СТРОЙОВИЙ ОГЛЯД НА МАШИНАХ

Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 766

1.Первым из городов на Геллеспонте персидское войско во главе с Мегабазом, оставленное Дарием в Европе, покорило Перинф (перинфяне не желали признать владычества Дария). Уже раньше Перинф потерпел жестокое поражение от пеонов. Этим – то пеонам, живущим на Стримоне, божество изрекло оракул идти войной на перинфян. [Изречение оракула гласило]: «Если из стана, расположенного против перинфян, их громко окликнут по имени, то пеоны должны нападать; в противном же случае – не двигаться». Пеоны так и поступили. Перинфяне же разбили стан перед воротами своего города, и здесь по их вызову произошло тройное единоборство. Два воина, два коня и два пса вступили в бой. Одержав победу в двух поединках, перинфяне от радости запели пеан[592]. Пеоны же приняли слова этого пеана за изречение оракула. Они рассуждали между собой так: «Прорицание оракула исполнилось. Дело теперь за нами!». Тогда пеоны напали на перинфян, когда те затянули пеан, и разбили врага наголову, так что немного их осталось в живых.

2.Вот какую беду перинфянам ещё раньше пришлось претерпеть от пеонов. Теперь же персы и Мегабаз всё же одолели их численностью, хотя они доблестно сражались за свободу. Овладев Перинфом, Мегабаз повёл войско через Фракию и покорил царю все города и народности вдоль побережья. Таково было повеление Дария покорить Фракию.

3.Народ фракийский после индийцев – самый многочисленный на земле[593]. Будь фракийцы только единодушны и под властью одного владыки, то, я думаю, они были бы непобедимы и куда могущественнее всех народов. Но так как они никогда не могли прийти к единодушию, то в этом – то и коренилась их слабость. Племена их в каждой местности носят особые названия. Нравы и обычаи у всех одинаковы, кроме гетов, травсов и племён, живущих севернее крестонеев[594].

4.О деяниях гетов и их вере в бессмертие я уже рассказывал[595]. Образ жизни травсов в общем такой же, как и у других фракийских племён. Только обычаи при рождении и кончине у них особенные. А именно, вот какие. [При рождении] родные усаживаются вокруг новорождённого младенца и горюют о том, сколько бедствий ему предстоит ещё перенести в жизни. При этом перечисляют все людские горести и заботы. Напротив, погребение покойников у них проходит с шутками и весельем[596]. Ведь мёртвые, [по мнению гетов], уже избавились от всех жизненных зол и печалей и ведут радостную и блаженную жизнь.

5.У племён же, обитающих севернее крестонеев, существует вот какой обычай. Когда кто – нибудь из племени умирает, то его жёны (а у всех их много жён) начинают жаркий спор (при ревностном участии друзей): Какую из них покойник – муж любил больше всех. Разрешив спор, мужчины и женщины осыпают супругу – избранницу похвалами и ближайшие родственники закалывают её на могиле и затем предают земле вместе с супругом. Остальные же жёны сильно горюют, [что выбор пал не на них]: Ведь это для них – величайший позор[597].

6.Обычаи прочих фракийцев вот какие: Детей своих они продают на чужбину. [Целомудрия] девушек они не хранят, позволяя им вступать в сношение с любым мужчиной[598]. Напротив, [верность] замужних женщин строго соблюдают и покупают себе жён у родителей за большие деньги. Татуировка [на теле] считается у них [признаком] благородства[599]. У кого её нет, тот не принадлежит к благородным. Человек, проводящий время в праздности, пользуется у них большим почётом. Напротив, к земледельцу они относятся с величайшим презрением. Наиболее почётной они считают жизнь воина и разбойника. Таковы самые замечательные их обычаи.

7.Богов фракийцы чтят только трёх: Ареса, Диониса и Артемиду[600]. А их цари (в отличие от остального народа) больше всех богов почитают Гермеса и клянутся только им. По их словам, и сами они произошли от Гермеса[601].

8.Погребальные обряды богатых фракийцев вот какие. Тело покойника выставляют на три дня. При этом закалывают жертвенных животных всякого рода и после погребальных воплей устраивают тризну. Затем тело сжигают или иным способом предают земле[602] и, насыпав курган, устраивают различные состязания. Высшие награды назначаются за единоборство, смотря по важности [состязания]. Это погребальные обычаи фракийцев.

9.О том, какие племена обитают дальше к северу от Фракии, никто достоверно сказать не может. Области за Истром, по – видимому, необитаемы и беспредельны. Впрочем, об одной только народности за Истром я могу получить сведения: Эта народность – сигинны. Одеваются они в мидийскую одежду. Кони у сигиннов, как говорят, покрыты по всему телу косматой шерстью в пять пальцев длины. [Кони эти] маленькие, низкорослые и слишком слабосильные, чтобы возить на себе человека. Запряжённые же в повозку, они бегут очень резво. Поэтому люди в этой стране ездят на колесницах. Пределы земли сигиннов простираются почти до [области] энетов на Адриатическом море. Они считают себя [потомками] мидийских переселенцев. А как они попали туда из Мидии, я не могу объяснить. Впрочем, пожалуй, всё может случиться за столь огромный промежуток времени. Сигиннами, впрочем, лигии, живущие к северу от Массалии[603], зовут мелких торговцев, а жители Кипра – копья.

10.По рассказам фракийцев, в области за Истром обитают пчёлы[604] и из – за них – де проход далее невозможен. Мне – то такие рассказы кажутся во всяком случае невероятными: Ведь эти насекомые, по – видимому, не выносят холода. Скорее, думается мне, эти северные страны необитаемы, именно, из – за холодов. Такие рассказы передают об этой стране, побережье которой Мегабаз подчинил персам.

11.Едва перейдя Геллеспонт, Дарий тотчас же вспомнил о великой услуге, оказанной ему Гистиеем из Милета и о совете Коя из Митилены. Он повелел им прибыть в Сарды и предложил по [их собственному] выбору просить [любой] милости. Гистией, который был уже тираном Милета, не желал больше никакой тирании, но просил дать ему во владение местность Миркин в земле эдонян, где он хотел основать город. Так вот, Гистией выбрал эту землю. Кой же, который не был тираном, но простым гражданином, попросил царя сделать его тираном Митилены.

12.Царь удовлетворил желание их обоих, и они отправились в места по своему выбору. Вышло, однако, так, что Дарий из – за одного случая, который ему пришлось наблюдать, приказал Мегабазу покорить пеонов и изгнать их из Европы в Азию. Два пеона, именно Пигрет и Мантиес, прибыли в Сарды по возвращении Дария в Азию вместе со своей сестрой, девушкой статной и красивой (братья сами хотели сделаться владыками пеонов). Воспользовавшись случаем, когда Дарий однажды, восседая перед воротами города, разбирал тяжбы, они сделали вот что. Братья нарядили сестру как можно красивее и послали с сосудом на голове за водой. Девушка вела за собой коня, привязанного на поводу к руке, и пряла лён. Проходя мимо, она привлекла внимание Дария, потому что её действия были необычны для персов, лидийцев и какого – либо другого народа Азии. Удивлённый царь послал несколько своих телохранителей с приказанием посмотреть, что станет делать девушка с конём. Телохранители следовали за ней сзади. А она, придя к реке, напоила коня, а затем наполнила сосуд водой и пошла опять назад мимо царя тем же путём с сосудом на голове, ведя привязанного к руке коня и вращая веретено.

13.А Дарий, дивясь и рассказу [телохранителей], и тому, что видел сам, повелел привести женщину пред свои очи. Когда её привели, то пришли и её братья, которые неподалеку «на страже стояли»[605]. На вопрос Дария, откуда она родом, юноши отвечали, что они пеоны, а это – их сестра. Царь же спросил, что за люди пеоны, где они живут и зачем пришли в Сарды. А те отвечали, что пришли они отдать себя под его покровительство. Пеония же расположена на реке Стримоне, а Стримон течёт вблизи Геллеспонта; они – потомки тевкров из Трои. Всё это юноши рассказывали, а царь спросил: Все ли женщины там такие же трудолюбивые, как эта. Юноши и это охотно подтвердили, потому что ради этого – то они и привели сестру к царю.

