Палата для больных раком

 

 

С недавних пор Каору стал выглядеть много старше своих двадцати. И вовсе не из-за выражения лица. Взрослым он был не только внешне, но и по своему внутреннему устройству. Люди, знавшие его, говорили, что юноша развит не по годам.

Сам Каору не считал это простой случайностью, с тринадцати лет ему пришлось взять на себя роль главы семьи. Десять лет назад, когда он был еще учеником младшей школы, невысокий щуплый мальчик выглядел, скорее, младше своих лет. Усвоивший от отца начала естественных наук, от матери — начала филологии, он считался умным ребенком. Его не беспокоили повседневные дела, основным его занятием было заставлять свое воображение работать над вопросом устройства мира.

Когда Каору вспоминал о том времени, ему казалось, что сейчас он живет совсем в другом мире. Тогда он ночи напролет проводил, болтая с родителями и играя на компьютере. Не было ни малейшего намека на нависшую над семьей тень. Его идея о том, что между расположением поселков долгожителей и магнитными аномалиями Земли, возможно, есть связь, подтолкнула его к замыслу поездки на границу североамериканских штатов Аризоны, Юты, Колорадо и Нью-Мексико, где отрицательный показатель магнитных отклонений был особенно высок. Он даже заставил отца подписать договор.

Это соглашение о поездке в Северную Америку Каору до сих пор бережно хранил у себя в столе. Договор, который в конце концов так и остался не выполненным. Хидэюки до последнего момента не отказывался от своего обещания, но учившийся на медицинском факультете Каору отлично знал, что выполнить его практически невозможно.

Каору не мог понять, когда и как в тело его отца вторгся вирус метастазного рака. Возможно, несколько лет тому назад, когда отец начал жаловаться на боли в желудке. Наверное, тогда вирус сделал паковой одну из клеток в его теле. Появившаяся раковая клетка начала свое первое деление сразу после того, как отец пообещал поехать в пустыню. А дальше опухоль стала разрастаться незаметно, но упорно, и путешествие всей семьей в Северную Америку превратилось в несбывшуюся мечту.

Запланированную поездку Хидэюки в лабораторию Нью-Мексико отложили, и только через три года после обещания поехать в Северную Америку ее внесли в рабочий план. Хидэюки должен был пробыть в исследовательских центрах Лос-Аламоса и Санта-Фе примерно три месяца. Он хотел привезти туда Матико и Каору, чтобы они посетили место с минусовой магнитной аномалией, которое все еще не давало Каору покоя.

В начале лета, когда Хидэюки заранее, за два месяца, забронировал места в самолете и уже готовился к путешествию в кругу семьи, он вдруг начал жаловаться на боли в груди. Обратись он тогда к врачу...

Но Хидэюки не слушал советов Матико и, решив, что это расстройство желудка, не стал менять свои планы.

Лето было в разгаре, а боль в желудке усиливалась, и вот за три недели до запланированной поездки у Хидэюки началась сильная рвота. Но, даже несмотря на нее, он продолжал говорить, что ничего страшного не происходит. И поскольку он считал, что нельзя отменять поездку, о которой так мечтала его семья, то продолжал отказываться от тщательного обследования.

Но симптомы перешли предел, до которого их можно было игнорировать, и Хидэюки наконец согласился пройти обследование у знакомого врача из университетской больницы. В результате тщательного осмотра тот обнаружил в привратнике желудка полипы, и Хидэюки пришлось лечь в больницу.

Поездку, разумеется, отложили. Но и Каору и Матико было уже не до поездки. От лечащего врача они узнали, что полипы оказались злокачественными.

Таким образом, каникулы для тринадцатилетнего Каору из рая очень быстро превратились в ад. Пришлось не только забыть о долгожданной поездке. Вся семья провела то жаркое лето в перемещениях между домом и больницей.

В следующем году я вылечусь, и мы, как я обещал, обязательно поедем в пустыню...

Оптимизм Хидэюки был единственным успокоением.

Матико верила словам мужа, так как от мысли, что шансов у него один на десять тысяч, ей становилось плохо, и она отдавалась этой слабости.

В этой ситуации Каору ничего не оставалось, как взять на себя обязанности главы семьи. Он готовил на кухне вместо матери, которая стала совсем мало есть. Каору не только насильно впихивал матери в рот еду, но и, основываясь на приобретенных им медицинских знаниях, пытался взрастить образ радостного будущего в ее сознании.

Операция по удалению двух третей желудка прошла успешно, оставалось только сделать пересадку. К концу лета — началу осени он смог вернуться в лабораторию.

С этого момента отношения отца и сына заметно изменились. Хидэюки стал уважать Каору как мужчину за то, что сын поддерживал его, пока он был в больнице; начал гораздо больше, чем прежде, общаться с ним. Он словно бы взялся за воспитание в Каору сильного мужчины: прекратил называть сына Бонзой, настаивал на том, чтобы тот больше занимался физическими упражнениями, а не играл на компьютере. Мальчик почувствовал, что отец отчаянно хочет передать ему что-то, что сам уже не может удержать. Он не стал сопротивляться и пошел отцу навстречу.

Каору ощущал любовь Хидэюки, чувствовал, что становится для него особенным человеком, наследующим отцовскую силу воли. Он все никак не мог забыть, какая гордость по этому поводу кипела в нем тогда.

Без особенных происшествий прошло два года, Каору ожидал свой пятнадцатый день рождения. Но у отца в организме снова начали происходить необратимые изменения. Изменения эти обозначили себя стулом с кровью.

Кровь — это та красная лампочка, которая со стопроцентной вероятностью сигнализирует о том, что рак начал свое движение. Хидэюки не задумываясь пошел к врачу. Выпив барий, он прошел рентгеноскопию. У него обнаружили признаки частичного зажимания s-образной ободочной кишки. Все, что не было удалено при операции, находилось в ужасном состоянии.

Существовало два варианта проведения операции: сохранить часть ануса или провести гораздо более обширные удаления и создать искусственный анус. В первом случае существовал риск, что будут упущены незаметно проникшие в организм раковые клетки и рак разовьется снова. Во втором s-образную ободочную кишку удалили бы полностью и можно было бы ожидать более надежных результатов. Врач считал, что гораздо лучше сделать полностью искусственный анус, но, учитывая последствия этого решения для повседневной жизни, окончательное решение оставили за пациентом.

Хидэюки, однако, с легкостью согласился на искусственный анус.

«Попытайтесь вскрыть, если не будет полной уверенности, что не произойдет инфильтрации, то без колебаний удаляйте анус». Так сказал он сам. Он решил пойти на риск, чтобы увеличить свои шансы на выживание.

И снова летом лег в больницу и перенес операцию.

При вскрытии степень инфильтрации оказалась меньше обычно ожидаемой в таком случае, и можно было оставить где-то пятьдесят процентов ануса, но хирург принял во внимание пожелание пациента и удалил всю s-образную кишку.

Выписывался Хидэюки, как и два года назад, в начале осени. Преследуемый нескончаемыми кошмарами о повторном возникновении рака, он привыкал к жизни с искусственным анусом.

Ровно через два года загорелся желтый сигнал тревоги. Хидэюки весь пожелтел, симптомы с каждым днем проявлялись все сильнее. Это были легко распознаваемые признаки желтухи, значит, не исключено, что раком поражена печень.

Врачам оставалось лишь разводить руками, хоть они и были уверены, что во время проведенных ранее операций рак не перешел на печень и лимфатические узлы.

С тех пор усилился интерес Каору к общей медицине. У него были сомнения насчет этой не очень понятной по своей природе болезни отца. Возможно, появилось новое заболевание, отличное от какой-либо из разновидностей рака. И вот в возрасте семнадцати лет, окончив высшую школу, он поступил на медицинский факультет того же университета, что когда-то закончил его отец.

 

* * *

 

Хидэюки прошел через третью операцию и потерял полпечени. Хоть он и выписался из больницы, но Каору и Матико уже не считали, что в этот раз он поправится. Вся семья, дрожа от страха, только и делала, что вычисляла, куда в следующий раз переместится враждебная сила, нельзя было и мечтать, как прежде, уютно посидеть всем вместе.

