Особливості дій аварійно-рятувальних підрозділів під час ліквідації наслідків аварії на хімічно небезпечних об’єктах

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 687

Правовое государство — как определенная философско-пра-вовая теория и соответствующая практика организации политиче­ской власти и обеспечения прав и свобод человека — является од­ним из существенных достижений человеческой цивилизации. Его общечеловеческая ценность определяет и современные установки, устремления и усилия по формированию и развитию начал право­вой государственности в посттоталитарной России, в других быв­ших социалистических странах.

Глава 10. Личность, право, государство

Становление теории и практики правового государства имеет долгую и поучительную историю.

Сам термин "правовое государство"сформировался и утвер­дился довольно поздно — в немецкой юридической литературе в первой трети XIX в. (в работах К.Т. Велькера, Р. фон Моляи др.)¹. В дальнейшем этот термин получил широкое распространение, в том числе и в дореволюционной России, где среди видных сто­ронников теории правового государства были Б.Н. Чичерин, БА. Кистяковский, П.И. Новгородцев, ИА. Покровский, В.М. Гес-сен, Н.И. Палиенкои др. В англоязычной литературе данный тер­мин не используется — его эквивалентом в известной мере явля­ется термин "правление права"(rule of Law). Но суть дела, конеч­но, не в терминах и не во времени их появления.

В содержательном смысле ряд идей правовой государственно­сти появился уже в античном мире, а теоретически развитые кон­цепции и доктрины правового государства были сформулированы в условиях перехода от феодализма к капитализму и возникновения нового социально-политического строя. Исторически это происхо­дило в общем русле возникновения прогрессивных направлений буржуазной политической и правовой мысли, становления и разви­тия нового (антифеодального, светского, антитеологического и ан­тиклерикального) юридического мировоззрения, критики феодаль­ного произвола и беззаконий, абсолютистских и полицейских ре­жимов, утверждения идей гуманизма, принципов свободы и равен­ства всех людей, неотчуждаемых прав человека, поисков различ­ных государственно-правовых средств, конструкций и форм (раз­деление государственных властей, конституционализм, верховен­ство закона и т. д.), направленных против узурпации публичной по­литической власти и ее безответственности перед обществом и т. д.

При всей своей новизне теоретические концепции правовой государственности (разработанные в трудах Д. Локка, Ш.Л. Мон­тескье, Д. Адамса, Д. Мэдисона, Т. Джефферсона, И. Канта, ГЛ. Гегеляи др.) опирались на опыт прошлого, на достижения пред­шествующей социальной, политической и правовой теории и прак­тики, на исторически сложившиеся и апробированные общечело­веческие ценности и гуманистические традиции.

Значительное влияние в этом плане на формирование теоре­тических представлений, а затем и практики правовой государст­венности оказали политико-правовые идеи и институты Древней Греции и Рима, античный опыт демократии, республиканизма и правопорядка.

Различные аспекты античного влияния на последующую тео­рию правового государства группируются вокруг тематики право-

¹ См.: Welcker K.T. Die letzten Grьnde von Recht, Staat und Strafe. Giessen, 1813. S. 25, VI u.a.; Mohl R. Die Polizeiwissenschaft nach den Grundsдtzen des Rechtsstaates. B.l—2. Tьbingen, 1832, 1833.

4—160

Раздел I. Общие проблемы философии права

вого опосредования и оформления политических отношений. Эта тематика включает в себя, прежде всего, такие аспекты, как спра­ведливость устройства полиса (античного города-государства), его власти и его законов, разумное распределение полномочий между различными органами государства, различение правильных и не­правильных форм правления, определяющая роль закона в полис­ной жизни при организации взаимоотношений государства и граж­данина, взаимосвязь права и государства, значение законности как критерия классификации и характеристики различных форм прав­ления и т. д.

Уже в древности начинаются поиски принципов, форм и кон­струкций для установления надлежащих взаимосвязей, взаимоза­висимостей и согласованного взаимодействия права и власти. В об­щем русле углублявшихся представлений о праве и государстве довольно рано сформировалась идея о разумности и справедливо­сти такой политической формы общественной жизни людей, при которой право благодаря признанию и поддержке власти становит­ся властной силой (т. е. общеобязательным законом), а публично-властная сила (с ее возможностями насилия и т. д.), признающая право, упорядоченная и, следовательно, ограниченная правом и одновременно оправданная им, — справедливой (т. е. соответст­вующей праву) государственной властью.

