В ТАКТИЧНОМУ ПОВІТРЯНОМУ ДЕСАНТІ

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 673

Первое, что увидел Каору, очнувшись, — это белый потолок. Он несколько раз пробежал глазами по окружавшим его четырем стенам.

Закрытая комната без окон. На потолке с краю — решетка прямоугольной формы, скорее всего, вентиляционное отверстие. Температуру в комнате, по-видимому, поддерживал кондиционер.

На стенах Каору заметил два очерченных участка прямоугольной формы — вероятно, двери. Одна из них, с большой ручкой, наверное, вела в коридор, другая, с маленькой ручкой, похоже, не могла быть заперта на ключ ни изнутри, ни снаружи. Возможно, она вела в ванную комнату.

Стены были обиты кожей. Поначалу Каору показалось, что они белого цвета, но, когда его глаза окончательно привыкли к обстановке, он понял, что цвет светло-бежевый.

Осматриваясь, Каору понял наконец, что он пришел в себя. Все-таки он еще жив.

Лежа лицом вверх, Каору зажмурился и стал проверять на работоспособность все части своего тела. Он напряг грудь, живот, пошевелил пальцами рук и ног. Они слушались его.

Горизонтальное положение тела объяснялось просто. Его уложили на кровать в этой маленькой, обитой кожей комнате. Вот, собственно, и все. Кроме Каору, в комнате никого не было.

Вполне естественно было предположить, что он в больнице. Но в какой именно и где? Этого он не знал.

Каору даже не мог понять, было ли его путешествие в Америку и поездка в пустыню на мотоцикле реальностью или плодом его воображения. Он вполне поверил бы, скажи ему кто-нибудь, что он уснул, находясь в той же больнице, где лежит отец.

Когда Каору шел по гребню ущелья в поисках грота, скрывающего огромное селение долгожителей, то набрел на камень, покрытый древними рисунками. Установленный перед входом в крохотную пещерку, он наводил на мысль о таящемся в ней подземном мире. Потом Каору самым постыдным образом до смерти испугался сильного ливня.

Голоса, которые он слышал на рассвете, незадолго до восхода солнца, до сих пор звучали у него в ушах. Вспомнил Каору и то, как над ним с громким ревом летало какое-то несимметричное тело. Сверкнув металлическим корпусом, вертолет взмыл в небо. В этот момент Каору потерял сознание.

Постепенно память восстанавливалась. Но Каору не мог бы с уверенностью сказать, что события, которые он вспоминал, происходили в действительности. Он не понимал, что реально, а что нет. При такой неразберихе невозможно не подвергать сомнению какое бы ни было воспоминание.

Каору оставалось только ждать, когда кто-нибудь появится и разрешит его сомнения. Однако он уже час как проснулся, но все еще оставался один.

Может, стоит попробовать встать и выйти?.. Каору начал медленно приподниматься на кровати. Боли не было. Но по тому, с каким трудом ему давался этот подъем, Каору понял, что сил у него почти нет. Глубоко дыша, он восстанавливал дыхание.

Приподняться на кровати ему удалось, но передвигаться в таком состоянии он не мог. Посмотрев вниз, Каору увидел, что рядом с кроватью стоят сандалии. Не его сандалии. Кто-то специально поставил их сюда. Большие сандалии, как раз ему по ноге.

Напрягая последние силы, Каору свесил ноги с края кровати и попытался вдеть их в сандалии.

Как он и думал, они отлично подошли ему.

Обувшись, Каору медленно прошелся по комнате, подошел к двери.

Мало того, что ноги у него одеревенели, так еще и сандалии были чересчур тяжелыми. Каору скинул их. Из распахнутого белого халата высунулось бедро. Каору только теперь понял, что на нем нет нижнего белья. Халат был накинут на голое тело.

Каору стоял перед дверью. Он понятия не имел, куда пойдет, открыв ее. Сейчас ему просто хотелось узнать, где он находится. Мотив у него был самый простой — желание узнать, что это за место. Ему хотелось посмотреть, как здесь все выглядит, а если удастся кого-нибудь встретить — то поговорить с этим человеком.

Он коснулся ручки. Прежде ему даже в голову не приходило, что дверь может оказаться запертой. Но в тот момент, когда он сжал ручку, именно это он и заподозрил. Как он ни крутил и ни дергал ручку, дверь не поддавалась.

Каору стал обдумывать создавшееся положение. Похоже, он здесь в заключении.

Стоять на месте бесполезно, выйти невозможно, остается только снова лечь. Каору медленно поплелся назад.

Тут ему показалось, что за дверью кто-то появился. Он остановился и напряг слух. Вскоре раздался звук открываемого замка. Каору следил за медленно открывавшейся дверью, готовый увидеть кого угодно. Возникни в дверях какой-нибудь марсианин или другой фантастический персонаж, он, наверное, не удивился бы.

Дверь тихо распахнулась. Каору думал, что за дверью кто-то стоял, но он ошибся. Этот человек сидел. Прямо на Каору смотрел старик на инвалидном кресле.

— Вы уже проснулись? — спросил он по-английски.

Каору кивнул в ответ.

— Здравствуйте, Каору-кун. Меня зовут Кристоф Эллиот.

Взглянув на протянутую руку, Каору поразился, насколько она огромная.

Огромные руки... Ноги на передней части инвалидного кресла тоже были огромными. Старик сидел, но можно было предположить, какого он роста. Для иностранца рост небольшой. Но руки и ноги слишком непропорциональны для такого маленького тела.

Каору неприятно поразила нескладность Эллиота. Он удивился: «Откуда этот старик знает мое имя?»

Удостоверение личности, карточки — все было потеряно вместе с рюкзаком.

Пожимая ему руку, Каору пристально рассматривал старика.

На голове его не было ни одного волоска, овал лица напоминал гладкое яйцо. Кожа была бледной. Уже одно только состояние кожи выдавало его возраст. С шеи на левую щеку протянулись характерные для стариков черные пятна, они резко контрастировали с цветом лица.

Пожав руку Эллиота и почувствовав его расположение по отношению к себе, Каору задал вопрос, который ему уже давно хотелось задать:

— Что это за место?

Эллиот сощурил глаза, его рот расплылся в улыбке.

— То, куда ты и шел.

Каору шел туда, где внутри большой пещеры спрятано поселение долгожителей.

Сейчас он находился в комнате, обитой светло-бежевой кожей... Это весьма сильно отличалось от того, что он себе представлял.

Заметив его замешательство, Эллиот, подняв вверх огромный указательный палец, задал встречный вопрос:

— Как ты думаешь, что там, наверху?

У Каору не было никаких догадок на этот счет.

Видя, что он не может ответить, Эллиот ответил сам:

— Большой слой воды.

Он сказал не «емкость», а именно «слой».

Однако слова старика ничего не объяснили Каору. Может, подразумевались последствия дождя? Учитывая события последних дней, это было вполне вероятно.

Теперь Эллиот указал пальцем вниз:

— А что там, под тобой?

Что же там, под полом этой комнатки? Определенно там земля. Но Каору не хотелось давать такой простой ответ, и он молчал.

И снова ответил сам Эллиот:

— Там большая пустота.

Итак, Каору сейчас пребывает между пустотой и толстым слоем воды. Это кое-что проясняло.

Если то, что говорит Эллиот, правда, то сила притяжения здесь должна иметь довольно низкий показатель. Показатель был бы высоким, если бы под этим местом залегали тяжелые породы, и, наоборот, низким, если бы там находилось что-нибудь легкое. Наличие же под ногами абсолютно пустого пространства было вполне убедительным объяснением минусового показателя.

Но все же Каору никак не мог в это поверить. Действительно ли он пришел куда хотел? Но если это и в самом деле то место, которое обозначено на карте как точка фантастически низкой магнитной аномалии и в которое он стремился, то нечего и удивляться тому, что Эллиот знает его имя.

«Старик намекает, что здесь притяжение слабее, чем где бы то ни было. Кроме того, он заранее предугадывал все мои действия!» В крайнем смятении Каору оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

— Вы, видимо, знали, что я сюда приду? — Вот все, что с трудом смог выдавить из себя Каору. Он дышал тяжело и отрывисто, каждый вздох давался ему с трудом, воздуха не хватало.