14.Тогда Дарий написал послание Мегабазу, которого он оставил военачальником во Фракии[606], с повелением изгнать пеонов с их родины и привести к нему вместе с жёнами и детьми. Тотчас же всадник поспешил с этой вестью к Геллеспонту и, переправившись через пролив, вручил послание Мегабазу. А Мегабаз прочитал послание и, взяв фракийских проводников, выступил в поход на пеонов.

15.Когда пеоны узнали, что персы идут войной на них, то, собрав войско, двинулись к морскому побережью: Они думали, что персы придут оттуда. Так пеоны стояли на море, готовясь отразить нападение Мегабазова войска. Персы же, проведав о том, что пеоны собрались и заняли проход у моря, избрали верхний путь [по горам], так как у них были проводники. Затем тайно от пеонов персы напали на их города, лишённые защитников. Напав таким образом, персы легко овладели ими. При вести о том, что их города в руках персов, [войско] пеонов немедленно рассеялось и каждый [воин] возвращался в свой город и сдавался персам. Так – то племена пеонов: Сириопеоны, пеоплы и все пеоны, обитавшие [в области] вплоть до озера Прасиады, были изгнаны из родных земель и уведены в Азию.

16.Племена же у горы Пангея – доберы, агрианы, одоманты – и племена на самом озере Прасиада вообще не были покорены Мегабазом. Он пытался, правда, изгнать также и племена, жившие на самом озере. А живут эти племена вот как: Среди озера стоит на высоких опорных сваях связанный [из досок] помост, куда ведёт с суши узкий проход по одному мостику. А сваи, подпирающие помост, забивало в древние времена сообща всё племя. Впоследствии же был введён вот такой обычай: Каждый собирающийся жениться должен принести с горы под названием Орбел и вколотить за одну женщину по три опорных сваи. Но у каждого пеона много жён. Живут же пеоны там вот как: У каждого есть на этом помосте хижина, где он живёт, с люком, [проделанным] в помосте и ведущим в озеро. Маленьких детей они привязывают за ногу верёвкой, чтобы те не упали в воду. Своих коней и вьючный скот они кормят рыбой. Рыбы там так много, что если открыть люк и опустить [в озеро] пустую корзину, то спустя немного времени вытащишь её, полную рыбы. В озере водится рыба двух пород: Папрак и тилон.

17.Итак, покорённые племена пеонов персы увели в Азию. А Мегабаз после покорения пеонов отправил в Македонию послов – семь персов, наиболее важных после него самого людей в войске[607]. Этих людей отправили послами к Аминте с требованиями земли и воды царю Дарию. От озера Прасиады ведёт кратчайший путь в Македонию[608]. К озеру непосредственно примыкает рудник, который впоследствии приносил Александру ежегодный доход талант серебра. За этим рудником возвышается гора под названием Дисорон, а за ней уже – Македония.

18.Итак, эти персидские послы прибыли [в Македонию], предстали перед Аминтой и затем потребовали земли и воды царю Дарию. Аминта же обещал дать и то и другое и пригласил послов на угощение. Царь устроил роскошный пир и любезно угощал персов. А после пира персы, продолжая без удержу бражничать, сказали вот что: «Друг – македонянин! У нас, персов, когда мы задаём пир, есть обычай приводить к столу наших наложниц и жён. Ты столь радушно принял нас и так великолепно угостил и даже хочешь дать царю землю и воду, исполни же [для нас] этот наш обычай». Аминта ответил на это: «У нас нет этого в обычае: Мужчины и женщины [пируют] у нас отдельно. Но поскольку таково ваше желание, а вы – наши владыки, то будь по – вашему». После этих слов Аминта велел послать за женщинами. Женщины явились на зов и уселись в ряд против персов. Тут персы при виде красивых женщин стали говорить Аминте, что он поступил неумно [и не угодил им]. Лучше уж было бы женщинам вообще не являться, чем прийти и сидеть напротив, как помрачение очам. Тогда Аминта был вынужден приказать женщинам сесть рядом с персами. Но едва женщины успели пересесть, как персы стали хватать их за груди, так как напились сверх меры, и некоторые пытались даже целовать женщин.

19.При виде этого Аминта хотя и возмущался, но всё же старался сохранить спокойствие, так как сильно боялся персов. Александр же, сын Аминты, который также был участником пира и видел всё это, как человек молодой и не вкусивший ещё [жизненных] невзгод, не мог смолчать и с негодованием сказал Аминте вот что: «Отец! В твои годы тебе лучше бы отдохнуть и больше не пить: Я же останусь с гостями и приготовлю им всё, что нужно». Аминта понял, что Александр затеял недоброе дело и сказал: «Сын мой! По твоим гневным словам я понимаю, что ты отсылаешь меня, замыслив что – то недоброе. Поэтому прошу тебя оставить этих людей в покое, чтобы не погубить нас. Сдерживайся и не обращай внимания на происходящее. Что же до твоего совета уйти, то я согласен».

20.Когда Аминта после этого вышел, Александр сказал персам: «Эти женщины, друзья, всецело в вашем распоряжении. Вы можете по желанию спать со всеми или только с некоторыми из них. Подайте только знак о вашем желании. А теперь уже пора спать, и, как я вижу, вы сильно опьянели. А этих вот женщин прошу вас отпустить совершить омовение. После чего и ждите их». Персы согласились, и Александр отослал женщин в женский покой. Сам же он велел переодеть в женские одежды столько же безбородых юношей и, дав им кинжалы, ввёл в покой. А персам Александр сказал вот что: «Персы! Кажется, вы попировали на славу! Всё, что у нас есть и что мы могли достать, – всё перед вами! И даже – что для нас самое дорогое – мы отдали в ваше распоряжение наших матерей и сестёр, чтобы вы поняли, какие почести мы воздали вам по заслугам. А царю, пославшему вас, сообщите, какой радушный приём оказал вам эллин, правитель Македонии, угостив вас и предоставив ложе!». После этого Александр приказал каждому юноше под видом женщины сесть рядом с персом. А когда персы стали хватать юношей, те перебили их.

21.Такая печальная участь постигла самих послов и их свиту (ведь они привезли с собой челядь и повозки со всем обычным у персов скарбом). Так вот, всё это вместе с самими послами бесследно исчезло. Вскоре после этого персы, конечно, начали тщательные поиски этих людей. Однако Александр сумел ловко замять это дело. А именно, он подкупил перса Бубара, главу персидских должностных лиц, посланных на розыск пропавших послов, отдав ему огромную сумму денег и свою сестру Гигею. Так – то [дело] о гибели этих персов было улажено[609].

22.А то, что эти македонские цари, потомки Пердикки, – действительно эллины, утверждают не только они сами, но и я убеждён в этом. Кроме того, и судьи Олимпийских состязаний признали это. Когда Александр пожелал принять участие в состязаниях и для этого прибыл в Олимпию, то эллины, участники состязаний, требовали его исключения[610]. Эти состязания, говорили они, для эллинов, а не для варваров. Александр же доказал, что он аргосец, и судьи признали его эллинское происхождение. Он принял участие в беговом состязании и пришёл к цели одновременно с победителём. В общем дело обстояло так.

23.Мегабаз же прибыл с пеонами к Геллеспонту. Оттуда он приказал перевезти их через пролив и привёл в Сарды. А Гистией из Милета уже начал строить город на пожалованной ему Дарием земле в награду за сохранение моста (земля же эта под названием Миркин находилась на реке Стримоне). Мегабаз услышал о том, что делает Гистией, и, как только прибыл с пеонами в Сарды, сказал Дарию вот что: «Царь! Что это ты сделал, разрешив этому дошлому и хитрому эллину построить город во Фракии? Там огромные корабельные леса и много [сосны] для вёсел, а также серебряные рудники. В окрестностях обитает много эллинов и варваров, которые, обретя в нём своего вождя, будут день и ночь выполнять его повеления. Не позволяй ему этого делать, иначе тебе грозит война в твоём собственном царстве. Прикажи ему явиться к тебе и заставь прекратить работы. А когда ты его захватишь в свои руки, сделай так, чтобы он больше уже не возвращался к эллинам».

