J В яких роках відбулися ці історичні події?

Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 617

Суперинтендант Жервез заняла кабинет своего предшественника, что и подобало ей по должности, и теперь, отметила Энни, комната больше не напоминала склад антикварной мебели, как это было при старине Гристорпе. Стало просторнее и светлее, ни пылинки, ни соринки. Пастельно‑голубая краска на стенах зрительно расширила кабинет чуть ли не вдвое. На стеллажах – книги, имеющие отношение только к работе. (Гристорп предпочитал собрания сочинений классиков.) Между томами Жервез расставила кубки за победу в соревнованиях по выездке и фехтованию, а также семейные фотографии в серебряных рамках. На столе, где царил идеальный порядок, стоял открытый белый МасВоок. Сквозь открытое окно с улицы долетали отзвуки городской жизни: шум заводящегося двигателя, гомон школьников, лязг железных дверей фургона доставки, а еще одуряюще вкусно пахло свежей выпечкой из соседней пекарни.

– Садитесь, Энни, – пригласила Жервез. – Я уже послала за чаем. «Эрл Грей» подойдет?

– Замечательно, – улыбнулась Энни.

Она села, положила ногу на ногу и откинулась назад в кресле.

Жервез покрутила канцелярскую скрепку и принялась медленно распрямлять ее, озабоченно насупив лоб.

– Вам идут высветленные пряди, мне нравится, – наконец сообщила она, и в ее голубых глазах промелькнуло одобрение. – Решили попробовать новый стиль?

– В общем, да. У блондинок жизнь веселее.

Энни была далеко не уверена, что этот стиль ей подходит. Сначала она подстриглась покороче, и это был первый шаг, а следующим стали высветленные прядки, однако они ее немного смущали.

– Ну и как? Жизнь стала веселее?

– Только не сейчас, надо признать.

– У меня тоже. – Жервез помолчала и отложила скрепку в сторону. Энни заметила, что на подушечке указательного пальца у нее выступила капелька крови. – Вот что я вам скажу: между нами всякое бывало, но вы мне нравитесь, Энни. И я хочу, чтобы вы об этом знали. Несмотря на то, что вы вечно поддерживаете старшего инспектора Бэнкса, когда он поступает вопреки установленным правилам, а порой и вопреки здравому смыслу, вы мне симпатичны. Потому позвольте узнать, как дела?

– Что вы имеете в виду?

– Простой вопрос – как дела? Как жизнь? Вообще, в целом, как вы себя ощущаете?

– Все прекрасно, мэм.

– А если бы что‑то было не так, вы бы мне сказали?

– Вероятно, нет.

– Выходит, я еще не заслужила вашего доверия?

– Дело не в… – Энни запнулась.

– А в чем? Говорите, прошу вас.

Энни покачала головой.

– Я думаю, вы догадались, что я говорю о вас и об Алане, – продолжала Жервез. – О старшем инспекторе Бэнксе. Я здесь недавно, но нетрудно заметить, что между вами существуют особые отношения, и…

– Ничего предосудительного между нами нет, если вы это подразумевали, – перебила ее Энни. – Нет ни романа, ни страстей. Ничего, повторяю, хоть сколько‑нибудь выходящего за рамки приличий.

– Ш‑ш, стоп! – Жервез протестующе подняла руку. – Сдается мне, юная леди слишком яростно возражает. Ну, это так, к слову. Я вовсе не собиралась обсуждать вашу личную жизнь. А вот и чай. Входите, Шарон. Сюда поставьте поднос, пожалуйста. Благодарю вас.

Констебль, которая принесла чай, улыбнулась им обеим, кивнула и вышла.

– Пусть немного настоится, ладно? – Жервез достала из стола льняную салфетку и прикрыла чайник. – А потом я сыграю роль заботливой хозяйки. Да. Так я не это имела в виду, а всего лишь хотела сказать, что вы отлично дополняете друг друга как сотрудники. Знаю, время от времени все вдруг идет вкривь и вкось, особенно там, где задействован Бэнкс, и в отчетах нередко все выглядит не очень, но у вас нет нераскрытых дел. У вас обоих.

– Спасибо, мэм.

Жервез забарабанила пальцами по столу. Капелька крови смазалась, а в бриллианте кольца заиграли солнечные блики.

– Буду с вами откровенна: я тревожусь по поводу Алана. Это чувство не покидает меня с прошлой весны, после той истории с МИ‑пять. Он как‑то… сильно изменился. И ходят всякие слухи… Насколько я понимаю, он расстался со своей девушкой?

– Да. С Софией.

Она никогда не нравилась Энни, ей казалось, что она видит Софию насквозь: тщеславная пустышка, которая только и умеет, что кружить мужчинам головы. Ей нужно лишь одно – чтобы ею восхищались, она купается в мужском обожании, и ей чрезвычайно льстило, что взрослый привлекательный мужчина обратил на нее внимание. Но как только на горизонте появился более завидный кандидат, Бэнкс получил отставку. Этого Энни, разумеется, не собиралась сообщать Жервез. Чтобы не показаться завистливой ревнивицей. Какой она, если говорить начистоту, отчасти и была. С тех пор, как Бэнкс расстался с Софией и замкнулся в себе, Энни все чаще вспоминала о том недолгом периоде, когда они были вместе. Ведь она могла бы привязать его к себе? Хотя бы попытаться? Или ей следовало перевестись в другое место, чтобы не работать с ним вместе? Потому что, как выяснилось, это стало большой проблемой: ей трудно было видеть его каждый день и скрывать свои чувства.

– Но это не единственное, что его мучает?

