БРИТАНСКИЙ ПОРОДНЫЙ СТАНДАРТ 1986 ГОДА 3 страница

Из числа таких характеристичных признаков я могу привести несколько примеров. Так, например, Bryonia, как я раньше сказал, имеет весьма характерный симптом, а именно ухудшение от движения и облегчение в покое; Rhus, наоборот, ухудшение в покое и облегчение при движении. Pulsatilla имеет весьма характерный симптом: ухудшение в комнате и облегчение на чистом воздухе. Nux vоmica имеет ухудшение от ветра; Chamomilla — особенную раздражительность и невыносливость к боли, вследствие чего она особенно пригодна в детской практике, и при страданиях детей, особливо связанных с прорезыванием зубов, она оказывает на них (в высоких делениях, 6-м, 12-м, 30-м) замечательно успокаивающее, точно наркотическое действие. Arsenicum вызывает чувство жажды, удовлетворяемой частыми, но малыми глотками воды и т.д.

Таким образом, нозологическая классификация болезней, т.е. номинальный диагноз болезней там, где он возможен, составляет только первую ступень логического процесса, необходимого для выбора из лекарственного арсенала тех лекарственных веществ, которые имеют специфическое отношение к заболевшим органам и системам. Тождество или сходство объективных симптомов естественных и лекарственных болезней позволяет нам в большинстве случаев судить лишь о тождестве локализации обеих болезненных причин, чего, однако, еще недостаточно для терапевтических целей. Localia localibus заключается в similia similibus как часть в целом. Вторую же ступень составляет индивидуализирование данного случая и постановка дифференциального диагноза между многими сходно действующими лекарствами, т.е. выбор того именно лекарственного вещества, которое соответствует данному случаю не только с грубо-семиотической, но и со специально-специфической и индивидуально-характерной стороны. Тождество или сходство объективных и субъективных симптомов, рассматриваемых с точки зрения их физиологического состояния, условий их происхождения и порядка их возникновения, даже в случае сомнительности номинального диагноза, позволяет судить и заключать о тождественности их индивидуального характера действия и представляет ключ и показание к выбору индивидуально наиподобнейшего лекарства.

Для иллюстрации вышесказанного приведу следующий пример, который лучше длинных рассуждений послужит к разъяснению того, как мы эксплуатируем субъективные симптомы болезни.

Пациентка — молодая девушка, страдающая хронической зубной болью (odontalgia). Объективное исследование отрицательно — не обнаруживается ни больного зуба, ни воспаления или припухлости десен. Свойство боли, ее распространение и связь с другими ревматическими страданиями указывают на ревматический характер боли. Какие-либо дискразии или осложнения отсутствуют. Тем не менее, девушка хлоротична, т.е. страдает бледной немочью. Известное периодическое событие довольно продолжительное время не появляется, а прежде во время его, а также и после всякой простуды, зубная боль постоянно ожесточалась. Некоторые симптомы спинального раздражения, сердцебиение и пр., указывают на сочетанный характер невралгических и ревматических болей, которые присущи также зубной боли. Ни лихорадки, ни пота нет. Приливы к голове имеют пассивный характер. Темперамент флегматичный, настроение духа плаксивое.

