I Задания
• 1. Прочитайте текст «Союз волшебных звуков» и приведите доказательства О 2. Имеются ли в данной статье фрагменты, представляющие социально ориентированную речь? • 3. Можно ли рассматривать приведенный текст как развернутый монолог? • 4. Укажите в приведенной статье фрагменты, представляющие три основных функционалъно-смысловыхтипа речи: описание, повествование и рассуждение. • 5. Найдите контактоустанавливающие средства в авторском тексте или в цитатах из произведений Пушкина. • 6. Подготовьте любой отрывок из статьи для устного выступления: а) трансформируйте синтаксический строй, делая его более простым; б) упростите при необходимости лексику; в) введите контактоустанавливающие средства, в том числе элементы диалогизации; г) обозначьте компоненты содержания метатекстовыми конструкциями. • 7. Назовитеизобразительно-выразителъные средства, использованные автором. • 8. Найдите в тексте тезисы и аргументы. Всегда ли аргументация корректна? U 9. Указываются ли в статье предметы спора? Определите позиции сторон. Дайте оценку психологическим доводам. D 10. Если бы вам пришлось брать интервью у автора статьи, какие вопросы вы задали бы ему, в частности, в связи с юбилеем поэта? D 11. Прочитайте выразительно любой отрывок из статьи или из цитируемых стихотворных произведений Пушкина. • 12. Какие фразеологизмы, в том числе крылатизмы, используются автором? • 13. Составьте к статье аннотацию, реферат и резюме. Ю.Д. Анипкип СОЮЗ ВОЛШЕБНЫХ ЗВУКОВ, ЧУВСТВ И ДУМ (народность А.С. Пушкина) Юбилеи приходят и уходят, а Пушкин остается. Перифраз В небольшой статье «Несколько слов о Пушкине» (1832) Н.В. Гоголь дал ряд глубоких определений таланта и мастерства поэта всея Руси, высказал ряд оценок Пушкина, ставших хрестоматийными. Так, о лирике Пушкина Гоголь писал: 1. В и д ы речи и логика «Тут все: и наслаждение, и простота, и мгновенная высокость мысли, вдруг объемлющая священным холодом вдохновения читателя... Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия...» (1; т. 6, с. 38). Хрестоматийным стало известное начало этой статьи: «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте....В нем, как будто в лексиконе, заключалось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» (1; т. 6, с. 33). Суждения и оценки Н.В. Гоголя были с одобрением развиты в цикле статей В.Г. Белинского «Сочинения Александра Пушкина», где, в частности в 5-й статье, анализируется художественное совершенство («поэтический артистизм стиха») и духовность поэтического творчества Пушкина, приводятся обширные выписки из вышеупомянутой статьи Гоголя, приводится немало рассуждений о народности и национальности творчества Шекспира, Шиллера, Гете, Байрона, а также Державина, Батюшкова, Жуковского, Пушкина. «Поэзия Пушкина, - писал Белинский, - удивительно верна русской действительности, изображает ли она русскую природу или русские характеры: на этом основании общий голос нарек его русским национальным, народным поэтом...» (2; т. 2, с. 343). Говоря далее о различии понятий «народный» и «национальный», критик как бы несколько тушуется перед абсолютизацией этих понятий и приводит такой пассаж: «...Пушкин более национально-русский поэт, нежели кто-либо из его предшественников; но дело в том, что нельзя определить, в чем же состоит эта национальность» (2; т. 2, с. 346). И Белинский, не исключая значимости вышеупомянутых начал, провозглашает как бы общечеловеческую значимость, народность творчества Пушкина, Гете, Байрона и других великих поэтов - через высокую художественность и духовность творчества. Некоторая очевидная синонимия понятий национальный и народный всегда была неполной, в дальнейшем семантика их все более разделялась, не утрачивая и своей диалектической общности. В современном представлении о народности слиты понятия глубины и правдивости содержания и художественного совершенства произведений (см.: И.Ф. Волков. Теория литературы. М., 1995), «Краткая литературная энциклопедия» отмечает важность наследования писателем традиций фольклора и лучших достижений литературного творчества разных лет, а также «меру глубины и адекватности отражения в художественном произведении облика и миросозерцания народа» (4; т. 5, с. 115).