– Простите? – Энни потеряла нить разговора.

– Я спросила, есть ли у Бэнкса еще какие‑то проблемы. Поймите, я не прошу вас выдавать его сокровенные тайны. И задаю эти вопросы исключительно потому, что меня волнует его состояние. Ради его же пользы. И вашей. И всей команды.

– Нет, не думаю, – покачала головой Энни. – Впрочем, не знаю, мое ли дело об этом думать. Во всяком случае, мне он ничего не говорил. Хотя…

Жервез перегнулась через стол:

– Хотя – что?

– Нет, ничего. У меня тоже возникло похожее ощущение. Будто его угнетает что‑то. С чем он не может до конца разобраться. Но Бэнкс со мной не делился. Возможно, он и уехал именно для того, чтобы расставить все по местам и привести себя в норму.

– Что ж, будем надеяться, ему это удастся. Когда он должен выйти на службу? Где‑то у меня записано. В понедельник, кажется?

– Да, именно так.

Жервез порылась в бумагах, увидела размазавшуюся на пальце кровь и вытерла ее бумажной салфеткой. Потом открыла файл в компьютере и задумчиво произнесла:

– Я не очень уверена в том, что его следует вводить в это дело. Особенно учитывая тот факт, что он знаком с Дойлами.

– Он справится, – заверила Энни, в глубине души разделявшая сомнения начальницы. – Бэнкс сильный человек, притом довольно гибкий – он приходит в форму, что бы ни случилось. Не стоит нам переживать о нем лишнего.

– Тем более что нам и без того есть о чем переживать.

– Да, задача у нас не из легких…

– Вот именно. Непросто будет работать в сотрудничестве с суперинтендантом Чамберсом и его людьми, а при этом не наступать ему на больные мозоли. Я так понимаю, он привлечет людей из Большого Манчестера, чтобы помогали ему в расследовании. Суперинтендант Третовон продолжит наблюдение за домом Дойлов.

– А мы?

– Наша задача – выяснить все, что связано с пистолетом, попавшим к Эрин. Или, точнее говоря, найденным в ее спальне. Мы ведь пока толком не знаем, как он там очутился. – Жервез посмотрела на часы. – Думаю, уже сегодня к вечеру мы получим первое заключение судебной экспертизы из Бирмингема. На мне общее руководство, а на вас, вместе с Уинсом и Гарри Поттером, – основная работа. Можете подключить Мастерсон, если хотите. Пусть она наконец займется реальным делом. А на меня, полагаю, свалится бесчисленное множество всяких встреч, заседаний и совещаний. Не говоря уж о проклятой писанине. И вот что – надеюсь, на вас не будет никаких жалоб ни от семьи Дойлов, ни от Чамберса. Я понятно выражаюсь?

– Да.

– Уже решено, кто будет посредником в деле с Дойлами?

– Да, Патриция Ю. Она окончила курсы и уже год успешно работает.

– Очень хорошо. Прошу вас подойти к этому делу с максимальным тщанием и все время держать меня в курсе. Постоянно докладывайте, что происходит. – Жервез побарабанила по столу. – Здесь, у меня в кабинете.

– Хорошо.

Энни поднялась, собираясь уйти.

– И вот еще что, Энни…

Та остановилась в дверях, вопросительно подняв брови.

– Будьте аккуратны. Будьте крайне осторожны. Чамберс не так давно на своей должности, и ему очень нужен результат. А на дело ему в высшей степени плевать. Так что не вздумайте подставиться. И насчет инспектора Бэнкса… Если что‑нибудь… ну, вы меня понимаете.

– Да, понимаю, – кивнула Энни.

Трейси с трудом удалось уговорить Джаффа отправиться за покупками – ему было страшно лень. В конце концов она заявила, что поедет одна, а он пусть остается дома. Такой вариант устроил бы ее куда больше, но Джафф и слышать об этом не желал. Какая нежная привязанность, пробормотала Трейси. Он, похоже, не уловил сарказма.

Дороги в деревушках Суэйнсдейла были забиты машинами туристов, и на серебристо‑серый «форд‑фокус» Вика никто не обращал ни малейшего внимания, пока они ехали через Грэтли, Хелмторп и Фортфорд. Джафф вел машину очень аккуратно, не превышал скорость, в отличие от большинства остальных водителей, кроме только одного раза – они долго ползли за неторопливым трактором, и Джафф так смачно чертыхался, что Трейси хохотала от души.

– Просто поразительно, – улыбнулась она, – такое впечатление, что ты никогда не был за городом.

Джафф усмехнулся в ответ:

– Я ездил по таким дорогам, что эта – просто хайвей в сравнении с ними. Но ты права: ненавижу трактора и тормознутые тачки с прицепами.

Когда они добрались до Иствейла, все небо затянуло тучами. Они припарковались, бросили монетки в парковочный автомат и поднялись на эскалаторе в торговый центр.

Народу там была тьма. Трейси вдруг испугалась, что может натолкнуться на кого‑то из знакомых, а потом подумала, что ничего страшного в этом нет. Никто же не знает, что они с Джаффом в бегах. Что они залегли на дно и готовятся нелегально пересечь границу.

Иногда, попав в магазин в будний день, Трейси с удивлением себя спрашивала: а в этой стране вообще кто‑нибудь ходит на службу? Понятно, что экономика переживает не лучшие времена и многие люди остались без работы, но тогда возникает другой вопрос: откуда у них деньги на шопинг? Разве что они пришли просто поглазеть по сторонам, любуясь тем, что им не по карману. Нет, это как‑то глупо. Вокруг толпилось много молодежи, матерей с младенцами и детьми постарше, немало и школьников. Зато среди покупателей практически не было пенсионеров.