Эллиот подхватил своей большой рукой готового рухнуть Каору и с сочувствием в голосе сказал:

— Да, я знал, что ты придешь.

У Каору снова начался жар, все тело пылало.

— Ты только не подгадал с этим жутким дождем...

Каору уже не мог понять, холодно ему или жарко. Жар сменился ознобом. Ноги не держали его. Он уже с трудом разбирал, что говорил ему старик.

Освободившись от руки Эллиота, он попытался добраться до кровати, но свалился по дороге.

В следующие три дня основным занятием Каору было восстановление собственных сил. Если бы тогда в пустыне не полил этот треклятый дождь, ему, возможно, не позволили бы столько времени тратить попусту. По крайней мере, он понял это по интонации Эллиота. Он получит ответы на многие свои вопросы, как только восстановит силы.

Наконец за Каору, которому так толком и не объяснили, куда он попал, начали ухаживать.

Временами в комнату заглядывал Эллиот, но постоянно за состоянием здоровья пациента наблюдала медсестра Хана.

Ее имя понравилось Каору. Когда он спросил, как ее зовут по-настоящему, она улыбнулась:

— Зовите меня так.

Хана.

Имя напомнило ему о маленьких цветах, распускавшихся на полях. К тому же оно в точности соответствовало внешности медсестры.

Когда фигура Эллиота пропадала из поля зрения и в комнате оставалась одна только Хана, Каору забрасывал ее вопросами.

Что это за организация?

Что за человек Эллиот?

Какие цели вы преследуете?

Он задавал все новые и новые вопросы и, возможно, был даже чересчур настойчив. Однако Хана только молча улыбалась, качала головой и ничего не отвечала.

И лицом и телом она была совсем как ребенок. При росте немногим более ста пятидесяти сантиметров у нее были пухленькие щечки и большие круглые глаза. Если бы она распустила волосы и перестала убирать челку со лба, то выглядела бы более взрослой. Из-за гладкого выпуклого лба, делавшего ее излишне инфантильной, трудно было понять ее настоящий возраст. Грудь тоже была маленькой, как у девочки-подростка, но, возможно, она и не станет развиваться дальше. Однако маленькая грудь очень шла к аккуратному личику восточного типа.

Поначалу детская внешность Ханы ввела Каору в заблуждение. Удивленный и раздосадованный ее молчанием, он полагал, что она не отвечает, поскольку ей самой ничего не известно, и принимал ее невинное выражение за признак неведения.

Однако за детской внешностью Ханы скрывались недюжинные способности. Через некоторое время Каору привык к ней. А то, что она всегда была под рукой, оказалось совсем не лишним.

Хана ставила Каору капельницы, под ее руководством он принимал антибиотики, она следила, чтобы он высыпался.

Она работала в полном молчании. Все ее действия выглядели излишне расторопными. Это из-за того, подумал Каору, что она хочет поменьше его касаться. То, что она отлично справлялась со своими задачами, Каору отнес на счет ее опытности, но в ее руках, касавшихся его тела, была заметна неуверенность. В том, что она тайком поглядывала на него, как будто рассматривала что-то необычное, тоже чувствовалась определенная неестественность. Это все больше привлекало внимание Каору.

С момента, как он впервые увидел Хану, прошло два дня. Почувствовав, что медсестра сейчас войдет в комнату, Каору притворился спящим, а сам стал смотреть сквозь чуть приоткрытые веки. Хана, торопливо меняя емкость капельницы, бросила на него полный любопытства взгляд. Так обычно смотрят на что-то пугающее. С другой стороны, в этом взгляде был заметен интерес.

Сменив капельницу, Хана укрыла Каору одеялом и с опаской поглядела на него. Она, без сомнения, была уверена, что он спит. Только притворившийся спящим Каору все еще думал, что она за ним следит.

Он резко открыл глаза и схватил Хану за руку. Он не хотел ее пугать, но она закричала. Крик застрял где-то в горле, и наружу вышло только сиплое «А-а!».

— Почему вы смотрите на меня как на привидение? — медленно, делая ударение на каждом слове, спросил Каору.

Желая прежде всего успокоить его, Хана свободной рукой схватилась за щеку и даже не пыталась сопротивляться. Она не выдирала руку и не морщила лицо. Подавив крик, она удивленно уставилась на Каору. Ее испуганное миловидное личико действовало успокаивающе.

— Я хочу знать, почему вы на меня так смотрите? — повторил свой вопрос Каору.

Хана печально опустила взгляд.

— Простите, — ласково сказала она.

На вопрос Каору она так и не ответила. Это «простите» можно было понимать двояко. Как «простите за то, что я смотрела на вас как на привидение». Или «простите, что ничего не могу вам ответить». А может, тут были оба этих смысла.

Каору отпустил руку.

Хана выполняла обязанности медсестры. Вести посторонние беседы ей было запрещено. Отвечая на вопросы Каору, она могла бы невольно выдать лишнюю информацию. Однако, понимая чувства молодого человека, она решила отступить от правил.

Несмотря на то что Каору отпустил ее руку, она продолжала стоять у его кровати.

— Вам не тяжело говорить? — Выполняя профессиональный долг, она прежде всего спросила пациента о состоянии его здоровья.

— Да не особо, а поговорить очень хочется.

— Ну, хорошо, расскажите о себе.

— О себе? Что?

— Ну-у, скажем, с самого рождения до сегодняшнего дня. Абсолютно все.

— Ну, расскажу, и что дальше?

— Я перестану смотреть на вас как на привидение.

Каору решил, что, узнав о Хане побольше, он сможет сформировать определенный взгляд на нее.

— Только можно сначала я расспрошу вас?

Хана насторожилась.

— Может быть, невежливо об этом спрашивать, но мне интересно, сколько вам лет?

Хана рассмеялась. Не иначе как ее уже много раз спрашивали об этом.

— Тридцать один год, замужем, двое детей, оба мальчики.

От удивления у Каору чуть челюсть не отвалилась. Хана казалась ему еще совсем девочкой, а на самом деле ей тридцать один год — на одиннадцать лет больше, чем ему. Да что там, у нее двое детей... Такого он никак не ожидал.

— Удивительно.

— Все так говорят.

— Я-то думал, что вы младше меня.

— А вам сколько?

Каору сказал, что ему двадцать. Хана, захлопав ресницами, тихо произнесла:

— Надо же.

— Наверное, я выгляжу старше. Но мне на самом деле двадцать.

Каору потрогал себя за щеку. Он ни разу не брился с тех пор, как приехал в пустыню, и поэтому, возможно, выглядел гораздо старше своих лет.

Он приходил в себя после пережитого шока. Та, которую он считал девочкой младше его самого, оказалась на самом деле много старше. Теперь ему надо обращаться с ней деликатнее.

Разговор о возрасте стал одной из отправных точек. Теперь, пока Хана ухаживала за Каору, он рассказывал о себе.

Хана была отличным слушателем. Правда, она уходила и приходила по нескольку раз на дню, поэтому рассказывать приходилось урывками. Однако, несмотря на это, Хана, не теряя нити повествования, смогла узнать всю жизнь Каору до сегодняшнего момента.

А ему разговоры с Ханой были в радость. К тому же он мог еще раз проанализировать самого себя. Постепенно в этих беседах разворачивалась вся его жизнь. Он вспоминал, о чем думал в детстве, какие видел сны, как жил с отцом и с матерью, как они решили поехать вместе с семьей в американскую пустыню...

Временами рассказывать становилось больно. Тяжелее всего было говорить о болезни отца. Все мечты рухнули в один миг. Они с матерью жили в постоянных разъездах между домом и больницей. Через несколько лет выяснилось, что отца поразил вирус метастазного рака и что надежды на его выздоровление практически нет. Мать, правда, не сдавалась и верила, что в мифах североамериканских индейцев можно найти ключ к чудесному избавлению. Она с головой ушла в эти мифы. Болезнь отца, отчаянье погрузившейся в мир таинственного матери... В конце концов юноша, разочаровавшийся в космической физике, переключился на медицину.