Символическим выражением подобных представлений стал образ Богини Правосудия,олицетворяющей единение силы и пра­ва; охраняемый богиней правопорядок в равной мере обязателен для всех. По представлениям древних этот образ Правосудия (ос­тающийся, кстати говоря, и сегодня наиболее подходящим симво­лом для правовой государственности) выражает смысл и идею не только справедливости суда как специального органа, но и спра­ведливости вообще, включая и идею справедливой государственно­сти (справедливой организации власти в человеческом обществе). Юстиция — это суждение по праву (т. е. осуществление справедли­вости) не только по особым спорам в суде (при судоговорении), но и по всем делам государственно-организованной жизни.

Идею единения силы и права в организации Афинского госу­дарства на демократических началах сознательно проводил в сво­их реформах уже в VI в. до н. э. Солон, один из знаменитых семи греческих мудрецов.

Мысль о том, что государственность вообще возможна лишь там, где господствуют справедливые законы, последовательно от­стаивали Сократ, Платон и Аристотель.

В своем проекте идеального государства Платон говорит о раз­делении труда между тремя сословиями (философами, стражами и ремесленниками). Очевидно, что теория разделения властей нового времени подразумевает в качестве одного из необходимых своих

Глава 10. Личность, право, государство

развитые представления о разделении труда в области государственной жизни, хотя, конечно, не сводится лишь к этим представлениям. И платоновская трактовка разделения труда как принципа строения идеального государства является, несомненно, важным теоретическим моментом, оказавшим влияние, в частно­сти и на формирование теории разделения властей в Новое время. Но у самого Платона такой теории нет.

Более того, с точки зрения теории разделения властей в пла­тоновской конструкции разделения труда между различными со­словиями идеального государства как раз отрицается, а не призна­ется разделение властей. Это ясно уже из того, что именно первое сословие (философы-правители) обладает всей той совокупностью государственных, властных полномочий, сосредоточение которых в руках одной правящей прослойки как раз и свидетельствует об отсутствии разделения властей.

Данное обстоятельство нисколько не меняется от того, что пра­вители поочередно то законодательствуют, то управляют, то судят. Это разнообразие их функций — лишь показатель широты тех вла­стных полномочий, единство (а не разделение!) которых они олице­творяют и осуществляют. Против подобной монополии всей власти в руках одной правящей элиты как раз и нацелена теория разделе­ния властей, тогда как Платон идеализирует концентрацию власти в руках узкой правящей прослойки.

Кстати говоря, весьма примечательно, что платоновский ком­мунистический проект, как и последующие варианты коммунизма (от утопических версий до реального социализма XX в.), предпола­гает монополизацию власти и отвергает идею разделения властей. Характерно и то, что в подобных построениях вместо господства права и идей правовой государственности обосновываются пред­ставления о государстве законности,о господстве законов, которые мелочно и жестко регламентируют все стороны жизни людей — членов "счастливого" строя.

Заметные шаги античная политико-правовая мысль сделала в направлении типологизации органов власти с учетом специфики осуществляемых ими функций.

Так, Аристотель отмечал, что во всяком государственном строе имеется "три элемента: первый — законосовещательный орган о делах государства, второй — магистратуры (именно: какие магист­ратуры должны быть вообще, какие из них главные, каков должен быть способ их замещения), третий — судебные органы" (Аристо­тель, Политика, IV, 11, I, 12, 97 в 30). Эти три элемента, по era оценке, составляют основу каждого государства, и "само различе­ние государственного строя обусловлено различной организацией каждого из этих элементов" (там же). При всей своей значимости эти мысли Аристотеля, однако, еще не содержат концепции разде­ления властей в духе теории правового государства, в плане кото-

Раздел I. Общие проблемы философии права

рой было бы принципиально важно показать, что различие отдель­ных форм государственного строя обусловлено не только различ­ной организацией каждого из названных им элементов, но и (что весьма существенно именно для теории и практики правового госу­дарства) характером отношений между этими элементами, формой их взаимосвязей, способом разграничения их полномочий, мерой их соучастия в реализации всей совокупности властных полномо­чий государства в целом.