Трейси с Джаффом уверенно лавировали в толпе. Для начала они прикупили парочку газет, потом несколько дисков. Джафф приобрел три белоснежные рубашки, спортивный жакет от Хьюго Босс и новые дизайнерские джинсы. После чего окинул Трейси придирчивым взглядом и сказал:

– Знаешь, детка, тебе тоже не помешает приодеться. Нельзя сказать, что эти шмотки из секонд‑хенда сильно тебя красят.

Это ее обидело. Она и правда покупала многие вещи на распродажах и в «благотворительных магазинах», но прежде никто не говорил, что они ей не идут. Она же не старушечьи тряпки брала, которые сто лет как вышли из моды, вовсе нет. Однако Джафф решительно потащил ее вперед, и в итоге они выбрали ей джинсы Levis, голубую шелковую блузку и прямую узкую юбку цвета бургунди, а к ней в тон изящный топ. И еще несколько дорогих футболок разных расцветок. Потом Джафф нашел куртку из тонкой кожи вместо ее джинсовой. Сообщив, что он ее ненавидит, Джафф отправил старую куртку в мусорный контейнер.

Когда Трейси надела в примерочной свои обновки, то в изумлении замерла перед зеркалом: никогда еще она не выглядела так изысканно и никогда не была так похожа на Франческу. Пожалуй, Джафф прав: надо смыть эти дурацкие пряди, они не подходят к ее новому облику. Ну что же, дома она этим займется. Трейси пошла в мать, у нее были светлые волосы и темные брови, и теперь, в изящной, стильной одежде она больше напоминала молодую преуспевающую женщину, чем бесполое создание, именуемое «студент». Узкая юбка выгодно подчеркивала тонкую талию и точеные бедра, а топ выигрышно облегал маленькую крепкую грудь. Ей очень нравилось, как она выглядит, и она поразилась, какой безупречный у Джаффа вкус, даже в отношении женской одежды. Он выбрал для нее весьма сексуальное нижнее белье, а под конец купил кожаную сумку от Гуччи, с удобным ремнем и к тому же на редкость вместительную. Ее старая сумка, с которой она не расставалась годами, проследовала в мусорку вслед за курткой.

В отделе косметики Трейси выбрала себе шампунь, кондиционер, а также розовую помаду и тени – и то и другое было одобрено Джаффом, – жидкость для снятия лака, зубную пасту и щетку. Ничего этого она с собой из Лидса не взяла, а потому с утра чистила зубы отцовской щеткой.

Когда она достала у кассы кредитную карточку, Джафф схватил ее за руку и тихо прошипел:

– С ума сошла? Ты что делаешь?

– Но у меня нет наличных, Джафф! А мне обязательно нужны эти вещи. Надо же мне как‑то расплатиться, верно?

– Только не карточкой, – шепотом ответил он, нервно оглянувшись вокруг. – По ней тебя вмиг можно отследить. Ты что, не знаешь, что ли? Детский сад, ей‑богу.

– Ты же заплатил по карточке! Я видела.

– Это другое дело, она корпоративная. По ней меня невозможно вычислить.

– А почему?.. Ладно, не важно.

Трейси осознала, что вряд ли сможет быстро научиться мыслить как преступник, объявленный в розыск. Возможно, она просто не воспринимает происходящее всерьез, скорее, как игру, как некую занятную выдумку. Да ей, откровенно говоря, и не хочется принять ситуацию в ее реальности, сейчас лучше делать, как велит Джафф. Вскоре все обязательно наладится и вернется в привычное русло. Так почему бы не насладиться этим маленьким приключением сполна?

– Меня‑то ведь никто не ищет, – все же возразила Трейси.

– Ну и что? Сейчас не ищут, а потом, может, станут искать. Лучше проявить осторожность. Ладно, малыш? На, держи. Тут немного, но тебе пока хватит. – Джафф ухмыльнулся и достал из кармана пачку двадцатифунтовых банкнот. – Сдачу оставь себе, вдруг еще что‑нибудь захочется купить. И не вздумай больше пользоваться карточкой, договорились? Когда тебе понадобятся деньги, просто скажи мне.

Трейси взяла деньги. Она не стала спрашивать, откуда они у него, как не спросила, зачем ему нужна кредитка, по которой его нельзя выследить. От похода по магазинам голова у нее пошла кругом, ей было и немного страшно, и очень весело.

Под конец они зашли в продуктовый супермаркет и накупили кучу готовой еды и полуфабрикатов, которые можно быстро разогреть в микроволновке: пиццу, пирожки с разной начинкой, котлеты по‑киевски и цыплят карри. А еще сыру, ветчины, яиц, хлеба, молока, шоколада и печенья. И разных консервов, включая фасоль и шпроты. Уж теперь им до конца недели точно голодать не придется. Вино покупать не стали, Джафф сказал, что у ее отца прекрасные запасы.

Они погрузили покупки в багажник, и Трейси весело заметила:

– Это было круто. Что теперь?

– Я проголодался, – сообщил Джафф. – Поедем, перекусим где‑нибудь?

– Супер, – согласилась она. – Найдем на обратном пути подходящее место и там пообедаем.

Стоя возле машины, Трейси залюбовалась открывающимся с площадки видом: садами, уступами взбирающимися по холмам, рекой внизу, бурливо огибающей камни, и маленькими водопадиками под неприступными стенами замка, гордо уходящими ввысь.