Это то, что Пушкин называл выражением «образа мыслей и чувствований», выражением духовно-психологического склада нации (здесь мы хотели бы избежать ныне модного иноязычного слова менталитет. - Ю.А.). • Приложение Пушкин находил «великую народность» у Шекспира, Лопе де Вега, Каль-дерона, Ариосто, Расина, а также у Ломоносова, Державина, Крылова. В известной заметке «О народности в литературе» он писал еще в 1826 году «Народность в писателе есть достоинство, которое вполне может быть оценено одними соотечественниками - для других оно или не существует, или даже может показаться пороком... Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию - которая более или менее отражается в зеркале поэзии. - Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, и поверий, и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу» (3; т. 5, с. 271). Пушкин не закончил эту работу, это скорее лишь набросок, эскиз, в котором понятие народности сводится к национальной самобытности. В дальнейшем его представление о народности эволюционировало, приближаясь к пониманию о ней как о высшей духовности, что нашло практическое воплощение и в его творчестве. Во времена Пушкина понятие народности только складывалось, и его соотнесение с национальной самобытностью имело свой исторический смысл, о котором писал, например, П. Вяземский: «Слишком долго поэзия русская чуждалась своих природных источников и почерпала в посторонних родниках жизнь заемную, в коей оказывалось одно искусство, но не отзывалось чувству биение чего-то родного и близкого» (5; т. 2, ст. 123). Размышляя об основах самобытности творчества, Пушкин выделял три важнейших для литератора источника ее: русский народный язык, российская история и фольклор: «Есть у нас свой язык: смелее! - обычаи, история, песни, сказки и прочее». В ответ на замечание А. Бестужева о том, что развитие русской словесности замедляло и всеобщее увлечение французским языком, А. Пушкин писал: «Как материал словесности язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими... простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного, но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам для сообщения своих мыслей» (5; т. 2, ст. 123). Отмечая определенный уровень зрелости современной ему русской литературы, Пушкин писал об эволюции языка, совместной с эволюцией духовной культуры общества: «В зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и к странному просторечию, сначала презренному» (3; т. 6, с. 293). Здесь же Пушкин предупреждает об опасности заменять просторечие про-стомыслием. Он всегда высоко ценил одухотворенность мысли, игру воображения, но также и способность к аналитическому мышлению, так сказать - алгебру ума: «Ученый без дарования подобен тому бедному мулле, который изрезал и съел Коран, думая исполниться духа Магометова» (3; т. 6, с. 19). Реалистическую точность и глубину мысли Пушкин считал выше игры воображения, выше художественно-беллетристических страстей. Так он писал: «Вдохновение - есть расположение души к живому принятию впечатлений, следственно - к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных». Как бы развивая эту мысль, Пушкин писал в своем отзыве 1. Виды речи и логика 175 о поэзии Е. Баратынского: «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален - ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем, как чувствует сильно и глубоко» (3; т. 6, с. 279). Академик В.В. Виноградов в книге «Язык Пушкина» (М.; Л., 1935) писал о заинтересованном и тщательно продуманном отношении, о прочувствованном подходе Пушкина к отбору и привлечению разговорных народных богатств языка в художественных произведениях. Приводя интересные сопоставления просторечных выражений в произведениях Пушкина, а также - П. Вяземского, Д. Давыдова, В.Л. Пушкина, И. Дмитриева, ЮА Нелединского-Мелецкого, Е. Баратынского и других современников Пушкина, - В.В. Виноградов считает «демократизацию стихового языка Пушкина» явлением исторически полным и закономерным, тогда как у других, кроме И.