«Пока у него не вынут все органы до последнего, рак от него не отстанет», — вовсе не шутя повторяла Матико. Она уже перестала слушать Каору, несмотря на все его медицинские познания. Если кто-нибудь говорил, что открыли новую вакцину, пусть даже действенность ее еще не подтверждена, она прилагала все усилия, чтобы ее достать. Когда сказали, что действует лечение витаминами, она тут же опробовала его и, предоставив врачам лечить лимфатические узлы Хидэюки, сама искала панацею в новых религиозных течениях. Не важно что, лишь бы помогло. Чтобы спасти жизнь мужа, она бы даже продала душу дьяволу. Вид снующей туда-сюда матери, у которой на лице было написано, что она готова идти до последнего, навевал Каору мрачные мысли.

Вскоре Хидэюки стал проводить почти все время на больничной койке. Ему было только сорок девять лет, а посторонним он казался семидесятилетним стариком. Из-за противораковой терапии у него выпали почти все волосы, он исхудал, кожа поблекла, он постоянно шарил пальцами по телу, жалуясь на нестерпимый зуд. Правда, желание выжить не покидало его.

Держа за руки сидевших у кровати жену и сына, он через силу усмехался:

— Эй, вы не забыли? В следующем году мы поедем в Северную Америку, в пустыню.

Было что-то притягательное и патетическое в фигуре этого человека, который, борясь с болезнью, всерьез собирался выполнить обещание.

Пока отец выглядел оптимистически настроенным, отчаянье в душе Каору затихало. Каждый раз, когда самочувствие Хидэюки ухудшалось, ему казалось, что это последний бой отца с болезнью.

Тем временем рак с такими же симптомами принял характер синдрома, и, начиная с Японии, случаи заболевания им стали регистрироваться по всему миру. Среди врачей лишь несколько человек отважились выдвинуть теории относительно преобразований клеточного рака под воздействием нового вируса, но никому не было ясно, насколько он изменит будущее. Еще ниоткуда не поступало сообщений о том, что этот вирус начал размножаться, но в воздухе уже висел страх перед распространением рака, разносимого вирусом.

Стало понятным, что появилась какая-то странная зараза, но чтобы остановить вирус-убийцу, потребуется несколько лет. Неудивительно, что, когда рак, которым болел Хидэюки, поразил несколько миллионов человек, все подумали, что это изменившаяся форма рака, а не новая болезнь.

В мире постепенно росло беспокойство по поводу новой напасти.

И наконец через год в лаборатории университета К. удалось полностью воспроизвести митоз вируса. Выяснилось, что это совершенно новый вид.

У metastic human cancer virus — вируса метастазного рака у людей, как его назвали, были свои отличительные черты.

Прежде всего, инициировал болезнь, вызывая образование раковых клеток, ретро-вирус РНК. Потом, независимо от того, произошла ли абсорбция элементов, вызывающих заболевание, все зараженные вирусом люди становились уязвимы для рака. Хотя тут имелось небольшое отличие. Было подтверждено, что существует весьма небольшое число людей, которые, оставаясь носителями, сами не заболевают. Инкубационный период длится от трех до пятнадцати лет — у разных людей по-разному.

Следующей особенностью было то, что вирус, вследствие активности лимфатической системы, передается другим людям. Он передается не по воздуху, а половым путем, через переливание крови, материнское молоко и другие подобные виды контактов. В данный момент сила распространения была не велика. Но не существовало никакой гарантии, что в будущем он не сможет распространяться и по воздуху. Вирус способен изменяться снова и снова со страшной скоростью.

Были также ученые, которые, исходя из различных вариантов возникновения эпидемии, предположили, что, возможно, новый раковый вирус является результатом резких изменений, произошедших с вирусом СПИДа. Возможно, вирус СПИДа, предчувствуя, что со временем будет уничтожен вакциной, как-то очень ловко перестроился, замыслив стать новым раковым вирусом...

Действительно, оба вируса были поразительно похожи не только способом распространения, но и тем, как они обосновывались в человеческих клетках.

Сначала вирус метастазного рака, имеющий энзим изменяемой Редупликации, соединяется с элементами клеток человеческого тела и выделяет энзим на РНК, и в результате этих двух процессов синтезируется двойная цепочка ДНК.

Затем синтезированная ДНК соединяется с ДНК обычных клеток, клетки изменяются, и начинается их раковое деление. На этом можно и закончить. Но клетка, не различающая, где ее собственная ДНК, а где ДНК вируса, начинает быстро воспроизводить вирус и выводить его за свои пределы. Выведенный за пределы клетки вирус проходит по кровеносным сосудам и лимфатическим узлам и, умело избегая атак со стороны иммунных клеток, получает все шансы попасть в другие тела.

Третья особенность состояла в том, что вызванный вирусом рак практически неизбежно активно осуществлял инфильтрацию и давал метастазы. Само название: вирус метастазного рака — появилось благодаря этой особенности.

Изначально опухоли бывают доброкачественными и злокачественными, но это различие заключается в двух предельно неприятных признаках — инфильтрации и метастазе. Например, если появившаяся опухоль не расширяется и не проникает в кровеносные и лимфатические сосуды, то не стоит особо волноваться.

В случае же с метастазным раком его распространение сопровождается быстрым ростом и сильной инфильтрацией, и он имеет сильную устойчивость против иммунитета, полученного при циркуляции в кровеносных и лимфатических сосудах. У метастазного рака вероятность развития больше, чем у обычного, даже с учетом преград, создаваемых циркуляцией крови.

Так что в случаях с этим раком практически с абсолютной уверенностью можно прогнозировать метастазы. Фразу: «Вылечат рак или нет» — теперь можно было заменить фразой: «Предотвратят метастазы или нет». Кстати, почти стопроцентная вероятность возникновения метастазов заставляет признать невозможность излечения от метастазного рака в ближайшее время.

Четвертая особенность заключалась в том, что возникшая из-за нового вируса раковая клетка была, по сути, бессмертной, она продолжала жить до самой смерти хозяина.

Обычные клетки в человеческом теле могут делиться только определенное количество раз — точно так же и человеку изначально дано прожить только один жизненный срок. Например, нервные клетки с взрослением человека теряют способность к воспроизведению и больше не обновляются. Можно сказать, что продолжительность жизни нервных клеток совпадает с продолжительностью человеческой жизни.

Таким образом, продолжительность жизни клеток связана с продолжительностью жизни человеческого тела как такового, однако клетки, пораженные метастазным раком, даже если их удалить из тела и подпитывать, поместив в питательный раствор, будут делиться до бесконечности и никогда не умрут.

Появились религиозные деятели, затрагивавшие этот момент в своих «пророческих» речах.

Если удастся удачно привить способности раковых клеток клеткам обычным, то люди смогут обрести не стареющие и не умирающие тела.

Разумеется, все это было не более чем болтовней всяких проходимцев. А клетки, обретшие вечную жизнь, убивали своих носителей, правда, то, что они сами при этом умирали, воспринималось как противоречие.

 

 

Сезон дождей (на который в следующем году были запланированы государственные экзамены) Каору провел по горло в делах. Уход за больным отцом и приработки занимали слишком много времени. Было не до учебы. Да и психическое состояние матери требовало внимания.

Мать, если за ней не проследить, постоянно хваталась за все, что имело этикетку «особо эффективного средства от рака». Была опасность полностью потерять над ней контроль.

Хидэюки не нравилось, что сын постоянно занят. Ему все казалось, что время, которое следовало бы посвятить работе, тратится впустую. Когда он понял, что виновата его болезнь, он стал еще более раздражительным, начал выдавать Каору деньги только на университет и постоянно говорил, что нужно делать сбережения. Он до сих пор мог чваниться и хвастаться, Каору же, напротив, избегал даже шуток в таком духе.