Поставив такой общий диагноз, всякому врачу, хотя немного сведущему в фармакодинамике, очень легко подумать о пульсатилле. Но чтобы вернее идти к цели и поставить дифференциальный диагноз между сходственными лекарствами, каковы: Aconitum, Rhus, Chamomilla, Belladonna, Bryonia, Mercurius, Spigelia, Staphysagria, Nitri acidum, Magnesia carbonica, Mezereum, Sulphuris, China, Ferrum, оказывающими известное действие на зубы, необходимо предпринять более специальный экзамен. Мы справляемся относительно характера боли, т.е. существует ли давящая боль (которая характерна для Bryonia и Nux vomica) или ноющая (которая встречается при Magnesia carbonica и Меzereum), или подергивающая (которая характерна для Belladonna, Mercurius, Spigelia), или, наконец, тянущие и рвущие боли (которые характерны для Rhus, Chamomilla и пр.) и т.д. Мы узнаём, что боль преимущественно колющая или подергивающая, как будто бы зубной нерв натягивается и отпускается, что крайне характерно для Pulsatilla. Затем мы узнаём, что распространение боли ограничивается мягкими частями, фиброзными и мышечными тканями, не простираясь в костную ткань (как бывает при Mercurius и Mezerum), но распространяется в ухо, покровы черепа и на лицо. По временам бывают блуждающие боли в сочленениях. Зубы не кажутся слишком длинными (как при Bryonia) и не шатаются (как при Bryonia, Mercurius, Nux vomica, Rhus). Затем, ухудшение наступает по вечерам и ночью, но не рано утром (что было бы характерно для Nux vomica). Но так как ночное ожесточение наблюдается и при других лекарственных веществах (Вelladonna, Chamomilla, Mercurius, Rhus, Staphysagria, Sulрhuris и пр.), то мы должны найти еще другие особенности. Мы знаем, что теплота постели и комнаты вызывают ухудшение. Но то же самое свойство имеют Chamomilla, Magnesia carbonica, Mercurius, Spigelia и др. Но для Chamomilla недостает душевного беспокойства, для меркурия — состояния зубной ткани и десен, для Magnesia carbonicа и Spigelia — характера боли. Между тем, для пульсатиллы весьма характеристично ухудшение в комнате, улучшение на воздухе, притом холодном (Nux vomica имеет тогда ожесточение), улучшение от холодной воды и ковыряния в зубах, ухудшение во время еды; движение, умственная работа и спиртные напитки не вредят. Сопоставляя эти данные с местными симптомами и экологическими условиями, каковы: женский пол, темперамент, аменорея, душевное настроение и т.д., мы находим позитивное показание именно для пульсатиллы, действие которой в таком случае наступает с математической точностью, в чем может убедиться всякий, желающий постановить эксперимент по правилам науки4.

Таким образом, из всего сказанного следует, что лекapственные вещества, назначаемые по закону подобия,должны подчиняться трем главным yсловиям: а) локализации болезни б) патологической форме ее и в) экологическим условиям ее происхождения и индивидуальности данного случая.

Следовательно, задача врача новой школы — я говорю новой, т.е. ганемановской, в oтличие от старой, дряхлой, галеновской, — заключается в том, чтобы, встречая естественную картину болезни, подыскать ей искусственную картину лекарственной болезни, наиболее с ней сходной, т.е. найти то лекарственное вещество, физиологическое действие которого представляет, так сказать, клинически портрет предлежащей естественной болезни. Для врача-гомеопата пациент, значит, представляет индивидуальную болезненную картину, в pendant к которой он должен найти наивозможно более сходную картину в патогенезе лекарств. Следовательно, весь процесс заключается в сравнении или сопоставлении между собой естественных и лекарственных болезней. Но для такого сравнения необходимо, прежде всего, выделить определительные признаки тех и других болезней, т.е. прежде всего изучить с наивозможной полнотой как естественные, так и лекарственные болезни. Поэтому, когда нам говорят, что мы пренебрегаем объективными симптомами, то я говорю, что это неправда, потому что без объективных симптомов во многих случаях, хотя не всегда, невозможен диагноз, а без диагноза болезни во многих случаях, хотя тоже не всегда, невозможно и правильное лечение, особливо по нашему закону, потому что не зная, какие органы находятся в заболевании, и в каком именно, мы не знаем, какие назначить средства, которые бы действовали на те же самые органы и ткани и в том же направлении, как и болезнь. С другой стороны, когда нам говорят с упреком, что мы преувеличиваем значение субъективных симптомов, то мы только кланяемся и благодарим, потому что такой упрек обращается нам в величайшую похвалу. Действительно, если тривиальное лечение "симптомов" неспециалистом-неврачом представляется мишенью для насмешек наших противников, то разумная эксплуатация и оценка субъективных симптомов в руках физиологически образованного врача новой школы доставляет ему могущественное орудие для успешной борьбы с человеческими страданиями. Весьма часто вся болезнь пациента заключается только в субъективных страданиях, и если он обращается к врачу так называемой аллопатической школы, то врач, не зная, что с ними делать, склонен приписать все жалобы пациента его воображению, мнительности, истеричности или ипохондрии и ограничивается назначением наркотических или эмпирических средств. Между тем, врач-гомеопат против всех этих страданий выставляет свои специфические лекарственные вещества, в физиологическом действии которых он, при изучении их раньше, находил все эти самые жалобы пациента, результатом чего каждый раз имеет счастье наблюдать излечение болезненного состояния больного.