Рассказывая, Каору все больше погружался в печаль. По его подсчетам, за четыре дня на разговоры с Ханой ушло два или три часа. За это время всю жизнь не вспомнить. Многое Каору пропустил. Порой, описывая безрассудства отца, он начинал плакать.

Жизнь, о которой можно рассказать за два-три часа... Возможно ли такое? Правда, некоторые детали ускользали от него, теряясь в тумане памяти.

— Вы любили когда-нибудь? — как будто подгадав момент, спросила Хана. Каору не знал, стоит ли рассказывать о Рэйко. Если бы Хана не задала этот вопрос, он, возможно, и промолчал бы.

А раз уж разговор зашел о Рэйко, то, естественно, нельзя будет обойти и Рёдзи. Воспоминания о нем были не столько печальными, сколько болезненными. Каору со стыдом думал о том, как начинались их с Рэйко отношения. К тому же комната, где они сблизились, чем-то походила на ту, в которой он сейчас находился. В той, правда, через два больших окна лился внутрь яркий свет и была видна зелень во дворе. Однако цвет стен и размеры комнат были практически одинаковыми.

Вряд ли стоило рассказывать Хане о том, какие отношения связывали их с Рэйко.

Однако Каору выложил все как на духу. Хана с мрачным видом кивала, иногда казалось, что она не может поверить.

— О нет, — приговаривала она. Когда Каору признался, что Рэйко носит его ребенка, лицо Ханы словно обледенело. — И этот ребенок родится?

Каору не заметил того странного выражения, с которым был задан этот вопрос.

— Разумеется, я хочу, чтобы он родился. Ради этого я сюда и приехал.

Хана зажмурилась. Каору не расслышал, что она прошептала, ее губы двигались почти незаметно, но казалось, она произносила слова молитвы.

В лишенной окон комнате с бежевыми стенами время можно было определить только по часам. Если верить им, наступила ночь четвертого дня. Когда Каору закончил рассказ о его и Рэйко ребенке, Хана остановила разговор.

— Ну, на сегодня хватит.

Медсестра собралась уходить. Она не могла свободно распоряжаться временем, но разговор прерывала всегда на подходящем месте.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все до конца.

Эта женщина, прежде казавшаяся ему девочкой, говорила с ним словно мать.

Накрыв его руку своей, Хана на минуту задумалась и пошла к двери. Там она остановилась и, обернувшись, вышла в коридор.

Дверь осталась открытой. А Каору не мог забыть, с каким выражением лица Хана слушала его рассказ. Он где-то уже видел это выражение.

Человеческая мимика многообразна, но в схожих ситуациях люди выглядят одинаково. Например, когда радуются, услышав приятное известие, или когда собираются прыгнуть с высоты...

Каору размышлял, о чем же думала Хана, покидая комнату.

Внезапно в памяти всплыла запрятанная где-то в глубине сознания, но не забытая сцена.

Ситуация оказалась очень похожей. Женщина, которая кивала пациенту, перед тем как выйти из комнаты, так же как и Хана сейчас, была одета в белый халат. Она тоже была медсестрой.

Отцу удаляли опухоль из прямой кишки, и все шло успешно, на время его перевели в большую, четырехместную палату. Ее занимали только больные раком.

Среди медсестер, заходивших в палату, одну пациенты особенно любили. Не особенно красивая, но не без очарования во взгляде, она была из тех женщин, что буквально лучатся положительными эмоциями. Она с сочувствием относилась к капризам пациентов и ни разу даже не скривилась. Отцу тоже нравилась эта медсестра, однажды он шутя шлепнул ее по заднице — так шлепают маленьких детей.

Эта женщина вскоре ушла из больницы. Она уже два года была замужем, шел седьмой месяц ее беременности. Ей нужен был декретный отпуск на год.

В последний день работы она пришла в палату к отцу попрощаться, в тот момент там был Каору. Через год она вернулась. В ответ на какие-то ее слова один из пациентов пошутил: «Вот ты вернулась, а он выписался».

Двое оставшихся пациентов, кроме отца, говорили одно и то же. Кивая их не совсем уместным шуткам, медсестра, попрощавшись с каждым из них, вышла из комнаты.

И так же, как это сделала Хана, покидая комнату, она обернулась. Каору поймал ее взгляд. Год спустя она вернулась, но с одним из четырех пациентов ей больше не встретиться. Вот о чем говорили ее глаза. Если бы пациента на самом деле выписали, встреча была бы возможной, но по ее лицу было понятно, что она переживает разлуку на всю жизнь.

Совсем недавно стало известно, что у соседа отца метастазный рак из легких проник в мозг. А у пациента, который занимал эту кровать еще раньше, из-за рака простаты полностью удалили половые органы. У одного только Хидэюки еще оставались хоть какие-то жизненные силы, хотя и он все равно неуклонно приближался к неизбежной смерти.

Так смотрят на обреченных... Аналогия была слишком явной.

Почему Хана так на меня посмотрела?

Каору забеспокоился и решил при первой же возможности расспросить ее.

Однако больше он Хану не видел.

На следующее утро в дверь, как обычно, постучали. Каору открыл, ожидая увидеть Хану, но перед ним оказался Эллиот. Его огромные ноги торчали впереди инвалидного кресла, руками он вращал колеса.

Заметив, что Каору выглядит гораздо лучше, Эллиот одобрительно кивнул:

— Как самочувствие?

Каору был раздражен тем, что Эллиот упорно не желал отвечать на его вопросы. Прежде его успокаивало присутствие Ханы, но теперь, стоя перед Эллиотом, он готов был взорваться.

Как самочувствие? Он шутит? Это все, что он может мне сказать? Силы ко мне, конечно, вернулись, но я весь на нервах. Так что чувствую себя не слишком хорошо.

Каору с трудом сдержал приступ злобы и дрожащим голосом выдавил из себя:

— Спасибо, хорошо.

Эллиот уловил напряжение в его голосе. Он поднял обе руки, словно призывая Каору успокоиться:

— Понимаю. Понимаю, что ты чувствуешь. Так что перейдем сразу к плану.

Плану? Что еще за план и как он связан со мной?

Каору нахмурился и подошел ближе к Эллиоту:

— Прежде всего я хочу знать, что это за место и какие цели вы преследуете.

Эллиот молитвенно сложил руки:

— Сначала ты мне скажи...

Каору молча слушал.

— ...Ты веришь в Бога? — строго спросил Эллиот.

В комнате, куда Эллиот привел Каору, тоже не было окон. Возможно, для того, чтобы соблюсти высокую секретность. Это помещение оказалось более просторным, в центре стояли кожаные кресла.

Для начала Эллиот предложил Каору присесть. Когда тот сел, Эллиот поднялся из инвалидного кресла и, наклонившись вперед, без палки заковылял к креслам. Дойдя, он сел перед Каору.

Молодой человек удивленно посмотрел на него. Обычно считается, что сидящий в инвалидном кресле не может ходить, и поэтому способность Эллиота передвигаться самостоятельно, хотя и не без затруднений, поразила его.

Заметив его реакцию, Эллиот с довольным видом улыбнулся:

— Нельзя верить первому впечатлению. Всегда во всем сомневайся.

Каору уже привык во всем сомневаться. Те испытания, которые он пережил в американской пустыне, приучили его к постоянному балансированию на неясной грани иллюзорного и реального. И когда он шел по краю ущелья, и когда угодил под ливень, он прилагал все усилия, чтобы не потерять это ощущение.

— Когда вы ответите на мои вопросы? — игнорируя слова Эллиота, раздраженно спросил Каору. Но Эллиот, как и прежде, повторил умоляющий жест руками.

А вопросов накопилось с целую гору. Сейчас Каору хотел подробнее узнать, что имел в виду Эллиот во время их первой встречи.

— Разве вы с самого начала не говорили, что ждали моего появления? — Каору хотел понять, что означала эта фраза. Уж очень загадочно она звучала, возможно, это какая-то метафора.

— На этот вопрос отвечать еще рано. Если не рассказывать все по порядку, ты, пожалуй, крик поднимешь.

