, способности вернулись. Представить картинку четкой и ясной получилось не сразу, но все же получилось. Еще пара дней – и все станет как прежде: быстро и легко. Наверное, стоило ожидать большей радости от посещения этого места, но ее почему-то не было. Этот мир становился все более чужим. Если раньше чужими были ходящие по улице прохожие и их проблемы, то теперь все более чужой становилась собственная семья. И это тяготило. Я менялась. Менялись привязанности, привычки, цели, желания. Я будто бы ушла в новую жизнь. Так случается, когда дочь выходит замуж. Вот только в случае замужества время для разделившихся членов семьи течет одинаково, а не застывает стоп-кадрами, стоит лишь чаду покинуть отчий дом. Вернется чадо – жизнь «разморозится» и сдвинется на несколько минут вперед, уйдет – все снова застынет, будто в леднике. Вот только с каждым разом становилось все труднее вспоминать, на чем закончилась «прошлая серия» и с чего должна начаться новая. Что говорить, как себя вести? У меня сотня событий за неделю, а у них всего лишь тот же вечер, те же дела, тот же фильм по телевизору… Мама, дядя Толя, бабушка – они оставались прежними, а я шла вперед, и пропасть между нами с каждым днем увеличивалась. Слишком сложно стало притворяться «старой» Диной. К тому же я, положа руку на сердце, уже почти забыла, какой она была раньше… Менее уверенной? Более робкой? Без нового амбициозного блеска в глазах и ауры невидимой силы, которая все росла и росла, грозя в будущем стать слишком заметной для этого давно уложившегося в привычные рамки мира? Совесть болезненно подвывала. Видимо, так случается: можно стать другим, можно уйти вперед или в сторону, оставив кого-то или что-то в стороне. А они так и будут ждать назад родную и знакомую Динку, не подозревая о том, что та вот уже несколько месяцев как исчезла. Каждый вечер мама будет ждать поворота ключа в дверях и знакомых шагов, а они, наверное, вообще не прозвучат, потому что возвращаться сюда с каждым разом все тяжелее. По дорожке перед подъездом, шурша большими желтыми пакетами с надписью «Кора», прошагала тетка. Подскользнулась на покрытом тонким льдом тротуаре, опять обрела равновесие и скрылась за углом. В вышине, спереди, сбоку и позади горело множество окон – обычный квартал из высоток обычного города, утонувший в плотной синеве вечернего воздуха. Гул машин с дороги, хохот устроившегося с пивом в руках молодняка у соседнего подъезда. Все то же начало Ноября. Уже ставшее вечным. Была в этом всем какая-то неправильность, в этом застывающем намертво времени. Уж лучше бы оно шло. Лучше бы люди в мое отсутствие менялись и старели: подобный ход времени адекватно, пусть и не без грусти, воспринимался сознанием. А когда вот так… Для того чтобы внести необходимые и желанные изменения: чтобы достать маме денег на ремонт, чтобы бабушкина лотерея закончилась выигрышем – здесь следовало проводить гораздо больше времени. Недостатка в идеях не было. Недостаток был в желании. Я не могла себя понять, и от того кружила в самобичевании. Неужели я больше не люблю маму? Ведь люблю же? Тогда почему не хочу подниматься в квартиру? Как же совместить все эти рвущие на части противоречия? Тогда, стоя перед собственным домом и глядя в светящееся окно кухни, я еще не знала, что очень скоро все изменится. Что события, сгрудившиеся за ближайшим жизненным поворотом, только и поджидают момента, чтобы наброситься, закружить, замести в свой водоворот, почти что утопить в нем. Тогда мне казалось, что в мире нет сложнее проблемы, чем понять, что превратило любящую дочь в отстраненного от семьи чужого человека, но оказалось, что показавшиеся на поверхности изменения, уже так сильно всклокочившие переживаниями реальность – это лишь вершина поднимающегося из глубины судьбы айсберга. Может быть, я все же поднялась бы наверх и провела вечер дома, пытаясь прикинуться «совершенно-обычной-дочкой». А может, простояв в стылом дворе еще пару десятков минут, решила бы переместиться куда-то еще, когда настойчивый зуд чипа в плече уведомил о том, что в ближайшее время принимать решения о том, где мне быть, будет Дрейк. То был вызов в Нордейл. И испытав смесь грусти и облегчения, в последний раз посмотрев в окна своей квартиры, я прыгнула назад. Глава 5 Я чувствовала себя попеременно то Никито́й, то Даной Скалли, то подружкой всех Джеймсов Бондов одновременно – одним словом взволнованной героиней шпионских боевиков. А все потому, что перед глазами находился большой экран, на котором мелькали черно-белые и цветные фотографии «объектов» и врагов, а рядом со мной на стульях, сложив руки на груди и вытянув обутые в разнообразные ботинки ноги, сидело девять мрачных сосредоточенных парней – спецотряд в своем обычном для меня составе. Ну и конечно, Дрейк – Большой Брат всех Уровней и владыка ценной информации о том, чем мне и коллегам предстояло