РАСТВОРИТЕЛИ ДЛЯ РЕЗИНОВЫХ КЛЕЕВ 7 страницаЮля вздрогнула от холода и посмотрела на часы. Дело было за полночь. Она поднялась с пола и отряхнула задницу. Как жрать-то хочется подумала она. И куда делся ствол?
____________________________________________________________________
3. Из-за угла заброшенного завода с гулом выползли два немецких танка. Горик подмигнул голой блондинке, наклееной на пульте управления. Та ободряюще улыбалась, хоть и была полустерта временем. Горик переключил рычаг наводки, повернул башню боевой машины и взял первый танк на прицел. - Не ссы, малая! – сказал он блондинке. Та вроде не ссала. Он выстрелил. Раздался взрыв. Огонь рванулся к небу, треснула и порвалась как нитка гусеница, завоняло дымом и танк перевернуло набок. Дико орали горящие офицеры, выпрыгивая наружу и катаясь по черной земле. Горик не стал пока добивать их из пулемета потому, что второй танк уже наводил на него пушку «Иииииибджжжжжь!» – это снаряд второго танка зацепил его боевую машину. Снаряд прошел по касательной, но становилось жарко. Подмоги не будет, понял Горик, всех наших перебили. И тут же заверещало радио. - Мамонт-1!!! – орал подполковник сквозь помехи – Возвращайтесь на базу!!! Повторяю! Мамонт-1!!! Возвращайтесь на базу!!! Горик навел прицел и стукнул кулаком по красной кнопке на пульте. Промах. Второй танк выстрелил и Горик понял, что это конец. Но снаряд не долетел потому, что Горику опять стало скучно. Он взял с пульта пакет с желтым клеем, вдохнул с него несколько раз и спрыгнул с ржавого каркаса экскаватора. Вокруг был разбросан металлический мусор. Горик прошел мимо ржавого «москвича» и перевернутого боком каркаса «запорожца», попытался заглянуть в окошко древнего советского автобуса без колес. Не получилось. Он сделал несколько новых вдохов и пошел к обрыву. Вечерело. Завод, ржавая техника, валявшийся в грязи скоричневыми подтеками унитаз – все вокруг имело красный марсианский оттенок. Где-то недалеко монотонно лаял пес. Стоять на краю брагомского обрыва - все равно, что стоять на крыше четырехэтажного дома. Горик остановился возле огромного старинного дуба – его корни выпирали из земли и торчали в воздухе словно щупальца гигантского осьминога. Вид был чудесный – городская свалка до горизонта и несколько заводских труб вдали. Брагомская выгребная яма, задница города, его отходы и экскременты, место, куда ежедневно свозят скопившийся в городе мусор. Глядя на эти километры мусора, становилось ясно: если где-то стало чище, значит где-то стало грязнее. Тут и там, среди обрывков и остатков, среди отбросов и отходов, подошвами по говну, бродили люди, словно барашки пасущиеся на поле. Некоторых из пасущихся Горик знал. И некоторые из них не были такими уж бедными. Под ногами валялся скомканный обрывок газеты. Горик поднял его и расправил. Там был кусок интервью с какой-то певичкой. Горик прочел: «– А ваш сын, как вы думаете, пойдет по стопам родителей? - Я бы не хотела оказывать на него давление. Несмотря на то, что Саше только пять в нем уже проявляются большие актерские задатки. Он рисует, читает, любит музыку. Он очень талантливый мальчик. Когда мы бываем на даче в Подмосковье или у друзей в Латвии…» Газета обрывалась. Горик посмотрел другую сторону – на фото стандартно-красивой женщины засохло дерьмо. Горик выбросил газетку. Он был в бешенстве. В этих нескольких словах богемной дуры провучал приговор для него и таких как он. Приговор незаметный, лицемерный и чудовищный. Родись только в правильной семье – и у тебя моментально появятся общепризнаные таланты. Пятилетний