Для последующей теории разделения властей (в плане теоре­тических истоков, преемственности в истории политической мысли и т. д.), скорее, значимы те положения античных мыслителей (Ари­стотеля, Полибия, Цицерона), где речь идет о различении "пра­вильных" (с господством правовых законов) и "неправильных" (про­извольных) форм правления и о "смешанной" форме правления, преимущество которой видится им в сочетании достоинств различ­ных простых "правильных" форм правления. Причем принципы простых форм правления объединяются в рамках одной ("смешан­ной") формы по сути дела в качестве различных начал властвова­ния, верная комбинация и надлежащее соотношение которых обес­печивают, по мысли античных авторов, не только стабильность по­литического строя, но и его соответствие требованиям права, спра­ведливую меру и разумную форму участия всех слоев свободного населения (демоса, богатых, знатных) в государственной жизни и отправлении общегосударственных функций.

Таким образом, нечто аналогичное тому, что по теории разде­ления властей достигается посредством надлежащего распределе­ния единой власти среди различных слоев, классов и органов, в рамках античной концепции смешанного правления осуществля­ется путем сочетания в некое единство принципов разных форм правления.

Значительной развитостью, с точки зрения теории разделения властей, отличается концепция смешанного правления в разработ­ке Полибия.Отмечая наличие смешанного правления в Спарте, Карфагене и Риме, он выделяет такое преимущество этой формы, как взаимное сдерживание и противодействие друг другу ее различных составных элементов, что в целом позволяет достичь надлежащей стабильной организации политического строя. Это — одна из важных идей также и для последующей теории разделе­ния властей.

По поводу современного ему положения дел Полибий в своей "Всеобщей истории" отмечал, что наилучшим устройством отлича­ется римское государство. В этой связи он анализировал полномо­чия "трех властей" в римском государстве — власти консулов, се­ната и народа, выражавших соответственно царское, аристократи­ческое и демократическое начала. "В самом деле, — писал Полибий (Всеобщая история, VI, 11, 12), — если мы сосредоточим внимание

Глава 10. Личность, право, государство

на власти консулов, государство покажется вполне монархическим и царским, если на сенате — аристократическим, если, наконец, кто-либо примет во внимание только положение народа, он навер­ное признает римское государство демократией".

Показав, каким образом правление государством у римлян распределяется между тремя властями, Полибий далее освещает те устоявшиеся политические процедуры и способы, с помощью которых отдельные власти могут при необходимости мешать друг другу или, наоборот, оказывать взаимную поддержку и содействие. Возможные претензии одной власти на несоответствующее ей боль­шее значение встречают надлежащее противодействие других властей, и в целом государство сохраняет свою стабильность и проч­ность.

Наличие смешанного правления Полибий отмечает и у карфа­генского государства.

Невысоко оценивает Полибий демократические государствен­ные устройства Фив и Афин, которые лишь на короткое время словно по капризу судьбы блеснули, но тут же стали клониться к упадку, так и не обретя необходимой устойчивости. Афинский народ в этой связи он сравнивает с судном без кормчего.

Легко заметить, что при всех исторических и социально-поли­тических различиях между античной концепцией смешанного прав­ления и последующей теорией разделения властей у них есть и существенно важные общие моменты. Так, в смешанной форме прав­ления (особенно четко у Полибия) полномочия представителей раз­личных форм правления, как и полномочия различных властей в теории разделения властей, не сливаются в одно единое начало и не теряют своей специфики и особенностей, а остаются разделен­ными и относительно самостоятельными, взаимодействуют, сочета­ются и сосуществуют, взаимно сдерживая и уравновешивая друг друга в рамках стабильного целого — государственного строя. Цель в обоих случаях одна — формирование такой конструкции госу­дарственной власти, при которой полномочия правления не сосре­доточены в одном центре (начале), не сконцентрированы у одного органа (одной из властей), а справедливо распределены (в виде сфер ведения и правомочий разных властей) между различными, взаим­но сдерживающими, противодействующими и уравновешивающи­ми началами — составными частями общегосударственной власти. Политико-правовые концепции древнегреческих мыслителей, в том числе значимые в плане предистории теории разделения вла­стей и правового государства, были восприняты и развиты дальше древнеримскими авторами. Весьма значительным представляется вклад римских авторов (стоиков, юристов, особенно Цицерона) в разработку проблем взаимосвязей права и государства, правовой характеристики полномочий государственных органов, их взаимо­отношений с гражданином как субъектом права и т. д.