— Значит, объясните мне, чтобы я все понял и не вопил. — Каору снова злился. Новая интонация Эллиота задевала его. Каору стало казаться, что ему не дают распоряжаться собственной жизнью.

— Именно это я и собираюсь сделать. Наблюдая за тобой, я понял, что силой от тебя ничего не добьешься. Ты всегда поступаешь по-своему. Я не ошибся в своих расчетах. — Эллиот рассмеялся.

Он говорил с явным чувством превосходства. Каору охватило страстное желание задушить сидящего перед ним старика.

Эллиот спокойно встретил сверлящий взгляд Каору, некоторое время оба молчали. Первым нарушил молчание Эллиот.

— Как много тебе известно о «Петле»? — спросил он, скрестив руки и глядя из-под бровей на Каору.

— Весьма неплохо сделанная компьютерная симуляция.

Эллиот недовольно нахмурился:

— Неплохо сделано? Ну, знаешь. В некотором смысле я создал абсолютно самостоятельный мир.

— Вы создали?

— Ну, точнее говоря, мы, но идея создания «Петли» принадлежит мне.

Заговорив о «Петле», Эллиот почувствовал себя в своей стихии. Временами его лицо просто светилось самодовольством.

— Я был студентом Массачусетского университета технологий. Да, в ту пору, семьдесят лет назад, я был таким же, как ты. Когда весь мир рукоплескал астронавтам, высадившимся на Луну, когда о строительстве космических станций и путешествиях в космос говорили как о скорой реальности, — я думал совсем о другом. Я собирался создать еще один мир! — Проговорив это на одном дыхании, Эллиот вдруг неожиданно выгнул шею, так что кадык резко выдвинулся вперед. — Кстати, а ты знаешь, за счет чего функционирует мир?

— Наш или «Петля»?

За счет чего существовала «Петля», догадаться было нетрудно. Ее поддерживала энергия, если быть точнее — электрическая. Но вот реальный мир...

Эллиот как-то странно и самодовольно рассмеялся:

— И наш мир, и «Петля» в этом очень похожи. Оба функционируют по одному и тому же принципу. Если так можно выразиться, мирами двигает расчет. — Эллиот подождал, пока Каору осознает смысл слова «расчет», и продолжил: — Если бы гигантский проект «Петля» не был основан на расчете, его бы просто не существовало. Поэтому ни наш мир, ни «Петля» без расчета невозможны.

Начиная с этого момента Каору лишь слушал. Рассказ Эллиота захватил его.

...Рассчитывай не рассчитывай, а я, быть может, сейчас где-нибудь на космической станции.

То, что говорил Эллиот, было верно. Все основывалось на расчете. До семидесятых годов дальнейшее развитие человеческой цивилизации тесно связывалось с освоением необъятного космического пространства. Марс и Луна воспринимались не иначе как места будущего расселения людей, и уже планировались регулярные рейсы космических шаттлов между планетами. Таково было общее представление о будущем, таким видели его создатели множества фильмов и книг.

Но человечество так до сих пор и не переехало ни на Марс, ни даже на Луну. Высадка людей на Луну была пусть ярким, но все-таки мгновением. Дальнейшие планы по освоению космоса замедлились до черепашьего шага, а потом и вовсе замерли. А причина была одна.

Несоответствие расчетам.

Странно, что никто не догадался об этом тогда.

А вот Эллиот говорит, что все предвидел. Он не побоялся направить свой выдающийся талант совсем в иную сторону.

Его научной стезей стало исследование мира компьютеров, который тогда мог существовать только в самых дальновидных предположениях, и мира молекулярной биологии, только-только открытого благодаря обнаружению двойной спирали. Применив свою способность сопоставлять несопоставимое, он соединил эти два мира. Поначалу его занимал такой незамысловатый вопрос, как возможность создания искусственной жизни в виртуальном пространстве. Он искал пути решения этой задачи.

Постепенно Эллиот пожинал плоды своей деятельности. Как он и предсказывал, интересы людей вовсе не ограничились областью космоса, а начали перестраиваться на создание удобного для жизни информационного общества. В то время как компьютер становился сопутствующим символом эпохи, были опубликованы работы Эллиота по теме его исследований, он начал собирать вокруг себя последователей.

Окрыленный успехом, он разработал первую в мире самовоспроизводящуюся программу: она могла создавать другие программы, способные самостоятельно эволюционировать. При этом Эллиот не забывал о первоначальной задаче.

Возможно ли создание искусственной жизни в виртуальном пространстве?

Первые результаты он увидел раньше, чем предполагал, незадолго до конца двадцатого столетия. Преодолевший, казалось бы, невозможное, Эллиот был несколько разочарован созданной им реальностью. Тогда, на первых порах, виртуальные организмы были еще очень примитивными, и на экранах копошилось что-то, напоминавшее земляных червяков. Только в начале нового столетия появились «червяки», способные к половому размножению, и в компьютере стали развиваться новые самостоятельные виды.

Заново рожденные клетки начинали делиться и вскоре уже функционировали так же, как и их родители, ползая по экрану. Эллиот видел в этом сияющий прообраз нового столетия.

Впоследствии эволюция пошла ускоренными темпами. Изменения накапливались, и вот уже рыбы превратились в земноводных.

Наблюдая за компьютерной симуляцией, или, лучше сказать, искусственной эволюцией, Эллиот продолжал свои исследования.

Возможно ли в виртуальном пространстве воссоздание жизни общеземного масштаба?

Проект «Петля» был запущен с вполне конкретными целями.

По призыву Эллиота ученые со всех концов земли направили свои силы на достижение одной-единственной цели. Заинтересованность в этом проекте высказали не только специалисты в области естественных наук, компьютерных технологий, медицины, микробиологии, эволюции живых существ, геологии, метеорологии, космических исследований, но и социологи, экономисты, историки.

При создании в виртуальном пространстве точной копии земного мира опирались не только на естественнонаучную мысль, но и на исследования ученых-гуманитариев. Предполагалось, что результаты эксперимента «Петля» окажутся полезными и будут использоваться в разных областях. Эксперимент по созданию разумной жизни не только прояснит многое в области биологии и теории эволюции, но и позволит решить сложнейшие социальные вопросы: почему происходят войны, как регулировать прирост населения и рыночные цены... Теперь, когда были получены некоторые результаты, в важности проекта «Петля» убедились многие ведущие мировые ученые.

Таким образом, «Петля» получила официальное признание. Другими словами, она заинтересовала государство.

Поначалу вмешательство государства не было открытым. Но никто не мог знать, какие формы оно примет в дальнейшем. Поэтому создатели проекта применили новую, интернациональную стратегию. С соблюдением великой осторожности, без громких церемоний, незаметно они открыли проект с основными участниками, Америкой и Японией.

Здесь Эллиот прервал свой рассказ. Он произнес милое сердцу Каору имя.

— Хидэюки Футами, он тоже был выдающимся ученым. Молодой, только что закончивший аспирантуру, из всех исследователей-японцев он сыграл самую выдающуюся роль в проекте. — Слова Эллиота взволновали Каору. Трудно остаться равнодушным, когда превозносят твоего отца.

— Вы встречались с отцом?

— Нет, непосредственно не встречался, но через подчиненных до меня доходили кое-какие слухи.

Хидэюки не очень-то много рассказывал о «Петле». А Каору всегда интересовало, насколько значима была роль отца в проекте.

Эллиот прервал размышления Каору:

— Ну, а что было с «Петлей» дальше, ты, я полагаю, знаешь.

— Она заболела раком, — быстро произнес Каору.

— Ну, не окончательно. Однако процесс был налицо. Это стало неожиданностью.

Эллиот со значением заглянул в глаза Каору. Тот вопросительно посмотрел на него:

— Что-то пошло не по плану?

— Не удивлен? Небось уже успел посмотреть.

Эллиот вжал голову в плечи, из полуоткрытого рта потекла слюна. Она тонкой струйкой начала отделяться от губы. Заметив это, Эллиот утерся рукавом.