ублюдок, сытый и благоухающий прочитал тупой мамаше дебильный стишок - и вот об этом уже знает пол бывшего Союза. И впредь будет так же. Толпы более умных и талантливых будут читать о нем на обосраных помоечных обрывках; он же, закончив все, что необходимо, полезет вверх под гром аплодисментов, сделается богатеньким снобом, будет распинаться о нечеловеческом труде и плотном графике гастролей, заявит, что всего добился сам, что его успех закономерен, а прозябание в говне многих и многих обьясняется их серостью и ленью. И во многом будет прав –когда вокруг лишь копоть неизбежно будешь серым, когда твоя работа – рытье траншей и чистка унитазов как тут не стать ленивым. Мажорный сынок получит все, он будет избранным, у него будет трагедия художника, и когда он наконец сдохнет от сифилиса и наркотиков в газетах напишут: «жестокий мир не терпит гениев» или штамп в этом роде. Ним будут всю жизнь восхищаться, а Горика будут всю жизнь презирать. Горик ощутил возле себя движение, резко обернулся и увидел бегущую к нему большую черную дворнягу, напоминающую дога. Оскаленный, похоже, бешеный щенок-переросток. Горик ощутил промелькнувший ужас. Щенок с утробным рычанием бросился на Горика, но бросился как-то странно – не стал кусать, а просто злобно навалился носом на его правую ногу. Горик действовал инстинктивно. Он резко размахнулся и пнул щенка так, что тот пискляво завыл, отлетел и сорвался с обрыва. Все произошло внезапно. Обрыв был многометровый, внизу камни. Горик подскочил к краю, ожидая увидеть далеко внизу подыхающего зверя, но зверю, оказывается, повезло – он упал на черный узкий пятак земли, который висел в воздухе на корнях дуба. Собака металась: от одного края к другому, отчаянно заглядывая вниз на камни. Положение пса было безнадежно, даже если земля не обрушится, животное сдохнет от голода. Горик ощутил веселое злорадство. Укусить меня хотела, сука…Было радостно на душе, впервые в жизни он так легко и жестоко расправился с обидчиком. Он чувствовал себя сильным, представлял, что на месте дворняги отец, захотелось медленно и мучительно добивать жертву… И чтобы она кричала… Горик наносил к краю обрыва камней и осколков кирпичей. Искал крупные. Пес метался на пятачке над смертью. Горик боялся одного: что собака умрет слишком быстро. Он поднял руку над обрывом и отпустил первый кирпич. Тот рухнул возле собаки и она, встрепенувшись, его обнюхала. Второй камень Горик швырнул – резко, со всей силы – и попал зверю в бок. Раздался глухой удар, собака взвыла, и забилась под корневище дуба. Горик отошел вправо и мишень вновь оказалась в поле зрения. Он бросал кирпичи с бешеным варварским азартом, они летели собаке в бок, в позвоночник, в голову, но она уже не двигалась с места, лишь выла и вздрагивала, прижимаясь к земле. Наконец камни закончились. Горик швырнул найденную здесь же бутылку, но промахнулся. Пятачок земли медленно осыпался под тяжестью животного и ударами камней, и нужно было найти что-то достаточно крупное,чтобы пес сорвался вниз. Горик огляделся и заметил валявшийся в грязи унитаз. С дикими усилиями Горик дотащил унитаз до края обрыва.Взглянул вниз. Возможно не зацепит,отметил с неудовольствием.Толкнул ногой. -Ну!