Утворення Галицько-Волинської держави, Прийняття Конституції України, Ліквідація Запорозької Січи, Утворення УПА, Проголошення незалежності УНР, Голодомор в Україні.

Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 679

– Джафф?

– Да, малыш?

– Что все‑таки происходит? – спросила Трейси. – Я имею в виду, почему мы все это делаем? Чего мы скрываемся? Почему ты так рвешься в Лондон и потом за границу?

– Тебе лучше поменьше знать. Я же говорил, это моя проблема, а не твоя. Но я очень благодарен, что ты нашла место, где можно перекантоваться несколько дней, пока я все улажу.

– Нет, теперь это и моя проблема, – возразила Трейси. – Ты не думай, я никому не разболтаю. Я тебе помогаю, чем могу, но я как в потемках. Иногда ты ведешь себя будто я твоя пленница. А ведь от меня было бы куда больше пользы, если бы я знала, в чем суть.

– Ты не пленница. Мы просто должны быть суперосторожны, вот и все. Я знаю, что надо делать, и тебе лучше меня слушаться. Фран, ты на самом деле уже очень мне помогла. Не думай, что я неблагодарная сволочь, это не так. Именно потому я и не хочу грузить тебя лишними подробностями. Ты ведь в курсе, до чего доводит излишнее любопытство, да? Просто доверься мне. Так оно безопаснее. О’кей? Ну, иди сюда, детка…

– Нет, Джафф, не сейчас. Мы же только что… Прежде чем она успела произнести еще слово, Джафф привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы. Она сопротивлялась чисто символически: целоваться он умеет, это надо признать. И все остальное тоже.

Вскоре он заснул, а Трейси вновь погрузилась в тревожные размышления. Пошел третий день, как они жили в доме ее отца, и она все чаще сознавала, что поступает неправильно. Оставалась надежда, что вскоре Джаффу надоест сидеть за городом и он решит перебраться в Лондон. Он несколько раз кому‑то звонил и подолгу разговаривал и, похоже, был вполне доволен тем, как продвигаются дела. Его загадочные секретные «дела».

Поначалу все было замечательно – появилась возможность развлечься, а заодно выплеснуть раздражение против отца, но чем дольше они здесь находились, тем беспокойнее становилось у нее на душе. То, что начиналось как безобидная проделка, теперь грозило обернуться чем‑то вполне серьезным, и Трейси уже не была уверена, что сможет легко выпутаться из этой авантюры.

Наверное, можно было бы просто уйти и предоставить Джаффа его судьбе, но по некоторым причинам она не хотела так поступать. Дело не только в том, что нехорошо оставлять Джаффа одного в доме ее отца, нет, она и вправду хотела быть с ним рядом, хотела пережить приключение, увидеть, чем все закончится. Джафф был ей небезразличен. Но ей очень не нравилось, что он держит ее в полном неведении. Она хотела играть более важную роль в его планах. И еще она чувствовала себя отрезанной от мира без мобильного телефона. Это ее пугало.

В коттедже царил уже полный бардак: повсюду валялись пустые бутылки, ковры и мебель перепачканы, пол в гостиной усеян кассетами и дисками. Трейси по своей природе вовсе не была разрушительницей или неряхой, поэтому такой разгром ее расстраивал. Она попыталась немного прибраться накануне вечером, но была слишком пьяна и обкурена, и ее усилия не оставили заметного следа.

Наверно, она теперь тоже в розыске. Или так будут думать знакомые. Например, Роуз. Полиция уже все выяснила насчет Эрин и пистолета, и, хотя в новостях имя Джаффа ни разу не упоминалось, копы, конечно, знают о его существовании. Трейси было известно, что следователи до последнего станут утаивать важные факты от пронырливых журналистов. Если ты кого‑то преследуешь, вовсе не обязательно при этом врубать сирену на полную громкость, гораздо эффективнее сделать все тихо, чтобы «дичь» ничего не заподозрила.

Копы могут их накрыть здесь прямо в эту минуту. Кто знает, может, коттедж уже окружен, подумала Трейси. Но потом посоветовала себе не впадать в паранойю. Очень возможно, что Эрин играет в молчанку, как она любила делать с детства, а давить на нее слишком сильно полицейские не будут, все‑таки они только что убили ее отца – так сказали вчера в вечерних новостях.

Известие о его смерти сильно пришибло Трейси. Мистер Дойл был славный человек. Он всегда давал им с Эрин деньги на мороженое, когда они играли на улице, а мимо проезжал мороженщик со своей тележкой. Однажды он взял их обеих на пасхальную ярмарку в Хелмторп – ее отец, как обычно, был занят на работе. Там он разрешил им до одурения кататься на аттракционах, а потом на электромобилях и картинге. Ее отец в жизни бы этого не позволил – слишком малы, – и пришлось бы довольствоваться занудными качелями и каруселью для малышей.

Джафф потянулся, отбросил простыню и встал с кровати. Был уже почти полдень, но вчера они снова засиделись допоздна – пили, курили траву, смотрели кино. И трахались.

– Есть хочу! – сообщил он. – Не пойти ли тебе вниз и не приготовить ли нам чего‑нибудь на завтрак, пока я приму душ?

– От чего умер твой предыдущий слуга? – пробормотала Трейси, вылезая из‑под одеяла.

– Что? – переспросил он. – Что ты говоришь?

– Так, ничего, – буркнула Трейси.

– Нет, ты что‑то сказала. – Он приподнял ей подбородок. – Что‑то насчет слуги. Ты считаешь, это я должен тебе прислуживать? Да, ты так думаешь? Потому что моя мать из Бангладеш? Из‑за цвета моей кожи?