24.Этими словами Мегабаз легко убедил Дария, так как царь ясно видел, какие последствия будет иметь строительство города. После этого Дарий послал вестника в Миркин с повелением передать [тирану] вот что: «Гистией! Так говорит царь Дарий. Размышляя [о благе и судьбе моего царства], я не нахожу никого преданнее тебя как лично мне, так и моей державе. И в этом меня убедили не слова, а дела твои. Я задумал совершить ныне великие деяния. Поэтому непременно явись ко мне, ибо я желаю сообщить тебе об этом». Гистией поверил этим словам (да к тому же и очень гордился быть царским советником) и прибыл в Сарды. По прибытии же в Сарды Дарий сказал ему вот что: «Гистией! Послал я за тобою вот почему. Как только я возвратился из Скифии и ты пропал с глаз моих, я вскоре почувствовал, что больше всего жалею о твоём отсутствии и о том, что не могу беседовать с тобой. Я убеждён, что высшее благо на земле – это мудрый и верный друг. То и другое я обрёл в тебе, и моя судьба подтверждает это. Итак, хорошо ты поступил, придя ко мне, и я предлагаю тебе вот что: Оставь Милет и вновь основанный город во Фракии, иди со мною в Сусы и там разделяй со мною как мой сотрапезник[611] и советник всё, что у меня есть».

25.Так сказал Дарий. Затем царь поставил сатрапом Сард своего сводного брата Артафрена и вместе с Гистием отбыл в Сусы. Отана же он назначил начальником войска в Приморской области. Отец этого Отана – Сисамн был одним из царских судей. За то, что этот Сисамн, подкупленный деньгами, вынес несправедливый приговор, царь Камбис велел его казнить и содрать кожу. Кожу эту царь приказал выдубить, нарезать из неё ремней и затем обтянуть ими судейское кресло, на котором тот восседал в суде. Обтянув кресло [такими ремнями], Камбис назначил судьёй вместо Сисамна, которого казнил и велел затем содрать кожу, его сына, повелев ему помнить, на каком кресле восседая он судит.

26.Этот – то Отан, который должен был судить на таком кресле, стал тогда преёмником Мегабаза в звании главного военачальника. Он завоевал Византий и Калхедонию, овладел Антандром в Троаде и Лампонием. Затем на лесбосских кораблях завоевал Лемнос и Имброс (оба этих острова тогда ещё населяли пеласги)[612].

27.Лемносцы же, правда, мужественно сражались, но всё же после долгого сопротивления были побеждены. Правителём над уцелевшими лемносцами персы поставили Ликарета, сына Меандрия, брата царя Самоса. Этот – то Ликарет затем скончался правителём Лемноса [...][613] Причина же была вот какая. Отан всех их обращал в рабство, обвинял одних за отказ служить персам в походе на скифов, а других в [предательских] нападениях на войско Дария при возвращении.

28.Такие дела совершил Отан как военачальник. Затем для эллинских городов пришли (хотя и ненадолго) лучшие времена. Но вскоре на Ионию вновь обрушились невзгоды из Наксоса и Милета. Наксос ведь был тогда богаче других островов, а Милет в то время процветал как никогда – ни раньше, ни позже. Это была жемчужина Ионии. За два поколения до этого Милет раздирали гражданские распри, пока паросцы не примирили [враждующие партии]. Милетяне выбрали в посредники именно паросцев из всех эллинов.

29.А примирили их паросцы вот как. Когда знатнейшие жители Пароса прибыли в Милет, то увидели там дотла разорённых жителей и объявили, что желают обойти их поля. Так паросцы и сделали: Они обошли всю Милетскую область из конца в конец. Если им случалось заметить в опустошенной стране хорошо возделанный участок, то они записывали имя хозяина. Лишь немного таких участков им удалось найти при обходе всей страны. По возвращении в город паросцы созвали народное собрание и передали управление городом тем [немногим хозяевам], чьи участки были хорошо возделаны. [Сделали же они так] потому, по их словам, что тот, кто заботится о своём участке, будет так же хорошо заботиться и об общем достоянии. Прочим милетянам, которые раньше бунтовали, паросцы приказали подчиняться [назначенным ими] людям.

30.Так – то паросцы примирили милетян. А теперь невзгоды, вновь разразившиеся над Ионией, начались из – за этих двух городов. Произошло же это вот как. Из Наксоса народ изгнал несколько богатых граждан. Изгнанники прибыли в Милет. Правителём же Милета был тогда Аристагор, сына Молпагора, зять и двоюродный брат Гистиея, Лисагорова сына, которого Дарий удерживал у себя в Сусах. Гистией ведь был тираном Милета и, когда эти наксосцы – прежние гостеприимцы[614] Гистиея – прибыли в Милет, как раз находился в Сусах. Они стали просить Аристагора дать им какой – нибудь [отряд] войска, чтобы [с его помощью] вернуться на родину. Аристагор же сообразил, что, возвратив изгнанников, он может стать владыкой острова[615], и сказал им вот что (прикрывая свой замысел дружественными связями их с Гистиеем): «Сам я, конечно, не могу обещать вам выставить столь большое войско, чтобы вернуть вас из изгнания на Наксос против воли господствующей в городе партии. Ведь, как я слышу, у наксосцев есть восемь тысяч гоплитов и много военных кораблей. Впрочем, я хочу сделать всё, что возможно, и думаю действовать вот как. Артафрен – мой друг, а Артафрен, как вы знаете, – сын Гистаспа и брат царя Дария. Он повелевает всеми народами и городами на побережье Азии. Под его начальством большое войско и много кораблей. Этот – то человек, как я думаю, уж, конечно, сделает всё, что мы его ни попросим». Услышав эти слова, наксосцы поручили Аристагору устроить это дело наилучшим образом. Артафрену они велели обещать подарки, а расходы на содержание войска, по их словам, они возьмут на себя. Они совершенно уверены далее, что появись только [персы] у острова, как наксосцы тотчас же выполнят все их приказания так же, как и прочие островитяне. Тогда ведь ни один из Кикладских островов ещё не был под властью Дария.

31.Итак, Аристагор прибыл в Сарды и рассказал Артафрену об острове Наксосе: «[Остров этот], правда, небольшой, но красивый и плодородный и находится поблизости от Ионии; здесь большие богатства и много рыбы. Поэтому выступи в поход на эту землю и возврати на остров изгнанников. И если ты только это сделаешь, то у меня есть много денег и помимо [сумм], назначенных на содержание войска (ведь эта – то обязанность по справедливости должна лежать на нас, предводителях). Затем ты сможешь завоевать царю не только Наксос, но и зависимые от него острова: Парос, Андрос и другие, так называемые Киклады. Отсюда ты легко сможешь напасть на Евбею – большой богатый остров, не меньше Кипра – и без труда его завоевать. Сотни кораблей довольно, чтобы захватить все эти острова». Артафрен же отвечал ему так: «Ты пришёл в царский дом с добрыми вестями. Всё, что ты советуешь, – хорошо. Только вместо сотни весной у тебя должно быть готово две сотни кораблей. Впрочем, на это следует испросить согласие самого царя».

32.Аристагор же, услышав такой ответ, чрезвычайно обрадованный, возвратился в Милет. А Артафрен послал [вестника] в Сусы сообщить царю предложение Аристагора. Дарий дал согласие, и Артафрен снарядил тогда двести триер и большое войско из персов и союзников. Во главе войска царь поставил Мегабата, перса из рода Ахеменидов, двоюродного брата Артафрена и Дария. С его – то дочерью впоследствии обручился Павсаний, сын Клеомброта, лакедемонянин (если только верен слух), так как он [Павсаний] захотел стать владыкой Эллады. Итак, назначив Мегабата военачальником, Артафрен послал войско Аристагору.