- заорал Горик Очень хотелось, чтобы унитаз врезал псине по башке,но тот лишь зацепил зверю бок. Собака взвыла и тут же осыпалась под ней земля, и собака полетела вниз вместе с унитазом. У Горика аж дух перехватило, так интересно было, выживет пес или нет. Зверь шлепнулся на камни с тупым звуком. Рядом грохнулся унитаз. Вокруг были землянные комья. Некоторое время пес не двигался. Затем пошевелился, с трудом поднялся и похромал к помойке. -Куда?!! – свирепо заорал Горик сверху – А ну назад, сучара!!! Игрушка пыталась убежать, но игра еще не закончилась. Горик помчался вдоль обрыва. Внизу он был минут через пять. Пес уже немного отошел и пробирался вглубь помойки по кучам рыхлого вязкого мусора. Горик быстро догнал зверя. Тот двигался медленно, поджав лапу. У собаки кровоточил бок. - Что,блядь,съебаться хотел? – поинтересовался Горик – Не-е, от меня не съебешься! Горик со всего размаху пнул собаку по ребрам, словно футбольный мяч. Он вдруг понял, как это возбудительно – бить по мягкому, ломающемуся, живому, по такому, что испытывает боль… Горик наносил удары один за другим, бил по туловищу, по больной лапе, по черепу, по гениталиям …Потом он понял, что зверь уже никуда не убегает, но продолжал наносить удары, а когда находил рядом камни, то швырял ими в собаку - Я тебя, гнида, научу – говорил Горик, нанося новый удар – Я тебя заставлю меня уважать… Ты, блядь, еще пожалеешь, что родился… - он поднял железный прут и стал лупить им подыхающего зверя по позвоночнику – Ты, блядь, узнаешь… гандон ты рваный… Удары железа по биомассе были особенно гулкими и отчетливыми. Пес уже не пытался подняться, он скулил все тише, из пасти струилась почти черная кровь. Горик чувствовал себя триумфатором. Один за другим проплывали лица врагов – тех скинхэдов, с которыми он встретился в прошлом ноябре, школьных и дворовых гопников, отца, Кузи… Он уже почти поверил, что наконец-то смог, что наконец-то что-то сделал, не промолчал, не спрятался, не заплакал… Он почти поверил, но вдруг услышал собственные слова: «гандон ты рваный… ты, блядь,узнаешь …». Это были слова отца. Так он говорил, когда по пьяне месил Горика ногами. И промелькнула мысль, что, на самом деле, он не наносит мстящие удары по кукольному миру, а бьет такую же жертву, как и сам, действуя строго по инструкциям кукол. Может этого-то от него и ждали, к этому готовили и это – лишь этап подготовки. Ненависть пошла по людям как ток по проводам. Отец тоже был когда-то жертвой, и эти слова вместе с ударами ему тоже передали. Так актеры передают друг другу маску в театральной гримерке. Куклы передают друг другу маски, внезапно понял Горик. Пыльные оскаленные маски. …Пес валялся в луже крови, среди пищевых отходов, бумажек, проволоки и говна. Горик давно перестал бить. Мысль пролетела слишком быстро, остался лишь образ – голая пластмассовая кукла на обочине, затоптанная, с вывернутыми руками и выпавшим глазом. Горик отшвырнул прут. Пес хрипел, сдыхая. На черной шерсти сохла кровь. Горик смотрел на кроваво-желтые клыки, на окровавленный нос, на застывшие круглые глаза, а потом вдруг присел на корточки и погладил собаку по голове, чувствуя, как набегают слезы.
__________________________________________________________________ Горик полночи шлялся по мерзлым брагомским улицам пришел в школу только чтобы поспать. Идти домой было нельзя. Он проснулся, когда прозвенел звонок с урока, сходил в туалет, вернулся в класс и обнаружил неприятное оживление. В класс пришли Кича и Мамай. Они переговаривались о чем-то с Дудником и Несмешным. Горик поднял голову и встертился взглядом с Мамаем в другом конце класса. Мамай ему улыбнулся. Горик понял, что нужно сваливать, но ему очень хотелось спать. Он спал беспокойно, просыпаясь от звонков. На уроке химии его разбудили под общий хохот класса и вызвали к доске. Он ничего не знал, над ним поиздевались минут пять, поставили два и отпустили. Перед