Теперь, с точки зрения Каору, тянувшего на себе весь семейный бюджет, получалось, что средств становится все меньше и ничего другого не остается, кроме как работать, однако он не решался обвинить отца в развале семейного бюджета. Объяснить отцу всю серьезность ситуации не было никакой возможности. Поэтому он врал, говоря, что работает, чтобы получить деньги на развлечения.

Когда Каору был рядом с отцом, он всегда хотел успокоить его. Ни в коем случае нельзя было дать ему понять, что из-за его болезни доходы в семье снизились и жене с сыном стало тяжело жить. К счастью, как студенту медицинского факультета, юноше удавалось заработать немного денег репетиторством. В больнице при университете, где учился Каору, лечилось много школьников.

Родители хотели, чтобы их дети, вернувшись к учебе, могли нагнать упущенное, и Каору часто предлагали вакансию репетитора.

Однажды, незадолго перед каникулами, после занятий английским языком и математикой с одним из учеников, Каору поглощал свой скромный обед, сидя в больничной столовой. Его отец лежал в той же больнице, Каору только что узнал, что есть подозрение на метастазы в печени, и настроение у него было очень мрачное. Лето началось с любимой фразы отца.

В этом году всей семьей поедем в поселок долгожителей в Северную Америку, в пустыню.

Пустые слова. И как всегда, в ответ на эту выдавленную из себя фразу неотвратимо возрастала опасность метастазов в печени. Размышляя о симптомах отца и о том, что ждет семью, Каору глубоко вздохнул, и тут он заметил, что в столовую вошла женщина с ребенком, Сугиура Рэйко и ее сын Рёдзи.

Находящаяся на третьем этаже столовая имела форму буквы "П" и окружала стеклянной стеной внутренний садик. В садике бил фонтан, и струи воды поднимались высоко вверх. Невозможно убогий интерьер столовой и отвратительная еда наводили тоску, и, лишь глядя на вздымающиеся струи фонтана, Каору мог ненадолго отдохнуть душой.

Его взгляд естественно переключился на красивую женщину, которую препроводил до свободного места работник столовой. Почему-то она притягивала к себе Каору. Ее хорошо загоревшее тело в бежевом летнем платьице и лицо без косметики были словно созданы для того, чтобы привлекать взгляды. Не будь рядом с ней сына, она могла бы показаться десятилетней девочкой.

Проследовав за официантом, женщина и мальчик собрались сесть за стол перед Каору. Даже когда они сели, юноша не мог отвести от них глаз, его взгляд приковали к себе ноги, видневшиеся из-под маленького летнего платья.

Он вспомнил, что видел эту парочку две недели назад в больничном бассейне. Этим летом, еще до того как стать репетитором, он за успехи в учебе получил бесплатный абонемент в бассейн. В первый же день, когда он отправился туда, Каору увидел мать с сыном, сидевших в креслах у края бассейна.

Единственный взгляд, брошенный на эту женщину в зеленом купальнике, пробудил в нем уверенность, что он когда-то очень давно ее видел, но когда и где, он не помнил. Каору, всецело полагавшийся на свою память, не мог поднять с ее дна этот образ, поэтому видение оставило у него какой-то неясный горький привкус. Странно, что он не мог вспомнить столь красивую женщину. Возможно, он обознался и ему оставалось просто забыть о ней, но тут Каору вдруг подумал, а не актриса ли это из одного телевизионного сериала, который он часто смотрел в детстве.

У мальчика особенно сильно обращала на себя внимание фигура Нескладный, в ровно облегающей голову шапочке, очках, трусы в клеточку, первого взгляда на которые было достаточно, чтобы понять, что они не предназначены для плаванья; с маленькими пухленькими ножками и необычайно белой кожей, — он напоминал труп инопланетянина, который когда-то давно показывали по телевизору.

Женщина, которую он где-то видел, странно одетый мальчик — оба они произвели на Каору очень сильное впечатление.

Теперь они сидели за столом перед Каору — у окна, за которым рассыпались водяными брызгами струи фонтана, отчего их отражения на стекле казались размытыми, это не были их настоящие образы. Каору тайком наблюдал за этими отражениями.

Через некоторое время он понял, откуда появилось возникшее в самом начале ощущение нескладности мальчика. Это из-за волос. Когда Каору видел его у бассейна, то заметил, что на шапочке явно нет вздутия от волос.

Сев за стол, мальчик через некоторое время снял надетую на него шапку, и Каору увидел абсолютно лысую, без единого волоска голову.

Оправившись от удивления, он понял, что мальчик — один из пациентов, больных раком. Это не жена и ребенок пришли навещать больного, по-видимому, мать пришла проследить, как лечат ее сына. Хидэюки лечили таким же образом, от обширной терапии у него выпали почти все волосы, но у мальчика они выпали полностью. Теперь стало понятно, почему плотно облегающая голову шапочка выглядела так неестественно.

Каору, с отсутствующим видом подперев подбородок руками, наблюдал за тем, как красавица мать, которой, как ему казалось, было чуть больше тридцати, и ее сын школьник молча ели свой ленч. Он подсознательно провел параллели между мальчиком и лежащим в больнице отцом. Отцу сорок девять лет, мальчику одиннадцать. Оба они проходят противораковую терапию.

Женщина в бежевом летнем платьице, распространявшая вокруг себя сверкающий ореол, никак не сочетающийся с больничной обстановкой, иногда поднимала взгляд и лишь поворачивала глаза, чтобы выглянуть в окно. Склонившись над тарелкой, Сугиура Рэйко апатично ковыряла в ней с таким видом, словно ела только потому, что иначе было нельзя. Она взглянула на Каору с грустной улыбкой, выражение ее лица было ни с чем не сравнимо.

Ее рука с ложкой замерла в воздухе, женщина, словно передумав, опустила ложку назад на тарелку и уставилась перед собой. На ее лице Каору прочитал резкий вопрос: «Что ты все смотришь?» Но, встретившись взглядом с Каору, Рэйко тут же стала спокойней. А он все не мог отвести глаз.

Похоже, она тоже вспомнила, что видела Каору в бассейне. Ее взгляд как будто спрашивал о чем-то. Когда Каору немного наклонил голову, женщина ответила тем же.

Правда, в тот же момент она отложила ложку и палочки и начала укорять сына, бесцельно месившего пальцами еду. Она потеряла всякий интерес к незнакомцу.

Но Каору теперь смотрел только на них. И как он ни сопротивлялся, его давило что-то исходившее от них, похожее на затаенную злобу.

 

* * *

 

Несколько дней спустя, теперь уже в больничном саду, Каору представился случай поговорить с ними. Они уселись рядом на одной скамейке, и совершенно естественно сам собой завязался разговор.

Мать, как уже было сказано, звали Сугиура Рэйко, а мальчика Рёдзи. Рёдзи сказал, что у него подозрение на раковые клетки в печени, которые дают метастазы в мозг, и что, прежде чем начать лучевую и химическую терапию, он каждый день проходит через сплошные проверки.

Более того, причиной раковой опухоли был, по всей вероятности, недавно возникший вирус метастазного рака, и в этом отношении диагноз Рёдзи во всем, от начала болезни до возникновения метастазов, походил на диагноз Хидэюки.

Каору проникся симпатией к этим людям. Ему так хотелось объяснить им, что они похожи на друзей, борющихся плечом к плечу с одним врагом.

— Боевые товарищи!

Рэйко также употребляла эти слова. Но Каору, вспомнив, с каким видом эти двое сидели несколько дней назад в кафетерии, не смог ей поверить. Не исключено, конечно, что тогда на лицах матери с сыном отразилось отчаянье. Однако Каору не показалось, что это были лица людей, готовых серьезно, плечо к плечу, бороться с болезнью. Невозможно было забыть, с какой апатией они отправляли пищу в рот.

Раз возникла такая возможность, Каору решил разъяснить возникшее при первых встречах подозрение и спросил:

— А мы с вами нигде раньше не встречались?

Собственные слова напомнили ему о застенчивости, с которой произносящий подобные банальности мужчина стремится привлечь к себе женщину, но он не знал, как спросить иначе.

В ответ Рэйко слегка улыбнулась.