33.Мегабат же вместе с Аристагором, ионийским флотом и наксосскими изгнанниками отплыл из Милета, держа курс якобы к Геллеспонту. Дойдя до Хиоса, он бросил якорь у Кавкасов, чтобы с северным ветром переправиться оттуда на Наксос. Однако Наксосу не суждено было погибнуть при этом походе, и вот какой случай его спас. Обходя однажды сторожевые посты на кораблях, Мегабат на одном миндийском корабле вовсе не нашёл стражи. В яростном гневе он приказал телохранителям схватить капитана этого корабля, по имени Скилак, связать его и просунуть через бортовой люк[616] таким образом, чтобы голова торчала снаружи, а туловище находилось внутри. Когда Скилак был уже связан, кто – то сообщил Аристагору, что Мегабат, мол, велел связать его гостеприимца из Минда и подвергнуть позорному наказанию. Аристагор явился к Мегабату и стал упрашивать простить Скилака. Но перс оставался неумолим, и тогда Аристагор пошёл сам и освободил Скилака. Узнав об этом, Мегабат пришёл в негодование и [теперь] обратил свой гнев на Аристагора. А тот сказал: «Что тебе до моих дел? Разве Артафрен не послал тебя, чтобы повиноваться мне и плыть, куда я прикажу? Зачем ты суетишься и суёшься не в своё дело?». Так сказал Аристагор. А Мегабат в бешенстве с наступлением ночи отправил корабль на Наксос сообщить наксосцам все замыслы против них.

34.Наксосцы вовсе не ожидали, что этот флот нападёт на них. Но теперь, получив такое известие, они немедленно перенесли все запасы хлеба с полей в город, заготовили для осады продовольствие и воду и восстановили городские стены. Так они подготовились к предстоящей войне. А когда враги из Хиоса переправились на кораблях к Наксосу, то нашли там всё готовым к защите и осаждали город четыре месяца. Израсходовав, наконец, все привезённые с собой деньги (да и самому Аристагору пришлось также истратить огромные средства, а осада между тем поглощала всё больше денег), персы построили наксосским изгнанникам крепость и с большим уроном вернулись в Азию.

35.Итак, Аристагор не смог выполнить своего обещания Артафрену. К тому же его угнетали ещё и расходы на содержание войска, которые нужно было оплачивать; затем его беспокоили тяжёлое состояние войска и тревожные опасения, что его ссора с Мегабатом будет стоить ему владычества над Милетом. Все эти опасения внушили Аристагору мысль поднять восстание против персов. А как раз в это время прибыл к Аристагору из Сус вестник от Гистиея (на голове у вестника были написаны письмена) с советом отложиться от царя. Ведь Гистией желал склонить Аристагора к восстанию, но не мог найти другого безопасного способа [передать свой совет], так как все дороги [из Сус] охранялись. Тогда Гистией велел обрить голову своему верному слуге, наколол на голове татуировкой знаки, а затем, подождав, пока волосы отрастут, отослал его в Милет. Гистией дал слуге только одно поручение: Прибыв в Милет, просить Аристагора обрить ему волосы и осмотреть голову. Знаки же на голове слуги, как я уже сказал, призывали к восстанию. А Гистией поступил так, потому что вынужденное пребывание в Сусах было для него великим несчастьем. В случае же восстания он определённо надеялся, что его отпустят к морю. Не решись же Милет на восстание, Гистией не мог бы рассчитывать когда – нибудь опять попасть туда.

36.Так вот, эти – то соображения и заставили Гистиея послать упомянутого вестника, и именно как раз в то время в силу стечения всех этих обстоятельств Аристагор решился на восстание. Аристагор собрал своих приверженцев на совет, изложил им свой замысел и рассказал о предложении Гистиея. Все остальные [присутствующие] соглашались с ним и советовали начать восстание. Только один логограф Гекатей был вообще против войны с персидским царём[617]. При этом Гекатей сначала перечислил все подвластные Дарию народности и указал на персидскую военную мощь. Затем, когда ему не удалось убедить совет, он предложил добиться по крайней мере хотя бы господства на море. По его словам, он не видит иной возможности успеха, так как ему прекрасно известна слабость военной силы милетян, как только взять из святилища в Бранхидах сокровища[618] – посвятительные дары лидийского царя Креза. Тогда – то, он совершенно уверен, Милет добьётся господства на море, и таким образом и сокровища будут в их руках, и враги не смогут их разграбить. Сокровища же эти были весьма велики, как я уже рассказал в первой части моего труда. Этот совет милетяне также не приняли; тем не менее они решили начать восстание. Один из милетян должен был отплыть в Миунт к флоту, возвратившемуся с Наксоса, и попытаться захватить военачальников на кораблях.

37.С этим поручением был отправлен Иатрагор. Ему удалось хитростью захватить многих из них: Между прочим, Олиата, сына Ибаноллия из Милас; Гистиея, сына Тимна из Термер; Коя, сына Эрксандра, которому Дарий пожаловал во владение Митилену; Аристагора, сына Гераклида из Кимы, и многих других. Так – то Аристагор открыто поднял восстание и пустил в ход все средства во вред Дарию. Прежде всего он для вида уничтожил тиранию и установил демократию в Милете для того, чтобы милетяне добровольно примкнули к восстанию. После этого Аристагор сделал то же самое и в остальной Ионии – одних тиранов он изгнал, а других, которых успел захватить на кораблях после похода против Наксоса, выдал тем городам, чтобы снискать их расположение, откуда тираны были родом.

38.Лишь только митиленцы захватили Коя, как вывели его за город и побили камнями. Кимейцы же, напротив, отпустили своего тирана. Так же поступило и большинство других городов. Милетянин Аристагор же, устранив тиранов, предоставил каждому городу выбор [военачальников], а сам затем отплыл на триере послом в Лакедемон. Ведь ему было нужно найти могущественного союзника.

39.А в Спарте Анаксандрид, сын Леонта, тогда уже более не царствовал. Он скончался, и царём стал сын его Клеомен, который получил престол не по доблести, а в силу происхождения. Супругой Анаксандрида была дочь его брата. Хотя царь любил её, но детей у них не было. При таких обстоятельствах эфоры призвали Анаксандрида к себе и сказали: «Если ты сам не заботишься о своём потомстве, то мы не допустим, чтобы угас род Еврисфена. Так как твоя супруга не рожает, то отпусти её и возьми себе другую. Если ты это сделаешь, то спартанцы будут тебе за это признательны». Анаксандрид же ответил, что не сделает ни того, ни другого: Не подобает им советовать и уговаривать его отвергнуть неповинную супругу и ввести в дом другую. Он не намерен подчиняться им.

40.После этого эфоры и геронты держали совет и затем предложили Анаксандриду вот что: «Мы понимаем твою привязанность к теперешней супруге. А ты сделай в угоду нам по крайней мере вот что (иначе спартанцам придётся принять против тебя другие меры). Мы не требуем, чтобы ты отпустил твою теперешнюю супругу. Ты можешь, как и прежде, любить её и оставить все супружеские права, но должен взять вторую жену, которая родит тебе детей». Анаксандрид на такое предложение согласился. После этого у него были две жены, и он вёл два хозяйства, совершенно вразрез со спартанскими обычаями.

41.Спустя немного времени вторая жена родила царю этого вот Клеомена и подарила наследника престола спартанцам. Но случилось так, что и первая жена, ранее бывшая бездетной, как раз теперь забеременела (так удивительно совпали эти события). Когда же [выяснилось, что она] действительно ожидает ребёнка, то родственники второй жены, узнав об этом, подняли шум и с негодованием стали говорить, что она просто хвастается и хочет подбросить [чужого] ребёнка. Когда же настало время ей родить, эфоры уселись около роженицы, так как не доверяли ей, и стали наблюдать. А она родила Дориея, а вскоре затем зачала Леонида и сразу же после него – Клеомброта. Некоторые передают даже, что Клеомброт и Леонид были близнецами. Напротив, родительница Клеомена, вторая жена царя, дочь Принетада, Демарменова сына, больше уже не рожала.

42.Клеомен же, по рассказам, был несколько слабоумен, со склонностью к помешательству. Дорией, напротив, всегда первенствовал среди сверстников и прекрасно понимал, что по доблести престол должен принадлежать ему. Таков был его образ мыслей. Поэтому после кончины Анаксандрида, когда лакедемоняне по закону как старшего возвели на престол Клеомена, Дорией разгневался и не захотел признать царём Клеомена. Он попросил спартанцев себе людей в спутники и выселился на чужбину, даже не вопросив дельфийского оракула, в какой земле ему следует поселиться, и не выполнив никаких обычаев, установленных в таких случаях. В гневе он отплыл в Ливию, а путь ему указывали жители Феры. Прибыв в Ливию, Дорией основал поселение в прекрасной местности на реке Кинипе[619]. Отсюда, однако, спустя два года его изгнали маки, ливийцы и карфагеняне, и ему пришлось возвратиться в Пелопоннес.