заняться в скором будущем. Кабинет был погружен во мрак; на лицах лежали отсветы от экрана, куда падал, высвечивая не только изображения, но и пыль, ровный луч прожектора. Все слушали Начальника молча и внимательно, я же ерзала, как перевозбужденная школьница, которой впервые предложил свидание плохиш из соседнего двора (до того пару лет втайне снившийся по ночам). «Мамина помада, сапоги старшей сестры…» Эй! Да я же в фильме! В самом настоящем Голливудском боевике! Грозный шеф объясняет Важное Задание, вокруг исключительно крутые парни, один супермэнистей другого, а я буду во всем этом полноценно участвовать. Не какая-то секретарша, приносящая этим мачо кофе, не стенографистка, грустно вздыхающая, что настоящая жизнь и приключения достанутся кому-то другому, а ей придется вечером скучно шагать по знакомой дорожке домой, нет. Я – Бернарда – собиралась участвовать в предстоящем приключении наравне со всеми. Как профессионал, как специалист, как «один из них». Еще раз поерзав, я романтично вздохнула и тут же мысленно упрекнула себя: «Дура, там, наверное, опасно. Настоящая боль, настоящая кровь, а твои способности то проявляются, то нет, безо всякой надежды предсказать их». Ну и ладно. Успею еще стать серьезной и хмурой, жизнь любит учить таких, как я, уму-разуму. Зато сейчас можно вволю понаслаждаться ощущением присутствия в фильме. Уж слишком сильно на меня действовала пропитавшаяся исключительно мужским присутствием энергетика помещения. Дрейк, стоящий рядом с экраном серьезно посмотрел на собравшихся. – Итак, благодаря новому нападению этой ночью, у нас, наконец, появилась нужная информация о том, с кем именно предстоит иметь дело. Парни зашевелились; на их лицах тут же проступил немой вопрос, который вслух озвучил Декстер: – На кого напали в этот раз? – На Бернарду. Ко мне тут же обернулись девять пар глаз. – В ее особняк проникли трое. Прознав о наличии в отряде Телепортера, враги решили сначала избавиться от нее, и уже потом снова переключиться на вас. К счастью, обошлось без жертв (в этом месте Дрейк сделал незаметную другим паузу, на секунду переключив на меня взгляд серо-голубых глаз). Пострадали только сами нападавшие. Один умер на месте, а двое других поведали нам достаточно для того, чтобы начать планирование ответной операции. – Какая ты, однако, опасная девица! – с уважением прошептал Дэйн, наклонившись с заднего ряда прямо к моему уху. – Ты их чем – сковородой или скалкой? – Майкой с клубничками удушила. – Тихо, – обрубил Дрейк. Мак Аллертон задумчиво рассматривал меня из-под темных бровей, Канн громко фыркнул на мой ответ Дэйну, Халк обменялся с Дэллом незаметными улыбками. – Из оставшихся в живых мы вытянули все детали: кто, где, как и почему. Конечная картина вышла неприятной – вам всем предстоит отправиться на Уровень «F». – «F»? – Когда? – Почему туда? Разве Комиссия не сохраняет нейтралитет по отношению к этой зоне? – Сохраняла. Но больше нет. Мы предоставляли это место тем, кто хотел укрыться от закона и избежать наказания за совершенные криминальные действия в обмен на невозможность покинуть Уровень и таким образом принести дальнейший вред любыми действиями. Как известно, порталы на «F» работают только в одну сторону, то есть обычный человек, переступив черту, не будет способен вернуться. В две стороны способны открывать проход только люди со специальным допуском, а это либо представители Комиссии, либо вы – отряд специального назначения. – А нападавшие, получается, ходили туда-сюда, как к себе домой? – спросил Дэлл. – Как такое возможно? Дрейк недобро усмехнулся и выдержал паузу. На экране появилась фотография мужчины с длинными белыми волосами и шрамом через все лицо. Неприятный тип. Сердце пропустило один удар – я, кажется, где-то уже видела это лицо. Только где?… – Вот мы как раз и подошли к объяснению. Андариэль Вейерос – самый опасный объект в этой операции. Глава преступного синдиката Уровня «F», собравший всех преступников под своим крылом. Убийца, стратег-тактик… бывший член отряда специального назначения под руководством Комиссии. – Что?! По залу прокатился удивленный шепоток. Дрейк застыл с прищуренными глазами, сложив руки на груди, пережидая реакцию на услышанное. В воздухе витали немые вопросы, замешательство, перемешанное с любопытством. Все, кроме Баала, застывшего с псевдо-равнодушным лицом, начали негромко переговариваться между собой. По обрывкам фраз я поняла, что нынешний отряд не знал о существовании предшественников, – и новость об этом воспринялась довольно противоречиво. Не обращая внимания на остальных, я тайком вглядывалась в лицо Регносцироса: ровный холодный взгляд на экран, расслабленные кулаки и губы, бьющаяся на шее жилка у кромки черных волос. Казалось, его никак не занимала общая дискуссия, его занимал только портрет блондина с перечерченным шрамом лицом, застывшим на экране.
|