последним уроком в класс пришла Зарубницкая, классная руководительница. Горик уже не спал. Зарубницкая отличалась от остального человечества чудовищным внешним видом. Она носила пестрые одежды, которые, кроме как на ней нигде больше не встретишь, и обильно пользовалась косметикой от чего ее лицо теряло все человеческое. Еще у нее была огромная страшная прическа вроде тех, которые носят японские женщины. Когда-то Зарубницкая даже выиграла конкурс на самую оригинальную прическу в городе. Все это вместе делало ее похожей на чью-то психотропную галюцинацию. Все поднялись. - Садитесь – разрешила Зарубницкая – Так, кто у нас сегодня дежурит? Так, Хаширяна за последней партой вижу, а еще кто?(Горик понял, что он сегодня дежурит) Селиванова! Ты же в прошлый раз отпросилась? Катя вяло попыталась оправдаться. - Отпросилась! – радостно подтвердила классная – Сегодня дежуришь с Хаширяном. Чтоб все было чисто. И не забудьте дети, во вторник родительское собрание. Зарубницкая ободряюще улыбнулась классу, и от ее улыбки кто-то поседел. Она вышла из класса. Прозвенел звонок. Закончились уроки. Все стали расходиться. Горик переворачивал стулья и ставил их на парты. Катя вытирала доску. Краем глаза Горик следил за Дудником, и Несмешным. Они явно не торопились уходить. - Вы что тут ночевать собрались? – спросила Катя у Несмешного - Сейчас идем, Катюха – сказал тот, глядя почему-то на Горика Они забрали сумки и одежду, и медленно вразвалочку, вышли. Горик чувствовал себя нехорошо. Нужно было бежать немедленно. Они остались в классе вдвоем. Горик подошел к двери и закрылся на замок. - Ты чего? – удивленно спросила Катя - Ничего – отозвался Горик - Хочешь меня изнасиловать? - Да. Раздевайся и ложись на стол. Только класс подмети сначала - Я подмету, а ты полы помоешь Горик не возражал. Он вспоминал, видел ли он сегодня Кузю. Катя подметала первый ряд. Неожиданно кто-то толкнул дверь, а когда она не открылась, несильно постучал. Горик вздрогнул. По спине пошли мурашки, захотелось в туалет по-большому. - Не открывай – сказал Горик тихо, вытирая о свитер вспготевшие ладони - Ты совсем сдурел – сказала Катя насмешливо и открыла дверь В класс вошел Кича. Один. Срать хотелось все больше. Кича подмигнул Горику так будто они дружили с детства и обратился к Кате: - Екатерина, вы сегодня прекрасны как никогда! - Что тебе надо? – спросила Катя - Мадмуазель, у меня дело, не терпящее отлагательств – как обычно с девушками Кича вел себя манерно – Вы мне нужны. Срочно. Давайте покинем эти тесные стены. - Я сейчас приду –бросила Катя Горику - Нет-нет, Катюша, ты мне нужна всеръез и надолго. Столик в лучшем ресторане города забронирован, мой лимузин ждет нас у входа. Катя захихикала. Ей все это нравилось. - Тебе подмести надо – сказал Горик угрюмо - Подметет! – подхватил Кича – Обязательно подметет. Когда-нибудь. А сейчас, Катюха, бери манатки, и пошли отсюда. Ты мне нужна. - Зачем? - Ты узнаешь. А пока-секрет. - Это сюрприз? – спросила она с любопытством Горик понял, что Кича ее уговорил. Ей не хотелось подметать класс, Кича интересовал ее больше. - Ну хорошо… - она взяла свою куртку – Но если это какая-то фигня… Кича загадочно молчал, глядя не на Катю, а на Горика. Тот угрюмо молчал. Катя оделась, взяла сумку и положила на стол ключ от класса. - Не сердись – попросила она Горика - Ничего – подхватил Кича, мягко утаскивая Катю из класса – Ему кто-нибудь поможет. Кузя, например. Сейчас встретим и попросим. Вместе подметут. Они ушли. - Не забудь класс закрыть! – крикнула Катя уже за дверью Горик лихорадочно