Таким образом, милостивые государыни и милостивые государи, вы видите, что главная сила и значение гомеопатической системы лечения заключается в параллельном изучении патологии, симптоматологии и фармакологии. Вооружившись этими сведениями и встречая затем патологическую форму естественной болезни, конечные звенья которой в виде совокупности клинических симптомов сходны или тождественны с конечными звеньями другой изученной искусственной лекарственной болезни, врач-гомеопат уже наверное знает, что если ввести это лекарственное вещество в больной организм, то оно наверное окажет действие на больные части, клетки, ткани и органы, которые в данном случае подвержены болезненному процессу, потому что эта самая органически заболевшая область именно и входит в круг его специфического действия. С уверенностью, основанной на изучении физиологического действия лекарств, он знает, что попадает в цель, т.е. в больные органы.

Но попасть в больной орган еще не значит его излечить, и если ввести в организм слишком большую дозу специфического лекарства, то мы к существующему болезненному процессу прибавим новое лекарственное раздражение и в результате можем вызвать весьма резкое ожесточение болезненной картины, что и случалось с Ганеманом в первое время его гомеопатической практики и что не должно входить в план действия врача, потому что первый руководящий принцип врачей всех направлений должен заключаться в том, чтобы не вредить больному: primum non nосеrе. Если же ввести слишком малую дозу лекарственного вещества, то оно пройдет совершенно бесследно, не вызвав никакой реакции со стороны больных тканей, и болезненный процесс будет предоставлен своему собственному течению, т.е. останется in statu quo, что также не входит в план действия врача, потому что для выжидания естественного течения болезни пациент не нуждается во враче, ему достаточно для этого сиделки. Опыт и наблюдение учат, что между слишком большой, активно ухудшающей и слишком малой, пассивно бездействующей дозой существует средняя терапевтическая доза, которая активно улучшает или излечивает болезненный процесс без предшествующего ожесточения. Как велика должна быть эта средняя терапевтическая доза — об этом закон подобия ничего не говорит, он только устанавливает факт, что между болезнью и лекарственным веществом должно существовать отношение сходства или подобия. Вопрос же о дозе может быть разрешен только на основании опыта. Опыт же учит, что больные части в высшей степени чувствительны к своему специфическому раздражителю, например, больной глаз к свету, больное ухо к звуку, воспаленная брюшина к прикосновению легкой простыни, между тем как в здоровом состоянии может выносить целые пуды и т.д. Следовательно, для больных органов, т.е. для терапевтических целей, доза лекарственного вещества, выбранного по закону подобия, должна быть значительно меньше физиологической дозы, т.е. меньше той, которая необходима для вызова реакции со стороны здоровых органов. Граница же терапевтической дозы или предел чувствительности заболевшего организма к его специфическому раздражителю не может быть установленa priori, потому что зависит от многих причин: от свойства болезни, от индивидуальности болезненного процесса, от восприимчивости пациента и от физиологического свойства лекарственного вещества. В числе лекарственных веществ мы имеем такие, которые действительны только в сильных дозах и совершенно теряют силу в разведениях (Camphora, Kali jodatum и др.) и, наоборот, мы имеем и такие, которые в грубом состоянии почти недействительны, а будучи доведены до состояния известного разрежения, обнаруживают замечательные терапевтические свойства (Silicea, Lycopodium и др.)5.

Заслуга Ганемана заключается в том, что он экспериментально и практически доказал, что реактивная чувствительность больного организма к его специфическому раздражителю гораздо тоньше, чем это предполагалось раньше, и что граница терапевтического действия лекарств отстоит гораздо дальше от средней физиологической дозы, чем это и теперь допускается школьными терапевтами. И это его наблюдение само по себе составляет биологический факт высочайшей важности, о чем речь будет в другой раз, так как сегодня говорить об этом я не успею.

Таким образом, опыт и наблюдение учат, что врач, назначая лекарства по закону подобия, т.е. выбирая для излечения болезней такие лекарственные вещества, которые в здоровом организме вызывают клинически тождественные или в высшей степени сходные болезни, и предписывая эти лекарства в дозах меньших, чем обыкновенные физиологические, не только попадает прямо в цель, т.е. в больные органы и клетки, но и излечивает их, т.е. приводит патологический процесс на месте его существования к физиологическому, не затрагивая здоровых и неповрежденных частей, т.е. тушит пламя там и только там, где оно горит.