А. Крылова, она носила в целом частный характер. В ряде приводимых В. Виноградовым примеров, а также и во всем процессе стилевого обновления Пушкиным языка, просторечные словоупотребления отличаются большим внутренним тактом, органически включаются в текст и контекст и не нарушают общую специфику стиля. Его словоупотребление вбирает в себя лучшие достижения различных речевых слоев: «Так из безбрежной стихии устно-бытовых национальных стилей Пушкин отбирал то, что, по его мнению, могло приблизить литературу к коренным основам национального языка и могло претендовать на общенациональное значение» (б; с. 453). А. Пушкин в свое время становился и стал средоточием национальных для России общенародных духовных исканий своего времени. Как позже Достоевский и Л. Толстой. Выражение высокой духовности, как русской, так и общечеловеческой, соединялось с высокой гражданской и личностной нравственностью его творчества. При всей универсальности своих мировосприятия и мироотражения А. Пушкин был поэтом современности - русской жизни первой трети XIX века, поэтом русской и мировой истории и культуры, и остался высокодуховным русским народным поэтом для всех времен. Когда в 1837 году погиб на дуэли Пушкин, на творчество его долгое время смотрели как на прерванное, «а не как на оконченное вполне» (Белинский), и лишь с течением времени установился научный взгляд на него как на завершенное целостное единство, а еще позже Пушкин стал как бы символом русской национальной литературы и культуры, но при этом, преодолевая монументальность и «хрестоматийный глянец», он оставался и остается непосредственным, современным и живым, и новые поколения читателей открывают в его творчестве все новые черты согласья «волшебных звуков, чувств и дум». Эпоха Пушкина была конфликтной, как и личная судьба поэта. Уделив этой конфликтности, а иногда и суетности, должное внимание, Пушкин находит объединяющую силу искусства, некий «божественный глагол», поднимающий его творчество до высот духовной зрелости. Впрочем, этот прорыв к «небесному» не оторвал Пушкина и от земных страстей, проблем, противоречий, дел. 1 76 П р и л о ж е н и е Примером подлинной народности может служить поэма Пушкина «Медный всадник», внутренняя одухотворенность которой идеей державного становления России придает ей художественную силу и «возвышенную простоту». Реальные черты Петербурга овеяны здесь высокой, почти сказочной поэтичностью, поэтикой «белых ночей»: Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит, Твоих оград узор чугунный, Твоих задумчивых ночей Прозрачный сумрак, блеск безлунный, Когда я в комнате моей Пишу, читаю без лампады, И ясны спящие громады Пустынных улиц, и светла Адмиралтейская игла, И не пуская тьму ночную На золотые небеса, - Одна заря сменить другую Спешит, дав ночи полчаса. (7; т. 2, с. 173-174) Говоря о «возвышенной простоте» стиля, Пушкин замечал: «Надо писать, как в сказке, но не сказку. А не дается!» Иногда и не давалось, а иногда и не разрешалось. Так в своей «Истории Пугачева» Пушкин стремится быть объективно-историчным, но его взгляды не совпадали с официальными оценками, и особенно - Николая I и знати. При внимательном прочтении в характеристике Пугачева просматриваются как бы два стилистических пласта. За официальной позицией, отраженной в предложенном царем названии «История пугачевского бунта», проступает иная, собственно пушкинская позиция, с которой вырисовываются бездарность, трусость и жестокость военно-чиновничьего аппарата Екатерины II, который действовал «слабо, медленно, ошибочно», а также и сдержанная, скрытая по внешней объективности симпатия к Пугачеву, которая проступает или прорывается в ряде фраз, например: «Суворов с любопытством расспрашивал славного мятежника о его военных действиях и намерениях», «несмотря на разбитие Пугачева, многие узнали уже, сколь был опасен сей предприимчивый и деятельный мятежник». Почетная, но как бы принудительная работа под надзором царя тяготила Пушкина, тем более, что его собственное критическое отношение к просвещенному аристократическому обществу России, особенно к придворному, значительно усилилось в 30-е годы. Но и раньше это отношение Пушкина к знати было далеко не лицеприятным, о чем свидетельствует хотя бы конец 6 главы «Евгения Онегина», не печатавшийся в основном тексте ряда изданий романа. Лирический герой просит «младое вдохновенье»: ...