Когда она была маленькая, они с отцом часто гуляли на той стороне. Трейси держала его за руку, особенно крепко сжимая ее, когда они проходили по крутым, обрывистым местам. Однажды она спросила, как называются розовые цветы, растущие на камнях у подножия стены. Отец ответил, что это кипрей и что он хорошо растет в лесу, особенно после пожаров. Трейси тогда подумала, что ей нравятся эти нежные, гордые и сильные цветочки. Иногда поднимался такой сильный ветер, что, казалось, вот‑вот сдует их обоих, как сдувает осенью листья с деревьев, но отец уверил ее, что ни за что не даст никакому ветру никуда ее унести. Она повернулась к Джаффу, и глаза ее блестели от слез.

– Ты чего? – удивился он.

– Это просто ветер. И солнце. Надо мне было купить темные очки. Слушай, у нас еще час оплаченной стоянки. Хочешь, пойдем посмотрим на дом, где живет Эрин? Ну, который мы с тобой вчера в новостях видели. Поглядим, что там сейчас происходит.

– А это далеко?

– Да нет, рядом.

– Ну давай. Только будем осторожны.

Они вышли с территории торгового центра, пересекли мощенную булыжником рыночную площадь и свернули налево, на Маркет‑стрит. Новенькие джинсы Трейси сидели как влитые, белая мягкая футболка приятно ласкала кожу. Она отлично себя чувствовала – изящной и привлекательной. Джафф взял ее за руку. Они прошли мимо полицейского участка, где работал ее отец, но об этом она ничего не сказала. Вдруг у нее перед глазами возникла кровать в отцовской спальне и тот бардак, который они устроили в его доме. Пятна виски и кое‑чего еще на его постельном белье.

Очень скоро Джафф принялся стонать и жаловаться, что идти, оказывается, черт знает как далеко, а он устал и есть хочет. Но Трейси засмеялась и опять стала над ним подшучивать:

– Да, ты абсолютно городской ребенок. Могу поспорить, ты и на прогулки‑то сроду не ходил.

– Для этого существуют машины. Ну, долго еще?

– Сразу за следующим пешеходным переходом.

Еще до того, как они подошли к Ракитовому проезду, Трейси точно знала: полиция по‑прежнему там работает. Проход не был перекрыт, здешние жители легко могли попасть домой, но полицейские машины и фургоны стояли так, что выехать с улицы было весьма затруднительно, да и у зевак пропадало желание попусту тут болтаться.

Ворота и вход в дом Эрин были затянуты полицейской лентой, у дома стояли два констебля в форме. Трейси с Джаффом изобразили влюбленную парочку. Как раз когда они проходили мимо дома Дойлов, оттуда вышло несколько человек в белых комбинезонах и бахилах. Криминалисты. Трейси поняла, что знакома кое с кем из них, и понадеялась, что никто ее не узнал. Тем более что в новом прикиде она стала совсем другая. Она снова напомнила себе, что ее никто не разыскивает, да и Джаффа им тоже было бы нелегко так с ходу углядеть. Никто не обратил на них ни малейшего внимания.

Трейси подумала, что одно дело – смотреть сюжет в новостях по ТВ и совсем другое – увидеть все собственными глазами.

– Господи боже, – прошептал Джафф, заметив криминалистов, – так это и есть ее дом? Похоже, дело серьезное.

– Они же нашли пистолет, – напомнила ему Трейси. – А с такими вещами полиция не шутит. К тому же подобные находки – большая редкость в тихом, приличном районе.

– Да уж, наверное. Здесь все очень цивильно. Но все же… зачем тут столько народу?

Трейси могла бы объяснить ему, зачем нужен каждый из сотрудников, что они делают и сколько это может продлиться, но сочла за лучшее придержать язык.

– Откуда ж мне знать?.. Мы с тобой можем уйти отсюда другой дорогой, если хочешь, – предложила она и провела Джаффа вниз по улице, а там они свернули налево, к переулку, упиравшемуся в Йорк‑роуд сразу у колледжа. – Так идти дольше, зато нам не придется второй раз проходить мимо полицейских. В любом случае, – продолжала она, – мы ведь до сих пор и не знаем, ищут ли тебя, верно?

– Ищут. Если еще нет, то скоро начнут. Даже если Эрин будет молчать, кто‑нибудь все равно проболтается. Они найдут ее друзей, приятелей из клубов, из ресторана, где она работает. Нам надо быть осторожней. – Он огляделся и слегка поежился. – Пошли. Давай вернемся обратно в машину и уедем побыстрее из города. Здесь я чувствую себя очень неуютно.

Бэнкс шел по Рыбацкой пристани, наслаждаясь утренним солнцем и пирожками с крабами. Они были пресноваты, но в сочетании с острым красным соусом очень даже хороши.

Он глядел на туристический кораблик, направлявшийся в Алькатрас, и раздумывал, не поехать ли и ему на экскурсию. Пожалуй, все‑таки нет. Уж слишком смахивает на стандартную программу выходного дня. Кроме того, он не находил ничего заманчивого в посещении тюрьмы, пусть даже и знаменитой: как же, сам Аль Капоне там сидел! Нет, его нисколько не прельщала такая перспектива.

Бэнкс хотел бы держаться подальше от всего, что так или иначе способно вызвать неприятные мысли. Понятно, что от воспоминаний не убежишь, они настигнут тебя где угодно. Но смена мест и впечатлений все равно полезны. При самом удачном раскладе это поможет ему встряхнуться и обрести второе дыхание. При менее удачном – он просто привезет домой еще одну коллекцию снимков, которую загрузит в компьютер и скорее всего никогда больше не откроет.

