Під реальними інвестиціями розуміють вкладення коштів у реальні активи –як матеріальні, так і не матеріальні. Їх ще називають виробничими або капітальними.

Дата добавления: 2014-12-06; просмотров: 591

Структурализм упраздняет автономность «вещи», ставя на первое место «отношение». Структура (главный объект .структурализма) есть (Стойчивая форма отношений. Но структура конечна, замкнута. Она, кроме того, самодостаточна. Бесконечная структура не очевидна имен­но как структура. Она не может быть объектом исследования. Несамо-Аостаточная структура должна быть лишь элементом другой более :ложной структуры, т.е. ее описание как этой вот конкретной струк­туры недостаточно и требует выхода за ее пределы. Вполне поддается 'писанию лишь та структура, у которой есть известные нам пределы.

• 'Ишь, она собственно, и подпадает под определение структуры, по-

-лольку в структуре, границ которой мы не видим, сама ее структур­ность, упорядоченность может быть поставлена под сомнение. Как в игры, правила которой нам неизвестны, нельзя утверждать, что р именно игра, нечто имеющее правила.

Структурализм предположил возможность рассматривать исто-как совокупность всякого рода конечных, самодостаточных :тур (как систем отношений к детству, смерти, власти и т.п.). если история представляет собой совокупность конечных струк-то это означает ее (истории) дискретность (не-единство, не-И>ность, разобщенность). Прежде всего, пожалуй, такая дискрет-была установлена в истории науки (Г. Башляр, Т. Кун), которая а некумулятивный характер движения научного познания, т.е. ^последовательный, неединый характер. Она отныне мыслилась Р* смена познавательных парадигм, обусловленных возникновени-°Аной идеи (группирующей вокруг себя все остальные идеи, об­данную парадигму) или системы идей. Отсюда возникли сомнения в безусловности представления о непрерыв- 452

Часть III. Философия и общество

ности истории. Появились основания противопоставления исто как рассказа (единого и непрерывного, истории как книги) исто как действительности — «разрывной», не поддающейся универ^ ным обобщениям. Это делало невозможным существование всем, ной истории как научного (а не литературного) жанра. Это ста];; под сомнение и возможность философии истории в той ме|\ какой в ней делаются обобщения, касающиеся истории как такс:-, ее универсальной логики, ее общего направления. Это также ста:;; под сомнение возможность определения истории как прогресси:; го либо, напротив, регрессивного движения (что так характерно историософских концепций, например, эпохи Просвещения). А «важнейшая характеристика классического историзма — преде. ление о всемирном единстве истории и ее прогрессивном движе:: Идея прогресса — стержень, организующее начало новоевропа,-ской исторической мысли»¹. Единая история в принципе означает нечто доступное для мысли, поскольку мысль схватывает именно общее. Идущая от Плотина мысль о том, что реально лишь то, что причастие единому, утверждает основоположность тождества мыш­ления и бытия. В случае классической философии истории — тождества мышления и истории. Но примат дискретности в истории, постулируемый структурализмом и постструктурализмом, не означа­ет признания бессмысленности истории. Скорее, речь идет о конста­тации невозможности (если оставаться на почве фактов, а не зани­маться необоснованными спекуляциями) единого субъекта истории и единого ее объекта.

Эта констатация вызвала к жизни провозглашение смерти «автора» (Р. Барт), смерти «человека» (М. Фуко), соотносимое со знаме­нитым высказыванием Ницше «Бог умер». Разумеется, речь идет не о физической кончине человека, но о кончине того воззрения, согласно которому творцом истории является некое Я, личность (то*^е «вещь», с.точки зрения Фуко) — источник всех «практик» и движе­ний. Это означает «обращение к приемам безличного, деперсоналИ' зированного подхода, когда историческое полотно можно анализи ровать анонимно и «позиционно», не прибегая ни к индивидуальн психологии, ни вообще к личностям и именам как самоактивнь' центрам истории»². Согласно Фуко, реальны (как предметы истор

¹ Мучник В.М., Николаева И.Ю. От классики к постмодерну: о тенденциях р<¹--современной западной исторической мысли // К новому пониманию человека в ис очерки развития современной западной исторической мысли. Томск, 1994. С. 8.

² Вгашн В.П. Постструктуралистская методология истории // Одиссей. Человеь тории. М., 1996. С. 44.