43.Здесь же ему некто Антихар из Элеона посоветовал, согласно изречениям оракула Лаию, основать поселение в земле Геракла в Сикелии[620]. Антихар сказал Дориею, что вся Эрикинская область принадлежит Гераклидам, потому что сам Геракл владел ею. А Дорией, услышав это, отправился в Дельфы вопросить оракул: Получит ли он землю, в которой хочет поселиться. Пифия же отвечала ему, что получит. Тогда Дорией взял с собой тех же самых поселенцев, с которыми он плавал в Ливию, и отплыл вдоль берегов Италии [в Сикелию].

44.В то время (по рассказам сибаритов) город Сибарис и царь Телис собирались идти войной на Кротон. Кротонцы в страхе обратились к Дориею за помощью и получили её. Дорией принял участие в походе на Сибарис и помог завоевать город. Это, как передают сибариты, совершил Дорией и его спутники. Напротив, кротонцы утверждают, что ни один чужеземец не принимал участия в войне с сибаритами, кроме элейца Каллия из рода Иамидов; а этот последний участвовал вот как. Каллий бежал от Телиса, тирана сибаритов, и прибыл к ним, потому что, гадая по жертвам о войне с Кротоном, он получил неблагоприятные предзнаменования. Это говорят кротонцы.

45.В доказательство же и те и другие приводят вот что. Сибариты – священный участок и храм у сухого русла реки Крафий. Этот – то храм, по их словам, воздвиг Дорией Афине под названием Крафийской после взятия города. Далее, как думают сибариты, смерть самого Дориея – самое важное доказательство того, что он поступал противно велениям оракула. Если бы Дорией не уклонился от основной цели своего похода, а выполнил бы повеление оракула (ради чего и был послан), то завоевал бы и удержал Эрикинскую землю и не погиб бы со своим войском. Напротив, кротонцы ссылаются на обширные и прекрасные поместья, пожалованные элейцу Каллию в Кротонской области, которыми ещё и в моё время владели его потомки. Дориею же и его потомкам кротонцы не пожаловали ничего. И если бы Дорией действительно участвовал в войне с сибаритами, то, конечно, они пожаловали бы ему земли, ещё гораздо более обширные, чем Каллию. Вот доказательства, которые оба города приводят в пользу своих утверждений. Каждый может принять то из них, чему он [больше] склонен верить.

46.А вместе с Дориеем плыли ещё другие спартанские поселенцы – Фессал, Паребат, Келей и Еврилеонт. После прибытия в Сикелию со всем флотом они были, однако, побеждены в битве с финикиянами и эгестейцами и погибли. Только один из вождей переселенцев, Еврилеонт, остался в живых. Он собрал остатки войска и захватил Миною, поселение селинунтцев и помог селинунтцам освободиться от их тирана Пифагора. После низвержения тирана Еврилеонт сам захотел стать тираном Селинунта и на короткое время захватил власть в городе. Однако селинунтцы подняли восстание и убили его у алтаря Зевса Агорея, где он нашёл убежище.

47.Среди спутников Дориея, павших вместе с ним, был некто Филипп, сын Бутакида, кротонец, обручённый с дочерью Телиса, царя сибаритов (он поэтому был изгнан из Кротона). Потеряв надежду на этот брак, он отплыл в Кирену. Отсюда на собственной триере и с людьми, нанятыми на свои средства, он присоединился к переселенцам. Он был олимпийским победителём и самым красивым из эллинов своего времени. За его красоту эгестейцы воздали ему исключительные почести, как никому другому. На его могиле воздвигли храм и приносят ему жертвы [как герою].

48.Так – то нашёл свой конец Дорией. Примирись он с царём Клеоменом и останься в Спарте, он мог бы сам стать царём Лакедемона. Ведь Клеомен царствовал очень недолго и умер, не оставив сына, а только одну дочь, по имени Горго.

49.Итак, Аристагор, тиран Милета, прибыл в Спарту, когда царём там был ещё Клеомен. Вступив с царём в переговоры, Аристагор, по словам лакедемонян, принёс с собой медную доску, где была вырезана карта всей земли, а также «всякое море и реки»[621]. И вот, явившись к царю, Аристагор сказал ему вот что: «Клеомен! Не удивляйся, что я столь поспешно прибыл сюда. Наше положение ужасно. То, что мы, дети ионян, стали из свободных людей теперь рабами – величайший позор и скорбь не только нам самим, но и для всех остальных эллинов, и особенно для вас, потому что вы стоите во главе Эллады. Поэтому заклинаю вас эллинскими богами: Спасите единокровных ионян от рабства! Этого вы легко можете добиться. Ведь варвары вовсе не отличаются мужеством, вы же достигли высшей военной доблести. А сражаются варвары вот как: У них есть луки и короткие копья, в бой идут в штанах, с островерхими шапками на голове. Поэтому вы легко можете одолеть их. К тому же народы, обитающие на этом материке, гораздо богаче всех остальных: Прежде всего – золотом, потом – серебром, медью, пёстрыми одеждами, вьючными животными и рабами. Стоит вам лишь пожелать, и всё это будет ваше. Живут же эти народы рядом друг с другом, вот как я тебе покажу. Вот здесь соседи ионян – лидийцы; их земля плодородная и богата серебром». Говоря это, Аристагор показывал земли на карте, вырезанной на меди, которую он принёс с собой. «А вот здесь, – продолжал Аристагор, – на востоке с лидийцами граничат фригийцы; их страна весьма богата скотом и самая плодородная из всех, что я знаю. Далее, после фригийцев идут каппадокийцы, которых мы зовём сирийцами. Их соседи – киликийцы, земля которых вот здесь доходит до [Средиземного] моря, где лежит, как ты видишь, остров Кипр. Они платят царю ежегодно дань в пятьсот талантов. С киликийцами вот здесь граничат армении (они также богаты скотом), а с армениями – матиены, которые живут вот в этой стране. Затем следует вот эта земля киссиев, а в ней на этой вот реке Хоаспе лежит город Сусы, где пребывает великий царь и находятся его сокровища. Если вы завоюете этот город, то смело можете спорить в богатстве с самим Зевсом. К чему вам воевать за незначительные и даже скудные земли с равными вам по силам врагами, как мессенцы? Или с аркадцами и аргосцами, у которых нет ни золота, ни серебра, из – за чего вы готовы биться не на жизнь, а на смерть? Если есть возможность легко овладеть всей Азией, то к чему вам завоёвывать другие земли?». Так говорил Аристагор, а Клеомен отвечал: «Друг из Милета! Подожди три дня, и я дам тебе ответ!».

50.На этом тогда дело и кончилось. Когда же наступил назначенный день для ответа и они встретились в условленном месте, Клеомен спросил Аристагора: «Сколько дней пути от берегов Ионийского моря до [столицы] персидского царя?». Тут Аристагор, человек, впрочем, хитрый, который сумел бы ловко обмануть царя, совершил ошибку. Ведь если он хотел завлечь спартанцев в Азию, то ему следовало бы скрыть истину, а он всё – таки решил сказать правду, именно, что идти до царской столицы надо три месяца[622]. Тогда Клеомен, не дав Аристагору закончить дальнейшую речь об этом пути, сказал: «Друг из Милета! Покинь Спарту до захода солнца! Ты хочешь завести лакедемонян в землю на расстоянии трёхмесячного пути от моря: Это совершенно неприемлемое условие для них!».

51.Так сказал Клеомен и отправился домой. Аристагор же взял оливковую ветвь и пошёл вслед за царём. Войдя затем в дом Клеомена, он попросил выслушать его как просителя, молящего о защите, но предварительно отослать ребёнка (рядом с Клеоменом стояла его единственная дочь, по имени Горго, восьми или девяти лет). Клеомен велел Аристагору высказать свои пожелания и смело говорить при девочке. Тогда Аристагор сначала предложил царю десять талантов за исполнение своей просьбы. Когда Клеомен отказался, Аристагор стал предлагать царю всё больше и больше денег, пока не пообещал пятьдесят талантов. Тогда девочка воскликнула: «Отец! Чужеземец подкупит тебя, если ты не уйдёшь!». Клеомен обрадовался совету дочери и ушёл в другой покой, а Аристагору, ничего не добившись, пришлось покинуть Спарту. Ему не удалось даже обстоятельнее рассказать об этом пути к царской столице.