Трейси стряхнула его руку:

– Джафф, я ни секунды не имела этого в виду, и ты прекрасно об этом знаешь. Это просто фигура речи, все здесь так говорят, когда кто‑то просит сделать другого то, что вполне может сделать и сам. Типа шутливый намек.

– Я знаю все гребаные фигуры гребаной здешней речи. – Он ткнул себя пальцем в грудь. – А сам‑то я, по‑твоему, откуда? Только что с корабля сошел? Я, мать твою, вырос здесь!

– Перестань, Джафф! Я не думала…

– А никто никогда не думает. Всем просто так кажется. Всю жизнь всем про меня чего‑то кажется. Так вот, пусть тебе ничего не кажется!

Трейси шутливо подняла руки, изображая, что сдается:

– Да, сэр. Извиняйте.

– Не идиотничай! – Джафф злобно глядел на нее.

Трейси даже не верилось, что совсем недавно она умилялась про себя, какие у него чудесные ласковые глаза. Сейчас они были мрачные и холодные, а рот сердито кривился.

– Имей в виду, Франческа, – продолжал он уже помягче, но все еще с явным раздражением, – я ненавижу людей, которые считают, что им все про меня ясно. Ты не знаешь, кто я. Не знаешь, какой я. Ты ни черта про меня не знаешь!

– Отлично, – сказала Трейси, которой вдруг очень захотелось, чтобы духу его здесь не было. Лучше бы она его сюда не привозила, и не целовалась с ним на танцполе, и не занималась любовью никогда в жизни! Она чуть не плакала. – Тогда я пойду и приготовлю завтрак, ладно? Яичница с беконом тебя устроит?

Джафф улыбнулся:

– Великолепно. И свари кофе, побольше. Хорошего крепкого кофе. Все, я пошел в душ. – Он повернулся и, насвистывая, как ни в чем не бывало отправился в ванную.

Трейси постояла, покачивая головой. Ей бы тоже хотелось слегка сполоснуться перед тем как готовить завтрак, но коттедж невелик, тут всего одна ванная. Так что пришлось ей умываться над раковиной в кухне. Ее все еще слегка трясло: Джафф, как выяснилось, может быть очень жестким, хотя не факт, что он сам это понимает.

Она резала бекон и слышала, как наверху в ванной шумит вода. Трейси не слишком любила и умела готовить, но яичницу с беконом могла сделать вполне сносно. Она сварила кофе и поставила на огонь сковородку, не скупясь плеснула масла и бросила кусочки бекона. Вскоре они подрумянились, и Трейси разбила в сковороду четыре яйца, подумав, добавила еще два – у Джаффа хороший аппетит – и положила хлеб в тостер.

Тут взгляд ее упал на дорожную сумку Джаффа. Он задвинул ее под скамейку за кухонным столом. Если мне нужен мобильник, подумала она, то сейчас самый подходящий момент, чтобы его взять. Скорее всего, Джафф даже не заметит пропажу. Яичница фырчала на сковородке, тостер тихо жужжал, подрумянивая хлеб. Трейси взгромоздила сумку на стол и расстегнула молнию.

Когда она увидела, что там внутри, у нее перехватило дыхание, она схватила мобильный и сунула его во внутренний карман своей новой сумки. А потом вернулась к содержимому сумки Джаффа. Нет, глаза ее не обманывали. Вот они – пачки десяти‑ и двадцатифунтовых банкнот, перетянутые резинками. А вперемешку с деньгами – четыре пластиковых пакета с белым порошком, каждый размером с кирпич. Кокаин, подумала Трейси. Или героин. Килограмма четыре. Она пошарила в сумке и на самом дне, под пачками денег, нащупала что‑то холодное, металлическое, тяжелое.

И только попытавшись вытащить пистолет, Трейси заметила Джаффа, который стоял, прислонившись к дверному косяку, в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Он склонил голову набок и наблюдал за ней со странной усмешкой, и взгляд у него был вовсе не ласковый.

Господи, подумала она, надо было прислушаться к своей интуиции и бежать отсюда, пока имелась такая возможность!

Как и предполагала Энни, в среду утром в управлении Западного округа было полно народу, оно напоминало главный вестибюль вокзала Кингс‑Кросс в часы пик.

Чамберс шастал с самым деловитым видом в компании двух прикрепленных к нему типов из Манчестера, которых Энни мысленно окрестила Тупой и Еще‑Тупее. Время от времени он что‑то шепотом с ними обсуждал и они делали записи в блокнотах – все это с одной параноидальной целью: усугубить общую нервозность и напряжение.

Было немало спецназовцев – одни бесцельно бродили по коридорам, а другие оккупировали небольшой буфет. Среди них Энни заметила и Нерис Пауэлл, которая заговорщически ей улыбнулась, покраснела и опустила глаза. Только этого мне еще не хватало, подумала Энни.

Бэнкс как‑то сказал Энни, что Чамберс напоминает ему персонажа Винсента Прайса из фильма «Великий инквизитор», и, когда они потом посмотрели его вместе, Энни поняла, что он имел в виду. Разумеется, внешнего сходства не было, но Чамберс точно так же пылал праведным рвением и точно так же этот рьяный защитник общественной морали удовлетворял свои низменные потребности.

Время от времени Энни ловила на себе его странные, алчные взгляды, в которых помимо вожделения пряталось что‑то еще. В прошлый раз они расстались с Чамберсом отнюдь не по‑дружески: она очень внятно объяснила, что думает по поводу его участия в деле Джанет Тейлор, и теперь ей пришло в голову, что Чамберс из тех, кто способен надолго затаить обиду. Такие, как он, ничего не забывают, годами могут копить злобу, а потом выбрать момент и отомстить сполна.

