Вопрос 15. Нравы родового строя.

Мы фактически ничего не знаем о жизни первобытных существ ледникового периода и конца третичного периода, кроме того, что они жили небольшими сообществами и с трудом добывали из озер и лесов скудные средства пропитания, изготавливая для этого костяные и каменные орудия. В этот период первобытный человек отождествлял свое «я» с общественным «мы» и подчинялся вырабатываемым первым основам нравственности^[2]. Он должен был постепенно подчинять свою биологическую природу надбиологическим механизмам регуляции. В ходе совместной жизнедеятельности биологические закономерности уходили на второй план и возникали социальные закономерности^[3].

Ю. И. Семенов при этом ссылается на обычай, существующий у многих первобытных народов, проводить аргуистические празднества. В Греции это вакханалии (свобода полового общения). В Риме – сатурналии (период, на который снимаются все запреты. Раб может ударить хозяина, и ему ничего не будет, тогда как в обычное время его за это казнили бы). Автор объясняет этот обычай следующим образом: все народы проходят собирательство, охоту, скотоводство, земледелие. Когда начинается период охотничьей стадии, от членов сообщества требуется максимальная взаимопомощь и понимание. Для успешной охоты необходимо ограничить те факторы (биологические), которые могут ей помешать. А это прежде всего половой и пищевой инстинкты. Это высвобождает энергию для подготовки и проведения охоты. Таким образом вводятся первые табу. После удачной охоты требуется компенсация за воздержание. И такой компенсацией является праздник, где снимаются всякие ограничения. Таким образом, когда табу выполняется, можно сказать, что социальное требование, собственно моральное требование, берет верх над биологическим. Индивидуальный инстинкт подавляется благодаря господству социального требования, защищающего интерес целого.

Требования первобытной морали имеют всеобщий обязательный характер и одинаковы для всех членов общности. Как положительная, так и отрицательная реакция сообщества, будучи закреплена в обычае, правиле, предписании, заповеди, всегда представляет его интерес. Этот принцип выражается в установке: «то, что полезно роду – нравственно, то, что вредит роду – безнравственно»^[4]. Вся жизнь первобытного общества подчинена интересам целого, и все обряды и обычаи связаны с отстаиванием его интересов. Так, например, отношение к труду подчинено принципу равного участия всех членов группы в трудовой деятельности. Первобытное общество не знакомо с понятием тунеядства. Первобытный человек просто не мог бы додуматься до такого. В его сознании не существовало альтернативы общественно-полезному труду, ибо труд и только совместный труд позволял выжить. Интересы сообщества как целого проявляются также в воспитании детей и даже в акте отношения к новорожденным. Известен обычай некоторых племен, когда при рождении двойни мать одного душит, а с другим возвращается, так как ей не прокормить двоих, и целесообразность диктует вырастить хотя бы одного. Когда мальчики 11–12 лет впервые на охоте добудут антилопу и возвращаются с добычей, то во время общей трапезы они не получают ни кусочка мяса. В их сознании закрепляется идея, что интересы группы на первом месте.

Таким образом, первобытное сообщество выступало как «естественная» нравственная сила. Нравственные отношения приобретали смысл как осознание кровного родства, единства всех членов племени. Это первобытный коллективизм. Круг моральных слов был еще весьма узок, но уже четко представлялось содержание понятий добра и зла (хорошего и плохого), равенства, дружбы, своего и чужого. Оформились такие нравственные понятия, как чувство собственного достоинства, долга, совести, повиновения родителям и др.

Нравственные понятия и традиции передавались непосредственно в совместном действии. Об этом свидетельствует такой обычай родового строя, как инициации – обряд посвящения молодых во взрослых, полноправных членов племени. При подготовке к посвящению молодежь овладевала практическими навыками охоты, рыболовства, правильного распределения добычи, отношения к старикам и т.п. Инициации заканчивались испытаниями, в которых молодые люди должны были проявить выносливость, мужество, физическую силу, изобретательность воина и охотника, знание обычаев племени, продемонстрировать терпение и т.п. При посвящении, если молодой человек выдерживал испытание, он получал новое имя. Его посвящали в «тайну» племени. Это означало, что он заново родился как по-настоящему полноправный член группы.