— Мне так часто говорят. Наверное, потому, что я похожа на актрису, игравшую в старом сериале, — застенчиво ответила она.

Каору опять усомнился в правдивости этих слов. Не может быть, что она не та актриса, а только похожа на нее. Но если она врет, чтобы избавиться от своего прошлого, стоит ли это проверять?

Стоя в дальнем углу сада, Рэйко сказала Каору номер палаты и добавила:

— Как-нибудь обязательно приходите. Я вас прошу.

Она легонько помахала рукой. Ее руки светились здоровьем, а от всего тела исходил тонкий аромат. После их третьей встречи Каору уже не мог отвести глаз от женщины по имени Сугиура Рэйко.

 

 

Приняв приглашение Рэйко, Каору на следующий день уже стучался в дверь палаты Рёдзи. Когда он вошел внутрь, встреченный улыбкой Рэйко, которая выглядела не очень искренней, Рёдзи, сидя на кровати и болтая ногами, читал книжку. Учившийся на медицинском факультете Каору уже на входе смог оценить стоимость палаты — она раз в пять превышала обычную. Здесь были даже отдельная ванная и туалет.

— Спасибо, что пришли.

Несмотря на слова благодарности, Каору понял, что накануне Рэйко пригласила его к ним в палату только из вежливости, но, похоже, его прихода она не ожидала. Рэйко явно была не в духе. Повернувшись к Рёдзи, она поторопила его:

— Давай, давай.

Каору наблюдал за происходящим. Рэйко, разумеется, позвала его, чтобы он составил компанию Рёдзи. Немного не то, чего ожидал юноша.

Каору больше тянуло не к Рёдзи, а к его матери. Он был неопытен в любви, но умоляющий не отвергать ее предложение взгляд Рэйко и ее аромат слились для Каору в одно целое. Дело было даже не в больших глазах, полных легкого кокетства, пухленьких губах и упругих грудях, а в том, что от Рэйко исходил аромат женственности.

В отличие от Рэйко, Рёдзи глядел более мрачно. Когда Каору, которому Рэйко предложила сесть на стул у кровати, оказался напротив, его поразило, как слабо светятся глаза мальчика. Он глядел и как будто ничего не замечал. Его взгляд проходил сквозь Каору и блуждал по стене у него за спиной. Словно никак не мог определить, где ему сконцентрироваться.

Сунув палец между страниц, Рёдзи положил книгу на колено. Каору нагнулся, чтобы посмотреть название, и, увидев заднюю сторону обложки, понял, что эту книгу он уже читал.

Книга называлась «Страх перед вирусами».

Считается, что больные хотят подробнее узнать о своей болезни. И Рёдзи не был исключением. Это естественно, когда человек обеспокоен тем, что внутри у него находится что-то постороннее.

Каору сказал, что он студент медицинского факультета, и задал Рёдзи несколько вопросов о вирусах. И получил от него на удивление четкие ответы: мальчику было только шесть лет, и он учился в младшей школе. Было ясно, что Рёдзи хорошо разбирается в вирусах. У него был не только такой же, как у Каору, взгляд на устройство ДНК, но и самый современный подход к феномену жизни вообще.

Во время беседы Каору начало казаться, что он видит себя самого, каким он был в детстве. Каору глядел на этого мальчика, вооруженного даже знаниями по химии, как когда-то на него самого глядел его отец.

Однако беседа длилась недолго. Когда они наконец-то разговорились, пришла медсестра и увела Рёдзи на обследование.

Оставшись вдвоем с Рэйко в маленькой комнате, Каору занервничал, но Рэйко оторвалась от окна, у которого сидела, и с невинным взором опустилась на край кровати.

— Я и не думала, что вам двадцать.

Похоже, из их беседы она уловила что-то, косвенно касавшееся возраста Каору.

— А на сколько я выгляжу? — Поскольку Каору всегда выглядел старше своих лет, то он часто задавал этот вопрос.

— Ну, старше лет на пять, не более... — Рэйко оборвала фразу, почувствовав, что, возможно, обижает Каору.

— Так я выгляжу старше?

— У вас очень сильный характер.

То, что он выглядел старше, могло бы его обидеть, но слова о том, что он сильный, были уже похвалой.

— Это потому, что у моих родителей были хорошие отношения.

— Хм, значит, если у супругов хорошие отношения, дети выглядят старше?

— Если родители счастливы уже оттого, что вместе живут, — это всегда заметно.

— Не-а! — Рэйко пустым взглядом уставилась на осиротевшую без сына кровать.

Каору подумал о муже Рэйко. Почему-то невозможно было представить, что у Рёдзи есть отец. Развод, смерть... а может быть, отца у Рёдзи никогда и не было, во всяком случае, казалось, что связь с ним у мальчика очень слабая.

— Наверное, он никогда не сможет жить самостоятельно, — сказала Рэйко, не отводя глаз от кровати.

Каору придал лицу подобающее выражение. Он и не ожидал, что она произнесет что-нибудь другое.

— Рак...

— Да? — сказал он, хотя сам именно так и думал.

— Три года назад умер его отец, но Рёдзи — он такой, он особо и не огорчился.

Каору догадывался об этом. Такой, как Рёдзи, и слезинки не уронит.

— Надо же... — Каору скрыл свои истинные чувства. Стоило ему только подумать о смерти отца, и в груди его рождалась необъятная грусть. У него не было уверенности, сможет ли он на самом деле смириться со смертью отца, стать до конца самостоятельным.

— Каору-сан, если вы не против... — Тут Рэйко на мгновение замолчала и доверительно посмотрела на юношу. —...Не проследите ли вы за его занятиями?

— Вы насчет репетиторства?

— Да.

Обучение детей имело для Каору особый смысл. К тому же времени на это у него вполне хватало. Однако он сомневался в том, что Рёдзи нужен репетитор. Из короткой беседы с ним Каору понял, что по уровню развития он значительно превосходил сверстников.

Кроме того, Каору ясно понимал, что если рак даст метастазы в легкие и мозг, то, сколько ни нанимай репетиторов, вся учеба окажется впустую. Шансов на то, что Рёдзи вернется в школу, практически не было. Хотя, наверное, поэтому и стоит нанять репетитора. Чтобы заставить его готовиться к возвращению в школу, вселить в него надежду. Близкие своими действиями должны дать ему понять, что ни в коем случае не оставляют надежды на будущее.

— Хорошо, если заниматься часа по два в неделю, время найдется.

Рэйко приблизилась к Каору на два-три шага и поклонилась, сложив руки в ладонях.

— Спасибо. Какая уж там учеба. Думаю, ему будет радостно оттого, что он получит хорошего собеседника.

— Понятно.

Наверняка у Рёдзи совсем не было друзей. Каору хорошо его понимал. Он так и не смог ужиться со школьным сообществом. Однако, несмотря на это, не ощущал себя одиноким. У него были отличные отношения с родителями. Отец был странноват, но лучшего собеседника Каору и представить не мог. Благодаря тому что мать и отец были все время вместе, Каору не пришлось переживать кризис самоопределения и он не задавался вопросом, почему родился в этом мире.

Рэйко хотела, чтобы Каору заменил ее сыну отца. Разумеется, никаких помех для этого не было, он всегда достигал поставленных целей.

«А не хочет ли Рэйко, чтобы я заменил ей мужа?» — тешил он себя нелепыми надеждами. Каору не верил в это, но рядом с ней старался по возможности выглядеть как одинокий мужчина.

Договорившись о том, в какое время он будет приходить, Каору поставил номер палаты Рёдзи последним в своем расписании.

 

 

Но Каору общался с мальчиком и сверх отведенного времени. Тогда они в основном болтали на научные темы, Каору вспоминал детство, когда он с головой погружался в науку, всем сердцем стремясь познать устройство мира.

Когда-то Каору мечтал создать систему, которая смогла бы объяснить и охватить то, что считалось сверхъестественным, то есть ненаучным. Но чем глубже становились его познания, тем больше он убеждался в том, что в любой самой стройной теории обязательно возникало абсолютно не поддающееся объяснению явление. Когда же он приблизился к заветной системе, то из-за болезни отца все его глубокие устремления пришлось переключить на практические вопросы медицины.