Суперинтендант Жервез оповестила всех старших офицеров из отдела по особо тяжким преступлениям, что в три часа дня в зале заседаний состоится совещание и на нем будет присутствовать эксперт‑баллистик, занимающийся пистолетом Эрин.

Отлично, подумала Энни, я успею тихонько смыться, чтобы съесть где‑нибудь в спокойном месте ланч и выпить пинту пива, потом такой возможности уже не представится. И, пожалуй, стоит прихватить с собой Уинсом, им много чего надо обсудить.

«Куинс армс» отпадает, так же, как «Заяц и гончие». Суперинтендант Жервез, к сожалению, знает наперечет все их с Бэнксом любимые пабы, расположенные неподалеку, и вполне может туда заявиться. Но, учитывая, что за рулем сегодня будет Уинсом – она не пьет на работе ни капли, да и после работы тоже, – весь Суэйнсдейл в их распоряжении. Не будем особенно замахиваться, размышляла Энни, можно уехать из центра города, найти небольшой сельский паб со столиками на улице и приятным видом. Увы, за последнее время множество таких уютных местечек позакрывалось, чему виной закон против курения, экономическая нестабильность, море дешевого пойла в магазинах и возможность быстро смотаться в Кале, чтобы закупить там вина. Несколько лучших пабов в Суэйнсдейле работают только в выходные, но все же пара‑тройка очень славных заведений еще осталась.

Они нашли подходящее местечко на холме в крошечной деревеньке у дороги на Фортфорд. Перед пабом расстилалась небольшая, идеально ровная лужайка, осененная огромным старым вязом. Здесь они и устроились за деревянным столиком. Они неторопливо потягивали – Энни пиво, а Уинсом диетическую колу – и ждали, когда им принесут поесть. Если кого‑то из посетителей и изумила чернокожая дама ростом за метр восемьдесят в голубом джинсовом комбинезоне, вольготно вытянувшая длинные ноги в крепких кожаных ботинках, то виду никто не подал, из чего Энни заключила, что это туристы. Местные обычно неприкрыто глазели на Уинсом.

День был хорош. Снова установилась теплая солнечная погода, и лишь с запада наползали темные тучки. Надоедливо жужжали мухи, и зудела парочка занудных ос. Ласточки все еще медлили с отлетом.

Энни с удовольствием любовалась остатками каменной стены, взбиравшейся по холму, где у верховья реки белели пласты известняка. Внизу зеленела долина, а справа, в двух милях от них, виднелись домики Фортфорда, разбросанные между трех прихотливо извивающихся речных рукавов. Она видела черепичные крыши домов и беленый фасад «Розы и короны» неподалеку от кургана, сохранившегося со времен римских завоеваний. Мощеная римская дорога пересекала долину наискосок и уходила вдаль, за холмы. Пахло свежим сеном, унавоженной землей и дымком. Суета полицейского участка и Чамберс с его деловитыми присными временно ее не волновали. Как хороша жизнь в такой чудесный день уходящего лета, вздохнула Энни. Такие дни остаются в памяти – подернутые легким, печальным очарованием, они долго хранят ненавязчивую прелесть покоя. Она невольно вспомнила Китса, его «Оду к осени» они учили в школе:

Как вдруг заблеют овцы по загонам,

Засвиристит кузнечик, и в садах

Ударит крупной трелью реполов,

И ласточка с чириканьем промчится.[4]

– Я смотрю, у нас на участке какая‑то возня происходит, – лениво заметила Уинсом.

– Вот поэтому я и решила хоть ненадолго оттуда смыться, – ответила Энни. – А еще потому, что…

Уинсом задрала изящно очерченную бровь:

– Что? Говори‑говори. Я как раз недавно подумала, что мы как‑то скучно живем в последнее время.

– С тех пор как ты ловким пинком отправила того наркошу с балкона четвертого этажа? Помнишь заголовки: «Черный дроп‑кик выбивает драг‑дилера»?

– И не пинок, и не дроп‑кик, а йоко‑тоби‑гери.[5]Но и того не было. И этаж всего третий.

Энни прихлебнула пива. Тогда пресса уделила Уинсом массу внимания, вот почему местные ее знают и пялятся на нее.

– Да, сейчас‑то каша заварилась та еще, – сказала Энни.

– Только я не знаю деталей и подробностей. Мы с Дугом занимались потасовкой на Линдгарт‑роуд.

– И как?

– Дело закрыто. Хотя нам не слишком помогло, что двое потерпевших не стали заявлять.

– Мм? А почему так?

– На всякий случай. Они же по уши обдолбанные были. – Уинсом слегка усмехнулась.

– Ну, значит, пора тебя ввести в курс дела. Кстати, как Гарри Поттер, в смысле Дуг? Справляется?

– Да, и в общем, неплохо. Ему пока не хватает упертости и хватки, которые нужны хорошему детективу. – Она пожала плечами и улыбнулась. – Знаешь, в чем‑то он мне как младший брат. Я стараюсь держать его подальше от неприятностей.

– Вот уж никогда бы не подумала, что ты такая заботливая мамаша. И потом, Уинсом, не сможешь же ты его постоянно опекать.

– Я и не собираюсь. Он внимателен к деталям, а память просто запредельная. Да и часто ли нам в работе нужна физическая сила?

– Это верно, все не могут быть бесстрашными воинами, – согласилась Энни.

– Мне это перешло по наследству, на генетическом уровне. Все мои предки были бесстрашными воинами. Надо, я думаю, копье прикупить.