думал, что делать дальше. Шаги за дверью стихли. Не забудь класс закрыть, подумал Горик. Он подскочил к двери, и тут же что-то вспыхнуло перед глазами синими искрами, и страшный удар в голову отшвырнул Горика на метр. Уже на полу он понял, что его ударило распахнувшийся дверью. - Пиздец пришел, черножопый! – крикнули сверху Горик нащупал кровь на лице. Перед глазами прыгали искры. - Ка-а-ак охуенно получилось, надо же! - Под дверью стоял, прикинь! - Мамай, ты как знал! - Опустим чурку, пацаны! Горик вытер кровь, заливавшую глаза и увидел нависшие кружком знакомые лица. Тут были Мамай, Кузя, Дудник, Друг, Нестор, Несмешной – все кого он ожидал. Кузя возвышался над всеми. - Пизда тебе, хачик – сказал он Горику Дудник врезал Горику ногой в бок. Горик дернулся. Лицо заливала мокрая каша из слез, соплей и крови. - Подожди – сказал Друг Дуднику – Пусть пока попиздиться с Мамаем. - Честный бой – подхватил Нестор – Один на один - Сиська, у тебя последний шанс выйти отсюда живым – сказал Несмешной - Я хочу его уебать, – упрямился Дудник - Все хотят - Успеете – веско сказал Кузя – Тут я решаю, что с ним делать Все замолчали и посмотрели на Кузю. - Короче так – начал давать он указания – Поставте его на ноги. Мамай ебнешь его, но только раз и не морде, а то убъешь. Потом я слегонца постучу, потом каждый приложится Горика поставили на ноги. - Мамай, покажи разворот – попросил кто-то Горик понял, что не сможет сделать ничего. Он с трудом стоял на ногах. Мамай прыгал перед ним и кривлялся. - Ну давай, Сиська, убей Мамая! - Сиська покажет класс! - Давай, жирный! Горик поднял руку, чтобы вытереть лицо, заметил, как мелькнула фигура Мамая, и вдруг получил чудовищный удар в грудь. Его отбросило на метр и он приземлился на колени. Горик хватал ртом воздух, но что-то внутри не давало вдохнуть. Было страшно больно. Все гоготали и аплодировали Мамаю. Горик поднял голову, увидел, что над ним нависает уже Кузя, и тут же получил удар ногой по подбородку.Горик свернулся калачиком, закрыл голову руками и удары посыпались со всех сторон. - Дудка, закрой дверь! - Да закрыли давно! - Подождите! Поставьте его на ноги! Горика подняли как мясную тушу и придавили к доске. С двух сторон его держали за руки Нестор и Дудник. Кузя схватил Горика за подбородок, увидел на своей руке его кровь и брезгливо вытер ладонь о его свитер. - Ну и вонь – заметил Друг – Сиська, ты че, обосрался? - Короче так – сказал Кузя, глядя Горику в глаза – Сейчас ты, сука, попросишь прощения. За тот кирпич и за все. У меня, у пацанов. Станешь на колени, попросишь прощения и будешь каждому целовать кроссовки. Ты понял? Горик попытался сказать, но горло выдавало только какие-то булькающие звуки: - Кхх…блпххх…ммм.. - Ты понял, урод? - Дай, я его ебну – попросил Несмешной и ударил Горика в живот - Кровью харкается, сука! С левой стороны Дудник зарядил ему кулаком в челюсть, потом дважды ударил по голове еще кто-то. Лицо превращалось в рыхлое месиво и пульсировало. - Подождите, что он скажет. Сиська, ты что-то хочешь сказать? - От…бх…от…пусти…те…меня… - выдавил из себя Горик - Опустим – обнадежил Горика друг – Конечно, опустим Горик попытался закричать. Крик получился слабый и писклявый. Ему зажали рот и опять начали бить. Руки держали и он никак не мог защитится. - Еще раз заорешь, и тебе пизда, ты понял? Горик уже не видел говоривших из-за крови и опухолей под глазами. Пиздец, подумал он. - На колени, чурка! Кто-то врезал Горику по ноге, и он упал на колени. - Ну что, пацаны, опустим черножопого? - Бля, Сиська, сейчас тебя