Психология масс при феодализме

Собственно говоря, психология масс при феодализме в своей основе мало отличается от рабской психологии. Привычка, традиция, факт добровольного подчинения офор­мляются в сознании в идею «служения». Пеоны служат сеньору, крепостные кресть­яне — землевладельцу, вассалы — сюзерену, дворяне — государю. Старая французская формула гласила: «Духовенство служит королю молитвами, дворянство — шпагой, третье сословие — имуществом, крестьяне — своим физическим трудом». Феодаль­ное общество заинтересовано в повиновении масс. Именно в это время в истории че­ловечества достигают высокого уровня развития наиболее эффективные механизмы контрконтрсуггестии — церковь и армия. Однако при феодализме уже происходит расширение того социально-психологического «класса», который осознает смысл соб­ственности и индивидуальной свободы. Так постепенно на основе психологических признаков формируются элиты общества.

Для элит главным является демассовизация сознания и психики. Это творцы, ин-новаторы, а не ритуалисты. Они развивают и выделяют умственную деятельность в качестве особого вида труда. Для масс же главным продолжало оставаться прежнее — подчинение, теперь в форме служения, освященного религией и вынуждаемого во­оруженной силой, армией и полицией. По мере развития феодализма эти механизмы

Глава 1.5. Психология масс в прошлом и будущем 101

массовизации психики совершенствовались, приобретали статус соответствующих институтов, обогащались новыми методами. Обратим особое внимание на борьбу со «свободомыслием» — на кострах инквизиции сжигались и люди, и книги. Шла жест­кая борьба с самими возможностями индивидуализации массового сознания. И дол­гое время она шла достаточно успешно. Постепенно, однако, дело стало приходить к естественному результату. Слишком жесткая борьба с индивидуализацией не только не сохраняет психологию масс в первозданном виде, а напротив, реактивно вызывает ее ускоренное расслоение. Слишком сильная суггестия или, в данную эпоху, уже контрконтрсуггестия вызывают сопротивление. Начинается новый виток индивиду­ализации, которая, впрочем, также быстро становится массовой, и порождает новые суггестивные механизмы своего сохранения. Собственно, именно на этом психологи­чески и основан прогресс в развитии человечества.

Как известно, Ф. Энгельс различал «три формы рабства»: античное рабство, сред­невековое крепостничество и капиталистический наемный труд. В. И. Ленин подраз­делял три типа рабской психологии: раб, не осознающий своего рабского положения, есть просто раб; раб, довольный своим рабством, — лакей, и раб, бунтующий против своего рабского положения, — уже революционер. Однако и три типа рабства по Ф. Энгельсу, и три психологических типа раба по В. И. Ленину — это, в конечном счете, этапы преодоления массовой психологии рабства в социально-психологической истории человечества. В целом, понятны движущие силы такого прогрессировавше­го преодоления, в том числе и в период феодализма: «рост производительности труда был в истории вместе с тем и ростом стимулов к производительности труда, следова­тельно, связан с изменением положения трудящихся в обществе. Средневековый кре­постной или поземельно-зависимый крестьянин по своему социально-правовому по­ложению свободнее античного раба, а наемный рабочий в капиталистическую эпоху по социально-правовому положению свободнее средневекового крестьянина» (Порш-нев, 1979). Этой общей логике и подчинялось развитие феодализма.

Хотя внешне, разумеется, было еще очень трудно отличить прежнего раба или, еще хуже, первобытного человека от поземельно-зависимого феодального крестьяни­на. Известный французский писатель XVII века Жан де Лабрюйер так писал о фран­цузских крестьянах своего времени: «Порою на полях мы видим каких-то диких жи­вотных мужского и женского пола: грязные, землисто-бледные, иссушенных солнцем, они склоняются над землей, копая и перекапывая ее с несокрушимым упорством; они наделены, однако, членораздельной речью и, выпрямляясь, являют нашим глазам че­ловеческий облик; это и в самом деле люди. На ночь они прячутся в логова, где утоля­ют голод ржаным хлебом, водой и кореньями. Они избавляют других людей от необ­ходимости пахать, сеять и снимать урожай и заслуживают этим право не остаться без хлеба, который посеяли» (Лабрюйер, 1964). Тем не менее на их рабском или полураб­ском труде держалось все преуспевание феодальной эпохи.