Энни рассмеялась:

– Ты и без копья довольно опасный человек. – Энни отпила еще пива. – Хотя было бы интересно поглядеть на мадам Жервез, когда ты явилась бы на работу с копьем.

– Тут бы она и призадумалась.

Они громко расхохотались.

Худенькая бледная девчушка, которая явно смотрелась бы более уместно за школьной партой, принесла их заказ: бургер и хрустящий картофель для Уинсом и сэндвич с помидорами и сыром для Энни.

– Так что же мне следует знать? – спросила Уинсом, прожевав первый кусок.

– Даже затруднюсь, с чего начать, – ответила Энни.

– А что думает босс?

– Мадам Жервез? Осторожничает. Хочет разобраться, куда ветер дует. Ее трудно за это упрекать, учитывая, что под боком шныряет Мэтью Хопкинс – с таким видом, будто исполняет божественную миссию.

– Что еще за Мэтью?

– Да был такой в семнадцатом веке, знаменитый охотник на ведьм. Мэтью Хопкинс, он же Реджинальд Чамберс. Подходящая кличка.

– Кличка неплохая, только вот животное мерзкое. Я бы такое дома держать не стала, – заявила Уинсом.

– Это да, но Чамберс далеко не главная наша проблема. Дело довольно запутанное, и непросто будет разложить все по полочкам. Начать с того – для меня это сейчас основная головная боль, – что в нашем районе был обнаружен пистолет. Ну, это ты знаешь. Родители нашли у дочки заряженный ствол и сдали ее нам.

– Да, я про это слышала. А ты бы что сделала?

– Если б у меня был ребенок? И я бы нашла у него оружие?

– Угу.

– Кто его знает. Как‑то это не по‑людски. В общем, не знаю, сложно сказать.

– А по мне, так все просто. Я бы пулей понеслась в полицию. О, каламбур.

– У тебя отец коп, а у меня художник.

– Ну и какая разница?

– Не знаю.

– Мы‑то с тобой обе служим в полиции.

– Да, но мне кажется, что я постаралась бы сама все уладить. Поговорила бы с ней, попыталась понять. А сейчас у этой девушки с матерью такие отношения, что о понимании можно смело забыть, – сказала Энни.

– Иногда это не самое главное.

– А что – самое главное?

– Чтобы все остались целы.

Энни слегка пожала плечами:

– Справедливая мысль. Очевидно, я зря воображаю, что была бы так либеральна. И на самом деле преспокойно сдала бы поганку и не переживала лишнего. Повезло мне, что у меня нет детей. И им заодно тоже.

– Брось. Я так и вижу, как они бы из тебя веревки вили.

– Короче, – продолжала Энни, – дом до сих пор опечатан, а мы ждем баллистической экспертизы. Кое‑что должно проясниться сегодня днем. Девушка под домашним арестом – в гостинице, ее мать временно живет у своих друзей. А что случилось с Патриком Дойлом, тебе известно.

– Да, – кивнула Уинсом. – Это ужасно.

– Плюс к тому вчера вечером ко мне приходила женщина из отряда спецназа, которая участвовала в операции. Желала узнать, на ее ли я стороне.

– А ты?

– Хотелось бы сказать, что я на стороне закона и справедливости, но как‑то меня подташнивает от таких слов, когда в дело замешан Чамберс.

– Но ты ж не станешь лгать и кого‑то выгораживать, правда? Ты ведь даже их толком не знаешь, этих спецназовцев.

Энни мягко тронула ее за руку:

– Нет, Уинсом, не стану. Господи, да меня и в доме‑то не было, я не в курсе, что там действительно произошло. Но когда Чамберс до меня доберется, я постараюсь правдиво ответить на все его вопросы, а если чего‑то не знаю, так и скажу.

– Правильно. По‑моему, честь по чести.

– Кто сказал, что все это имеет хоть малейшее отношение к чести?

– Ты циник.

– Ну… да. Не забудь, я уже работала с Чамберсом.

Уинсом доела бургер и принялась за картофель.

– А я чем могу помочь? – спросила она, подняв глаза от тарелки.

– Ты знаешь дочку Бэнкса?

– Ее вроде Трейси зовут, да?

– Именно. Хотя с недавних пор она предпочитает другое имя – Франческа.

– А, это не страшно. Дети часто бывают недовольны, как их назвали родители. Типа юношеский протест, – заметила Уинсом. – У меня тоже такое было. Я себя в школе целый год называла Джоаной.

– Трейси двадцать четыре. Она уже не ребенок. – Энни коротко глянула на Уинсом. – А ты правда звала себя так? Джоаной?

– Угу. Я ненавидела имя Уинсом. Мне хотелось чего‑нибудь самого обыкновенного. А ты никогда не меняла имя?

– Нет, как‑то обошлось, я всю дорогу была просто Энни. Ну ладно, значит, ты знаешь Трейси?

– Мы с ней раза два общались, когда она приходила в отдел. Приятная девчушка, как мне показалось. Но не могу сказать, что знаю ее. А что, есть проблемы?

– Может быть. Она не только поменяла имя, но и сменила внешность.

– И что? Со многими случается. Ты вон тоже подстриглась и покрасилась. Раньше одевалась как хиппушка, а…

– Ну да. Я уловила твою мысль. – Энни смущенно пригладила волосы. – Все правильно. Люди порой хотят что‑то изменить. Дело не только в этом. Она, кажется, куда‑то исчезла.

– Кажется?

– Ну, тут мы попадаем в область сплошных догадок, или, как выражается мадам Жервез, фантазий. Почему, собственно, я и говорю с тобой обо всем этом здесь, а не у нее в кабинете.