Посредством какого механического действия происходит это излечение, это вопрос второстепенный, и хотя он в высшей степени интересен, но в настоящее время нас не касается. Важен факт, что лекарственные вещества, действуя в соразмерно соответствующей терапевтической дозе на больные части, находящиеся с ним в отношении избирательного, предпочтительного или физиологического сродства, вызывают в этих частях органическую реакцию, которая выражается в том, что нарушенные физиологические функции этих органов возвращаются к норме. Важен факт, что излечение происходит наискорейшим, наивернейшим и радикальнейшим образом именно этим путем. Биологическое же объяснение этого факта, впредь до раскрытия законов молекулярных процессов в живом организме, может вращаться только в области гипотез, о которых я сегодня с успехом могу умолчать.

Из всего сказанного мною, надеюсь, милостивые государи и милостивые государыни, у вас могло составиться понятие, что гомеопатическая терапия или гомеотерапия есть истинная физиологическая терапия, строго основанная на физиологическом или патологоанатомическом основании сравнительной патологии естественных и лекарственных болезней, и представляет высшую ступень, достигнутую до настоящего времени терапевтическим искусством. С этой точки зрения гомеопатия заслуживала бы не презрения со стороны врачей, а наоборот, глубокого и усердного изучения. Если какая-либо медицинская система заслуживает название научной, то это именно гомеопатия. Будущность всей терапии лежит в гомеопатии.

В заключение, позвольте вас поблагодарить, милостивые государи и милостивые государыни, за то внимание, с которым вы выслушали мое скучное изложение.

(Продолжительные рукоплескания)

Председатель постоянной комиссии Педагогического музея, генерал-майор В. П. Коховский: Прежде чем начнутся прения, я нахожу необходимым установить возможно правильную точку зрения на наше сегодняшнее собрание.

По установленным в Педагогическом музее правилам, каждая программа публичных чтений, предлагаемых для этой аудитории, должна быть предварительно обсуждена в комиссии музея, и если эта программа одобрена в комиссии, а затем и утверждена цензурой, то тогда она может быть исполнена в этой аудитории. Роль комиссии довольно велика, а потому я несколько остановлюсь на ее значении.

Семнадцатилетний опыт приводит меня к следующему заключению об отношении комиссии музея к тем программам, которые вносятся на ее обсуждение.

Все эти программы или, лучше сказать, темы, я разделил бы на несколько категорий. К первой из них я отнес бы те темы, которые в научном отношении совершенно бесспорны и вполне отвечают требованиям современной науки. Эти темы комиссия музея предлагает осуществлять в этой аудитории во всем известной форме публичных лекций. На публичных лекциях лектору остается обнаружить свое искусство популяризировать научные истины, а популяризация научных знаний составляет одну из задач настоящей аудитории. Ко второй категории я отнес бы такие темы, которые, по существу своему, спорны. К подобного рода темам комиссия относится двояко: либо отсылает автора или лектора в печать, дабы подвергнуть изложение его темы научной критике, либо допускает исполнение данной программы в своей аудитории. Но последнее она делает только в том случае, если признаёт большое общественное значение за данной темой. Выполнение подобных тем ставится в несколько иные условия. Это, пожалуй, та же публичная лекция, но сопровождаемая собеседованиями между специалистами или, скажем, диспутом. Эти диспуты, хотя не всегда полны и не всегда могут быть закончены по недостатку времени, тем не менее, дают слушателю возможность ориентироваться в вопросе, избежать, по возможности, увлечения и искать правду. Наконец, к третьей категории относятся те темы, которые противоречат современной науке. Вообще, таких тем немного вносилось в комиссию музея, и я характеризовал бы их следующим примером: лет 10-12 назад в Берлине один профессор выступил для того, чтобы доказать, что Земля стоит неподвижно, а Солнце и все небесные тела совершают вокруг нее суточное и годовое вращение. Подобные темы отрицаются комиссией музея, и ни одна из них не была ею допущена.

Когда в комиссию музея была внесена программа той беседы, которую мы сейчас выслушали, то тотчас же сказалась спорность тех положений, которые так талантливо защищает почтенный лектор. Одни из членов комиссии (меньшинство) очень убедительно доказывали невозможность допущения подобных тем для публичных бесед, другие же члены, разумеется, большинство, стояли за принятие этой программы и за допущение ее выполнения в нашей аудитории, руководствуясь тем, о чем я уже сказал, а именно большим общественным значением возбужденного вопроса.

Чего же мы будем ожидать от сегодняшнего собрания? Будет ли комиссия решать этот вопрос, который, в существе дела, есть вопрос медицинский? Без сомнения нет, ни малейшим образом. Комиссия и все собрание наше будут удовлетворены, если этот вопрос будет перенесен отсюда в ученые медицинские сферы, где авторитеты науки могли бы доказательно и на понятном для всех образованных людей языке сказать своё о гомеопатии окончательное заключение. (Рукоплескания).