52.С этим путём в Сусы дело обстоит ведь так. На всём его протяжении есть царские стоянки и отличные постоялые дворы, и весь путь проходит по населённой и безопасной стране. Двадцать таких стоянок расположено на пути через Лидию и Фригию на расстоянии девятьсот сорок одной части двух парасангов. Из Фригии путь ведёт непосредственно к реке Галису, где есть [горный] проход, через [ворота] которого необходимо пройти для переправы через реку. У [ворот] прохода находится сторожевое укрепление с сильной охраной[623]. За рекой следует Каппадокия, и по ней на расстоянии сто четырёх парасангов до границы Киликии расположено двадцать восемь стоянок. На этой границе надо пройти через два прохода и миновать два сторожевых укрепления[624]; на пути через Киликию – три стоянки на расстоянии сто пятьдесят одна двух парасангов. Границу Киликии и Армении образует судоходная река по имени Евфрат[625]. В Армении находится пятнадцать стоянок с заезжими домами и сторожевым укреплением на протяжении пятисот шестидесяти одной двух парасангов. Из этой [Армении] путь ведёт в Матиену; [здесь] тридцать четыре стоянки на расстоянии ста тридцати шести парасангов. По этой стране протекают четыре судоходных реки[626]. Через все эти реки надо переправляться на судах. Первая река – Тигр, затем вторая и третья под [одним] названием Забат. Но это – разные реки, и начинаются они не в одной местности. Первая из упомянутых рек течёт из Армении, а вторая – из Матиены. Четвёртая же река называется Гинд. Её Кир в своё время разделил на триста шестьдесят каналов. Затем путь идёт [через эти проходы] в страну Киссию, где на расстоянии четыреста двадцать одного двух парасангов находится одиннадцать стоянок до реки Хоаспа, которая также судоходна. На ней лежит город Сусы. Всех этих стоянок от Сард до Сус сто одиннадцать и столько же постоялых дворов.

53.Если этот царский путь правильно измерен парасангами и если один парасанг равен тридцати стадиям (что так и есть на самом деле), то из Сард до царского дворца в Сусах (по имени Мемнония) тринадцать тысяч пятьсот стадий, так как путь составляет четыреста пятьдесят парасангов. Если считать на каждый день по сто пятьдесят стадий, то на весь путь придётся как раз девяносто дней.

54.Таким образом, Аристагор из Милета совершенно правильно указал лакедемонянину Клеомену, что до царской столицы надо идти три месяца. Если же кто пожелает точнее узнать продолжительность пути, то я могу и это сообщить: Следует добавить к этому ещё путь от Эфеса до Сард. И действительно, всё расстояние от берегов Эллинского моря до Сус, которые называются также Мемноновым градом, – четырнадцать тысяч сорок стадий. Ведь от Эфеса до Сард пятьсот сорок стадий, и поэтому трёхмесячный путь удлиняется на три дня[627].

55.Между тем, покинув Спарту, Аристагор прибыл в Афины, которые тогда только что освободились от тиранов, именно вот каким образом. Гиппарха, сына Писистрата и брата тирана Гиппия, убили Аристогитон и Гармодий по происхождению Гефиреи (Гиппарху ясно предвозвестило его участь сновидение). После его смерти тирания в Афинах продолжала существовать ещё четыре года и была не менее, а скорее даже более жестокой, чем прежде.

56.А сновидение Гиппарха было вот какое. В ночь перед Панафинейским праздником предстал Гиппарху во сне статный и красивый человек и обратился к нему с такими загадочными словами:

Сердцем, о лев, терпеливым терпи нестерпимую муку.

Рок справедливою карою всех нечестивцев карает.

На следующее утро Гиппарх сообщил (как доподлинно известно) об этом сне снотолкователям. А затем, не обратив больше внимания на сновидение, устроил торжественное шествие[628], где и нашёл себе смерть.

57.Гефиреи же, к которым принадлежали убийцы Гиппарха, по их собственным словам, пришли первоначально из Эретрии. А, как я узнал из расспросов, они были [по происхождению] финикиянами, прибывшими вместе с Кадмом в землю, теперь называемую Беотией. Здесь они поселились, получив по жребию Танагрскую область. Отсюда кадмейцев сначала изгнали аргосцы, а этих Гефиреев затем изгнали беотийцы, и они пришли в Афины. Афиняне же приняли их в число граждан на известных условиях, наложив на них много ограничений, не стоящих упоминания[629].

58.А финикияне эти, прибывшие в Элладу с Кадмом (среди них были и упомянутые Гефиреи), поселились в этой земле и принесли эллинам много наук и искусств и, между прочим, письменность, ранее, как я думаю, неизвестную эллинам[630]. Первоначально у кадмейцев письмена были те же, что и у остальных финикиян. Впоследствии же вместе с изменением языка постепенно изменилась и форма букв. В то время из эллинских племён соседями их были в большинстве областей ионяне. Они переняли от финикиян письменность, изменили также по – своему немного форму букв и назвали письмена финикийскими (что было совершенно справедливо, так как финикияне принесли их в Элладу)[631]. Ионяне также издревле называют книги кожами, потому что при отсутствии папируса они писали на козьих и овечьих шкурах[632]. Ещё и поныне многие варварские народности пишут на таких шкурах[633].

59.И мне самому пришлось видеть в святилище Аполлона Исмения в беотийских Фивах кадмейские письмена[634], вырезанные на нескольких треножниках и большей частью сходные с ионийскими. Надпись на одном треножнике гласит: «Амфитрион меня посвятил, одолев телебоев». Эта надпись, быть может, относится ко временам Лаия, сына Лабдака, внука Полидора, правнука Кадма.

60.На другом треножнике начертана шестистопным размером вот такая надпись:

Скей, кулачный боец, тебе Аполлон – дальновержец,

Верх одержав, посвятил меня, жертвенный дар несравненный.

Этот Скей, быть может, был сыном Гиппокоонта. Если только это – он, а не тезка посвятившего сына Гиппокоонта, то треножник относится ко времени Эдипа, сына Лаия.

61.На третьем треножнике также надпись в шестистопном размере, гласящая:

Лаодамант сей треножник тебе, Аполлон остроокий,

Царь иждивеньем своим посвятил как дар несравненный.

При этом – то царе Лаодаманте, сыне Этеокла, изгнанные аргосцами кадмейцы направились в землю энхелеев. Гефиреи же остались в стране, но впоследствии, теснимые беотийцами, ушли в Афины. В Афинах они воздвигли святилища, к которым остальные афиняне, однако, не имеют никакого отношения. Эти святилища сильно отличаются от других святилищ, особенно же – святилище и тайные обряды Деметры Ахейской.

62.Так вот, я рассказал о сновидении Гиппарха и о происхождении Гефиреев, к роду которых принадлежали его убийцы. Теперь я должен снова возвратиться к повествованию о том, как афиняне освободились от тиранов. Итак, Гиппий правил как тиран и был сильно ожесточён против афинян из – за убиения Гиппарха. В это время Алкмеониды, афинский род, изгнанный Писистратидами после попытки вместе с другими изгнанниками возвратиться с помощью военной силы (при этой попытке освободить Афины они потерпели даже жестокое поражение), укрепили местечко Лепсидрий к северу от [дема] Пеонии. Отсюда Алкмеониды строили всяческие козни Писистратидам. Так, они получили от амфиктионов подряд на сооружение теперешнего дельфийского храма, которого тогда ещё не существовало. Так как они были богатым и уже издревле уважаемым родом, то и воздвигли храм, ещё более великолепный, чем предполагалось по замыслу. Хотя по договору они должны были строить храм из известкового туфа, но соорудили фасад его из паросского мрамора.