— Мы полагали, что при тех же физических условиях, что и на Земле, жизнь станет практически такой же, как в реальном мире. Но что эти два мира совпадут настолько, мы не предполагали. Раньше мы придерживались мнения, что в процессе эволюции возможны всевозможные отклонения. А если это так, то «Петля» не должна была абсолютно повторить этот мир.

Каору это тоже удивляло. Даже если в «Петле» были созданы те же физические условия, что и на Земле, все равно совпадение процесса эволюции до мелочей в виртуальном и земном мирах казалось невероятным.

— И к каким выводам вы тогда пришли?

— В «Петле» мы так и не смогли увидеть самозарождение жизни. Тогда мы пошли на первое вмешательство. Мы разбросали по «Петле» РНК, считающуюся первой формой жизни. Не то чтобы мы сеяли ее в океан. Кстати, ничего метафорического в слове «сеять» нет. РНК и есть, собственно говоря, семечко. Семечко, из которого впоследствии должно вырасти вполне определенное дерево.

Каору припомнил разговор на ту же тему. Да, когда-то так же говорил Рёдзи. Рядом с ними в тесной палате дремала Рэйко, а они увлеклись спором об эволюции. По сути, Рёдзи тогда говорил о том же, о чем сейчас толкует Эллиот.

— Так что же вы хотите сказать?

Каору сдержанно понуждал Эллиота говорить. Если разговор прервется, то не исключено, что у Эллиота снова потечет слюна. А Каору не хотелось на это смотреть.

— "Петля" до мелочей совпадает с реальностью. В «Петле» жизнь не возникла естественным образом. Поэтому ее пришлось туда «сеять». Ты хоть понимаешь, что это значит?

Каору припомнил слова, которые произнес Эллиот в начале разговора.

Ты веришь в Бога?

Это могло означать только одно.

— Вы хотите сказать, что реальность — это еще один виртуальный мир?

— Именно! И в реальности, на Земле, жизнь не возникла естественным путем. Почему мы здесь? Потому что были посеяны семена жизни. Кто их посеял? Тот, кого называют Богом. Бог сотворил человека по образу и подобию своему. В Библии так и сказано.

Ничего удивительного для Каору в словах Элиота не было. О том, что мир, возможно, виртуален, он задумывался много раз за время своего путешествия. Только он не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это. Простыми аналогиями не совершить революции в реальности. Проверить невозможно, остается только жить с дилеммой — верить или не верить.

— Впрочем, в реальности это ничего не меняет, — откинувшись на спинку кресла, сказал Эллиот, обескураженный спокойствием Каору. — Даже если наш мир сотворен Богом, это, разумеется, не значит, что он создал нас так же, как мы «Петлю», правда...

Он не договорил, Каору перебил его.

— Тогда и миром Бога управляет расчет? — сказал он, улыбнувшись.

На мгновение глаза Эллиота сузились, в них блеснул холодный огонек.

— Ты издеваешься надо мной?!

Однако напряжение быстро спало. Лицо Эллиота смягчилось.

Каору посмотрел на часы на стене. Эллиот говорил уже три часа. Каору уже порядком утомился и хотел есть, а конца разговору видно не было.

Заметив состояние Каору, Эллиот предложил прервать беседу.

— Ты, наверное, устал. Надо бы тебе отдохнуть, посмотрел бы, что ли, старое кино. А я позабочусь о еде.

В его лице не было ни злобы, ни возбуждения. Можно сказать, оно вообще ничего не выражало. Эллиот взял пульт дистанционного управления. Одну из стен закрыл спустившийся сверху экран. Эллиот нажал клавишу «Пуск».

Самостоятельно поднявшись, Эллиот вернулся в инвалидное кресло и, вращая колеса, выехал из комнаты. Каору провожал его глазами. Ровно через секунду после того, как за Эллиотом закрылась дверь, он услышал звук поворачиваемого ключа. Неприятный и сам по себе, этот звук четко давал понять, в каком положении находится здесь Каору. Хорошо бы узнать, почему с ним так поступают.

На экране появилось изображение. Это оказался старый научно-фантастический фильм, который Каору смотрел вместе с родителями, когда ему было десять лет. Он хорошо помнил песню, которая там звучала. Поскольку ему очень нравилась эта картина, мать купила ему запись с саундтреком, которую он готов был слушать до бесконечности.

Внезапно появившийся огромный негр в белом халате поставил перед Каору сандвичи и чай с молоком.

Каору отправлял в рот сандвичи, прикрыв глаза; он не смотрел на экран, просто слушал музыку. От нее шло что-то родное. Одной только музыки было достаточно, чтобы изображение появлялось перед внутренним взором. Отцовская болезнь еще не проявилась, в семье царит мир. Музыка разбудила в Каору воспоминания тех дней.

Он не сразу заметил, что плачет. Когда слезы, потекшие по щекам, достигли губ, он задумался, случайна ли его реакция.

Фильм, который шел сейчас на экране, был для Каору особенным. Случайно ли выбрал его Эллиот? Или, зная, что для Каору этот фильм связан с глубокими переживаниями, специально поставил его?

В последнем случае все гораздо серьезней, чем лишение его свободы.

Возможно, что вплоть до сегодняшнего дня Эллиот наблюдал за мной.

Уж если на то пошло, Каору с самого детства часто ощущал, что за ним наблюдают со спины. Возможно, все это игра воображения, но чувство, до этого долго не беспокоившее его, возникло снова, впервые обретя реальное основание, полностью отбив у Каору аппетит.

Когда вернулся Эллиот, Каору наконец доел принесенный завтрак.

— О, какой аппетит! Отлично, отлично! — увидев пустую тарелку, удовлетворенно произнес Эллиот.

— Все, хватит! Что здесь происходит?!

Каору хотелось быстрее прекратить эту комедию. Ради чего он пришел сюда? Чтобы найти подсказку, как победить метастазный рак. И поэтому нечего было терять время.

— Ну что ж, поговорим о твоей миссии. — С этими словами Эллиот опустился в кресло.

— О моей миссии?

Каору снова почувствовал, что за ним следят. Ему захотелось убежать, но он не мог сделать это.

— Для чего ты сюда пришел? Не для того ли, чтобы найти средство от метастазного рака?

Каору и Эллиот некоторое время пристально смотрели друг на друга. Расклад, при котором Эллиот знал о собеседнике все, а о нем самом ничего известно не было, Каору не нравился. Он хотел обладать большей информацией об этом человеке. Возможно, тогда Каору чувствовал бы себя более уверенно.

— Кстати, ответь на один вопрос.

Эллиот неожиданно направил указательный палец правой руки в потолок. Не собирается ли он стать учителем?

— В каком году был установлен факт схода фаз осцилляции нейтрино при взаимодействии нейтрино с другими частицами? Нейтрино — это одна из разновидностей элементарных частиц. Если их набирается не менее трех, они, следуя своей природе, движутся со скоростью света, не неся в себе электрического заряда; они при этом становятся сгустком энергии. С этой точки зрения нейтрино очень напоминают свет. Но основное различие в том, что, несмотря на их энергетическую природу, они свободно могут проходить сквозь любую материю. Отделившиеся от Солнца нейтрино, пронизав Землю и выйдя с противоположной ее стороны, исчезают во тьме.

Нейтрино? При чем здесь открытие, связанное с нейтрино?

Однако Каору моментально ответил на вопрос Элиота:

— В две тысячи первом.

Это произошло еще до рождения Каору, однако он заучил дату, когда был оставлен этот небольшой след на одной из страниц истории науки.

— Да, верно. А до этого, где-то в конце прошлого века, было доказано, что у нейтрино есть масса, хотя раньше считалось, что она у них нулевая.

— Так, в конце концов... — Каору собирался было излить свое раздражение, но Эллиот оборвал его:

— Подожди! Дослушай до конца. Видишь ли, многие замыслы реализуются в своем органичном переплетении. Так вот, ты, вероятно, этого еще не понимаешь, но, если бы не обнаружили нулевую фазу нейтрино, тебя, возможно, и не было бы.

— Вы что, шутите! Какая связь между мной и открытием какого-нибудь свойства нейтрино?

Нейтрино — элементарные частицы, преобладающие в девяноста процентах элементов. Они есть везде. Но каким образом они могут быть связаны с его рождением?