– Потому что я доверчивая?

– Потому что из всех, кого я знаю, ты самая рассудительная и надежная. Так что выслушай меня, пожалуйста, Уинсом. И если тебе покажется, что все это чушь, так и скажи.

Энни отодвинула пустую тарелку и отхлебнула пива. Она почти все выпила и с удовольствием заказала бы еще, но, учитывая, какая сумятица царила на работе, все же сделала выбор в пользу чашки кофе. А заодно попросила принести пудинг и жидкий заварной крем.

– Джульет Дойл, мать той девушки, у которой в комнате нашли пистолет, сказала мне, что Эрин снимает квартиру в Хедингли с двумя соседками. Роуз Престон и Трейси Бэнкс. Лидская полиция провела там обыск в день, когда Эрин арестовали. При этом присутствовала только Роуз. Когда Трейси пришла вечером с работы и Роуз ей обо всем рассказала, Трейси страшно задергалась. Похоже, ее больше всего волновал некий Джафф, бойфренд Эрин. Эрин молчит, и мы ничего не можем от нее узнать об этом парне. Почти сразу после того, как Роуз выложила ей новости, Трейси собралась и ушла. С тех пор о ней ничего не известно. Никто ее не видел и не слышал.

– Откуда ты знаешь?

– Я съездила вчера вечером в Лидс и поговорила с Роуз. А потом зашла на квартиру к Джаффу – шикарный дом на Хлебной пристани, – но у него никого не было. Сосед сказал, что полиция там уже побывала и долго его расспрашивала. Он мне даже дверь не открыл, разговаривал через цепочку и наотрез отказался сообщить что‑нибудь еще. Ну, его можно понять. Больше мне там делать было нечего, и я поехала домой.

– Да, бывают такие противные типы, – покивала Уинсом. – Упертые и злобные.

– Сегодня утром я позвонила в Лидс инспектору Кену Блэкстоуну, и… угадай, что он сказал? Он все проверил и сообщил, что вчера никого на Хлебную пристань не посылали.

Уинсом нахмурилась:

– И что же, по‑твоему, это означает?

– Не знаю. Могу только строить разные догадки. У Роуз создалось впечатление, будто между Джаффом и Трейси что‑то есть. Так она мне, во всяком случае, сказала. И Трейси действительно переживала насчет этого Джаффа. Понятия не имею, знала она про пистолет или нет. Возможно, все это только мои домыслы, но, поскольку Джафф и Трейси исчезли одновременно, я готова поспорить, что они вместе. Если пистолет действительно принадлежал Джаффу, то он может бояться, как бы Трейси не донесла на него в полицию. И еще он боится, что полицейские уже его ищут. Понятно, что он предпочел потихоньку смыться.

– Значит, мальчик в бегах. Разумно. А ты как думаешь, он стрелял из этого пистолета?

– В последнее время, согласно предварительной экспертизе, оружием никто не пользовался. Сейчас надо выяснить, его это пистолет или нет.

– А какова роль Трейси во всем этом деле?

Энни проглотила кусочек пудинга, запила его кофе и ответила:

– Не знаю. Либо она замешана и уехала с парнем, либо не замешана, но все равно с ним.

– Либо она уехала сама по себе. Одна.

– Может быть. Но вряд ли. Тебе не кажется, что уж больно все совпадает по времени?

– Все это только косвенные улики. Но я поняла тебя. И вот что я скажу: мне не верится, что Трейси замешана в чем‑то плохом. Кто угодно, но не дочка инспектора Бэнкса.

– Я согласна, она всегда была славная девочка, однако люди меняются, Уинсом. Причин масса: связалась с дурной компанией, просто приключений захотелось, осточертела прежняя жизнь или не нравится то, как к ней относятся окружающие. Внутренний протест, который может принять самые неожиданные формы, возникает не только у подростков. Двадцать четыре года – это не так уж и много. А если ей правда нравится этот Джафф… ох, господи…

– Что?

– Да так. Вспомнила себя в те времена, когда мне нравились «плохие парни».

– Какие такие «плохие парни»?

– Да брось, Уинсом, ты что, через это не проходила?

– Вроде нет. Я как‑то никогда с ними не общалась.

– На «плохого парня» нельзя полагаться. Иногда он вообще исчезает без всякого повода, всегда опаздывает и сам же при этом злится, во всем обвиняет тебя и торопится уйти. Он вечно должен быть в другом месте, где у него очень важное дело. А ты всегда ждешь, что он появится, и ни на чем толком не можешь сосредоточиться, одним глазом посматриваешь на дверь – а вдруг он войдет в комнату, – хотя догадываешься, что он сейчас может быть с другой. Но когда он рядом, у тебя сильнее бьется сердце и порой перехватывает дыхание. Пока его нет, ты на него злишься, но он пришел – и ты счастлива, ведь сейчас он твой, безраздельно. Потом все опять начинается по новой.

– Кошмар какой‑то! – сказала Уинсом.

– Это изощренная, тонкая пытка, – продолжала Энни. – Он может не появляться несколько дней, и ты всей душой мечтаешь о встрече. Он спит с твоей лучшей подругой, и ты все равно прощаешь его и все равно ждешь.

– И у тебя так было?

– Конечно. Моего героя звали Поль Барроугс, и было мне всего шестнадцать. Я, по счастью, рано миновала эту фазу.

Энни не хотелось говорить, что позже в ее жизни случился еще один «плохой парень», который в итоге оказался реальным психопатом. Она, как видно, не из тех, кто умеет правильно выбирать мужчин. Про психопата Уинсом и так знала, но ей хватило такта ни словом о нем не упомянуть. А про Поля – почему бы и не поговорить?