будуь ебать в жопу! - Я ебал туда лезть, он же обосрался! - Кузя, ты первый, это твое дело! - Ни хуя! Он же в говне весь! Иди ты! - А что ты стрелки переводишь, Кузьма! А как на зоне петухов опускают, думаешь, они там не в говне? - Надо за базар отвечать. Сам сказал, опустим, никто за язык не тянул. - А может, что-то другое ему сделаем? Может, замочим? - Ни хуя. Сесть можно. - Да кому он нужен, чтоб из-за него дело открывать. Он же бомж, чурка. Замочим и спрячем в подвале. - А давайте ему яйца отрежем! - Чем? Пальцем? У тебя нож есть? - Ни хуя, пацаны! Его надо выебать. Кузя, ты первый! - Я ебал туда лезть. - Придумал! Придумал, пацаны! Давате его в рот выебем, там не так воняет! - А что, точно! - Кузя, завафли хачика! Идея понравилась всем, кроме Горика. Кузя никак не решался, и его подстрекали все настойчивей. Горик надеялся, что они пересорятся. - А если он кусаться начнет? – спросил Кузя опастливо - Мы его тогда вообще убъем – ответил за всех Несмешной - Не ссы – сказал Друг – Мы ему уже все зубы повыбивали. Какое кусаться – он сказать ничего не может. - У меня не встанет – возразил Кузя – он же не баба - А картинки ты на хуй взял? – сказал Мамай – Отойди, вздрочни, мы его подержим. Горик пытался что-то увидеть из-под опухоли на глазу, но видел только чью-то ногу. Кто-то дважды ударил его по голове. - Помнишь, Сиська, как ты меня на хуй послал? – звенел разъяренный голос Дудника – Помнишь, сука толстая? А я тебя предупреждал! - Дудка, успокойся – сказал Мамай веско Дудник замолчал и перестал бить. Все оживились. Горика чуть приподняли, заломали руки и схватили сзади за волосы. - Давай, Кузьма, порви его! - Сейчас, ты Сиська, станешь женщиной! Из-за огромных синяков под глазами Горик смутно различал только верхний край дверного косяка, перед собой же не видел ничего. Что-то прикоснулось к его губам, пытаясь пробиться внутрь. Горик понял, что это и крепче сжал губы. - Давай, петушара, соси, бля! Хорошо соси, с языком! Его стали бить сверху по голове. Горик уже не чувствовал себя человеком – он был животное, которое пытают, кусок боли и ужаса. Он не мог говорить, только мычать, стонать, отхаркивать, и он умолял бы их прекратить, если б мог. Ему кричали: «Соси!» и били по голове, а он крепче сжимал зубы. После каждой новой вспышки боли он понимал, что надо что-то делать, пока он еще в сознании, пока его не забили до смерти. Он разлепил губы. Головка члена была небольшая и мягкая. Горику даже не было особенно противно, он чувствовал только соленый вкус воей крови. - Опа! Сосет, пацаны! - Давай, Сисечка! Хорошо поработаешь, и мы тебя отпустим! - Кузя, я думал у тебя больше! - Не пизди! Он не встал до конца! - Я следующий, пацаны! - Без базара, Дудка! Иди чисть зубы! Вероятно, у Горика хорошо получалось, потому что кусок мяса во рту начал твердеть. Горик улучил момент, выбрал место и резко намертво сжал челюсти. Кузя заорал. Кто ударил Горика сверху по затылку, он вывернулся, освободил одну руку и прикрываясь нею упал на землю, не разжимая зубов. Девяностокилограмовая, визжащая как свинья туша повалилась на него сверху. Горик тянул мясо на себя, пытаясь отгрызть кусок. Рот заполнился кровью. Горика неточно били ногами, наконец, кто-то начал просовывать ему в рот пальцы, чтобы разжать челюсти, кто-то еще тянул за волосы, кто-то полез к шее… Горик не отпускал. Кричали все, но громче всех Кузя. Он выл на разные лады как сирена сигнализации. - Да отодвинь ты его, блядь! - Кузя, не дергайся! - Ебни его по зубам! - Бля, пиздец! Ну пиздец! Горик чувствовал, что еще чуть-чуть, и