Он до сих пор просыпался по ночам от ужаса: ему снился Лондон и взрыв бомбы. Чувство вины за гибель невинного человека не давало ему покоя. Стоило положить голову на подушку и закрыть глаза, как он, будто наяву, слышал истошные крики, видел кровь, и даже дымом пахло – как тогда. Снова и снова его машина попадала в аварию, будто кто‑то прокручивал этот эпизод в режиме нон‑стоп. И опять под капотом его «порше» лежал истекающий кровью человек, а вокруг суетились правительственные агенты и пытались хоть как‑то успокоить Бэнкса. По лицу хлестал дождь, смешиваясь со слезами и кровью, а он медленно брел домой в темноте. Мог ли он тогда поступить как‑то иначе? Возможно. Но он сделал то, что сделал, и от этого нельзя убежать, просто уехав в Америку.

А потом его предала София. Он никак не мог избавиться от мучительного воспоминания: вот она сидит в баре, за руку ее держит какой‑то мужчина, а позже, когда они подходят к дому, он по‑хозяйски обнимает Софию за плечи, а она торопливо оглядывает улицу, прежде чем отпереть дверь и пригласить его войти. Еще больше Бэнкса ранило ее молчание. Она не отвечала на звонки, игнорировала его письма и эсэмэски. Словно кидаешь камень в глубокую пропасть – в ответ нет даже эха. Ничего, только пустота. Она сказала, что ей нужно время, нужно сменить обстановку, и твердо придерживалась этой идеи.

Спустя почти два месяца Бэнкс получил от нее по электронной почте банальное, набранное мимоходом послание: «Все отлично, иду вперед! Чего и тебе желаю. Будь счастлив!» Прочитав эту бессмысленную цидульку, он вдруг окончательно осознал, что между ними все кончено. И понял, что презирает Софию. Это чувство было ему неприятно, ведь когда‑то он был влюблен в нее, и он постарался ограничиться обыденным безразличием. Чтобы на душе было не так мерзко.

Бэнкс подошел к парапету, оперся о деревянные перила, замер и погрузился в долгое созерцание. Перед ним расстилалась темно‑синяя водная гладь, ровная, почти неподвижная. Обернувшись, он залюбовался мостом – изумительным, почти сказочным. В тот момент, в солнечных лучах, мост казался скорее оранжевым, чем золотым. Внезапно на Бэнкса снизошел покой, и он вспомнил свою удивительную ночь в пустыне.

Шел третий, не то четвертый день его американских странствий, он ехал по Аризоне. Позади уже были Великий каньон и Седона, теперь он намеревался пересечь пустыню от Финикса до Лос‑Анджелеса, а затем проехать по побережью до Сан‑Франциско. По дороге он неизменно слушал «пустынную музыку»: Капитана Бифхарта, Люсинду Уильямс и Дилана. А еще оратории Генделя, которые ставил на полную громкость. Ему почему‑то казалось, что они очень созвучны этим местам.

Бэнкс убедился, что пустыня именно такая, какой он всегда ее себе представлял. Миля за милей – ничего, кроме полыни, перекати‑поля, зарослей опунции и здоровенных разлапистых кактусов сагуаро, а еще бесконечная жаркая сушь.

Вечером на горизонте возникла высокая зубчатая гряда, и, сколько он ни ехал, она не приблизилась ни на йоту. Солнце клонилось к закату, все вокруг окрасилось в терракотовые, красные и бурые цвета.

Уже совсем стемнело, когда по разбитой пыльной дороге он добрался до мотеля. Внутри было тихо, сумрачно и затхло. За стойкой уныло торчал мексиканец лет шестидесяти, лысый, с огромными вислыми усами, придававшими его физиономии окончательно скорбный вид – словно стрелки часов, они навеки остановились на половине седьмого, запутавшись в седой бороде. Мексиканец улыбнулся, и Бэнкс увидел, что у него недостает двух верхних зубов.

Однако номер был уютный и чистый, а на ужин, который ему подали в соседней комнате‑столовой, хозяин приготовил отличный стейк. Вероятно, чтобы купить бутылку хорошего вина, пришлось бы проехать не один десяток миль, но Бэнкса вполне устроило дешевое калифорнийское бургундское.

Около двух часов ночи, убедившись окончательно, что заснуть не удается, Бэнкс встал и вышел на улицу. Ночью в пустыне обычно прохладно, но стоял август, и было около двадцати градусов – для английского туриста сущая теплынь. Бэнкс решил прогуляться, однако вскоре пожалел, что не накинул ветровку: в одной футболке все же было зябко.

Прямо за мотелем начиналась пустыня. Все небо усыпали яркие, чистые звезды. Их было необычайно много, и они висели совсем низко – руку протяни и соберешь полную пригоршню, главное, не порезаться при этом об острый серп желтой луны. Бэнкс в очередной раз пожалел, что не умеет найти ни одного созвездия, кроме Ориона и Большой Медведицы. Он отчетливо видел Млечный Путь и размытые очертания туманностей между яркими огнями звезд. Что там у него прямо над головой, Крабовидная туманность? Далеко‑далеко впереди он различил силуэт горной гряды, похожей на пилу‑ножовку.

Бэнкс и сам толком не знал, чего ждет от своего путешествия, но в ту ночь он осознал, что есть нечто невыразимое, неявное и смутное, к чему стремится его душа, и, возможно, оно не так уж и недостижимо, особенно здесь. Его пронзило некое предчувствие, будто он вплотную подошел к таинственной грани, за которой таилось то, чего он всю жизнь ждал. Это было сродни религиозному откровению.