Раздел I. Общие проблемы философии права

Весьма плодотворным и перспективным стало такое достиже­ние древнеримской теории и практики, как разграничение права на частное и публичное (Дигесты, I, I, 1). Сфера публично-властных отношений тем самым была сознательно вовлечена в правовое про­странство и стала рассматриваться под углом зрения правовой ре­гуляции, соблюдения всеобщих принципов, норм и требований пра­ва. Ключевое значение в данной связи имело утверждение принци­па правового равенства в области публично-властных отношений. Характерная для древнегреческой мысли идея взаимосвязи политики и закона получила развитие и новое выражение в трак­товке Цицерономгосударства как публично-правовой общности. Государство в его трактовке предстает не только как выражение общего интереса всех его свободных членов, что было характерно и для древнегреческих концепций, но одновременно также и как со­гласованное правовое общение этих членов, как определенное право­вое образование, "общий правопорядок" (О государстве, I, XXXII, 49). Таким образом, Цицерон стоит у истоков той юридизации понятия государства, которая в последующем имела много приверженцев, вплоть до сторонников идеи правового государства и конституцио­нализма.

В цицероновской трактовке государства (республики) как пра­вовой организации дела народа присутствуют идеи как республи­канизма, так и народного суверенитета (по естественному праву). Это очень существенное достижение на пути к уяснению правового источника и правового смысла государственности.

Идеи античных авторов по затронутому кругу проблем ока­зали заметное влияние на последующие концепции разделения властей.

Примечательны в данном контексте суждения Монтескье,чье учение о разделении властей сыграло существенную роль в станов­лении концепций правового государства и конституционализма в форме конституционной монархии. При этом не следует упускать из виду, что исторически концепции разделения властей были впер­вые теоретически развиты применительно к задачам конституци­онно-правового преобразования феодальной монархии в конститу­ционную монархию нового времени.

Для ранних теоретиков разделения властей (Локка, Монтес­кье и др.) речь прежде всего шла о правовом ограничении власти монарха, о поисках такой формы монархического правления, власть в которой была бы рассредоточена среди различных социальных слоев общества (между монархом, аристократией и третьим сосло­вием) и представляющих их интересы властных государственно-правовых институтов. С этой точки зрения, античные политико-правовые концепции относительно монархической формы государ­ства не могли служить подходящим образцом для искомой модели правления. Помимо существенного различия между монархиями

Глава 10. Личность, право, государство

древности и нового времени (и особенно конституционной монархи­ей), дело еще состояло в том, что наиболее перспективные (в плане прёдистории конституционализма, разделения властей и правового государства) политико-правовые идеи античных авторов относятся по преимуществу к характеристике не монархии (и задач ее преоб­разования), а к смешанному правлению, политии.

Данное обстоятельство четко формулирует в работе "О духе законов" Монтескье, оценка которого тем более значима, что он не упускает случая объективно воздать должное своим античным пред­шественникам. "Греки, — пишет он, — не составили себе правиль­ного представления о распределении трех властей в правление од­ного; они дошли до этого представления только в применении к правлению многих и назвали государственный строй такого рода политией"¹. Поскольку, отмечает Монтескье, древние греки не зна­ли распределения трех властей в правление одного, они не могли составить себе верного представления о монархии. Лучше, по его характеристике, обстояло дело с распределением трех властей в истории древнеримского государства, опыт которого используется в политико-правовом учении Монтескье.

Существенная новизна позиции буржуазных мыслителей — приверженцев конституционной монархии и разделения властей (Локка, Монтескье, Канта, Гегеля и др.) состоит, в частности, в том, что в отличие от античных авторов они, говоря словами Монтескье, рассматривают проблему политической свободы в ее отношениях как к государственному строю, так и к отдельной личности, граж­данину². Первый аспект этих отношений политической свободы, на­ходящий свое выражение в правовом (и конституционно-право­вом) оформлении распределения трех властей (законодательной, исполнительной и судебной), выступает в качестве необходимой институционально-организационной формы обеспечения второго аспекта свободы — гражданских прав и свобод, безопасности лич­ности.

Без сочетания этих двух аспектов политическая свобода оста­ется неполной, нереальной и необеспеченной.

Учения раннебуржуазных мыслителей, и прежде всего о неот­чуждаемых правах и свободах человека и разделении властей, ока­зали заметное влияние не только на последующие теоретические

¹ Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 303.

² Это положение получило свое развитие и специфическое преломление в творче­стве известного французского теоретика либерализма и конституционализма, привер­женца конституционной монархии Б. Констана. Противопоставляя свободу древних и новых народов, он отмечал, что в древности под свободой подразумевали полити­ческую свободу (т. е. свободу доступа граждан к участию в государственных де­лах), а в современных условиях под свободой имеют в виду прежде всего личную, гражданскую свободу, понимаемую как определенную независимость от госу­дарства.