он таки откусит. Кто-то настойчиво ломился в дверь, вероятно уже давно. Горик позволил разжать себе челюсти и сплюнул длинную струйку крови. Скулящий как щенок Кузя куда-то пропал вместе с остатками своего органа. Горик почувствовал себя счастливым. - Съебываться надо! – раздался перепуганный голос Дудника В дверь бешено колотили. - Открывайте немедленно! – кричал истеричный женский голос – Что там происходит! Наверное, первым побежал Дудник, Горик не видел. Щелкнул замок, послышался быстрый топот многих ног. - Вы куда! – кричал женский голос – Стоять! Стойте! Ах, ты еще драться! Назад! Несмешной, я тебя узнала! Горик поднял голову и смог кое-что рассмотреть. На пороге стояла биологичка Ириска. Все кроме Кузи уже убежали. - Кузин, что с тобой? Кузя плакал как ребенок. У него было красное, перекошенное от боли лицо. Родинка набухла и потемнела, как пулевое отверствие. - Кузин?! Руками он прикрывал пах. Когда Ириска подошла ближе, Кузя побежал к выходу. Ириска преградила путь как гандбольный вратарь, растопырив конечности. Кузя с воем оттолкнул ее и скрылся в дверном проеме. Ириска обернулась и увидела Горика. - Господи, кровь…Хаширян, что с тобой?… Вы подрались, да? С Кузиным? Горик не отвечал. Голова болела адски, но ходить он, похоже, мог. - Подожди – сказала Ириска растерянно – Сиди спокойно… Я сейчас… Сейчас кого-то позову…Надо в медпункт…Скорую вызвать… - она заметила, что доска и учительский стол забрызганы кровью, заметила кровавый след там где бежал Кузя – О Господи… -пробормотала она – Что здесь было?…Я сейчас… И она убежала. Горик поднялся, сплюнул новый ручеек крови и посидел немного на полу. Потом встал, доковылял до вешалки, взял куртку и накинул на голову капюшон. Надо идти, подумал он с маниакальным упорством. Очень болела нога, но терпеть было можно. Надо куда-то идти. На лестнице и в коридорах Горик никого не встретил. Он долго выглядывал через окно второго этажа – не поджидает ли его кто в конце школьного двора или на спортивных площадках. Не увидел никого. Может потому, что плохо видел. Охранника внизу тоже не оказалось. Все вокруг будто вымерло. На улице стремительно темнело – или это стремительно темнело у Горика перед глазами? Шел мелкий холодный дождик. Горик поковылял быстро, даже пытался бежать, опасаясь, как бы его не заметили откуда-то Мамай, Несмешной и другие. Наконец переулками он вышел на широкий абсолютно безлюдный тротуар. Он откинул капюшон, задрал голову, и холодная вода полетела на вспухшее окровавленное лицо. Мимо пронеслась иномарка. Как всегда нужно было куда-то идти и как всегда идти было некуда. __________________________________________________________________________
- Умрет еще – сказал отец тихо - Оклемается – ответила мать Горик не знал какой сейчас день. Он сутками отлеживался на раскладушке. Вставал только чтобы поесть и сходить в туалет. Каждое путешествие до туалета или кухни было тяжким трудом. На лбу выступал пот и часто его после этого тошнило. На месте лица Горик ощущал кусок мяса, постоянно ноющий тупой болью. В зеркало он не смотрел. Днем все разбегались по своим работам, а ночью пили водку, шумели, играла музыка и мощные глотки пьяных студентов орали под окнами: «Черножопые-козлы!!!». Иногда заходил отец, но не трогал его и ничего не говорил. По ночам он почти не спал. Сны видел редко и только очень страшные. Иногда бредил и видел как приходит пьяный отец, заставляет у себя отсосать и добивает окончательно. Часто кричал. Прошло время и стало легче. Горик посмотрел в зеркало и узнал себя прежнего. Он подошел к окну и увидел снег. Ночью пришел отец. Трезвый.