Он не раз слышал, что на земле есть места, способные изменить жизнь человека; именно ради таких перемен молодежь в шестидесятые годы дружно повалила в Индию и Катманду. Такое воздействие может оказать страна, культура, религия или просто природа – океан, горы, пустыня. А может и кривой переулочек, напомнивший тебе далекое детство или давно забытый сон. Порой ты и вовсе не понимаешь, почему какое‑то место вдруг настолько глубоко задело тебя и перевернуло душу. Несомненно одно – эти места существуют.

С детства Бэнксу время от времени снился один и тот же сон. Он плывет под водой среди длинных водорослей, которые стараются опутать его и утащить вглубь. Внизу он видит острые подводные скалы, и его пугают их хищные зубья, а еще больше – глубокие темные пещеры, соединенные узкими проходами, ведущими все глубже, в черный беспросветный мрак. У него уже не осталось воздуха в груди, легкие разрываются от боли, силы покидают его, как вдруг он чудом выныривает на поверхность и оказывается в каком‑то райски прекрасном, изумительном месте. Подлость заключалась в том, что он никогда не мог потом вспомнить ни единой внятной подробности об этом месте. Знал лишь, что оно особенное и там он может обрести полное исцеление. Но все, что удерживала память, было мучительное плавание во тьме, страх и агония, а потом тот блаженный миг, когда вода превращается в свежий живительный воздух, мрак сменяется светом, а впереди белый песчаный пляж и дорога, которая ведет… туда, где хорошо.

Бэнкс подумал, что до сих пор барахтался во мраке, а вот теперь, в эту прохладную летнюю ночь в пустыне, полной звезд, совершенно один – неоновая вывеска мотеля мигала далеко позади маленьким красным маячком, – он наконец обрел нечто важное. Новое, волшебное, сокровенное знание. И при всем том ничего сверхъестественного в происходящем не было. Никаких вспышек света, озарения. Он просто остановился и услышал тишину. Прежде ему не доводилось слышать такую тишину – ни шороха, ни скрипа, ни шелеста. Ничего. Только запах сухой земли и высокие, недвижные силуэты кактусов сагуаро, воздевших боковые побеги к небу, точно протянутые в мольбе руки.

Откровение, снизошедшее на него, было простым и ясным, как бывает простым и ясным ощущение счастья – словно в жаркой духоте повеял вдруг чистый, прохладный ветерок. А еще это было похоже на негромкий щелчок: все цифры набраны верно, комбинация сошлась и все встало на свое место. Только и всего. Бэнкс даже не был уверен – открылось что‑то или закрылось, но твердо знал, что все будет хорошо, с ним все будет в порядке, он справится. Его проблем больше не существовало, были только мириады звезд над головой и бесчисленные песчинки под ногами. Он по‑прежнему будет страдать. И по‑прежнему нести тяжкий груз прошлых ошибок. Испытывать боль утраты, горечь предательства, вину и страх. Рай всегда будет где‑то впереди, за гранью достижимого. Но он сумеет найти в себе силы, чтобы идти вперед. Быть может, не тем путем, каким шел раньше. Будущее неясно. Перспективы туманны. Конец всегда близок. Он вспомнил вдруг, что находится далеко‑далеко от дома, но, как ни странно, ему не было одиноко.

Бэнкс бросил прощальный взгляд на темную гряду гор у горизонта, повернулся и пошел обратно, к мерцающей красной точке света. В номере он тут же заснул как младенец, и ослепительное утреннее солнце проникло, чтобы разбудить его, сквозь щелку в занавесках только в девять утра. Он уплел гигантскую яичницу с ветчиной и картофельные оладьи с луком, расплатился и взял курс в сторону федеральной автострады, по которой можно добраться до Лос‑Анджелеса. В машине громко играла музыка – Slow Jam Вьё Фарка Туре.

Во вторник после работы Энни поехала в Лидс. Добралась без труда, следуя указаниям навигатора, но напрочь запуталась в лабиринте поворотов и тупиков Хедингли. Час пик заканчивался, а машин все равно было много. Впрочем, Энни заранее рассчитала так, чтобы оказаться здесь именно в это время: когда люди уже возвратились домой с работы и еще не успели снова уйти – развлекаться в паб или клуб. Она знала, что Трейси Бэнкс работает в книжном на Альбион‑стрит, в центре города, и что у нее плавающий график, но не до поздней же ночи она вкалывает?

Предварительное заключение криминалистов‑оружейников не прояснило ситуацию. Автоматический пистолет системы «смит‑вессон», девять миллиметров, изготовлен более двадцати лет назад, серийный номер спилен. Его можно восстановить, но на это потребуется время. Понятное дело, установить владельца в такой ситуации нельзя. А на то, чтобы прогнать его по Общенациональной базе огнестрельного оружия, сличить отпечатки пальцев, опять же нужно время.

Надо бы выяснить, фигурировал ли этот пистолет в каком‑нибудь деле. Но и тут быстро ничего не получится: придется пересылать пистолет баллистикам, чтобы они его отстреляли, потом провели экспертизу и ее результаты сравнили с данными Единой баллистической идентификационной системы. Если найдутся совпадения, то их будут еще раз сравнивать и проверять. И только потом скажут что‑нибудь вроде «Можно с большой долей вероятности утверждать…» и бла‑бла. И на все, на все требуется время.

По‑прежнему было неясно, как пистолет оказался у Эрин – она отказывалась говорить об этом. Самой логичной казалась версия о бойфренде. Джулия Дойл сказала, что парня зовут Джефф, но Роуз Престон сообщила полиции Лидса, что его имя Джафф. Ошибиться несложно: звучит похоже. Как бы его ни звали, следователям пока не удалось на него выйти.