— Ладно. Хорошо, если ты усвоишь хоть что-то. Через три минуты перейдем к теме нейтрино.

Тут Эллиот начал вкратце рассказывать, что получилось при использовании нулевой фазы нейтрино.

В общем, посредством облучения нейтрино, вычисления нулевой фазы и повторного синтеза какого-нибудь элемента стало возможным создание его точной, во всех подробностях, объемной цифровой копии. Облучение нейтрино одинаково воздействует на органические и неорганические элементы, но наиболее желанно оно было в медицине и физиологии. У людей появилась возможность получить подробнейшую оцифрованную информацию о любом живом существе. Это совсем не то, что анализ ДНК, например. При анализе ДНК достаточно извлечь и изучить одну клетку из бесчисленного множества клеток, составляющих организм. Но если применить колебания нейтрино, то можно получить информацию абсолютно обо всем, от состояния активности мозга до состояния работы сердца. Оставалось создать технику, которая позволила бы записать в трехмерном виде все процессы, происходящие в человеке.

— Neutrino-Scanning-Capture-System... По заглавным буквам — NSCS, или, сокращенно, Newcap. Этот проект, направленный на разработку устройства, способного воссоздать структуру живого существа, взялась исполнять другая группа исследователей вскоре после того, как была начата «Петля». Разумеется, и тут был серьезный расчет. К Newcap я напрямую никакого касательства не имел, однако давал некоторые советы... — Эллиот прервался и вздохнул. — Ну, надо бы чая хлебнуть. Голову нужно прочистить.

Словно очнувшись, Каору поднес чашку ко рту. Чай уже давно остыл. До него доходило много разных слухов, касавшихся нейтрино, но о столь значительном проекте, как Newcap, он слышал впервые.

— Перебивать, конечно, нехорошо, но давайте все-таки перейдем к вирусу метастазного рака, который нам всем угрожает.

— Значит, предлагаешь перейти к главной теме.

Каору почувствовал определенное облегчение. А то он уже начинал опасаться, что его вовлекли в совершенно бессмысленный разговор.

— А что тебе известно о вирусе метастазного рака?

— Все основы генома расшифрованы, я сам видел результаты.

— Однако методы лечения неизвестны, и производство вакцины невозможно.

— Но почему, отчего?

— Источник болезни всегда обнаружить непросто, а в случае с вирусом метастазного рака его так никто и не нашел.

Каору уже было известно, где зародился вирус.

— В «Петле»?

Вопреки ожиданию, Эллиот широко раскрыл глаза:

— Почему ты решил, что там?

Было по-своему приятно понаблюдать за лицом пораженного до глубины души Эллиота. Каору хотелось продлить удовольствие, оттягивая ответ, но сейчас ему было не до этого.

— Вирус метастазного рака не так уж и сложен по структуре. Девять генов, количество составляющих каждой из них основ колеблется от тысяч до десятков тысяч. Кстати, числа этих основ — двойки в энной степени, помноженные на три. Это не может быть случайностью.

Эллиот застонал:

— А ты молодец, что заметил.

— Не хочу хвастаться, но у меня особенное чутье на цифры. Увидеть эту закономерность было не так уж и трудно.

— Ну, и каким образом это ведет к месту возникновения вируса?

— Значение умножения на три более или менее понятно: поделим геном на три части, каждая из них будет указывать на определенную аминокислоту. Однако почему именно два? Разумеется, не знай я ничего о «Петле», возможно, ни о чем и не догадался бы. Основы делятся на два из-за двоичной системы компьютера. Короче говоря, вирус метастазного рака просочился из «Петли». Источник в «Петле».

— Ну, вроде того. — Криво усмехнувшись, Эллиот несколько раз хлопнул в ладоши. Возможно, он бы аплодировал сильнее, если бы не чувствовал себя в дураках.

— Зная, что источник в «Петле», возможно ли найти лекарство? — понизив голос, спокойно спросил Каору.

Средство от метастазного рака... Самая заветная цель.

— И как скоро ты это понял? — Эллиот проигнорировал вопрос Каору.

— А?

— Сколько у тебя ушло времени, чтобы понять, где источник вируса?

— Где-то месяц.

— Вот как, мне потребовалось полгода.

Эллиот вовсе не собирался хвалиться тем, что ему так быстро, всего за полгода, удалось разгадать задачу. Он с безразличным выражением, как ребенок, загибал пальцы, считая. Однако на лице все-таки можно было заметить огорчение.

— Я хочу услышать ваше мнение, — умоляюще начал Каору.

Но Эллиот уже пустился в пространное объяснение:

— Это никакой не рак или другая распространенная болезнь. А раз это не простая болезнь, то не исключено, что с ней что-то произошло еще на ранней ступени развития. Но, затерявшись в обычном раке, метастазный рак зарылся очень глубоко. Так преступник успешно прячется в большом столичном городе. Поскольку рак — это распространенная болезнь, под него новый вирус и закамуфлировался. Подумай, сколько было бы шуму оттого, что все работавшие над «Петлей» умерли от неизвестной болезни. Все сбились бы с ног в поисках вируса. А так — обычная болезнь... Незаметно наступает, человек быстро умирает. Ну, что же, жаль, да и все.

Каору хорошо понимал вздохи Эллиота. О том, что метастазный рак имеет совершенно отличную от обычного рака вирусную природу, узнали только семь лет назад. А окончательно выявить его удалось лишь год назад. За это время метастазный рак уже основательно укрепился на Земле, появилась опасность взрывной эпидемии.

Вполне возможно, что Эллиот потерял близких ему людей из-за вируса метастазного рака. Он вспоминал прошлое, в глазах его смешались сожаление, печаль, злость.

Хороший шанс узнать этого человека поближе, но Каору не стал уходить от основной линии разговора.

— Вам известны обстоятельства, при которых вирус проник из «Петли» в наш мир?

Лицо Эллиота внезапно дернулось.

— А... Да... Конечно известно.

— Расскажите.

— Уже двадцать лет как «Петлю» заморозили. Ее мир застыл. Время остановилось. Все ее жители застыли. Понимаешь, почему мы остановили проект?

— Не подпадал более ни под какой расчет?

Шутка была неуместна, однако Эллиот спустя мгновение мрачно усмехнулся:

— Почти. В общем-то, ты верно понял. Никакой выгоды больше не было. Во всех областях науки что могли — всё получили. Результатов хоть отбавляй. Какая-то ценность еще сохранялась. Но продолжать работу в рамках единого проекта было уже невозможно. И сейчас под пустыней в Нью-Мексико покоится даже не припомнить сколько параллельных суперкомпьютеров. Ага, вот, шестьсот сорок тысяч. В Японии, под Токио, также осталось шестьсот сорок тысяч компьютеров. Чтобы их все запустить, нужна целая электростанция. Очень много электроэнергии, да еще и обслуживание, все это очень дорого стоит. Невозможно было продолжать все это до бесконечности. К тому же по «Петле» уже начал распространяться рак.

Об этом обстоятельстве Каору хотел расспросить поподробнее. В Уинсроке на развалинах он сам пережил сцену, с которой начался этот процесс.

Когда Каору рассказал об этом Эллиоту, тот даже попросил его повторить историю еще раз.

— Ну, вот видишь! Лучше самому пережить, чем просто смотреть. Только ты так и не узнал, почему начался этот процесс внутри «Петли». Нет, причины я и сам не знаю. Появление загадочной кассеты, возникновение неизвестно откуда непонятного вируса — для того, кто живет в «Петле», это необъяснимо. Но так же необъяснимо это и для меня, создателя «Петли». Я не могу объяснить все вещи на свете. Всегда возникают проблемы, на вызов которых надо отвечать, везде в мире есть свои прорехи. Мира без противоречий не существует. Быть может, мирская несуразица перекочевача и в «Петлю», или, как еще одна возможность, не исключено, что это все проделки компьютерного вируса. Мы установили идеальную защиту, однако утверждать, что система была полностью замкнутой, никак нельзя. Видно, здесь наши усилия оказались напрасны. Кроме того, меня очень заинтересовал персонаж по имени Такаяма. — Эллиот прервался и многозначительно взглянул на Каору.