– Он тебе изменял?

– А как же. Это первое правило «плохих парней».

– А что еще плохого он делал?

Энни нежно улыбнулась, вспоминая юность:

– Да на самом деле ничего такого особенно плохого Поль не делал. Так, по мелочи. Забавные, но довольно заурядные вещи. Зато он был совершенно безбашенный. Абсолютно.

– Например?

– Ну, как‑то ночью мы пробрались на пристань для яхт и угнали быстроходный катер. – Энни не удержалась и расхохоталась: на лице у Уинсом был написан неподдельный ужас. – Если бы нас не догнала портовая полиция, мы либо добрались бы до Франции, либо, что более вероятно, разбились о скалы и потонули. Поль знал, как завести катер – он вообще мог завести любой мотор, – но совершенно не умел им управлять.

– Что сделали полицейские?

– Как ты понимаешь, ничего. Иначе я бы с тобой здесь сегодня не сидела. – Энни пожала плечами. – Ограничились строгой нотацией. Иначе ему пришлось бы несладко…

– Почему?

– Ну, у Поля были большие проблемы в семье. Отец ушел к другой женщине, а мать больше напоминала зомби, чем живого человека. Пила без продыху и тоннами поглощала валиум. Он все время был из‑за этого на взводе, и его хотелось приласкать, чтобы он хоть на время расслабился.

– Ты так и поступала?

– Я не по этой части. Кроме того, «плохого парня» нельзя утешать. На берегу он полез в драку с одним из копов, и его заперли на ночь в камере. Это было только начало. После этой истории я с ним больше не встречалась, слышала только, что у него возникали постоянные проблемы с полицией: сначала он угонял машины – так, просто покататься, потом хулиганство, потом грабеж – ну и так далее.

– А сейчас?

– Представления не имею. В тюрьме, наверное.

– То есть задатки «плохого парня» получили развитие?

– Угу. Но, кстати, это вовсе не обязательно. Не все «плохие парни» становятся преступниками. Это временное состояние, фаза в развитии. Неужели ты с такими не сталкивалась?

– He‑а. Там, где я выросла, «плохие парни» были о‑о‑очень плохие. Это вам не белые чистые мальчики – сюси‑пуси‑угнать‑катер. Они ходили с мачете и автоматами.

Энни засмеялась и вздохнула:

– Ну ладно. Вернемся к Трейси. Кто знает, может, это все звенья одной цепи – новая внешность, пирсинг, новое имя? Протест может проявиться в любом возрасте и принять любую форму. Я знаю одно – надо найти ее и все уладить, и лучше бы успеть до того, как на нее начнут охотиться объединенные силы полиции всей нашей гребаной страны. Либо она хочет утереть нам нос, либо боится нас, но ей нужна помощь – даже если она сама пока этого не понимает.

– А что Алан?

Энни покачала головой:

– Он вернется не раньше понедельника. У меня есть номер его мобильника – на крайний случай. Могу позвонить, если он не посреди пустыни, куда никакая связь не дотягивается… О, кстати, пора бы съездить к нему в Грэтли. Все, сегодня после работы – железно. А то его бедные цветы небось уже изнывают от жажды.

– Так ты собираешься ему звонить?

– Знаешь, я еще не решила, наступил уже самый крайний случай или все же нет. Но я нутром чувствую: самый лучший вариант – если мне удастся вытащить Трейси из этой истории до того, как он вернется и все узнает.

– О’кей, а что требуется от меня?

– Быть настороже и наготове. Держать ушки на макушке. Что и так входит в наши обязанности. Ты никакого отношения к делу о тазере не имеешь, так что у тебя более выгодное положение.

– То есть у меня трезвый ум и широко распахнутые глаза и уши?

– Именно так. Когда дело о тазере наберет полные обороты, я буду жить как под микроскопом. И заполнять анкету, чтобы выйти в туалет. Если б ты сумела по‑тихому выяснить все, что можно, про этого Джаффа, было бы просто замечательно. Начать можно с Роуз Престон из Хедингли. Она мало что знает, однако несомненно больше, чем рассказала мне.

– У тебя ведь есть все эти лидсовские адреса?

Энни написала их и отдала Уинсом:

– Кроме адреса, про Джаффа я вообще ничего не знаю. И мне кажется, не имеет смысла идти к нему на квартиру. Да, кстати, его полное имя Джаффар. А на табличке у двери его соседа написано Дж. Магуайер. Хорошо, конечно, было б с ним потолковать.

– Ну, значит, пущу в ход природное обаяние.

Энни улыбнулась:

– Это ровно то, что нужно. – Она предостерегающе подняла палец. – Но только никаких дроп‑киков.

– Да не было дроп‑кика, не было!

– Не понимаю, – сказала Трейси, держа пистолет за длинный ствол, – я считала, Эрин забрала твой пистолет.

– Убери на место. – Джафф взял у нее пистолет, положил обратно в сумку и лишь тогда снизошел до объяснений. – Да, забрала. – Он сел за стол и положил перед собой лист бумаги исписанной стороной вниз. – А это другой. Еще один. Я взял его у Вика. Яичница скоро превратится в подметку, если ты не выключишь ее. А я так не люблю.

Трейси словно впала в транс. Механически передвигаясь, она поставила перед ним яичницу с беконом и налила две кружки кофе.

– Зачем тебе еще один пистолет? – наконец спросила она.

– Мерси. Да не знаю. На всяк случай, для обороны. С ним как‑то надежнее.