Навигатор известил Энни, что она достигла места назначения. Наврал, разумеется. На самом деле она была в двух улицах от нужного дома. Слава богу, есть еще обычные карты.

Судя по всему, когда‑то, лет семьдесят назад, а может и больше, дом принадлежал довольно обеспеченной семье, подумала Энни, рассматривая обветшавший фасад, фронтон и шиферную крышу. Лужайку, окруженную невысокой оградой, давно пора было подстричь, между плитками дорожки проросла трава.

Выйдя из машины, Энни обнаружила, что начался дождик, точнее мелкая морось. Конец ясным солнечным денечкам?

Она постучалась, и спустя минуту дверь открыла неулыбчивая девушка в овальных очках с черной оправой. На ней была короткая юбка, черные колготки и черная футболка с надписью Scars on 45 – наверно, название рок‑группы, догадалась Энни. Светло‑каштановые волосы девушка стянула в небрежный хвост.

Энни представилась и показала удостоверение. Девушка сообщила, что ее зовут Роуз Престон, и невозмутимо пригласила Энни войти, как будто визит офицера полиции был для нее обычным делом.

– Я только что села обедать. Я доем, если вы не против? – спросила Роуз.

– Нисколько, – улыбнулась Энни и прошла вслед за ней в гостиную.

Девушка взяла с кофейного столика вилку и тарелку с макаронами – наверно, разогретую в микроволновке – и забралась в кресло перед телевизором, поджав под себя ноги. Только что началась очередная серия популярного сериала «Эммердейл».

– Извините, что помешала вам смотреть, – сказала Энни.

– А, да это ерунда. Просто обедаю в компании телеящика.

Роуз взяла с подлокотника пульт и нажала на кнопку. Честити Дингл исчезла, оборвав на середине злобную тираду против Пэдди.

– Я думала, вам есть кому составить компанию, коль скоро вы делите жилье с двумя соседками, – сказала Энни, вспомнив свои студенческие дни.

– Так их дома никогда нету.

– А я как раз о них и пришла с вами поговорить. Я ищу Трейси Бэнкс.

Роуз посмотрела на нее в замешательстве:

– Вы сказали «Трейси Бэнкс»? Здесь такая не живет.

Энни еще раз проверила адрес. Все правильно, тот самый, что дала ей Харриет Уивер вчера вечером. Или она перепутала номер дома? В этом районе традиционно снимают квартиры студенты.

– Вы уверены? – переспросила Энни.

– У нас живет Франческа Бэнкс, – пояснила Роуз, – может, ее сестра?

– Или это ее второе имя? – предположила Энни. Она сомневалась, что у Трейси есть второе имя, но все же. – Ей двадцать четыре года, рост около ста шестидесяти пяти сантиметров, светлые волосы до плеч, брови темные. Закончила истфак Лидского университета, родом из Иствейла, работает в книжном магазине «Уотерстон». Подруга детства Эрин Дойл, вашей второй соседки.

– Похоже, что это Франческа, – кивнула Роуз.

– Значит, это и правда ее второе имя.

– Видно, вы давно ее не видели.

– В каком смысле?

– Да она подстриглась недели три назад и покрасила пряди. Розовые. Сиреневые. Ну знаете, так модно. Их легко смыть, это нестойкая краска, но все равно она стала выглядеть по‑другому. А еще набила татушку и сделала пирсинг в двух местах.

– Пирсинг?!

– Ага. Ну так, влегкую – на брови и под нижней губой. – Роуз замолчала и улыбнулась. – То есть я, конечно, не знаю, может, и еще где‑нибудь, но мне она об этом не говорила. Вообще‑то вряд ли.

Это мало было похоже на ту Трейси, которую знала Энни, – здравомыслящую, с хорошими перспективами, с постоянной работой в книжном магазине и надеждой вскоре устроиться по специальности. Бэнкс всегда так гордился своей дочерью. Впрочем, люди меняются и мода меняется, особенно молодежная, так что не стоит придавать этому большого значения. Энни и сама одевалась в юности весьма необычным образом, ходила в рваных изношенных джинсах и с английской булавкой в ухе. Молодость – что тут скажешь. Очень многие образованные, милые, творческие люди, из тех, кого она знала, носили в юности зеленые ирокезы, рваные майки и кольца в носу. И все же Энни была слегка поражена радикальными переменами в облике Трейси. И это имечко… Франческа. Что бы это могло значить? Уж не вступила ли девочка в религиозную секту?

– Она дома?

– Нет, ушла.

– Ушла? Куда?

– Не знаю. Я ничего не знаю. Мне никто ничего не рассказывает.

– Погодите минутку, Роуз. Я не очень понимаю вас.

Роуз поставила плошку из‑под макарон на стол:

– Я здесь новенькая. Эрин с Франческой дружат давным‑давно, они вместе выросли. Ясмин, которая жила тут до меня, вышла замуж, а я вселилась чуть больше месяца назад, как раз перед тем, как Франческа подстриглась. Мне кажется, я им не подхожу.

– А вы не знаете, где Тре… где может быть Франческа?

– Нет.

– Когда она ушла?

– Вчера вечером.

– И больше не возвращалась?

– Нет. Я ее с тех пор не видела, а я все время была дома. Никак не могу найти работу.

– Значит, не появлялась со вчерашнего вечера…

– Ну да. Вернулась с работы, как обычно. Я ей рассказала, что приходила полиция с обыском, она задергалась и смылась.

– Для нее это в порядке вещей – не прийти ночевать?

– Ну, такое случилось не впервые…

– Она что‑нибудь взяла с собой? Какие‑то вещи, что берут, когда уезжают на несколько дней?

