Я убедился в том, что мнения древних, в большинстве случаев, сходятся вследующем: когда в жизни человека больше зла, нежели блага, значит насталчас ему умереть; и еще: сохранять нашу жизнь для мук и терзаний - значитнарушать самые законы природы; о чем и говорят приводимые ниже древниеизречения: H zhn alpwz, h uanein eudaimonwz.Kalon to unhskein oiz ubrin to xhn fereiKreisson to mh mh xhn estin xhn auliwz {Либо жизнь без печалей, либо счастливая смерть. Хорошо умереть, комужизнь приносит бесчестье. Лучше нежить, чем жить в горести [1] (греч.)} Но доводить презрение к смерти до такой степени, чтобы использовать еев качестве средства избавиться от почестей, богатства, высокого положения идругих преимуществ и благ, которые мы называем счастьем, возлагать на нашразум еще и это новое бремя, как будто ему и без того не пришлось достаточнопотрудиться, чтобы убедить нас отказаться от них, - ни таких советов, ниупоминания о действительных случаях подобного рода я не встречал, пока мнеслучайно не попал в руки следующий отрывок из Сенеки. Обращаясь к Луцилию,человеку весьма могущественному и имевшему большое влияние на императора, ссоветом сменить свою роскошную и исполненную наслаждений жизнь и суетностьсвета на тихое и уединенное существование, заполненное философскимиразмышлениями, и, зная о том, что Луцилий ссылается на связанные с этимнекоторые трудности, Сенека говорит: "Я держусь того мнения" что тебенадлежит либо отказаться от этого образа жизни, либо от жизни вообще; ясоветую, однако, избрать менее трудный путь и скорее развязать, нежелиразрубить тот узел, который ты так неудачно завязал, при условии,разумеется, что, если развязать его не удастся, ты все же его разрубишь. Нетчеловека, каким бы трусом он ни был, который не предпочел бы упасть одинединственный раз, но уже навсегда, чем постоянно колебаться из стороны всторону"2. Я склонен был думать, что такой совет подходит лишь к суровомуучению стоиков; однако, удивительное дело, он оказался позаимствованным уЭпикура, который по этому поводу писал Идоменею весьма сходные вещи. Нечто подобное, как мне кажется, подметил я и между людьми нашегоисповедания, правда, смягченное до некоторой степени христианством. СвятойИларий, епископ города Пуатье3, этот знаменитый враг арианской ереси,находясь в Сирии, был извещен о том, что его единственная дочь Абра, которуюон оставил дома вместе с ее матерью, окружена толпой поклонников, людей втех краях весьма видных, домогающихся сочетаться с ней браком, так как былаона девицей весьма хорошо воспитанной, красивой, богатой и в цвете лет. Оннаписал ей (как нам это известно), чтобы она отвратилась от всех соблазнов инаслаждении, которые ей предлагают; он добавлял, что во время своегопутешествия подыскал ей супруга несравненно более высокого и достойного,обладающего неизмеримо большею властью и величием, который одарит еебесценнейшими нарядами и украшениями. Его намерение состояло в том, чтобыискоренить в ней влечение и привычку к мирским удовольствиям и полностьюобратить ее к богу. Но так как ему казалось, что простейшим и самым вернымсредством для этого была бы смерть его дочери, он неустанно обращался к богус просьбами и мольбами, чтобы он призвал ее к себе из этого мира; так оно ислучилось, ибо вскоре после возвращения Илария его дочь скончалась, чему онбыл несказанно рад. Этот Иларий, пожалуй, превзошел своим рвением остальных,ибо прибегнул к подобному средству сразу же, тогда как другие прибегают кнему, когда уже нет иного исхода, а также потому, что он это сделал поотношению к единственной своей дочери. Однако мне хочется досказать этуисторию до конца, хотя конец ее и не касается непосредственно предмета моегорассуждения. Жена святого Илария, узнав от него, что смерть их дочери былавызвана им намеренно и сознательно, а также, насколько она стала счастливее,покинув наш мир, вместо того, чтобы и дальше томиться в нем, проникласьстоль пылким влечением к вечному блаженству на небе, что, осаждая своегосупруга непрестанными просьбами, умолила его сделать то же самое и для нее.