Внезапно очнувшись от воспоминаний, Каору посмотрел на Рёдзи, который, как и он когда-то, мечтает познать устройство мира. Так старший товарищ смотрит на младшего.

Рёдзи, как всегда, сидел на кровати скрестив ноги и раскачивался. Рэйко, расположившаяся в кресле у окна и вроде следившая за их разговором, почти уснула и качала головой в такт движениям сына.

— Теперь тебя это интересует?

Рёдзи засыпал Каору вопросами о генетике.

— Ну, признаться...

Рёдзи уставился вечно пустыми глазами прямо перед собой и приосанился, сидя на кровати. Хоть в этом и не было ничего необычного, на его лице всегда блуждала улыбка. Нездоровая улыбка. Улыбка человека, знающего, что скоро ему придет конец, улыбка, исполненная насмешки над этим миром. Каору уже привык к этому, но все же сердился, когда видел ее. Появись у его отца на лице такое выражение, он бы его отбранил, хоть это и был его отец.

В случае с Рёдзи единственным способом убрать с его лица скорбное выражение было втянуть его в пламенный спор.

— А что ты думаешь о теории эволюции? — Раз уж они заговорили о генетике, то вполне естественно было перейти к вопросу эволюции.

— В каком смысле? — Рёдзи беспокойно завозился и, не поднимая головы, устремил взгляд на Каору.

— Ну, в общем, давай спросим так. Ход эволюции бесцелен, или все же есть какая то заданная цель?

— А ты, Каору-сан, что думаешь?

Это была дурная привычка Рёдзи: прежде чем напрямую выдать свое мнение, тщательно разузнать мнение собеседника.

— С определенной уверенностью полагаю, что у эволюции есть цель.

Каору не был склонен во всем соглашаться с мнением ортодоксальных дарвинистов. Хотя он и решил посвятить себя естественным наукам, он полностью не избавился от философского поиска смыслов.

— Я тоже согласен с теорией о преднамеренности эволюции. — Высказавшись, Рёдзи почти вплотную приблизился к Каору.

— То есть жизнь, по-твоему, с самого зарождения стремится к порядку?

— Зарождения? — с ужасом в голосе спросил Рёдзи.

— Вообще-то, существует большая проблема, что считать зарождением.

— Вот как! — Рёдзи, насупив брови, стремился показать, что хочет как можно скорее уйти от этой темы.

Каору не понимал, что случилось с мальчиком. Размышления о причинах возникновения жизни должны были стать для него веселой игрой. По крайней мере, Каору с отцом часто развлекались, связывая воедино вопросы, каким образом возникла на Земле жизнь и почему она получила возможность развиваться.

— Ну, продолжим. Как устроена жизнь, мы не знаем, но сначала она возникла, а потом... — Каору остановился, понуждая Рёдзи продолжить дальше.

— Я думаю, что сначала жизнь была как семечко. Из этого семечка появился росток. В него была заложена нужная информация, чтобы он в процессе роста стал как нынешнее древо жизни, включая человека.

— Но были же и отклонения?..

— Да. Совсем маленькое семечко, а превращается в большое дерево. Толщина ствола, цвет листьев, вся информация о самом виде заложена в изначальное семечко. Но разумеется, большое дерево подвергается природным воздействиям. Не будет солнца — оно завянет, станет меньше питательных элементов — истощится ствол. Ударит молния — ствол может развалиться. Сильный ветер может обломать ветви. Но сколько бы ни возникло непредвиденных воздействий, заложенные в семечке основные свойства не изменятся. Сколько бы ни лил дождь и ни сыпал снег, они не сделают из гинкго яблони.

Каору облизал пересохшие губы. У него не было желания возражать Рёдзи. Более того, мысли Рёдзи походили на его собственные.

— Иначе говоря, то, что животные вышли на сушу, а у жирафа вытянулась шея, было изначально запрограммировано.

— Да, так.

— Если так, то надо полагать, что перед возникновением жизни поработала чья-то воля?

— Воля? Чья? Бога? — простодушно отреагировал Рёдзи.

Но Каору подразумевал не божественную волю, а некую иную, функционировавшую как эволюционная лестница еще даже до появления жизни.

Внезапно ему представился косяк рыб, устремившийся на берег. В этих рыбах, окрасивших море в черный цвет, стремящихся на землю, выпрыгивающих из воды, чувствовалась всесокрушающая сила.

На самом деле морские животные самостоятельно не стремились на землю. Вероятно, в высохших в результате горнообразовательных процессов водоемах им неизбежно приходилось адаптироваться. Последователь Дарвина дал бы такое объяснение.

Но Каору представлялись пустые глаза рыб, каждый день стремящихся на сушу и умирающих на берегу, он видел растущие там горы трупов. Невозможно было поверить, что большая часть этих рыб адаптировалась к жизни на земле. Смена среды обитания сопровождалась изменением внутренних органов. Стал необходимым переход с жаберного дыхания на легочное. Каким же образом осуществлялись эти пробы и ошибки на пути к изменению внутреннего устройства? Один орган перерождался в другой, — если представить себе это, становится жутко.

Каору видел перед собой абсолютно лысую голову Рёдзи. Когда мальчик нагнулся, его затылок оказался там, где только что был нос. В этом исхудалом маленьком теле происходило грандиозное клеточное сражение. Такое же происходит в теле Хидэюки, отца Каору. Потеряны часть желудка, часть ободочной кишки, печень. А появившиеся взамен побежденных новые раковые клетки находят себе новое убежище и непрерывно копошатся в теле Рёдзи.

Каору вдруг осенило.

Раковые клетки, изменяя цвет и форму здоровых органов, создавая опухоль, приводят к дисфункциям органов и смерти человека. Эту свою противоречивость они используют для прикрытия, но, подумав, вполне можно догадаться, чем они на самом деле занимаются. Попав в кровь и лимфу, они провоцируют клетки и, частично отдавая им свойства нестарения и бессмертия, таким образом осуществляют эксперимент.

Но зачем?..

Чтобы создать в теле человека необходимые в будущем органы. Деятельность вируса метастазного рака — это пробы и ошибки на пути к созданию новых органов в теле человека.

В процессе умрет множество людей, так же как погибли почти все рыбы, оказавшиеся на суше. Возможно, как и в случае с морскими животными, которым за сто миллионов лет удалось, несмотря на бесчисленные жертвы, приспособиться к суше, останутся несколько человек с новыми органами. Тогда человечество эволюционирует. Да и возможен ли новый революционный этап, подобный переходу из моря на сушу, без обретения новых органов?

Когда же он наступит?

Количество людей, умерших от рака, в последнее время резко увеличилось, но так как не ясно, с какого момента раковые клетки начали свою деятельность, то и невозможно решить, начало ли человечество свой поиск путей к эволюционированию или уже заканчивает его. Ясно лишь, что времени до эволюционирования остается все меньше. На превращение обезьяны в человека потребовался гораздо меньший срок, чем на превращение рыбы в земноводное. Поэтому вполне возможно, что следующий скачок будет на порядок короче.

Каору хотелось так думать. Ему хотелось видеть пусть маленькую, но надежду. Быть может, отец не станет жертвой рака, а окажется одним из первых, кто шагнет через новую ступень эволюции.

Каору также хотелось, будь это возможно, переродиться заново. Такое желание есть у каждого — желание обрести вечную жизнь.

Если предположить, что вирус метастазного рака создает нестареющие и неумирающие клетки, значит, шансы есть и у Рёдзи.

Каору не стал говорить о такой возможности. Не исключено, что слова, по сути подтверждающие наличие болезни, могут ослабить волю мальчика к жизни.

Вскоре за их спинами раздалось легкое посапывание. Рэйко, которую с самого начала клонило ко сну, уже уснула по-настоящему, положив голову на стол. Каору и Рёдзи, переглянувшись, тихо засмеялись. Еще нет восьми, довольно рано. За окном из ранних сумерек, обычных для начала лета, возник вечерний пейзаж столицы. Шум машин, едущих по скоростному шоссе внизу, стал громче.