Раздел I. Общие проблемы философии права

представления о правовой государственности, но и на конституци­онное законодательство и государственно-правовую практику. Это влияние отчетливо проявилось, например, в конституционно-пра­вовых документах Англии, в конституции США 1787 г., во фран­цузской Декларации прав человека и гражданина 1789 г., в целом ряде других правовых актов. Примечательна в этой связи, в част­ности, статья 16 французской Декларации 1789 г., которая гласит: "Общество, где не обеспечена гарантия прав и не проведено разде­ление властей, не имеет Конституции"¹. Большой интерес в плане нашей темы представляет и статья 5 этой Декларации: "Закон вправе запрещать лишь деяния, вредные для общества. Все, что не запре­щено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом"². Это первое официальное закрепление данного правового принципа.

Важной вехой в развитии идей правовой государственности стала их философская разработка в трудах Канта и Гегеля. При этом Кантвыступил с философским обоснованием либеральной теории правового государства. Благо государства, по Канту, состо­ит в высшей степени согласованности государственного устройства с правовыми принципами, и стремиться к такой согласованности нас обязывает разум через категорический императив. Реализация требований категорического императива государственности пред­стает у Канта как правовая организация государства с разделени­ем властей (законодательной, исполнительной и судебной)³. В соот­ветствии с наличием или отсутствием принципа разделения вла­стей он различает и противопоставляет две формы правления: рес­публику (это и есть по существу правовое государство) и деспотию. Если у Канта правовые законы и правовое государство — это долженствование, то у Гегеляони — действительность, т. е. прак­тическая реализованность разума в определенных формах налич­ного бытия людей.

В 3{Х в. многие либеральные авторы выступили против геге­левской философии права и государства как одного из теоретиче­ских оснований идеологии и практики фашизма, национал-социа­лизма и вообще всех разновидностей современного деспотизма и тоталитаризма. Однако подлинное содержание гегелевской концеп­ции правового государства свидетельствует об ошибочности и несо­стоятельности подобных обвинений.

Государство, согласно Гегелю, это тоже право, а именно — конкретное право, т. е., по диалектической трактовке, наиболее раз­витое и содержательно богатое право, вся система права, включаю­щая в себя признание всех остальных, более абстрактных прав —

¹ Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. М., 1984. С. 209.

² Там же. С. 208.

³ См.: Кант И. Соч., т. 4 ч. П. С. 233.

Глава 10. Личность, право, государство

прав личности, семьи и общества. С тем обстоятельством, что в этой диалектической иерархии прав государство как наиболее конкрет­ное право стоит на вершине правовой пирамиды, связано гегелев­ское возвышение государства над индивидами и обществом, вос­хваление его в качестве "шествия Бога в мире"¹. Все это подтвер­ждает, что Гегель — этатист (государственник). Но Гегель — пра­вовой этатист, он обосновывает, восхваляет и обожествляет именно правовое государство, он подчиняет (не отрицая их!)'права индиви­дов и общества государству не как аппарату насилия, а как более высокому праву — всей системе права. А "система права есть цар­ство осуществленной свободы"². Иными словами, Гегель философ­ски восхваляет государство как наиболее развитую действитель- s ность свободы.

В конкретно-историческом плане Гегель как мыслитель нача­ла XIX в. полагал, что идея свободы достигла наибольшего практи­ческого осуществления именно в конституционной монархии, осно­ванной на принципе разделения властей (государя, правительства и законодательной власти). Надлежащее разделение властей в го­сударстве Гегель считал "гарантией публичной свободы"³. С этих позиций он защищал суверенитет государственно-правового целого и резко критиковал деспотизм — "состояние беззакония, в котором особенная воля как таковая, будь то воля монарха или народа (ох­лократия), имеет силу закона или, вернее, действует вместо зако­на, тогда как суверенитет, напротив, составляет в правовом, кон­ституционном состоянии момент идеальности особенных сфер и функций и означает, что подобная сфера не есть нечто независи­мое, самостоятельное в своих целях и способах действия и лишь в себя углубляющееся, а зависима в этих целях и способах действия от определяющей ее цели целого (к которому в общем применяют неопределенное выражение благо государства)"*.