И господь, вняв мольбам их обоих, немного времени спустя призвал к себе иее, и смерть эту оба они встретили с величайшей радостью. Глава XXXIV СУДЬБА НЕРЕДКО ПОСТУПАЕТ РАЗУМНО [1] Непостоянство и шаткость судьбы приводят к тому, что ей приходитсяпредставать перед нами в самых разнообразных обличиях. Свершалось ликогда-нибудь правосудие с такой стремительностью, как в следующем случае?Герцог Валантинуа [2], решив отравить Адриана, кардинала Корнето, у которогов Ватикане собирались отужинать он сам и его отец, папа Александр VI,отправил заранее в его покои бутылку отравленного вина, наказав кравчемухорошенько беречь ее. Папа, прибыв туда раньше сына, попросил пить, икравчий, думая, что вино было поручено его особому попечению только из-засвоего отменного качества, предложил его папе. В этот момент появляется, кначалу пира, и герцог; полагая, что к его бутылке не прикасались, он пьет тоже самое вино. И вот, отца постигла внезапная смерть, а сын, долгое времятяжело проболев, выжил, чтобы претерпеть еще худшую участь. Иногда кажется, что судьба дожидается определенного часа, чтобы сыгратьс нами шутку. Господин д'Эстре, в то время знаменосец в полку господинаВандома, и господин де Лик, заместитель начальника отряда герцога д'Аско,ухаживали одновременно, хотя и принадлежали к враждующим сторонам (как этобывает с соседями, которых разделяет граница), за сестрою господина деФукероля, отдавшей, в конце концов, предпочтение второму из них. Но в деньсвадьбы и, что еще хуже, прежде, чем разделить с новобрачной ложе, молодойсупруг пожелал преломить копье в честь своей супруги и с этой целью засел взасаде близ Сент-Омера, где господин д'Эстре, оказавшись сильнее, захватилего в плен; и в довершение торжества д'Эстре случилось так, что молодаядама, Coniugis ante coacta novi dimittere collum, Quam veniens una atque altera rursus hiems Noctibua in longis avidum saturasset amorem, {Принужденная выпустить из объятий молодого супруга раньше, чем долгиеночи одной или двух зим могли бы насытить алчность их любви [3] (лат.)} обратилась к нему с просьбой оказать ей любезность и отпуститьпленника, что он и сделал, ибо французский дворянин никогда и ни в чем неотказывает даме. Не кажется ли порой, что судьба - остроумная выдумщица? Константин, сынЕлены, основал Константинопольскую империю, и много столетий спустяКонстантином, сыном Елены, завершилось ее многовековое существование [4]. Иногда ей угодно бывает передразнивать совершаемые богом чудеса.Передают, будто бы, когда король Хлодвиг осаждал Ангулем, стены его самисобой пали пред ним; кроме того, и Буше [5] также сообщает, позаимствовавэтот рассказ у какого-то автора, что король Роберт осадил некий город, азатем отлучился из войска, чтобы, выполняя обет, отправиться в Орлеанотпраздновать день святого Агнана; во когда он присутствовал наторжественном богослужении, то в какой-то момент мессы стены осажденногогорода без всякого усилия со стороны осаждающих сами собой развалились.Нечто совсем иное произошло во время наших войн за Миланское герцогство.Полководец Риенциг сражаясь на нашей стороне осадил город Эронну и заложилмину под изрядный кусок крепостной стены. Когда пришел срок, часть стеныцеликом взлетела кверху, а затем - подобно пущенной прямо в небо и упавшейобратно стреле - опустилась так же целиком на свое прежнее место, так чтоосажденные ничего от этого не потеряли. Иногда судьба занимается и врачеванием: Ясон Ферский [6] страдалнарывом в груди, и врачи от него отступились, считая, что он безнадежен.