исследования) именно «практики», именно системы взгля-^в я не конкретные лица, не массы. Люди «встроены» в эти «прак-1,_ки»> они им подчиняются, следуют им, и поэтому нельзя говорить _них как о «производителях» такого рода «практик», хотя, конечно, _Т0 не означает, что «практики» могут существовать сами по себе, ^з участия человека. Речь идет именно об ориентации внимания исследователя, чем, собственно, и занимается современная метаисто-рия. Фу^{ко и его} единомышленники представляют позицию, согласно которой, простой биографизм, берущий за основу как раз личность в ее уникальности, есть подход малопродуктивный. Он должен быть предварен изучением социальных, поведенческих, ментальных струк­тур, определяющих изучаемую эпоху. Фуко предлагает в качестве ме­тодологического принципа примат «внешнего» над «внутренним», т.е. фактически преимущественное внимание к безличным общест­венным процессам, а не к внутренним переживаниям субъекта с его особой формой адаптации к этим процессам (на что, как известно, предлагал обращать главное внимание В. Дильтей, а позже экзистен­циальные философы).

По мнению современного французского историка М. де Серто, прежняя история исходила из примата тождественного. Она «сшива­ла» разрывы во времени, видя за этими разрывами этапы некоего поступательного единого по сути своей процесса. Философия истории создавала собственную модель восприятия истории. Она исходила из наличия во всех этих этапах единого смысла. Она унифицировала ис­торическую реальность. Современный же исследователь, с точки зре­ния де Серто, концентрирует внимание именно на «отступлениях», «разрывах» (например, на критических точках изменения графиков Роста народонаселения, заработной платы и т.п.). Он исходит из того, ^что раньше было не то, что теперь. Методика исторического иссле-Аования отныне культивирует дистанцию по отношению к своему ооъекту. Подобная дистанция является не исходным пунктом иссле-^д°вания, который следует затем устранить, объединив прошлое с на-°Я1цим посредством единой схемы, но конечным пунктом. Истори-^есКая работа выявляет не правило, а исключение. «Работа заключает-^ ^в том, чтобы производить негативное, являющееся значимым»¹. Следует обратить внимание еще на один важный пункт пост-"ФУктуралистской метаисторической модели — переоценку самого ^Ъекта исторического исследования. Вопрос

о том, что именно ля историка простой совокут.

Ас М. Горегайоп Ыйопцие // Ра1ге <3е ПшЬмге. Мош'еаих ргоЫетез. Р., 1974. 454

стью подлежащих систематизации кирпичиков-фактов, подвер>_к ной аналитическим процедурам, внешней по отношению познающему мертвой данностью, неотъемлемой частью кототу,-осознается историк. Современные методологии все в большей .>• отталкиваются от постулата о предпосылочности познавательно тивности»¹. Что это значит? Выше уже отмечалось, что для тра, онной историософии история является чем-то безоговорочно о тивным, имеющим характер данного, непосредственного. Скаж, той мере, в какой объект истории — прошлое, оно неприкосно^щ. но, существует само по себе. Вроде книги, которая уже написана дана сознанию исследователя и остается только ее интерпретиро. вать, пытаться понять сокрытый в ней автором смысл. С точки эре-ния постструктуралистов, однако, объект историка нельзя всерьез признавать объективным, независимым от того, кто историю из\-г>-ет, а кто к ней просто обращается. Иначе говоря, в истории не; реально (но можно в абстракции) отделить субъект от объе. Субъект до известной степени делает возможным объект. По структурализм достаточно убедительно обосновывает необходим! \ включения субъекта познания в поле исследования. Речь идет в д ном случае не о человеке как творце истории, но о том, что исто: как наука, описывающая эту событийную канву, невозможна учета познавательной активности историка. В истории как предм> имеется теоретический компонент, который привносится в нее мысливающим историю теоретиком. Поэтому теоретическая ис рия должна включать в себя и исследование того «возмущения», к торое вносит исследователь в его «чистый» объект.

летия «история перестает быть для историка про00^™6 ДСС%11 \* * бытию' являющемуся критерием и одновременно стержнем стью подлежащих систематизации кипп^иг.т^п_А„™„„ ^СОВО1<^%[>го исторического события. Этот диалог с миром есть также и

для понимания нами нас самих. История в этом смысле ка ПТЮПЫВЯ к нятпей ппллимнпй с\тл

. "ть предпосылка прорыва к нашей подлинной сути.

,_йтература

ия истории: Антология. М., 1994. . Эпохи и идеи: становление историзма. М., 1987. кгбуд Р.Д Идея истории: Автобиография. М., 1980. ,0#г Э.Н. Современная философия истории. Таллин, 1980. )исксртп Г. философия истории. СПб., 1908. Гойий< А. Дж. Постижение истории. М., 1991. \1сперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.

|

Философия св. Феофана Затворника