Рука Рэйко дернулась, словно от испуга. Из-за этого пустая банка из-под сока опрокинулась и покатилась по полу, но Рэйко не просыпалась.

Каору, привстав, сказал:

— Твоя мама уже спит, я пойду потихоньку.

Он и так уже пересидел отведенное для репетиторства время.

— Каору-сан, ты мне что-то недорассказал. — Все еще не наговорившись, Рёдзи состроил недовольную мину.

— В следующий раз дорасскажу. — Каору встал со стула и прошелся по комнате. Рэйко спала, положив под правую щеку руки. Глаза были закрыты, но рот слегка приоткрыт. Сложенные под щекой руки были мокрые от слюны. Милое личико.

Каору впервые почувствовал, что женщины постарше кажутся ему милыми. Каору очаровывало все тело Рэйко, внезапно ему сильно захотелось прикоснуться к ней.

Рёдзи, лежа на кровати, протянул руку и потрогал ее за плечо:

— Мама, мама.

Но она не просыпалась.

— Не надо, мама спит.

Рёдзи поднял невинный взгляд на Каору, затем перевел его на кровать, предназначавшуюся для тех, кто жил с больными.

— Поскольку мама присматривает за мной, она любит, когда я ее укладываю. И нельзя, чтобы сегодня ночью она проснулась, — как-то отстраненно, а вовсе не выпрашивая, сказал Рёдзи.

Каору почувствовал в себе странное жжение. Ему показалось, что мальчик каким-то образом угадал его желание.

Не будя маму, возьми ее и отнеси на кровать.

Именно этого, как показалось Каору, и хотел Рёдзи.

Чтобы заключить Рэйко в объятия, Каору достаточно было преодолеть расстояние меньше чем два метра. Торчавшие из-под коротких брюк ноги Рэйко были плотно сжаты, коленка к коленке, словно не желали, чтобы к ним прикасались. У Каору вполне хватило бы сил перенести женщину на постель. Но он не знал, как поведет себя, прикоснись он к ее коже, и сможет ли сдержаться.

— Мама тогда от ужаса не сможет двигаться, — сказал Рёдзи с многозначительным видом и отвел взгляд. И все же он будто бы видел Каору насквозь. Казалось, что он провоцирует его, зная, что Каору испытывает влечение к Рэйко.

Послушай, ты же хочешь коснуться ее. Давай, я разрешаю. Послушай, я даю тебе шанс.

Сдерживая смешок, Рёдзи продолжал провоцировать.

Каору молча расстелил постель. Он не поддался на провокацию. Если бы его чувства по отношению к Рэйко усилились от прикосновения к ее телу, то, вероятно, захватили бы Каору целиком. Юноша еще недостаточно осознал то влияние, которое таинственным образом оказывает прикосновение к плоти.

Он подвел руки под шею и коленки Рэйко, разом поднял ее и перенес на кровать.

Когда он опускал ее на кровать, Каору покачнулся, и губы Рэйко буквально на мгновение коснулись его шеи. Глаза женщины слегка приоткрылись, она уже хотела обеими руками с силой обнять его, но, улыбнувшись, снова уснула.

Теперь, если начать возиться, она точно проснется, и поэтому Каору все делал очень осторожно. Несколько секунд он укрывал ее. Его взгляд упал на промежуток между грудью и животом, и, представив гибкую плоть под одеждой, он, не поворачивая головы, взглянул на ее лицо. Он начал рассматривать ее лицо снизу. Тонкая линия подбородка, над ней два кружка ноздрей. Никогда еще он не рассматривал лицо под таким необычным углом.

На шее все еще теплилось место, которого коснулись ее губы.

— Ну, до следующей недели. — Словно не ощущая биения своего сердца, Каору, как этого требуют приличия, потянулся к дверной ручке.

Рёдзи, сидя со скрещенными ногами, завозил коленями и захрустел суставами. Но совсем не так, как обычно. С лица исчезло выражение. Он не провоцировал, не насмехался, он смотрел абсолютно пустым взглядом.

— Спокойной ночи.

Каору быстро вышел из комнаты. Он понял, что застывший взгляд Рёдзи даже после его ухода будет направлен на дверь.

Интуиция подсказывала Каору, что их встреча была не случайна. Что Рэйко и Рёдзи уже стали неотъемлемой частью его жизни.

 

 

Одним из развлечений Каору было посещение профессора Сайки, работавшего в патологоанатомической лаборатории. Он учился вместе с отцом на одном факультете, а теперь, когда болезнь отца оказалась столь некстати, помогал различными советами. Его, давнего друга семьи, Каору помнил с детства.

В частых посещениях Сайки у Каору была одна определенная цель: он под микроскопом рассматривал мучившие отца раковые клетки, которые хранились в питательном растворе у профессора.

Чтобы защититься от врага, нужно в первую очередь знать его в лицо.

Покидая на некоторое время больницу, Каору приходил в здание, где размещались патологоанатомическая, судебно-медицинская, микробиологическая и другие основные лаборатории. Внутри университетского больничного комплекса было понатыкано множество новых и старых зданий, это здание подходило под определение старого. Второй этаж занимала лаборатория судебно-медицинской экспертизы, а на третьем находилась патологоанатомическая лаборатория, куда и направлялся Каору.

Если подняться по лестнице и свернуть направо, то попадешь в коридор с дверьми, ведущими в маленькие лаборатории по обеим сторонам.

Каору остановился у лаборатории профессора Сайки и постучал в дверь.

— Входите.

В ответ на приглашение юноша просунул голову в дверной проем.

— А, пришел. — Сайки всегда встречал Каору одними и теми же словами.

— Я не помешал?

Сайки с полудня исследовал полученные клетки тканей пораженных органов и даже не взглянул на Каору. Того это, однако, вовсе не обидело. Он мог свободно наблюдать сам, не боясь никому помешать.

— Вы очень любезны.

Открыв дверцу работавшего на СО2 автоклава, по форме походившего на большой холодильник, он стал искать в нем клетки отца. То, что находилось внутри, было изотермически защищено, уровень диоксида карбона также соответствовал норме. Долго держать дверь открытой было нельзя.

Пластиковая емкость, где в питательном растворе хранились клетки отца, всегда находилась на одном и том же месте, поэтому Каору смог быстро найти ее.

Разглядывая клетки и думая о том, что он, возможно, смотрит на бессмертие, он в очередной раз поразился.

Удаленная печень, всегда красновато-розовая, стала покрываться белой порошкообразной сыпью. Залитая формалином печень хранилась уже три года. Возможно, это была галлюцинация из-за яркого освещения, но иногда казалось, что она начинает корчиться в судорогах.

Печень, разумеется, была мертва. Живыми оставались только клетки, плавающие в емкости с питательным раствором.

Питательная среда, содержащая менее одного процента сыворотки, провоцировала делимость отцовских клеток.

Обычные клетки, помещенные в сыворотку, в определенный момент прекращают деление. И даже если их все время подпитывать, они не станут нарастать в пробирке слоями. Такое свойство назвали свойством потери контакта. То ли у раковых клеток оно отсутствовало, то ли у них была предельно низкая зависимость от сыворотки, но они могли делиться, питаясь чем угодно, будучи плотно зажатыми в сколь угодно узком месте.

Если обычные клетки, делясь, не образовывали в пробирке более одного слоя, то раковые нарастали слой за слоем. По сравнению с размеренным делением обычных клеток раковым в большой степени свойственно стремление к бесконтрольному делению. Если обычная клетка может делиться определенное число раз, то деление раковых клеток бесконечно.

Бессмертие.

Каору с болью осознавал всю иронию того, что бессмертием, к которому с глубокой древности стремились люди, завладел тот, кто причиняет людям смерть.

Словно утверждая свою значимость, раковые клетки отца начали подниматься вверх в форме сферы — при тщательном наблюдении это изменение формы становилось заметным. Похоже, их надо было рассматривать как самостоятельное живое существо. Его хозяин на краю гибели, а этот урод все жаждет вечной жизни.