Не дай остыть душе поэта, Ожесточиться, очерстветь И наконец окаменеть В мертвящем упоенье света, 1. Виды речи и логика 177 Среди бездушных гордецов, Среди блистательных глупцов, Среди лукавых, малодушных, Шальных, балованных детей, Злодеев и смешных и скучных, Тупых, навязчивых судей, Среди кокеток богомольных, Среди холопьев добровольных, Среди вседневных модных сцен, Учтивых ласковых измен, Среди холодных приговоров Жестокосердной суеты, Среди досадной пустоты Расчетов, дум и разговоров, В сем омуте, где с вами я Купаюсь, милые друзья. (7; т. 2, с. 339-340) Народность Пушкина в романе «Евгений Онегин» - предмет особого разговора, в котором, впрочем, трудно превзойти В. Белинского с его исчерпывающим анализом социально-энциклопедических, эстетических и других достоинств и особенностей романа (статьи 8-я и 9-я). Он писал: «Онегин» есть самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии...Здесь вся жизнь, вся жизнь, вся душа, вся любовь его, здесь его чувства, понятия, идеалы» (2; т. 2, с. 434). В поздней лирике Пушкина особенно заметна эволюция: от обострения социально-нравственной конфликтности поэта со светским обществом - к высшей философской духовности и даже божественности. При этом в ряде случаев слово народ, а особенно - и толпа, относятся, конечно, не к народу в полном смысле и объеме понятия, а к придворной знати, аристократии, а также и толпе литературных писак, витий, усердно критиковавших и травивших Пушкина в печати. В этом смысле употреблены эти понятия в сонете «Поэту»: Поэт! не дорожи любовию народной. Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной: Но ты останься тверд, спокоен и угрюм. ...Ты сам свой высший суд; Всех строже оценить умеешь ты свой труд... Доволен? Так пускай толпа его бранит И плюет наалтарь, где твой огонь горит... (7; т. 1, с. 474) Исследователи не раз отмечали и анализировали конфликт Пушкина с просвещенной современностью, в результате чего можно говорить даже об одиночестве поэта в современном ему обществе, а не печатавшиеся многочисленные заметки Пушкина из его архива показывают довольно болезненное отношение поэта к ряду критических выступлений и к заметному охлаждению к нему «толпы»: ...толпа глухая, Крылатой новизны любовница слепая, Надменных баловней меняет каждый день, 1/8 Приложение И катятся, стуча с ступени на ступень Кумиры их, вчера увенчанные ею. (7; т. 1, с. 528) Неоднократно возникают в лирике Пушкина мотивы ухода, бегства, прощания и разрыва со светской толпой, обращения к «небесному», к высшей философской духовности. Сложная эпоха 30-х годов (не пушкинская, а скорее лермонтовская) неоднократно описана и исследована крупнейшими учеными, хотя, может быть, и односторонне - в духе ее реакционности и как бы единичности и исключительности Пушкина: «...и только вольная песнь Пушкина раздавалась в долинах рабства и безмолвия» (А Герцен). Но факт в том, что светское общество и его подпевалы-витии действительно преследовали Пушкина с нарастающей настойчивостью: Вновь сердцу моему наносит хладный свет Неотразимые обиды. Я слышу вкруг меня жужжанье клеветы, Решенья глупости лукавой, И шепот зависти, и легкой суеты Укор веселый и кровавый (9; т. 3, с. 459) Выделенный нами оксюморон как нельзя лучше передает не только результат этого гонения, но и предчувствие трагического конца. И тут отчетливо определяется несколько неожиданный, но все же выход лирического героя Пушкина из социальных конфликтов, дрязг, проблем к некоей всеобщей универсальности мировосприятия, к некоторой даже божественности: Я возмужал среди печальных бурь, И дней моих поток так долго мутный, Теперь утих дремотою минутной И отразил небесную лазурь. (7; т. 1, с. 529) В стихотворении «Отцы пустынники и девы непорочны» (1836) поэт готов молиться об очищении души: Владыко дней моих, дух праздности унылой, Любоначалия - змеи сокрытой сей, И празднословия - не дай душе моей... (7; т. 