Страстно желая избавиться от страданий, хотя бы ценой смерти, он очертяголову бросился во время сражения в самую гущу врагов и был равен, но такудачно, что нарыв его прорвался и он выздоровел. Не превзошла ли судьба художника Протогена в его искусстве? Нарисовав всовершенстве усталую и измученную собаку, он был вполне удовлетворен своейработой, однако за одним исключением: ему никак не удавалось изобразить, какему хотелось, слюну и пену у ее рта. Раздосадованный этим, он схватил губку,пропитанную разными красками, и запустил ею в картину, чтобы стереть всенарисованное; судьба, однако, весьма кстати направила удар прямо в мордусобаки и выполнила таким путем то, что было не под силу искусству. Не руководит ли порой судьба нашими замыслами и не исправляет ли онаих? Изабелла, королева английская, переправляясь с войском из Зеландии всвое королевство, чтобы оказать помощь сыну в борьбе против мужа, погиблабы, если бы прибыла в ту самую гавань, куда направлялась, ибо именно там-тоее и поджидали враги; но судьба, наперекор ее воле, отбросила ее корабли вдругое место, где она благополучно высадилась [7]. И не имел ли основанийтот древний, который, швырнув камень в собаку, попал в мачеху и убил ее,произнести следующий стих: Tautomaton hmvn kalliw bouleuetai то есть: судьба лучше нас знает, что надо делать [8]. Икет [9] подговорил двух воинов, чтобы они убили Тимолеона, жившего вто время в Адране, в Сицилии. Они договорились, что сделают это, как толькоон приступит к жертвоприношению, и, замешавшись в толпу, уже перемигнулисьмежду собой в знак того, что настало время выполнить их намерение. Но в этомгновение возле них появился третий воин, который хватил одного из них мечомпо голове так, что тот упал замертво; свершив это, он пустился бежать.Товарищ убитого, считая, что все открылось и он погиб, бросился к алтарю и,моля о пощаде, обещал признаться во всем. Но в то время, как он рассказывало заговоре, удалось схватить третьего воина, и в страшной давке, осыпаяударами, его потащили как убийцу к Тимолеону и наиболее видным лицам,присутствовавшим на торжестве. Схваченный, моля о помиловании, заявил, чтоон совершил акт правосудия, умертвив убийцу своего отца; и свидетели,которых ему весьма кстати послал его счастливый жребий, подтвердили, что,действительно, в городе леонтинцев его отец был убит тем, кому он сейчасотомстил. Ему тут же было пожаловано десять аттических мин, ибо на его долювыпало счастье, мстя за смерть отца, избавить от смерти отца сицилийцев.Судьба, как мы видим, в этом случае превзошла хитроумием хитроумие нашихрасчетов. И еще один, последний пример. Не проявилось ли в том, о чем я хочурассказать, особая доброта, милость и человеколюбие судьбы? Игнации, отец исын, внесенные римскими триумвирами в проскрипционные списки, принялиблагородное решение отдать свою жизнь один другому, обманув тем самымжестокость тиранов; и вот, обнажив мечи, они ринулись один на другого.Судьбе было угодно направить острия мечей таким образом, что и сын и отецбыли поражены насмерть; и та же судьба, воздавая дань почтения стольпоразительной и прекрасной любви, позволила им сохранить достаточно сил,чтобы каждый из них, вырвав свой меч из тела другого, мог сжать своегоблизкого окровавленной и вооруженной рукой в столь цепком объятии, чтопалачам, отрубившим обе головы сразу, пришлось оставить тела в этомблагородном сплетении, так, что рана одного приникла к ране другого, и онилюбовно впивали в себя остатки крови и жизни друг друга. Глава XXXV