Каору закрепил пробирку с концентрированным противоречием в штативе микроскопа. Хоть максимальное увеличение составляло примерно двести к одному, можно было запросто сделать цветную фотографию. Правда, исследование чего-либо под электронным сканер-микроскопом отнимало много времени.

Забывшие жизненные правила раковые клетки составляли бесформенные аморфные образования. Отнимавшие у человека его жизнь, они то ли выглядели гротескными, то ли на самом деле являлись выражением гротеска.

Каору, отбросив первые впечатления и ненависть к терзающему отца негодяю, принялся за изучение проб.

После того как он увеличил изображение, стало понятно, что клетки скучиваются. Тонкие, вытянутые полупрозрачные клетки густо разрослись и были окрашены в светло-зеленый цвет. Правда, настоящий цвет клеток не был зеленым, просто на микроскопе стоял зеленый фильтр.

Обычные клетки не вырастали где попало, а росли слаженно, ровно, аккуратно. Раковые же клетки были там и сям разбросаны темно-зелеными пятнами.

Они в огромном количестве пузырьками появлялись на поверхности, распространяя вокруг мерцание. Это были клетки в процессе деления.

Каору несколько раз переходил от пробирки к пробирке и сравнивал здоровые и пораженные клетки. Главное отличие было налицо: в раковых клетках содержалось нечто, несущее хаос.

Каору мог наблюдать клетку только снаружи, чтобы увидеть ее изнутри — ядро, структуру ДНК, — оптического микроскопа было недостаточно.

Но Каору все равно продолжал без устали смотреть. Он все больше понимал бесполезность этого занятия. Что, в самом деле, он увидит, наблюдая со стороны? Но даже отчаявшись, он усердно разглядывал каждую клетку.

Все они, какую ни возьми, выглядели одинаково. Как будто строй бесчисленных идентичных лиц.

Одинаковые лица.

Каору оторвался от микроскопа.

Безо всяких логических связок он сравнил клетки с человеческими лицами. Эти одинаковые лица, скучившись, превратившись в какую-то ободранную толпу, смотрелись как пестрое покрывало.

Через некоторое время он уже не мог смотреть в микроскоп.

Верно, есть некая причина, по которой моя интуиция создала этот образ.

Поначалу Каору сомневался в этом. Но отец учил не пренебрегать даже интуицией.

Читал ли он книгу, гулял ли он, перед его внутренним взором всегда стояли образы, вроде бы не связанные с происходившим вокруг. Обычно он не выяснял причины появления таких образов. Как-то раз, идя по улице, он наткнулся на афишу знаменитости и вспомнил лицо человека, похожего на эту знаменитость. И в этом случае, если бы не осознание того факта, что он посмотрел на афишу, то могло бы показаться, что образ появился внезапно, сам собой, без цепочки ассоциаций.

Если предположить, что имеет место некая синхронизация, то что тогда синхронизируется и с чем? Каору попытался разобраться в этом.

Рассматривая клетки при увеличении в двести раз, он сделал новое открытие. Каждая клетка напоминала человеческое лицо. Есть ли, в конце концов, в этом какой-то смысл или нет?

Размышляя об этом, он не находил ответа. Каору снова припал к микроскопу. Должно же быть что-то, что приведет его к разгадке этого образа. Разрастающиеся широкими слоями, вытянутые, тонкие клетки. Сверкающие круглые горошинки. Каору продолжал бормотать: «Все-таки у них одно лицо».

Более того, это было явно не мужское лицо. Что-то женское исходило от лица овальной формы с гладкой и ровной кожей.

Странно, он впервые видел человеческое лицо, рассматривая клетки под микроскопом.

Каору сидел рядом с Рёдзи в палате. Рэйко закрылась в ванной, и там все это время текла вода. Но Рэйко не принимала душ, она стирала белье или делала что-то в этом роде. Занимаясь с Рёдзи, Каору видел, как Рэйко собрала в кучу разбросанное по комнате потное белье и отнесла в ванную.

Вопреки собственному желанию Каору стал рассказывать о болезни отца. Об этом его попросил Рёдзи.

Он говорил коротко, но мальчик всем своим видом показывал, что хочет услышать еще. Похоже, он пытался представить себе будущее, понять, как будет развиваться дальше его болезнь.

Каору не стал рассказывать о том, что болезнь может дать метастазы в печень, и решил прекратить разговор. Не стоило навевать Рёдзи дурные мысли, да и сам он не хотел говорить об этом.

Хидэюки в одну из редких минут душевной слабости возложил на Каору, в случае если метастазы в легких усилятся и он умрет, обязанность помогать матери.

«Прошу, позаботься о Мати».

Каору охватила злость на отца за то, что он позволяет себе такую слабость. Ему захотелось сказать, что успокоить мать, если он умрет, будет непосильной задачей.

Пока Каору сидел на кровати рядом с Рёдзи, рассказывая ему о болезни своего отца, у него в голове ярко прорисовывался образ Хидэюки, и от этого было еще тяжелее. Не обращая внимание на душевное состояние Каору, который незаметно для себя замолчал, Рёдзи, как будто нарочно, рассмеялся.

— Между прочим, я уже однажды видел твоего отца, Каору-сан.

Они оба болели одной болезнью, по нескольку раз лежали в больнице, так что не удивительно, что даже здесь, в огромной университетской больнице, они где-то пересеклись.

— Да?

— Из седьмой Б, высокий такой дедушка.

— Да.

— Сильный человек. Лапает медсестер за задницу. Всегда веселый. Ошибки быть не могло, это его отец. Среди некоторых больных ходили разговоры об этом несгибаемом человеке, борющемся с болезнью, не теряющем задора. Глядя на всегда бодрого и активного Хидэюки, который не выказывал ни малейшего страха перед маячившей впереди смертью, пациенты из соседних палат не теряли последней слабой надежды на выздоровление. Он потерял желудок, кишку, часть печени, ожидалось, что метастазы появятся у него в легких, жизнь его фактически подходила к концу. Но, несмотря на это, на людях он продолжал демонстрировать беззаботность и задор. И только лишь перед сыном раскрывал свою слабость...

— А как же мама? Твоя мама, Каору-сан? — не без некоторого беспокойства спросил Рёдзи.

Рэйко, которая уже вернулась из ванной и раскладывала на своей кровати белье, внезапно вскочила и снова направилась в ванную.

Каору проводил взглядом ее фигуру, но звука текущей воды из ванной не донеслось. Совершенно непонятно, почему Рэйко решила выйти. Наверное, потому, что зашел разговор о его матери.

Есть случаи заражения вирусом метастазного рака даже через контакт с лимфатическими узлами.

Услышав это от лечащего врача, Каору больше всего забеспокоился о здоровье матери. К тому времени, когда появилось предположение о возможности заражения через лимфатические узлы, мать и отец уже прекратили половые контакты, но все же нельзя было с полной уверенностью сказать, что болезнь не передалась матери. Послушав уговоры сына, Матико совсем недавно сдала кровь.

Результат оказался положительным. Болезнь еще не развилась, но вирус уже вошел в контакт с ДНК клеток матери. Иначе говоря, в ее хромосомах состоялись основные ретровирусные приготовления.

На этом этапе вирус пока затаился, но рост раковых клеток может начаться когда угодно. Даже нет! Можно вполне опасаться того, что рак уже начался, только он еще не заметен.

Когда и каким образом ретровирус начнет патологическое превращение клеток? Механизм пока не изучен, представить последующее развитие болезни практически невозможно. Если болезнь будет проходить последовательно, то клетки матери будут постоянно вырабатывать вирус.

«Если начнется болезнь, я совсем не хочу, чтобы меня оперировали». Так сказала мать, когда получила результаты. Если не удастся избежать метастазов, то любая операция будет бесполезна, она отлично понимала это. Операции делают только для того, чтобы замедлить продвижение болезни, способов излечиться не существует. Матико, которая наблюдала за болезнью мужа, было особенно противно думать о том, что ее будут резать.