63.Итак, по рассказам афинян, Алкмеониды во время пребывания в Дельфах подкупили Пифию деньгами, чтобы она всякий раз, как спартанцы вопрошали оракул, по частному ли делу или от имени государства, возвещала им [волю божества] освободить Афины. Получая постоянно одно и то же изречение, лакедемоняне наконец отправили войско во главе с Анхимолием, сыном Астера, человеком, весьма влиятельным в городе, изгнать Писистратидов из Афин (хотя спартанцы находились с Писистратидами в самой тесной дружбе). Ведь они считали веление божества важнее долга к смертным. А отправили войско спартанцы морем на кораблях. Пристав к берегу в Фалере, Анхимолий высадил своё войско. Писистратиды же проведали заранее о походе и вызвали помощь из Фессалии, так как у них уже прежде был заключён союз с фессалийцами. По просьбе Писистратидов фессалийцы единодушно решили послать тысячу всадников с царём Кинеем из Кония во главе. С такими союзниками Писистратиды придумали вот какой способ войны. Они велели вырубить деревья на Фалернской равнине, так что эта местность стала доступной для действий [фессалийской] конницы. Затем они двинули эту конницу против спартанского войска. При стремительной атаке [фессалийцев] погибло много спартанцев и среди них сам Анхимолий. Уцелевшие воины были оттеснены к кораблям. Так закончился первый поход из Лакедемона, и в Алопеках в Аттике (близ храма Геракла, что в Киносарге) есть могила Анхимолия.

64.После этого лакедемоняне снарядили в поход на Афины более многочисленное войско во главе с царём Клеоменом, сыном Анаксандрида, но отправились на этот раз не морским путём, а по суше. Когда спартанцы проникли в Аттику, то их прежде всего встретила [фессалийская] конница, но после схватки быстро обратилась в бегство, оставив на месте более сорока убитых. Уцелевшие же тотчас прямым путём возвратились в Фессалию. А Клеомен вместе с афинянами, желавшими свободы, занял нижний город и стал осаждать тиранов, которые заперлись в Пеларгической крепости.

65.Однако лакедемоняне, конечно, никогда бы не захватили [крепости и] Писистратидов (они ведь не намеревались вести осады, а Писистратиды сумели хорошо обеспечить себя продовольствием и питьевой водой). После немногих дней безуспешной осады спартанцы возвратились бы в Спарту, если бы тут не произошло события, рокового для осаждённых и счастливого для осаждающих: Сыновья Писистратидов попались в плен при попытке тайно увезти их из Аттики в безопасное место. Это обстоятельство смешало все расчёты Писистратидов, и им пришлось взамен выдачи детей сдаться на поставленных афинянами условиях: Покинуть Аттику в течение пяти дней. Писистратиды удалились в Сигей на Скамандре после тридцатишестилетнего владычества над афинянами. Писистратиды, так же как и прежние афинские цари из рода Кодра и Меланфа, первоначально были пришельцами из Пилоса и потомками Нелея[635]. Поэтому – то Гиппократ в память Несторова сына Писистрата дал своему сыну то же имя Писистрат. Так – то афиняне освободились от тиранов. А что «совершили они достойного упоминания и какие беды претерпели»[636] после освобождения [от тиранов] и до восстания Ионии против Дария, именно до прибытия в Афины милетянина Аристагора с просьбой о помощи, – об этом – то я прежде всего и хочу рассказать.

66.Афины, правда, уже и прежде были великим городом, а теперь после освобождения от тиранов стали ещё более могущественными. Двое людей стояли тогда во главе города: Алкмеонид Клисфен, который, как говорят, подкупил Пифию, и Исагор, сын Тисандра (предков его я, однако, не могу назвать). Его родичи, впрочем, приносят жертвы Зевсу Карийскому. Эти – то люди боролись за власть в городе. Клисфен потерпел поражение и стал заискивать перед простым народом. После этого он заменил четыре филы, на которые прежде делились афинские граждане, десятью новыми. Прежние названия фил, которые назывались по именам четырёх сыновей Иона – Гелеонта, Эгикора, Аргада и Гоплета[637], он отменил и взял названия по именам других племенных героев и, кроме того, чужого – Эанта. А это имя он взял (хотя Эант и не был афинянин), потому что тот был соседом и союзником города.

67.Это преобразование Клисфен, мне думается, произвёл, подражая своему деду с материнской стороны, тирану Сикиона. Этот – то старший Клисфен во время войны с Аргосом запретил рапсодам устраивать состязания в Сикионе потому именно, что в эпических песнях Гомера почти всюду воспеваются аргосцы и Аргос. Затем тиран хотел изгнать из страны [героя] Адраста, сына Талая, храм которого стоял и поныне стоит на самой рыночной площади в Сикионе, за то, что тот был аргосцем. Клисфен прибыл в Дельфы вопросить оракул, изгнать ли ему Адраста. Пифия же изрекла ему в ответ: Адраст – царь Сикиона, а он [Клисфен] – только жестокий тиран. По возвращении домой, так как бог не позволил тирану уничтожить почитание Адраста, Клисфен стал придумывать средства, как бы заставить Адраста добровольно уйти из Сикиона. Когда он решил, что средство найдено, то послал в беотийские Фивы и велел сказать, что желает призвать в Сикион героя Меланиппа, сына Астака. Фиванцы согласились, а Клисфен призвал Меланиппа в Сикион, посвятил ему священный участок у самого пританея и воздвиг храм в самом неприступном месте города. Призвал же Клисфен Меланиппа (это тоже нужно добавить) потому, что тот был заклятым врагом Адраста из – за убийства Адрастом его брата Мекистея и тестя Тидея. После посвящения храма Клисфен отнял у Адраста жертвоприношения и празднества и отдал их Меланиппу. Сикионцы же всегда воздавали Адрасту великие почести. Ведь он был сыном дочери Полиба и получил [царскую] власть в Сикионе после кончины не имевшего сыновей царя Полиба. Среди других почестей, которые сикионцы оказывали Адрасту, они прославляли ещё и его «страсти»[638] [представлениями] трагических хоров. Вместо Диониса они таким образом почитали Адраста. Клисфен же передал теперь [трагические] представления Дионису, а остальной культ – Меланиппу.

68.Так Клисфен поступил с Адрастом. А названия дорийских фил он заменил другими, чтобы они не были одинаковыми с аргосскими. При этом он позволил себе издевательства над сикионцами. Так, он выбрал новые имена [фил] от свиньи и осла и прибавил к ним только окончания. Только своей собственной филе он дал имя от слова «власти» [ρχη], именно архелаи, других же назвал гиаты, онеаты и хереаты. Такие названия носили там филы не только при Клисфене, но и ещё шестьдесят лет после его кончины. Затем [сикионцы] пришли к взаимному соглашению и восстановили прежние названия фил: Гиллеи, памфилы и диманты. К ним они добавили ещё четвёртую филу и назвали её членов эгиалеями по имени сына Адраста Эгиала.

69.Это сделал Клисфен Сикионский. Клисфен же Афинский, сын дочери Клисфена Сикионского (названный по имени деда), в подражание своему тезке Клисфену так же, думается, презирал ионян, как и тот дорийцев, и равным образом не желал, чтобы имена фил у афинян были одинаковыми с ионянами. Ведь, как только Клисфен привлёк на свою сторону ранее бесправный народ афинский, он изменил названия фил и увеличил их число. Именно он поставил вместо четырёх старост фил десять и распределил также демы по десяти на каждую филу. Теперь, когда народ был на стороне Клисфена, он был гораздо сильнее своих противников.

70.Исагор же на этот раз был побеждён и со своей стороны придумал вот что. Он призвал на помощь лакедемонянина Клеомена, который был его гостеприимцем со времени осады Писистратидов. Впрочем, ходили слухи о связи Клеомена с женой Исагора. И вот Клеомен сначала отправил в Афины глашатая с требованием изгнать Клисфена и вместе с ним много других афинян, над которыми, как он считал, «тяготела скверна». Это всё он сделал по наущению Исагора. Действительно, Алкмеониды и их приверженцы были повинны в кровопролитии, но ни сам он[639], ни его друзья не были причастны [к нему].

71.«Запятнанными же скверной» афиняне назывались вот почему. Был в Афинах некто Килон, победитель в Олимпии. Он до того возгордился, что стал добиваться тирании. С кучкой своих сверстников он пытался захватить акрополь. Когда это ему не удалось, Килон сел как «умоляющий о защите» у кумира богини. Старосты навкрарий[640], которые тогда правили Афинами, склонили Килона с товарищами уйти оттуда, обещав сохранить им жизнь. Вина же за убиение Килона и его приверженцев лежит на Алкмеонидах. Это событие произошло ещё до времени Писистрата.