Трейси, прищурясь, наблюдала, как он ест. Поначалу, увидев его в дверях, она испугалась, убедившись, что он бывает непредсказуем, но сейчас он больше всего напоминал мальчишку, за обе щеки уплетающего свой завтрак. Вид у него был такой, что Трейси поняла: он не видит абсолютно никаких причин отказываться от еды. И вообще от чего бы то ни было, что доставляет ему удовольствие. А вот ей есть не хотелось. На душе кошки скребли, и она ограничилась тостом и черным кофе. Трейси ожидала, что он придет в ярость, увидев, как она роется у него в сумке, возможно, даже ударит ее. Ничего подобного. Сидит, ест себе спокойненько.

– А ты им когда‑нибудь пользовался?

– Конечно. Не этим конкретно, такой же модели. Тебе тоже надо попробовать.

– Пристрелить кого‑нибудь?

– Не тупи. Просто пострелять по мишеням, да хоть по пивным банкам.

– Я не люблю оружия.

– И не надо. Никакой нормальный человек его не любит, но иногда оно может пригодиться.

– Для чего?

– Я уже говорил. Для обороны.

– От кого?

– Тебе лучше не знать.

– От того, кому принадлежит все это? – Трейси кивнула на сумку. – Героин, или кокс, или что там? Ты это украл?

– Кокс, – сказал Джафф. – Он замер с вилкой у рта, задрал бровь и заглянул ей в глаза. – Хочешь попробовать?

Трейси не смогла удержаться от смеха:

– Только не сейчас, спасибо большое. Я серьезно, Джафф.

Она несколько раз пробовала кокаин: в универе, чтобы не спать ночами, готовясь к сессии, а потом в клубах и барах. Он ей даже понравился, от него она делалась безбашенной, но потом кайф исчезал, и ей еще долго бывало очень дерьмово. Сейчас она точно не хотела, чтобы у нее снесло башню, а дерьмово ей было и без того.

– Слушай, я тебе уже сказал: ты ни черта не понимаешь в том, что происходит. Ты…

– Джафф, ты считаешь, что я идиотка? На самом деле так думаешь? Я не знаю, что происходит, по одной‑единственной причине – ты мне об этом не говоришь. Я уже спрашивала, но ты не хочешь сказать. Если мы и дальше собираемся быть вместе, мне нужно знать больше. Тебе, может, это и странно, но я могла бы помочь. Ты глубоко увяз во всем этом?

– В чем «этом»?

– Ты же знаешь, о чем я… Наркотики. Деньги. Оружие. Кто ты? Начинающий гангстер? Наркодилер и по совместительству занимаешься контрабандой оружия? Типа парень из фильмов Гая Ричи? Так, что ли?

– Я не…

– Нет, Джафф, я не идиотка. Даже если я знаю совсем мало, а я знаю, что скрываюсь от полиции в доме своего отца с малознакомым парнем, у которого в сумке по случайности завалялось килограммчика четыре кокаина, полкило денег и заряженный пистолет – он ведь заряжен, да? – то для меня это повод желать узнать больше.

Джафф улыбнулся ей. Это была улыбка в духе «ну разве я не маленький проказник, которого ты все равно очень любишь?», но на этот раз она не сработала.

– Я так понял, ты считаешь, я должен тебе что‑то объяснить?

– Да. Для начала.

– Слушай, я тебя не просил ехать со мной, правда? Это была не моя…

– Вот только не надо грузить меня этой хренью, ладно? Ты отлично знаешь, что, если б не я, ты бы не сидел здесь, за столом моего отца, и не ел яичницу, которую я же и приготовила.

– О, ты заговорила прямо как сварливая жена. – Джафф поцокал языком. – Знаешь чего, давай‑ка заткнись, успокойся и не действуй мне на нервы.

Трейси фыркнула, посмотрев на него с нескрываемым отвращением, и глубоко вздохнула. И все‑таки, подумала она, кое‑что получилось удачно: Джафф так озабочен тем, что она нашла наркотики, деньги и пистолет, что не вспомнил про ее мобильник.

– Очень хорошо, – сказала Трейси. – Значит, я должна успокоиться? И что мне надо делать, чтобы не действовать тебе на нервы?

– Ничего, детка. В том‑то и прелесть. Тебе не надо делать ничего.

– А все‑таки хотелось бы знать, каковы наши планы.

– Наши планы?

– Не так давно ты собирался кому‑то позвонить, обо всем договориться, потом мы должны были поехать в Лондон и встретиться с твоим приятелем, который делает фальшивые паспорта, а после этого смыться за границу, так ведь? Или я опять неправильно поняла?

– Нет, почему же, в целом все верно.

– Тогда мне только остается надеяться, что ты не собираешься тащить сумку с этим барахлом с собой?

– Слушай, уймись! Я избавлюсь от всего в Лондоне, ну, кроме денег, конечно.

– И от пистолета?

– Да. Вот почему мы до сих пор торчим здесь – мне нужно время, чтобы все уладить. А ты думаешь, я совсем псих и потащу через границу ствол и четыре кило кокса?

– Не знаю, Джафф, совсем ты псих или не совсем. Мне ясно одно: я действительно тебя почти не знаю.

– Ну так просто положись на меня, и все. – Джафф потянулся, чтобы взять ее за руку, но Трейси отодвинулась в сторону.

– Ты постоянно это твердишь, – сказала она, – но у меня нет особых причин на тебя полагаться, учитывая, что ты все от меня скрываешь.

Джафф назидательно покачал вилкой над столом:

– Все это для твоего же блага, дитя мое.

– Что «все»? Я не понимаю.