В целом вся гегелевская конструкция правового государства прямо и однозначно направлена против произвола, бесправия и> вообще всех внеправовых форм применения силы со стороны част­ных лиц, политических объединений и властных институтов. Геге­левский этатизм радикально отличается от тоталитаризма всякого толка, который видит в организованном государстве и правопоряд-ке своих прямых врагов и стремится вообще подменить правовой закон — произвольно-приказным законодательством, государствен­ность — своим особым властно-политическим механизмом, а суве­ренитет государства — монополией политического господства той; или иной партии и клики. И в гегелевском этатизме правомерно;

¹ Гегель. Философия права. М., 1990. С.

² Там же. С. 67.

³ Там же. С. 309. ¹ Там же. С. 318.

284.

IV,

Раздел I. Общие проблемы философии права

видеть не идеологическую подготовку тоталитаризма, а авторитет­ное философское предупреждение о его опасностях. Ведь тоталита­ризм XX в., рассмотренный с позиций гегелевской философии го­сударства и права, — это антиправовая и антигосударственная форма организации политической власти, рецидив механизма на­силия деспотического толка, правда, в исторически новых услови­ях и с новыми возможностями, целями и средствами.

Осмысление гегелевской концепции государства в контексте опыта и знаний XX в. о тоталитаризме позволяет понять враждеб­ную и взаимоисключающую противоположность между государст­венностью и тоталитаризмом. В этом смысле можно уверенно ска­зать: этатизм против тоталитаризма¹.

Отсюда, конечно, вовсе не следует отрицания недостатков ге­гелевского этатизма (чрезмерное возвышение государства над ин­дивидами и обществом в целом и т. д.). Однако с точки зрения идей правовой государственности существенно отметить как правовую природу гегелевской концепции государства, так и то, что призна­ваемый этатизмом (как утверждением всеобщего государственного начала и верховенства) принцип суверенности государства и государственных форм выражения, организации и действия пуб­личной власти является по существу одновременно и правовым требованием, необходимым условием для любой концепции и прак­тики господства права и правового государства.

Либерально-демократическая концепция правового государства (в отличие, скажем, от гегелевской недемократической концепции правового государства, исходящей из идеи суверенитета монарха) может быть лишь определенной системой принципов, институтов и норм, выражающей идею народного суверенитета. Именно суверени­тет народа — основа и источник государственного суверенитета (как внутреннего, который здесь нас интересует, так и внешнего).

Суверенитет либерально-демократического правового государ­ства как формы выражения народного суверенитета— это кон­центрированное единство полномочий и правомочий, силы и права, распространяющихся на все население и всю территорию страны и определяющих законы и публично-политический порядок общест­венной жизни. Государственный суверенитетозначает верховен­ство, независимость, полноту, всеобщность и исключительность вла­сти государства, т. е. государственно-организованной формы поли­тической власти. Государственность — это не голая монополия силы и насилия в общественной жизни, а определенная форма (система и порядок) организации и применения этой силы и насилия. Эта форма определяется правом данного государственно-организован­ного общества.

¹ Подробнее см.: Нерсесянц B.C. Гегелевская диалектика права: этатизм против тоталитаризма //Вопросы философии. 1975, № 11.

_Глава

a 1U. личность, и^«.~, .—^..^

Правовая обоснованность и оформленность придают государ­ственному применению силы характер правового принуждения. Право государства на такое (оправданное, определенное и ограни­ченное правом) применение силы — его исключительная прерога­тива и существенный показатель его суверенитета. Все другие (не­государственные) субъекты такого права иметь не могут.

Очерченность силы правом (как принцип всякой цивилизации) означает также, что в любом государстве (а не только в правовом) полномочиягосударства, его органов и должностных лиц подразу­мевают соответствующие правомочияи действительны лишь в их рамках. В этом смысле любое государство связано правом в меру его цивилизованности, развитости права у соответствующего наро­да и общества. Специальная же концепция правового государствапредполагает достаточно высокий уровень развитости права и го­сударственности как исходную базу для сознательной разработки, конституционного закрепления и практической реализации соци­ально-исторически подходящей модели (конструкции) правовой го­сударственности. Здесь, кроме субъективных пожеланий, необхо­димы и объективные социально-исторические, правовые, экономи­ческие, политические, духовные и культурные предпосылки.

Укрепление суверенности государственной власти и утвержде­ние господства права представляют собой два тесно взаимосвязан­ных процесса на путях к правовой государственности. Одно без

другого невозможно.