– Нет. Только свою потертую джинсовку и эту жуткую сумку через плечо. Даже щетку зубную не захватила. Правда, в ее сумку при желании можно целую стиральную машину засунуть. И я понятия не имею, что у нее там лежит.

– Вы абсолютно уверены, что не знаете, куда она пошла?

– Да. А что с Эрин? Где она?

– С Эрин все хорошо. Она под присмотром. Вы слышали про ее отца?

Роуз кивнула:

– В новостях, сегодня. Ужас какой‑то! Мне кажется, не следует использовать эти штуки, их нельзя направлять на человека. Только на животных. И даже это жестоко.

– Я беспокоюсь насчет Франчески, – сказала Энни. – Подумайте, вдруг вам что‑нибудь придет в голову – куда она могла пойти?

– Она могла пойти встретиться с Джаффом.

– С Джаффом?

– Да… Это бойфренд Эрин. По‑честному, мне кажется, между ними что‑то есть, ну понятно что, да? Не хочу выбалтывать чужие секреты, но думаю, Франческа на него запала. Это же заметно. И поэтому между ними были… э‑э‑э… трения.

– Между кем? Эрин и Франческой? Когда это было? На прошлой неделе?

– Да. До того, как Эрин уехала к родителям.

– И вы считаете, Эрин ревновала, потому что у Франчески с Джаффом что‑то было?

– Мне кажется, так. Точно не знаю, но думаю, что да. Он очень красивый. Я бы, например, все время ревновала, если б он был моим парнем. Только об этом нечего и мечтать…

Энни подалась вперед и сжала руки на коленях:

– Послушайте, Роуз. Это очень важно. В какой момент Трейси, она же Франческа, как вы это называете, «задергалась» и собралась уйти?

– После того как позвонила Эрин в Иствейл.

– С кем она беседовала?

– Не знаю. На самом деле никакой беседы и не было. Она спросила: «Я говорю с мистером Дойлом?», а потом положила трубку, засуетилась и по‑быстрому ушла.

Если Трейси звонила вчера около семи вечера, прикинула Энни, то в доме Дойлов ей наверняка ответил кто‑то из полицейских. Патрик Дойл скончался, Джульет находилась у Харриет Уивер, а Эрин – в гостинице под присмотром Патриции. Полицейский, который ответил на звонок, конечно, поинтересовался, с кем говорит. Что‑то в этом разговоре спугнуло Трейси. Но что?

– А о Джаффе кто‑нибудь из вас упоминал? – спросила Энни. Она уже была почти уверена, что Джафф и Джефф – одно лицо.

– Да. Франческа спросила, сказала ли я полиции про него… ну или про нее.

– А вы сказали?

– Почему нет? Мне скрывать нечего.

А вот Джаффу с Трейси, очевидно, есть что скрывать, усмехнулась про себя Энни.

– Джафф – настоящее имя бойфренда Эрин?

Роуз кивнула:

– Сокращенное от Джаффар. А фамилию его я не знаю.

– Он из Азии?

– Наполовину индус или типа того.

– Вы знаете, где он живет?

– На Хлебной пристани. Адрес я не помню – там раньше был старый пакгауз, его перестроили под жилье. Внизу ресторан. Мы как‑то проходили там с девчонками, все втроем, как раз когда я только к ним переехала. Решили это отпраздновать и пойти где‑нибудь выпить вина. Ну, в общем, Эрин нам показала его дом, такая вся из себя гордая. Что, мол, у ее парня есть деньги, чтобы жить в таком прикольном месте.

– А они у него есть?

– Похоже на то.

Да, Хлебная пристань – престижное место. Даже Энни об этом знала. Сейчас самое время позвонить в отдел и доложить обо всем суперинтенданту Жервез, убеждала себя она. Но делать этого не стала. Потому что тогда ситуация выйдет у нее из‑под контроля. Если дочка Бэнкса вляпалась в неприятности, то уж Энни сама постарается решить эту проблему, без посторонней помощи. Надо только надеяться, что еще не поздно, иначе без участия Жервез не обойтись.

– Вы не будете возражать, если я осмотрю комнату Франчески, раз уж я здесь? – спросила она у Роуз.

– Ни одной секунды. Вторая дверь слева от лестницы.

Энни поднялась наверх и открыла дверь. Комната довольно просторная, стены покрашены в светло‑лиловый цвет, обстановка как в обычной студенческой спальне. Стол, стул, книжные полки, комод, забитый нижним бельем и футболками, и стенной шкаф, где Трейси держит платья, юбки, топы и джинсы.

На столе небольшой CD‑плеер и стопка дисков. На полке у стола несколько книг, в основном по истории, которую Трейси изучала в университете, и современные романы: «Бегущий за ветром» Халеда Хоссейни, «Жена путешественника во времени» Одри Ниффенеггер и «Тринадцатая сказка» Дианы Сеттерфилд. Ни компьютера, ни мобильника. Если у Трейси есть телефон, в чем Энни не сомневалась, значит, она взяла его с собой.

Она открыла ящик прикроватной тумбочки и увидела там тампоны, презервативы, старый рецепт на лекарство от молочницы и дешевую бижутерию.

Когда Энни спустилась обратно в гостиную, Роуз сидела на диване. Телевизор опять был включен.

– Вы, наверно, знаете номер мобильного Франчески? – спросила Энни.

– Конечно.

Роуз взяла с кофейного столика свой телефон и продиктовала номер. Энни позвонила. Абонент недоступен. Она поблагодарила Роуз, пожелала ей доброй ночи и отправилась домой, в Харксайд.