– Ну, детка, давай не будем ссориться. – Он подобрал остатки яичницы куском хлеба и с наслаждением прожевал его. Затем постучал черенком вилки по листку бумаги, лежащему на столе. – А я, знаешь ли, как раз хотел тебе кое‑что сказать, до того как меня так грубо перебили.

Трейси вдруг перестала злиться и занервничала. Она принялась теребить бусы и небрежно спросила:

– Да? И что же?

– А вот я тут нашел интересную бумагу, в ящике стола. Там…

– Ты не имеешь права лазить по чужим ящикам. Это не…

Джафф с такой силой ударил по тарелке ножом, что она раскололась, а приборы слетели на пол.

– Да заткнешься ты, наконец, со всеми этими бреднями про то, что можно и чего нельзя!

От его крика и полыхнувшего в его глазах холодного бешенства Трейси снова едва не расплакалась. Губы у нее дрожали, и слезы уже готовы были хлынуть из глаз. Нет, она не доставит ему такого удовольствия. Он, конечно, заметил, что ей страшно, но плакать она не станет.

– Ну, все ясно? Мы друг друга поняли?

Трейси молча кивнула и принялась грызть кончик большого пальца.

– Отлично, – спокойно продолжал он. – Я нашел это письмо в ящике стола, и оно показалось мне интересным, очень даже интересным.

– Что за письмо? – тихо спросила Трейси.

– Твоя фамилия Бэнкс, верно? Ты Франческа Бэнкс, так?

– Да.

– А твой отец старший инспектор Алан Бэнкс из полиции Северного Йоркшира?

– Да. То есть…

Джафф медленно разжал пальцы, и листок упал на пол.

– Твой отец коп, и ты не сочла нужным мне об этом сказать?

– Я не думала, что это важно. Его ведь здесь нет, правда? Какая разница, кто он и чем занимается?

– Какая разница? – Джафф постучал себе по лбу. – Ты лгала мне, детка. Ты уверяешь, что не идиотка, но твои слова убеждают в обратном.

– Незачем меня оскорблять. Да, он полицейский. Ну и что?

– Он не просто полицейский. Он старший инспектор полиции. – Джафф расхохотался. – Я трахал дочку старшего инспектора. Прямо не верится.

– Можно обойтись без грубостей…

– Ты как‑то определись, детка, – перебил Джафф. – Либо ты ангел, либо шлюха. В постели у меня возникло впечатление, что скорее второе, но ты уж слишком много болтаешь о морали, долге, о том, что я грубиян и тебя оскорбляю. Так все‑таки, кто ты?

– Что ты мог понять про меня в постели, если тебя ничего, кроме собственного удовольствия, не интересует? Да будь я хоть надувная кукла, ты бы и то не заметил.

– А ты мало чем от нее отличаешься – такая же энергичная. Так что, все дело в этом? В трахе? Ну, надо получать удовольствие где придется и когда придется.

– О, Джафф! Ты просто чудо. И к тому же философ.

Джафф злобно ткнул в нее пальцем:

– Заткнись, сука! Я тебя предупредил. Ты дошутишься.

Трейси внимательно поглядела на него.

– Так почему же тебя так напрягает, что мой отец старший инспектор? – повторила она.

– Да потому, что, если в дело замешан коп, они из кожи вон лезут, вот почему! Они горой друг за друга. Потому, что теперь все усложняется в десять раз. Ты дочь копа. Он ни перед чем не остановится, чтобы вернуть тебя. Ни перед чем. Это дело касается его лично, и вся гребаная полиция в стране будет ему помогать. Усекла? У них численное превосходство.

– В каком смысле «вернуть меня»? Откуда? От кого? Я могу просто уйти отсюда в любой момент, разве нет?

– Мозг включи! Обстоятельства изменились. Ты сама сказала, мы в этом замешаны оба, и никто никуда не уйдет, пока все не утрясется.

Трейси похолодела, ей сдавило грудь и стало трудно дышать. Значит, вот как – для него она теперь пленница, его заложница. Или ненужная помеха.

– Я тебе говорю – он в отпуске. Вернется не раньше понедельника. Как он может нас искать? С чего вдруг? Он понятия не имеет, что происходит.

– Узнает сразу, как вернется. Или ему сообщат его сослуживцы, и он вернется раньше. Может быть, уже едет.

– Нет, не может. Его мало волнует, что со мной.

– Заткнись и дай мне подумать.

– Послушай… – Трейси говорила как можно спокойнее. – Почему бы мне просто не уйти? Правда? Я вернусь в Лидс прямо сейчас, как будто ничего и не было. Доберусь до Иствейла на автобусе, в деревне есть остановка. А ты можешь доехать до Лондона на машине Вика, заберешь свой паспорт, уладишь с деньгами и исчезнешь. Все закончится еще до того, как отец вернется из отпуска. Он вообще ничего не узнает.

Ей и самой было ясно, что все это пустые, безнадежные слова.

– Так, теперь ты решила, что я идиот.

– Почему?

– Ты думаешь, я просто дам тебе уйти и рассказать копам все, что ты знаешь?

– Я ничего им не скажу. Я и не знаю ничего. Забыл? Ты же ничего мне не рассказывал.

– Ты знаешь про кокаин, деньги и ствол. Этого достаточно.

– Но тебе со мной будет неудобно, я буду только мешать. Ведь ты же не хочешь, чтобы я уехала с тобой из страны, верно? Разреши мне уйти, Джафф, пожалуйста.

Трейси посмотрела ему в глаза, и ей стало страшно.

– Да, – медленно проговорил Джафф. – Похоже, у меня есть два варианта. Либо я ни на секунду не выпускаю тебя из виду, начиная с этого момента, либо…

И тут Трейси похолодела: она отчетливо поняла, каков второй вариант.