Подобно тому, как публично-политической властью в государ­ственно-организованном обществе могут и должны быть наделены лишь государственные органы (различные ветви и звенья системы суверенной государственной власти), так и общеобязательный ха­рактер (посредством государственного признания и защиты) может и должно иметь лишь право (правовой закон). Все общеобязатель­ные акты (конституция, закон, подзаконные акты и т. д.) должны быть правовыми и по содержанию, и по порядку, и процедуре сво­его принятия и действия. На пути к правовой государственности необходимо не только легализировать (посредством правовых зако-, нов) все правовое, но и делегализовать (лишить легальности) и ан-тилегализовать (запретить законом) все противоправное.

Из сказанного ясно, что требования господства законов и за­конности, при всей их важности, все же недостаточны для концеп­ции правового государства, для которой необходимо господство именно правовых законов и правовой законности.Надо, чтобы не только по названию, но и по своему содержанию законы и соответ­ствующая законность выражали идеи господства права, не нару­шали правовые начала и требования.

Правовое государство и правовой закон — необходимые всеоб­щие формы выражения, организации, упорядочения и защиты сво­боды в общественных отношениях людей. Содержание и характер

104 Раздел I. Общие проблемы философии права этой свободы, ее широта и объем, ее субъектная и объектная струк­туры (субъекты и сферы свободы) и т. д., словом, ее количество и качество определяются достигнутым уровнем развития общества. Свобода относительна в смысле ее фактической незавершенности, исторического изменения и развития ее содержания и т. д., но она абсолютна как высшая ценность и принцип и поэтому может слу­жить критерием человеческого прогресса, в том числе и в области государственно-правовых норм, общественных отношений, положе­ния личности.

При освещении истории учений о правовой государственно­сти необходимо остановиться и на таком теоретически и практиче­ски влиятельном направлении в подходе к этой теме, как юридико-позитивистские концепции правового государства. Это направле­ние в XIX и XX вв. представлено различными течениями и вариан­тами юридического позитивизма. К его известным приверженцам относятся, в частности, К. Гербер, А. Дайси, Г. Елливек, Р. Иеринг, Н.М. Коркунов, П. Лабанд, А. Эсмени др. Суть их концепций пра­вового государства (при всех имеющихся между ними различиях) состоит в попытке создать ту или иную конструкцию самоограни­чения государства им же самим созданным правом. При этом отри­цается различение права и закона, и право сводится к установле­ниям государства.

Права и свободы личности, общественных союзов и общества в целом с позиций такого подхода лишаются объективного и само­стоятельного смысла и оказываются октроированными, дарованны­ми сверху "благами". Так же по усмотрению властвующих эти "бла­га" могут отбираться обратно.

Внутренняя противоречивость и несостоятельность различных юридико-позитивистских конструкций правового государства оче­видны. С одной стороны, государство в виде силы, творящей право, возвышают над правом, а с другой стороны, в самом этом праве усматривают средство для ограничения, обуздания и "связывания" произвольной силы его собственного творца (т. е. государства), при­чем реализация этого благопожелания зависит опять-таки от при­хоти самой власти, ее "самоограничения". Возможность нового про­извола со стороны государства, следовательно, пытаются предот­вратить его "связанностью" со своим старым произволом. Кроме того, уверяют, что произвол действий властей можно удержать в границах произвола их нормативных установлений. Одни формы произвола должны, по этой юридико-догматической логике, пре­сечь другие его проявления. Гарантии против произвола, таким образом, в самом произволе!

Позитивистские концепции правовой государственности вра­щаются в порочном кругу тавтологии, где сила определяет, что есть право, и вместе с тем сама становится правовой, т. е. тем, что зави­сит от ее собственного определения. В этих позитивистских концеп-

Глава 10. Личность, право, государство

циях речь идет по существу не о правовом государстве, а, скорее, о "государстве законов" или "государстве законности"(как неред­ко именуют их и сами авторы соответствующих конструкций). При­чем этим законам и законности, как и порождающему их и ими же "связанному" государству, не хватает как раз главного — объек­тивного критерия их правомерности и правового характера, их от­личия от форм произвола и несвободы. Между тем теоретически ясно, и практика это убедительно подтверждает, что законы могут исполняться, законность соблюдаться и в том случае, когда они вместе с установившими их властями носят антигуманный, анти­правовой характер. Какой толк от таких законов и такой закон­ности, которые легализуют произвол властей и бесправие под­властных?

У представителей юридического позитивизма нет и по суще­ству не может быть убедительных, не противоречащих принципам их подхода ответов на подобные вопросы теории и практики.