Особенностью нравов родоплеменного строя является утверждение равенства внутри общины. Конфликты не свойственны данному периоду развития морали. Она является локальной, а этические нормы распространяются только на свое племя. Каннибализм не осуждался, так как относился к чужим, хотя известны случаи каннибализма в критических ситуациях и по отношению к своим. Ч. Дарвин, посетивший племена огнеземельцев, с ужасом узнал, что во время зимних голодовок убивали и съедали старух, причем вначале старух, а затем – охотничьих собак. На вопрос, почему они так поступают, огнеземельцы отвечали: «Собаки ловят выдр, а старухи нет». Впоследствии же употребление мяса и крови родных оценивалось как самое отвратительное преступление.

Мораль первобытного человека одухотворена и разлита. Даже стихийные бедствия он отождествлял с преследованием внешних сил в виде эриний, терзающих человека за проступок. Табу выступало как чисто внешние императивы, не требующие мотивации. Все это свидетельствует, что моральное регулирование первобытного человека строилось на обычаях, традициях, табу, трудовой деятельности и праздничных ритуалах. Нормы считались общеобязательными и не являлись результатом нравственного выбора. Моральное сознание носило непротиворечивый характер. Исследователи первобытного общества (Ч. Дарвин, JI. Морган, Н. Миклухо-Маклай, М. Ковалевский и др.) подчеркивали силу и значимость морального авторитета. Высоко ценились такие качества, как совесть, храбрость, честность, самостоятельность, находчивость, готовность к самопожертвованию и др. Так, например, П. А. Кропоткин приводит в качестве примера заповеди, существовавшие у алеутов, находившихся на стадии родового строя: стыдно бояться неизбежной смерти; просить пощады у врага; быть уличенным в воровстве; опрокинуться в лодке в гавани; бояться выйти в море во время бури; хвастаться своими поступками; показать жадность при дележе добычи и др.^[5]

Яркую картину формирования моральных норм и обычаев в условиях родового строя на Руси рисует В. Иванов в романе «Русь изначальная». Описывая жизнь восточных славян в VI-VII вв., он отмечает, что труд являлся основанием для восприятия и оценки всех событий, и раскрывает главные моральные установки: «человек должен уметь делать все», «кто беден духом, тот слаб и телом», «мир меняется нашими руками», «чудо – выдумка трусливых глупцов, чуда нет, есть человек», «человек – сын Земли, равный всем и всему, живет по законам Вселенной» и др. Первобытный человек одухотворял природу, распространяя и на нее моральные требования. Языческие боги – это силы природы, наделенные моральными качествами. Одухотворялись животные и растения. Система моральной регуляции синкретична. В ней слиты добро, польза, истина и красота. Видимо, поэтому Ж. Ж. Руссо писал, что самыми нравственными людьми в истории человечества были первобытные люди.

Мораль первобытного общества была направлена на то, чтобы «сохранить справедливость внутри рода, племени или федерации родов», «все равны и свободны, в том числе женщины. Рабов еще не существует, все решается коллективно»^[6]. Но уже в тот период формируется два вида обычаев: выполнение одних безусловно и строго обязательно, а других – желательно. В последнем уже просматривается росток будущего морального выбора, первый росток нравственной свободы. С развитием производительных сил в процессе разделения труда не только по полу, но и по возрасту закладывались основы для осознания человеком собственной индивидуальности, выделения себя из родового коллектива. Но это одновременно создавало условия и для возможности отступления от норм нравственности, нарушения духовных общественных традиций. С развитием и усложнением нравственности в ее содержание в качестве антипода высокого и положительного все шире включались проступки и пороки, обусловленные не только природными потрясениями, но и социальным неравенством, трудностями общественного бытия, негативными явлениями жизни. Но это уже определяло формирование другого исторического типа этики.