Однако тяжелее всего было то, что мать совсем затерялась в мире загадок, ведь современные способы лечения оказывались бессильны и лишь вызывали к жизни еще большие загадки. Больше, чем свою (хотя она понимала, что заражена раком), ей хотелось спасти жизнь мужа, к которому все ближе подбиралась смерть.

С решимостью человека, готового даже продать душу дьяволу, мать изучала старинные книги об индейцах Северной Америки. Непонятно, откуда они взялись, но на ее столе стали накапливаться рукописные материалы.

«В фольклоре можно отыскать сведения о том, как вылечить рак», — как в бреду, повторяла мать.

В ванной, как будто нарочно, дважды булькнула вода. На каждый звук Рёдзи резко поворачивался в сторону ванной.

— Мама теперь носитель, — упавшим голосом сказал Каору.

— Так ведь Каору-сан тогда тоже?.. — апатично спросил Рёдзи. Но Каору тут же покачал головой. Он два месяца назад сдал анализ — результаты были отрицательными.

Когда он сказал об этом, Рёдзи засмеялся. В его смехе не было радостного сочувствия, напротив, это было уничижительное хихиканье. Каору стало не по себе, он уставился на Рёдзи.

— Что тут такого?

— Как мило, однако.

— Ты это обо мне? — Каору показал на себя, и Рёдзи дважды кивнул.

— Каору-сан, у тебя хорошая фигура, здоровье, да и жить наверняка долго будешь. Если подумать...

Под влиянием обожавшего мотоциклы отца Каору с шестнадцати лет начал заниматься мотокроссом. Получив от Хидэюки первоначальные навыки, он настолько натренировался, что даже мог участвовать в гонках. Когда он был маленьким, вряд ли кто поверил бы, что этот парень, с утра до ночи играющий на компьютере, так хорошо разовьется физически. Однако сейчас Рёдзи смеялся над мышцами Каору, которые явно проглядывали даже через футболку. Смеялся над тем, что Каору получил от отца. Каору необычайно серьезным тоном возразил ему:

— Жить не так уж и мило, как ты думаешь.

С другой стороны, он все-таки понимал, каково Рёдзи. Он даже не знает, когда и как заразился, а ему лишь двенадцать. Постоянные операции, химиотерапия, госпитализации — не жизнь, а сплошное страдание. Можно понять его желание навязать свою жизнь другим, чтобы им было так же плохо, как и ему.

— Люди ведь в конце концов умирают.

Рёдзи уставился в потолок пустыми глазами. Каору расхотелось что-либо возражать.

Здесь вокруг, везде была смерть. Каору видел перед собой маленькую, полностью облысевшую голову. Мрачное проявление реальности.

Страдания от химиотерапии не понятны тому, кто их не пережил. Человека постоянно рвет, аппетита нет, съеденное тут же возвращается наружу, невозможно даже чуть-чуть поспать. Что, в конце концов, можно возразить Рёдзи, который пережил это и, возможно, в ближайшем будущем закончит свою жизнь в страданиях.

Каору чувствовал усталость. Это не была усталость телесная. Душа сжалась, ему хотелось кричать, хотелось улететь отсюда, беззаботно рассмеяться от всего сердца. Хотелось полного жизнью момента, когда в акте любви сплетаются два тела.

— Я не хотел появляться на свет. — Рёдзи сказал это, не обращая внимания на молчание Каору. Тут из ванной вышла Рэйко, звук открываемой двери заглушил его слова. Не меняя выражения, она прошла через комнату и вышла.

Зачем ты меня родила?

Возможно, Рэйко были невыносимы слова сына, проникнутые этим укором, и она поспешила уйти, или она просто вышла по каким-то делам, — понять это было трудно.

Каору уже давно следил за всеми жестами Рэйко. У него тут же возникли два вопроса: заражена ли вирусом метастазного рака Рэйко и каким образом заразился Рёдзи? Эти вопросы касались семейной тайны, и их нельзя было задавать напрямую.

— Ну, я потихоньку пойду. — Присутствие Рёдзи стало невыносимо для Каору. К тому же ему хотелось пойти за Рэйко. Он встал с кровати Рёдзи и открыл дверь в коридор. Каору еще сильней захотелось прикоснуться к телу Рэйко, проникнуть в нее. Он сам не мог решить, был ли интерес к ней любовью или нет.

Ведомый инстинктом, Каору в поисках Рэйко вышел в длинный коридор.

 

 

Каору казалось, что он знает, где находится Рэйко.

На последнем этаже, откуда можно глядеть на Токио.

Несколько дней тому назад, вечером, она стояла у окна кафе на самом верхнем этаже больницы и, прислонившись к стеклу, смотрела наружу. Каору спросил ее:

— Что вы делаете?

Она отвечала, что в начале лета самые длинные дни в году. В эту пору солнце медленно заходит на западе, отбрасывая тень на контуры высоток в центре города, а потом они снова вырастают из темноты. Каору узнал, что Рэйко очень нравится в это время суток любоваться Токио.

Он поднялся на лифте до семнадцатого этажа и, свернув в левый коридор, заметил тень женщины, почти вплотную стоявшей у колонны. Каору беззвучно приблизился и незаметно встал рядом.

Освещаемое закатом лицо Рэйко стало кроваво-красным. Ее кожа превратилась в небесную палитру, щеки чарующе сверкали.

Увидев в оконном стекле отражение Каору, она улыбнулась ему:

— Простите.

Каору не понимал, почему она извиняется. Может, потому, что заставила его ухаживать за своим тяжело больным сыном. Он должен был бы сказать «не беспокойтесь», но, растерявшись, затруднился с ответом.

— Вам очень нравится там, где высоко? — Каору так и не отважился спросить, почему она извинялась.

— Нравится? Просто мне всегда приходилось жить у самой земли. — Вероятно, она жила в особняке. Каору же привык к совсем иной обстановке. Даже сейчас он жил с матерью в многоэтажном доме, выходившем окнами на Токийский залив.

Чтобы снять напряженность, Рэйко сменила тему и радостным голосом стала рассказывать о своих мечтах. Она говорила о том, что хочет сделать, когда поправится ее сын, а поскольку положение о том, что он поправится, было изначально неверным, Рэйко выдумывала самые невероятные мечты. Из них наиболее близким к реальности было путешествие за границу.

Поэтому, когда Рэйко, снова сменив тему, спросила: «А у вас какая мечта?» — Каору, не задумываясь, решил снова вернуться к запланированной еще десять лет назад поездке.

Он вкратце пересказал Рэйко тот разговор, который много лет назад глубокой ночью произошел в их семье. Он говорил о связи силы притяжения и продолжительности жизни, о тайне происхождения жизни и о вероятности существования поселков долгожителей.

Он вспоминал, как радовался обещанию отца поехать в североамериканскую пустыню, и как всерьез заинтересовался поселениями долгожителей, и как после знакомства с результатами проведенных исследований у него зародилось предположение, что между количеством раковых больных и поселками долгожителей существует связь.

Услышав это, Рэйко оторвалась от стекла и повернулась к Каору:

— Связь?

— Правда, я в этом еще хорошенько не разобрался, но есть определенная статистика, которую нельзя игнорировать. — Поскольку Рэйко слушала с большим вниманием, Каору продолжал говорить с жаром. — И то, что в ту ночь я подумал о связи силы притяжения с поселками долгожителей, было не случайно. Это произошло интуитивно. Почти так же, как при научном открытии. Сначала интуиция, обоснование уже потом. То, что случилось той ночью, было неким намеком.

С того момента, как у отца рак перекинулся на печень, я начал подробно изучать все, что связано с поселками долгожителей во всем мире. Собрав самую разную информацию об известных поселках — не выдуманных, а тех, чье существование подтверждено, — я хотел выяснить, нет ли между ними чего-либо общего. Особенно меня заинтересовали четыре самых известных поселка: в Абхазии на Кавказе, у побережья Черного моря; в священной долине Бирка-бамба на границе между Эквадором и Перу; в Фанских горах в Таджикистане и на острове Тасукунари архипелага Самэдзима.

Поскольку исследовать их по-настоящему на своих двоих было невозможно, я собрал