Правовой закон и правовое государство внутренне взаимосвя­заны: в обоих случаях речь идет о различных формах выражения (нормативной и институциональной формах) идеи и принципа гос­подства права. Правовое государство невозможно без утверждения верховенства правового закона, а правовой закон для своего уста­новления и последовательной реализации нуждается в правовом государстве с соответствующим разделением властей, с конститу­ционно-правовым контролем и иными средствами обеспечения roc-t подства права в человеческих отношениях. t

История философско-правовых учений о правовой государст-н венности — богатый арсенал идей и концепций, без знания кото­рых, учета их сильных и слабых сторон, достоинств и недостатков невозможна сколько-нибудь серьезная современная теоретическая разработка и практическая реализация идей правового государ­ства.

История развития философско-правовой мысли свидетельст­вует о том, что для правового государства необходимы не только господство права и правовых законов (нормативно-правовой ас­пект), но и надлежащая правовая организация самой системы го­сударственной власти, учреждение различных государственных органов, четкое определение их компетенции, места в системе, ха­рактера соотношения между собой, способов формирования, форм деятельности и т. д. (организационный, властно-институциональ­ный аспект). Причем оба аспекта тесно взаимосвязаны и один без Другого невозможен. Так, без надлежащей организации государст­венной власти, должного разграничения задач, функций и полно­мочий различных органов власти, определенного порядка их взаи­моотношений и т. д. не может быть ни господства права, ни право-в вьгх законов, ни тем более их верховенства. С другой стороны, безк соответствия праву и соблюдения требований правового закона не-и

Раздел I. Общие проблемы философии права

возможна сама организация системы власти правового государства. А без этого невозможна и реализация прав и свобод человека.

Для правового государства, конечно, необходимо, но далеко не достаточно, чтобы все, в том числе и само государство, соблюдали законы. Необходимо, чтобы эти законы были правовыми, чтобы за­коны соответствовали требованиям права как всеобщей, необходи­мой формы и равной меры (нормы) свободы индивидов. Для этого необходимо такое государство, которое исходило бы из принципов права при формулировании своих законов, проведении их в жизнь, да и вообще в процессе осуществления всех иных своих функций. Но все это возможно лишь в том случае, если организация всей системы политической власти осуществлена на правовых началах и соответствует требованиям права. Таким образом, правовое госу­дарство предполагает взаимообусловливающее и взаимодополняю­щее единство господства права и правовой формы организации по­литической власти, в условиях которого признаются и защищают­ся права и свободы человека и гражданина.

В соответствии с этим правовое государство можно опреде­лить как правовую форму организации и деятельности публично-политической власти и ее взаимоотношений с индивидами как субъектами права, носителями прав и свобод человека и граж­данина.

К числу отличительных признаков правового государства, как минимум, относятся: признание и защита прав и свобод человека и гражданина, верховенство правового закона, организация и функ­ционирование суверенной государственной власти на основе прин­ципа разделения властей. В содержательной плоскости данным признакам соответствуют три взаимосвязанных компонента право­вого государства. Эти компоненты (элементы теории и практики) правового государства условно можно назвать так: гуманитарно-правовой(права и свободы человека и гражданина), нормативно-правовой(правовой характер закона, конституционно-правовая природа и основа источников действующего позитивного права) и институционально-правовой(система разделения и взаимодейст­вия властей, включая их взаимные сдержки и противовесы).

Ключевой момент теории и практики правового государства и, можно сказать, его конечная цель состоит в утверждении правовой формы и правового характера взаимоотношений (взаимных прав и обязанностей) между публичной властью и подвластными как субъ­ектами права, в признании и надлежащем гарантировании фор­мального равенства и свободы всех индивидов, прав и свобод чело­века и гражданина. Причем предполагается, что правосубъектность индивидов, их права и свободы, правовой характер их отношений с властью — это не продукт воли и усмотрения политической власти, не ее "дар" или уступка людям, а существенная составная часть объективно складывающегося в данном обществе права, соблюде-

Глава 10. Личность, право, государство^

ние которого является юридической обязанностью всех, и прежде всего публичной власти и ее представителей. В этом состоит смысл традиционного для идей правового государства противопоставле­ния неотчуждаемых прав человека авторитарным и тоталитарным представлениям об их октроированном (дарованном, пожалованном) характере.

При этом, конечно, не следует забывать, что права человека — явление не раз и навсегда определенное и завершенное, а истори­чески возникающее, изменяющееся, развивающееся.