Конец феодализма характеризуется серьезным ослаблением влияния прежних элит на массы, истощением этих элит и появлением новой массовой психологии. Во­семнадцатый век считается переломным в истории нашего времени вообще и феода­лизма в частности. Феодальные абсолютные монархии достигли предела своего раз­вития — соответственно, предела в угнетении масс. Все столетие, а особенно вторая его половина, отмечено крестьянскими восстаниями, плебейскими мятежами, нацио-

102 Часть 1. Массы

нально-освободительными войнами. Резко меняется характер производства: оно на­чинает приобретать более эффективный характер, связанный с внедрением машин.

«Главной силой, расшатывавшей и ослаблявшей феодально-абсолютистский строй, были народные массы. Уже в XVII и XVIII столетьях Францию потрясали мощные народные восстания. То здесь, то там вспыхивали огни крестьянских восста­ний, порою распространявшихся на добрую треть королевства. Крестьянская война 1636-1637 гг., восстание " босоногих" в Нормандии в 1639 г., крестьянское восстание в Бретани в 1675 г., восстание " камизаров" в южных провинциях Франции в 1702-1705 гг., так называемая " мучная война" в 1775 г. — вот перечень только некоторых из известных крупных крестьянских восстаний. Нередко крестьянские восстания объе­динялись с вооруженными выступлениями городской бедноты, и тогда правительству приходилось напрягать до крайности силы, чтобы подавить это движение народа» (Манфред, 1983). В основах такого движения лежали вполне определенные социаль­но-психологические причины.

Один из лучших историков этого времени писал: «Новые идеи и взгляды, обла­давшие огромной силой революционизирующего воздействия, все шире и глубже про­никали в сознание масс. Средневековая схоластика, обветшалые представления о бо­жественной природе власти, устаревшие правовые нормы. Догматы церкви, мораль, нравы феодального общества — все было подвергнуто осмеянию, дискредитировано, разоблачено» (Манфред, 1983). Действие прежних контрконтрсуггестивных механиз­мов ослабевало, верх брала контрсуггестия. Массы раскрепощались. Прежде всего это были буржуазные массы — их ранее зависимое сознание освобождали собственная предприимчивость, деньги и все та же собственность. Однако к буржуазным массам активно присоединялось и крестьянство, массовизация которого разрушалась за счет влияния просвещения и первых появившихся форм идеологической борьбы. «Еще за много десятилетий до того, как накапливавшиеся... противоречия прорвались в рево­люционном взрыве, в мире идей и мнений началась открытая борьба. Писатели, фи­лософы, историки, публицисты, представлявшие восходящую революционную бур­жуазию или народные массы, повели смелую атаку на идеологические позиции фео­дально-абсолютистского режима...» (Манфред, 1983).

Однако здесь мы сталкиваемся с очередным социально-психологическим пара­доксом. Значительные усилия, направленные, казалось бы, на развитие индивидуаль­ного сознания, парадоксальным образом лишь создавали новую массу — борцов про­тив феодализма, сторонников капитализма и буржуазной революции. Сами массовые действия даже индивидуально мыслящих людей сплачивают их в новую массу, ограничивая вроде бы индивидуализированное сознание. «В истории революций всплывают наружу десятилетиями и веками зреющие противоречия. Жизнь становит­ся необыкновенно богата. На политическую сцену активным борцом выступает мас­са, всегда стоящая в тени и часто поэтому игнорируемая или даже презираемая по­верхностными наблюдателями. Эта масса учится на практике, у всех перед глазами делая пробные шаги. Ощупывая путь, намечая задачи, проверяя себя и теории всех своих идеологов. Эта масса делает героические усилия подняться на высоту навязан­ных ей историей гигантских мировых задач, и как бы велики ни были отдельные по­ражения, как бы ни ошеломляли нас потоки крови и тысячи жертв, — ничто и никогда не сравнится, по своему значению, с этим непосредственным воспитанием масс...

Глава 1.5. Психология масс в прошлом и будущем 103

в ходе самой революционной борьбы» (Ленин, 1967-1984). Итоги воспитания — по­явление новых суггестивных механизмов и новых масс. Этим путем прошли многие революции. Первой — Великая французская, завершившая эпоху феодализма побе­дой капитализма, быстро сформировавшего новую массу наемных работников.