И впервые за долгое время заговорил с ним. - Школу бросишь. Пойдешь работать. Сначала будешь тачки возить у Вахтанга, товар со склада, потом может торговать начнешь. Завтра выходишь. Горик ненавидел базар, не любил торговлю и знал, что торговать – это на всю жизнь. Утром он собрал вещи и ушел из дому. Он пошел к Веточкину и позвонил от него Юле. Вечером он был у нее в особняке. __________________________________________________________________________ Каждый кто играл какую-то роль в его жизни имел свой собственный цвет. Веточкин – зеленый как растение,бесполезная и неуместная флора, сорняк, имеющий свою дикую красоту. Мамай, Несмешной, Кузя, отец – все красные как яд, как угроза, как кровь, как тревога. Дядя Себастьян – лучезарно желтый, как солнце. Юля – черная, как чернила, как нефть, как дно страшного обрыва в которое хочется смотреть. В бреду он часто видел будто бежит сквозь кукурузу к обрыву. Знает что бежит к гибели, но не останавливается. После смерти дяди Себастьяна Юля стала для него всем. Он впервые любил девушку. Он часами мечтал как увидит ее, мечтал когда-нибудь прикоснуться, поцеловать… Вспоминал последнюю встречу возле памятника поэту древности… Она смотрела на него как смотрят на брата, любовника, как на родного человека… И Горику было очень стыдно и больно, что он маленький, толстый и грязный, что он бомж, что у него сальные волосы, потный свитер, чумазая морда, старая рваная одежда, нестиранное белье с пятнами выделений, стоячие носки, что у него такая же грязная, маленькая, некрасивая и вонючая жизнь, тоже нестиранная как трусы и тоже в вонючих пятнах, что он просит, а не дает, что он с рождения обречен просить что-то у кого-то потому что у самого ничего нет и не будет. Горик мечтал быть сильным. Чтобы Юля ним восхищалась. И чтобы отомстить обидчикам. Он слыхал когда-то, что обиды надо прощать, но так и не понял почему. Будь он сильным он бы ничего никому никогда не простил. Три дня в особняке он ждал ее, прислушивался не стукнет ли калитка, думал только о ней. Дни текли однообразно. Горик просыпался, днем или ночью, не имело значения, ел вареную картошку с какой-нибудь консервацией (другой еды в доме не было), слонялся по особняку, рылся в чужих вещах, в книгах, читал,мечтал, думал, спал, купался. Купание стало его любимым занятием. Он купался по четыре раза в день. Не потому что чувствовал себя грязным, а уже просто от скуки. Вторым любимым занятием был онанизм. Возможно, тоже от скуки. Он представлял себе Юлю. В особняке у него появилось чувство, что он сбежал из тюрьмы, вырвался на свободу. Странно получалось: открытое пространство Брагома было для Горика тюрьмой, а четыре стены особняка, за которые он на протяжении трех дней ни разу не вышел- были свободой. Горик думал об этом и понял, что свобода – это даже не столько возможность откуда-то выйти, сколько возможность куда-то войти. И стены, делающие человека заключенным -–это закрывающиеся перед его носом двери. Весь Брагом для него состоял из таких вот захлопнутых дверей. В особняке он понял как было бы хорошо если б куклы ему не мешали. Просто жить одному в своей норе, без их идиотских школ и работ, без кузь и отцов, читать книги, делать что хочешь, жить без кукольных законов, пусть даже всю жизнь придется есть картошку с помидорами. А в идеале – жить с Юлей. Она появилась на четвертый день. Горик стирал какие-то свои вещи, когда услышал стук калитки на улице. Он быстро накинул висящее на вешалке чужое пальто и обутый в тапочки выбежал наружу.
|