72.Когда Клеомен через глашатая потребовал изгнать Клисфена и запятнанных скверной, сам Клисфен тайно бежал из города. Тем не менее Клеомен явился в Афины с небольшим отрядом и по прибытии изгнал семьсот семейств, запятнанных скверной, по указанию Исагора. Затем царь вновь сделал попытку распустить совет[641] и отдать всю власть в руки трёхсот приверженцев Исагора. Когда совет воспротивился и не пожелал подчиниться, Клеомен, Исагор и их приверженцы захватили акрополь. Остальные же афиняне объединились и осаждали [акрополь] два дня. А на третий день они заключили [с осаждёнными] соглашение, по которому все лакедемоняне покинули страну. Тогда исполнилось прорицание, данное Клеомену. Ведь, когда Клеомен поднялся на акрополь, чтобы занять его, он вступил также в священный покой богини[642] якобы с целью помолиться ей. Не успел царь переступить порог, как жрица поднялась с седалища и сказала: «Назад, чужеземец из Лакедемона! Не вступай в святилище! Ведь сюда не дозволено входить дорийцам!». А тот возразил: «Женщина! Я – не дориец, а ахеец». Так, вот, Клеомен пренебрёг прорицанием [жрицы] и всё – таки силой проник [в святилище] и поэтому должен был снова покинуть страну со своими лакедемонянами. Остальных же [приверженцев] Исагора афиняне заключили в оковы и казнили. В числе казнённых был и дельфиец Тимесифей, о силе и доблестных деяниях которого я мог бы рассказать очень многое.

73.Так – то сторонники Исагора были заключены в оковы и казнены. Афиняне же после этого возвратили Клисфена и семьсот семейств, изгнанных Клеоменом, и отправили посольство в Сарды заключить союз с персами[643]: Они были убеждены ведь, что предстоит война с Клеоменом и лакедемонянами. Когда посольство прибыло в Сарды и изложило своё поручение, то Артафрен, сын Гистаспа, сатрап Сард, спросил: «Что это за народ, где обитает и почему ищет союза с персами». Получив разъяснение послов, сатрап дал им такой краткий ответ: «Если афиняне дадут царю землю и воду, то он заключит союз, если же нет, то пусть уходят». Послы же, желая заключить союз, согласились, приняв это на свою ответственность. Впрочем, по возвращении на родину они подверглись суровому осуждению за эти самостоятельные действия.

74.Между тем Клеомен считал себя крайне оскорблённым афинянами на словах и на деле и стал собирать войско со всего Пелопоннеса. О цели похода царь, правда, умалчивал, хотя желал отомстить афинскому народу и поставить тираном Исагора (Исагор ведь вместе с ним покинул акрополь). Так вот, Клеомен с большим войском вступил в Элевсин, а беотийцы по уговору заняли Эною и Гисии, пограничные селения в Аттике. А с другой стороны напали халкидяне и стали опустошать аттические поля. Афиняне же хоть и оказались между двух огней, но решили потом припомнить это беотийцам и халкидянам и выступили против пелопоннесцев в Элевсине.

75.Когда оба войска должны были уже сойтись для битвы, сначала коринфяне сообразили, что поступают несправедливо, одумались и возвратились домой. За ними последовал Демарат, сын Аристона, второй спартанский царь, стоявший во главе лакедемонского войска вместе с Клеоменом. До этого времени он был в согласии с Клеоменом. Из – за этой – то распри в Спарте был издан закон, запрещающий обоим царям вместе идти в поход (прежде ведь отправлялись в поход оба царя). А когда теперь один из царей был отстранён от начальства над войском, то и один из Тиндаридов должен был оставаться дома: Ведь до этого оба Тиндарида как помощники и защитники выступали в поход [со спартанским войском][644].

76.И вот когда остальные союзники в Элевсине увидели, что Лакедемонские цари в распре, а коринфяне покинули боевые ряды, то и сами также возвратились домой. Так – то дорийцы в четвёртый раз вторглись в Аттику. Дважды приходили они врагами и дважды – на защиту афинской демократии. Первый раз – в то время, когда основали Мегары (этот поход будет, пожалуй, правильно отнести ко временам афинского царя Кодра). Второй же и третий раз спартанское войско вышло из Спарты, чтобы изгнать Писистратидов. А четвёртое вторжение – теперешнее, когда Клеомен во главе пелопоннесцев вступил в Элевсин. Так – то теперь в четвёртый раз дорийцы проникли в Аттическую землю.

77.Итак, это вражеское войско бесславно распалось. Тогда афиняне, решив отомстить, сначала пошли войной на Халкиду. Беотийцы же выступили на помощь халкидянам к Еврипу. Заметив идущих на помощь беотийцев, афиняне решили прежде напасть на них, чем на халкидян. Афиняне вступили в сражение с беотийцами и одержали полную победу: Множество врагов они перебили и семьсот человек взяли в плен. Ещё в тот же самый день афиняне переправились на Евбею, напали на халкидян и также одолели их. После победы они оставили четыре тысячи клерухов – поселенцев на земле гиппоботов (гиппоботами назывались халкидские богачи)[645]. Пленных халкидян вместе с беотийскими пленниками афиняне также бросили в оковах в темницу. Через некоторое время пленники, правда, были отпущены за выкуп в две мины. Оковы же, которыми они были связаны, афиняне повесили на акрополе. Оковы эти находились там ещё и до моего времени и висели на стене, опаленной пожаром [в войне] с мидянами, против святилища на западной стороне. На десятую часть выкупа [за пленников] афиняне посвятили богине медную четвёрку коней. Она стоит сразу налево при входе в пропилеи на акрополе. Надпись на ней гласит:

Рать беотян и халкидян совместную мы укротили,

Гордых афинян сыны, подвигом бранным своим.

Мрачной темницей и цепью железной их буйство смирили

И десятину Палладе сих посвятили коней.

78.Итак, могущество Афин возрастало. Ясно, что равноправие для народа не только в одном отношении, но и вообще – драгоценное достояние. Ведь, пока афиняне были под властью тиранов, они не могли одолеть на войне ни одного из своих соседей. А теперь, освободившись от тирании, они заняли безусловно первенствующее положение. Поэтому, очевидно, под гнетом тиранов афиняне не желали сражаться как рабы, работающие на своего господина; теперь же после освобождения каждый стал стремиться к собственному благополучию.

79.Так обстояли дела у афинян. Фиванцы же после этого отправили послов в Дельфы вопросить оракул об отмщении афинянам. А Пифия ответила: Одним им не удастся отомстить афинянам, и приказала фиванцам созвать «собрание, полное шума»[646], и просить о помощи ближайших соседей. По возвращении послы созвали народное собрание и сообщили изречение оракула. Узнав от послов, что им следует обратиться за помощью к ближайшим соседям, фиванцы сказали: «Разве не ближайшие наши соседи танагрийцы, коронейцы и феспийцы? Они всегда ведь охотно сражаются на нашей стороне и помогают нам. Почему же нам нужно ещё просить их об этом? Нет, нужно думать, что смысл изречения оракула иной!»[647].

80.Во время обсуждения [в собрании] один из слушателей сказал: «Мне думается, я понимаю, что имеет в виду наше изречение оракула. Как гласит сказание, у Асопа[648] было две дочери – Фива и Эгина. Они были сёстрами, и поэтому, я полагаю, бог советует нам просить помощи у эгинцев». Так как никто, по – видимому, не мог дать лучшего совета, то фиванцы тотчас же отправили на Эгину послов, согласно изречению оракула, просить о помощи эгинцев как своих ближайших [родственников]. На просьбу фиванцев эгинцы обещали прислать им помощниками Эакидов[649].

81.Когда же фиванцы в союзе с Эакидами пытались напасть на афинян и потерпели тяжкое поражение, то снова отправили послов на Эгину: Они отказываются от помощи Эакидов и просят о помощи людьми. Тогда эгинцы, кичась своим великим богатством, вспомнили о стародавней своей вражде к Афинам и по просьбе фиванцев начали теперь без объявления войну с афинянами. Ведь в то время как афиняне теснили беотийцев, эгинцы переправились на военных кораблях в Аттику и опустошили Фалер и много других мест на побережье. Этим они и нанесли великий урон афинянам.