1, с. 585) Как бы развивая мысль об очищении души от суетности мира сего, Пушкин в стихотворении «Поэт и толпа» говорит о высшем назначении поэта и поэзии: Не для житейского волненья, Не для корысти, не для битв, Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв. (7; т. 1, с. 436) Подробно анализируя духовную эволюцию Пушкина в период «Зрелости», а затем и «Мудрости» (названия глав), проф. Н. Скатов считает, что Пушкин не столько находил и открывал некую даже библейскую высшую мудрость жизни, а как бы возвращался от жизненных сует к самому себе: «Так совершалось возвращение человека к самому себе, так мудрость Пушкина получала свое высшее выражение и завершение» (8; с. 62). То есть в этой 1. Виды речи и логика 179 эволюции было как бы возвращение к пушкинскому «Пророку», в котором, по мнению Василия Шукшина, содержались «самые великие слова в русской поэзии», какими он считал известное, хрестоматийное, восходящее, правда, не к Библии, а к Корану: И Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей» {7; т. 1, с. 385) Не станем спорить, было ли это «возвращением» или открытием высокой духовности на новом уровне зрелости, на котором «Служенье муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво...» Обратимся к пушкинскому «Памятнику», последняя строфа которого нередко опускалась, еще недавно частенько не печаталась, особенно в учебной литературе: Веленью Божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца; Хвалу и клевету ир^мли равнодушно И не оспаривай глупца. (7; т. 1, с. 586) Отметив в предшествующих строфах «Памятника» и свои социальные заслуги («в мой жестокий век восславил я свободу»), Пушкин видит главную из них в выражении высшей духовности, а значит, и народности своего творчества. Переход от «социальности» к высшей духовности, да и то не полный, абсолютный, а представлявший собой как бы верхушку айсберга над водой, имел для Пушкина свои биографические и исторические причины, можно употребить здесь и модное ныне слово - харизматические; в конце концов, Пушкин был гениальным сыном своего века и сыном всего человечества. Творческая личность Пушкина перерастала социально-нравственные и духовные возможности своей эпохи. Говоря об особой нравственной силе Пушкина, в ответ на слова А. Блока «Пушкин так легко и весело умел нести свое творческое бремя» критик С. Рассадин писал, что знаменитая легкость Пушкина и близких ему поэтов - «понятие отнюдь не только эстетическое. Эта легкость - естественность, с которой они ощущали «чувство личного достоинства». Быть легким в этом понимании - это вопреки тяжелейшим обстоятельствам, как будто даже не замечая их, вольно и гордо нести голову, не выказывая того, как трудна эта независимость, и этим особенно оскорбляя тех, кто на независимость посягает...» (10; с. 136). Намереваясь привести здесь в заключение еще ряд классических высказываний выдающихся критиков и писателей, которые бы подтверждали нашу концепцию движения Пушкина к высшей духовности, ограничимся кратким выводом Б. Томашевского о том, что Пушкин был и наиболее русским, и. наиболее европейским писателем, понятным практически всем народам мира. «Не замыкаясь ни в классовых, ни в национальных рамках, он нашел пути к выражению культуры своего народа в том общечеловеческом, что и помогло ему и его наследникам поднять русскую литературу до уровня литературы мирового значения» (5; кн. 2, с. 153). 12* Приложение ЛИТЕРАТУРА 1. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В б т. М, 1959. 2. Белинский В.Г. Эстетика и литературная критика: В 2 т. М., 1959. 3. Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В б т. М.; Л., 1937. 4. Кр. лит. энц.: В 9 т. М., 1962-1978. 5. ТомашевскийБ.В. Пуш кин: материалы к монографии. Кн. 2(1824-1937).Л., 1967. 0. Виноградов В.В. Язык Пушкина. М.; Л., 1935.
7. Пушкин А.С. Соч.: В 3 т. М., 1985. 8. Скатов Н.Н. Пушкин. «Роман-газета», 1994. № 8. 9. Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 10 т. М., 1956-1958. 10. Рассадин СБ. Драматург Пушкин: Поэтика, идеи. Эволюция. М., 1977. 12. Макогопшко Г.П. Творчество АС. Пушкина в 30-е годы.: В 2 ч. Л., 1974, 1982.
|