Каору кивнул, показывая, что понимает смысл сказанного.

— Довольно интересный персонаж.

— Уникальный.

— Это ведь он знает ответ на вопрос, как победить метастазный рак?

Эллиот сощурился и посмотрел на Каору так, словно собирался проникнуть в глубину его мыслей. Каору ни на миг не отвел глаза.

— Ты видел отражение Такаямы в зеркале? — спросил Эллиот таким тоном, будто в чем-то подозревал Каору.

— Я, как бы это сказать, обозревал происходящее с точки зрения Такаямы, — подражая Эллиоту, отчеканил каждое слово Каору. Так оно и было. Используя зрение, слух, все пять чувств Такаямы, Каору пережил все произошедшее.

— Действительно? — спросил Эллиот уже другим тоном, быстро моргая. Каору с беспокойством следил за его глазами.

— Что-то не так?

— Да нет, просто разговор у нас получается немного смешным. Ну ладно... Кстати, голос Такаямы, перед тем как он умер, слышался тебе как твой собственный?

— Ну да. — Каору помнил все очень четко. Он видел и слышал все, что попадало в поле зрения и слуха Такаямы. Перед смертью Такаяма нашел канал, соединявший оба мира, и позвонил в наш мир по телефону. Каору казалось, что последние слова Такаямы произносил он сам.

— Что сказал Такаяма?

Стараясь как можно точнее воспроизвести интонацию Такаямы, Каору произнес:

— Перетащите меня к вам, в ваш мир.

— Что это значит, по-твоему?

— Такаяма, догадавшийся о существовании создателя «Петли», хотел возродиться в мире, который для него был миром Бога, иначе говоря, в мире, где мы живем... По крайней мере, я так это понял.

Каору очень хорошо понимал желание Такаямы.

Хочу познать, как устроен мир.

Как часто этой мысли противился отец. А процесс познания становился все сложнее. Он бесконечен. С тем же успехом можно пытаться поймать собственную тень. Но если существует мир твоего создателя, твоя жажда познания может быть удовлетворена. Отправься в мир своего создателя, и ты узнаешь, как устроен мир.

Эллиот тихо сказал:

— Я очень хорошо понимал желание Такаямы. Он просил об этом не потому, что боялся умереть. Им двигала невероятная жажда познания... Она и совершила для него это чудо.

— Чудо?

— Да, для него это было чудом. Он очень хотел перед смертью попасть на эту сторону. И если бы я не держал тогда у себя в голове общие схемы Newcap, то, возможно, это желание так и осталось бы нереализованным. Вернее, если бы у меня не было моего замысла. Однако, как я уже сказал, Newcap действует на все, включая и живые организмы. Я задумал это уже двадцать, нет, тридцать лет назад. И вот решился. Решился исполнить желание Такаямы.

— Простите, что вы сказали? — удивленно спросил Каору.

Исполнить желание Такаямы!

Значит, все произошло так, как он предполагал. Человек из виртуального пространства переместился в наш мир. Пораженный, Каору не мог связать двух слов.

Эллиот оставался спокоен. Он начал разъяснять, каким образом ему удалось возродить Такаяму в реальности.

Перетащить сюда Такаяму с его жизненным опытом, памятью, устремлениями — в общем, Такаяму как личность было невозможно. Оставалось одно: с помощью синтезатора геномов GFAM на основе информации, взятой из клеток Такаямы, воссоздать в нашем мире его ДНК. Затем, взяв человеческую яйцеклетку, извлечь из нее ядро и поместить вместо него искусственно созданное ядро Такаямы. Яйцеклетку вернуть в матку. После этого оставалось только ждать рождения нового существа. Этот способ не сильно отличается от механизма клонирования, созданного в прошлом столетии, ничего сложного. Правда, родиться Такаяма мог лишь как младенец. И вот наконец в нашем мире появился человек с точно такими же генами, как у Рюдзи Такаямы.

— Разумеется, это был выдающийся эксперимент. Мы собирались воссоздать виртуального человека — можно представить, как мы волновались. Правда, все происходило в обстановке абсолютной секретности. Это естественно. Если бы журналисты что-нибудь пронюхали, они подняли бы страшный крик, нас могли объявить изуверами. В конце прошлого века было много шума вокруг клонирования человека, и нам ничуть не хотелось во все это ввязываться. Ты, наверное, ничего и не помнишь о том времени, хотя... И проект осуществлялся строго только исследователями, имевшими отношение к «Петле».

— А отец тоже не знал?

Эллиот кивнул:

— Да-а, не знал... Да и обстоятельства...

— Отец просто пострадал, как москит, застрявший в сетке?

— Нет. Вовсе нет... Ну, в общем, если уж так... — Эллиот, похоже, с трудом подбирал слова.

— Если так, то что?

Каору уже знал, что будет дальше.

— Ну, как ты догадался, мы взяли информацию о генах Такаямы незадолго до его смерти. А в это время он уже был поражен RING-вирусом. Вместе с генами Такаямы мы перетащили в этот мир и гены вируса.

— Иначе говоря, возникший в «Петле» RING-вирус — это прародитель бушующего сейчас на Земле вируса метастазного рака.

— Мы это так и поняли. Анализ геномов обоих вирусов выявил определенные сходства, которые не могли быть случайными. По нашей оплошности в процессе оживления Рюдзи Такаямы в наш мир незаметно пробрался RING-вирус. Возможно, его РНК было примешано к кишечной флоре и по неудачному стечению обстоятельств вышло наружу. По примеру других вирусов RING начал со страшной скоростью мутировать. Вот и получился вирус метастазного рака.

Все произошло так, как и предполагал Каору. Неясным оставалось только одно: как бороться с вирусом.

Каору пристально посмотрел на Эллиота:

— Так что в результате? Вы нашли способ лечения или нет?

— Хочу напомнить тебе твои слова: ты сам говорил, что ключ к разгадке у Такаямы.

— И где он сейчас?

Подперев кулаком подбородок, Эллиот с сочувствием посмотрел на Каору и щелкнул пальцами.

— Вот как? Значит, ты не разглядел? Человеческая впечатлительность в критический момент мешает принимать верные решения.

Каору затряс головой, выпрямился и откинулся на спинку кресла. Мучивший его вопрос опять был обойден. Он не понимал, к чему клонит Эллиот, его недоверие к этому человеку росло.

Эллиот что-то быстро нажал на пульте дистанционного управления, и на стену рядом с Каору опустился экран.

— Ты видел это в шлеме, но не обратил внимания. Твоя предубежденность мешает тебе ясно мыслить. Ну что же, это поправимо.

Каору казалось, что старик разговаривает сам с собой: пищит что-то там, словно птичка, залетевшая в сад.

Каору оставалось только молча ждать. Стараясь не злиться, сдерживая раздраженные реплики, Каору уставился на Эллиота.

Наконец тот вывел на экран сцену, происходившую незадолго до смерти Такаямы. Он заранее приготовился показать ее. Эллиот лишь чуть-чуть провозился с пультом, и вот она уже на экране, ее можно смотреть.

— Ты уже пережил это однажды, давай еще раз подключимся к зрению Такаямы...

Эту сцену Каору видел в Уинсроке.

Через неделю после просмотра кассеты Такаяма, почувствовавший приближение смерти, вставил кассету в деку и... начал процесс своего возрождения. Бессмысленные картины сменяли друг друга. В металлической плошке начали перекатываться игральные кости... Увидев, что они каждый раз выстраиваются в определенном порядке, Такаяма, звонивший в это время по телефону, завопил диким голосом.

Как раз этот момент в зеркале, стоявшем сбоку, появилось отражение человека. Трубка, поднесенная к уху, на лице страшное возбуждение... Это и был Такаяма. Придерживая трубку возле уха, Такаяма на секунду повернулся и взглянул на свое отражение в зеркале.

В этом месте Эллиот остановил изображение и увеличил отраженное в зеркале лицо Такаямы.

— Когда ты смотрел глазами Такаямы, ты угодил в ловушку. Твое предубеждение, твоя уверенность, что этого не может быть, затуманили твой взгляд. Так часто бывает. Ну, погляди внимательно. Узнаешь?

Эллиот сделал изображение ярче.

Каору, приоткрыв рот, уставился на Такаяму в зеркале. Ему стало не по себе, сознание отказывалось принять увиденное.

На экране было перекошенное от возбуждения лицо Такаямы. Под гнетом надвигавшейся смерти оно выглядело постаревшим. Однако черты лица, острый подбородок — во всем этом было что-то особенное. Каору уже где-то видел это лицо. Он мог бы сказать, что привык к нему с рождения.

— Человек, у которого есть ключ к победе над вирусом метастазного рака, Рюдзи Такаяма, — это ты сам! — Сказав это, Эллиот ткнул своим огромным пальцем прямо в грудь Каору.

Каору отказывался верить услышанному, но безжалостная действительность все равно настигала его. Казалось, весь мир рушится, Каору чувствовал, что предан самим собой.

— Какой я дурак!

Зажмурившись, он все сильнее запрокидывал голову.

— Я хочу поддержать тебя. Поэтому давай будем сотрудничать.

Каору ничего не видел перед собой. Слова Эллиота он слышал, но смысл ухватить никак не мог. На глазах рушился его мир.

Каору сидел на скале, обняв колени. За ровной грядой скал простиралась долина. На красной земле повсюду виднелись белые пятна. Возвышавшиеся на горизонте скалы казались рукотворными.

Идя по гряде, Каору попал под жуткий ливень, потом все было словно во сне, и он не очень хорошо помнил, что с ним происходило. Он не знал, здесь ли, в этом ли самом месте, он спрятался в темноте, и сейчас оглядывался вокруг, словно в первый раз, всматриваясь в каждую неровность. Вполне естественно, что они ассоциировались с извилинами в мозгу. Извилины — это память, врезанная в мозг, но история его собственного мозга оставалась неясна. Каору был рожден совсем не так, как все. Он появился не как продолжатель рода, но как инкарнация цифровой информации.

Поглядев вдаль, Каору увидел речку с грязно-желтой водой, изогнувшуюся двойной петлей. Как будто символ совпадения реального и виртуального миров...

Каору обернулся, но за ним никого не было. Рядом с башней лифта, ведущего в подземную лабораторию, на вертолетной площадке сверкал корпусом вертолет. Тот самый, на котором обессиленного Каору доставили сюда. Между лифтом и вертолетной площадкой зияла пропасть. Она уходила далеко в глубь земли — громадная известняковая расщелина, на дне которой была огромная, похожая на миску пустота; говорят, вода в ней невероятной чистоты.

Эллиот не лгал. Он указал пальцем в потолок и сказал, что над ними слой воды. Он также говорил, что внизу находится огромная пустота. В обоих случаях он не врал.

Когда-то здесь была пробурена шахта глубиной в тысячу метров, в самом ее низу располагалась похожая на пузырь сфера, метров двести в диаметре. Слой кристально чистой воды исполнял роль детектора, не допускающего никакого радиоактивного проникновения внутрь сферы. Таким образом, при умелом использовании местных природных условий под землей была установлена система улавливания нейтринного облучения, Neutrino-Scanning-Capture-System.

Каору еще ни разу не видел эту систему. А ей тем временем было уготовано решить его трепетавшую, как на электрическом стуле, судьбу.

В подземной лаборатории Каору пробыл около недели. И только теперь ему удалось посмотреть на место, где он находился, снаружи. Его желание выбраться на поверхность наконец-то сбылось. Эллиот отлично понимал, что Каору никуда не убежит и не спрячется.

Погода была тихой. Впервые за неделю выйдя на солнце, Каору наслаждался погодой в пустыне. Было достаточно тепло, Каору, одетый в одну майку, не мерз. Скрестив руки на груди и почесывая одной рукой другую, он приводил в порядок мысли. Но ни одна из них не хотела вставать на место. Он не знал, как ему быть. Как воспринимать свою прошлую жизнь? От одного только осознания своей уникальности ему становилось нестерпимо больно.

Можно было не верить Эллиоту. Старик был готов предложить очень простой выход из сложившейся ситуации, но Каору сомневался в его словах. С чего вдруг он должен верить во всю эту чушь, что для его рождения были взяты гены из виртуальной реальности? С таким же успехом можно отрицать само его существование. Просто Эллиот хочет произвести эксперимент с Newcap, вот и развел всю эту демагогию. Послать все к чертям собачьим и спуститься с горы! А как потом жить?.. Неизвестно. Вряд ли ему будет очень уж хорошо. Только потеряет любимых людей. И останется один на один со своим горем.

Каору несколько раз возвращался к исходной точке. Однояйцевые близнецы, гены которых совпадают, выглядят практически одинаково. Если у Каору и Такаямы одинаковые гены, то вполне естественно, что и лица их не различаются. Каору всегда удивлялся, когда слышал голос Такаямы: ему казалось, что он слышит собственный голос в записи. Лицо и голос совпадают. Но этого все-таки недостаточно. Если повозиться с компьютером, то можно получить какие угодно лицо или голос.

Обо всем этом довольно резко Каору и сказал Эллиоту. Тот, словно предвидя подобный всплеск недоверия, снял трубку аппарата спутниковой связи и протянул молодому человеку:

— Сейчас я свяжу тебя с твоим отцом. Поговори с ним.

Взяв трубку, Каору услышал голос лежавшего на больничной койке отца. То, что он узнал от Хидэюки, наконец заставило его поверить словам Эллиота.

* * *

Чтобы вырастить клон Такаямы, лучше всего было подыскать среди исследователей, связанных с «Петлей», подходящего человека, который отнесся бы к нему как к своему ребенку.

Внезапно оказалось, что у Хидэюки Футами и его жены Матико не может быть детей. Гинеколог сказал, что Матико бесплодна.

Однако они хотели ребенка. Когда об этом узнали Эллиот и его сотрудники, они через знакомых, не напрямую, предложили ему усыновить ребенка. Ни Хидэюки, ни Матико не были против того, чтобы взять новорожденного ребенка и воспитывать его как своего собственного.

Дальше все шло как по накатанной дорожке. Осторожничая, не раскрывая происхождения младенца, дабы уберечь себя от ненужных проблем, Эллиот передал только что родившегося Каору Хидэюки и Матико. Эллиот не знал, примут ли они ребенка, если узнают, что он на самом деле из «Петли».

В дальнейшем Хидэюки и Матико, не рассказывая Каору, что он усыновлен, растили мальчика как своего ребенка.

Соединившись с отцом по спутниковой связи, Каору представил его лежащим на кровати, с трудом держащим телефонную трубку.

— Каору?

С каждым днем голос отца звучал все слабее. От этого становилось невыносимо грустно. Отец и сын негромко обменялись последними новостями о своем самочувствии. Узнав, что Каору здоров, Хидэюки радостно прошептал, якобы не веря:

— Вот как? Правда? — и продолжил: — А тут я в последнее время, кажется, получше себя чувствую.

Его слова прозвучали не очень убедительно. К отцу неотступно приближался «тот час».

Стараясь сохранять спокойствие, Каору стал выспрашивать о своем рождении. Похоже, осведомленность сына сильно удивила Хидэюки, но он не стал ничего скрывать.

Каору слушал отца зажмурившись, моля о том, чтобы тот опроверг слова Эллиота. А Хидэюки уже рассказывал о том, кто предложил ему эту идею и каким образом Каору попал в семью Футами.

Молитвы оказались напрасны. Рассказ отца об усыновлении ни на йоту не отличался от рассказа Эллиота.

— Отец, разве ты ни разу не задумывался, стоит ли растить ребенка, не имеющего ни одного общего с тобой гена? — тихо спросил Каору.

Не так уж и трудно было, несмотря на бесплодие Матико, получить ребенка с генами обоих родителей.

— Важно не то, были в тебе наши гены или нет. А то, насколько глубоки стали отношения между родителями и ребенком благодаря их общению. Вспомни, какими были отношения между мной и тобой за эти двадцать лет. Конечно, ты мой сын.

Слова отца постепенно проникали в каждую клетку тела Каору.