(После 20-минутного перерыва)

Председатель: Я просил бы в прениях держаться такого порядка: остановиться прежде на тезисах 6-м и 8-м6, которые, мне кажется, наиболее важны, а затем, если время позволит и найдутся желающие говорить, можно будет возражать и по другим тезисам, и вообще по всем пунктам программы.

Слово принадлежит доктору Вирениусу.

Доктор Вирениус: Когда комиссия обсуждала программу д-ра Бразоля, я находился в меньшинстве и высказал такое мнение, что, на основании моего личного опыта, я полагаю, что когда д-р Бразоль прочтет свою лекцию, то из врачей не явится оппонентов, желающих ему отвечать. Оказывается, что оппонентов из врачей всего двое, так что случилось именно то, что я предсказал. Я дал слово говорить, поэтому я и говорю. Входить во все подробности того, о чем говорил д-р Бразоль, мне кажется, вообще нет никакой возможности в течение короткого времени — тут требуются, само собой, целые дни, так как надо было бы идти по пятам всего того, что он излагал. Поэтому необходимость, ввиду недостатка времени, заставляет меня ограничиться только самым существенным.

Мы, врачи, не разделяем мнения гомеопатии на том основании, что все основы гомеопатии недоступны нашему теоретическому и практическому пониманию. Так, существование закона подобия, выставляемого гомеопатией, как бы на него ни смотреть и как бы ни искать его подтверждения в теории, решительно не находит никаких подтверждений. Кто сколько-нибудь знаком с биологией и признаёт какое-нибудь определение жизни — считать ли это противодействием смерти, считать ли это определенным сочетанием изменений, или, наконец, считать взаимодействием среды с организмом, — какое бы мы ни взяли определение жизни, признаваемое специалистами, повсюду мы видим такое определение: борьба разнородных противоположных элементов. Жизнь возможна только при противоположении элементов, иначе понять жизнь мы не в состоянии. Движения возможны только тогда, когда элементы разнородны. Так что, смотря на живой организм, мы не можем понять, чтобы на организм действовало что-либо, не будучи с ним разнородно. Если допустить, что лекарство вызывает в организме тот же процесс или подобный тому, который оно излечивает, то тогда понадобилось бы допустить действительно две причины, одинаково вызывающие один и тот же процесс. Тут одна причина устраняет другую, т.е. причина, производящая, например, воспаление и т. п., лечится тем лекарством, которое вызывает тот же самый процесс или аналогичный ему. Мы иначе не можем понять такого влияния, как именно в смысле умноженного действия, т.е. влияние А + влияние В + влияние С дают сумму влияний. Но каким образом сумма влияний, т.е. увеличение влияния ведет к устранению болезненного процесса, этого понять невозможно; гомеопаты же допускают это как основу.

Второе основание гомеопатии — минимальные дозы. Минимальные дозы мы допустить не можем. Мы допускаем на практике только те средства, которые, как бы ни были незначительны в весовом отношении, все-таки доступны химическому и физическому анализу. Но если вещество недоступно никакому анализу, ни физическому, ни химическому, ни анализу наших органов внешних чувств, то ни такого вещества, ни действия его мы принять не можем, так как мы не можем этого понять. И если нам представляется слушать даже рассказ о действии невозможно малого количества вещества, то мы прямо отказываемся отвечать на это или говорить что-либо. В особенности, если наряду с этим минимальным весовым количеством, т.е. действием минимального количества лекарства, вы поставите параллельно массу таких случаев, которые излечиваются без всяких средств, а силой самой природы, то тогда еще более умалится достоинство учения, которое предлагает невозможно малые дозы. Наука медицины в настоящее время ведет к тому, что главная сущность ее изучения заключается в изучении причин болезней и предохранительных средств к недопущению действия болезней. Так что все это приводит к профилактике. Гораздо важнее надеть на собаку намордник, чем лечить всякими средствами укушенных ею людей. Словом, лучше всего и прежде всего стараться об устранении причины болезни и при искании предохранительных средств, тем более что опыт нам показывает, что в 90 случаях из 100 излечивает не искусство при пособии человека, а сама природа излечивает болезненный организм. К этому ведет наука, и с каждым днем эти случаи увеличиваются. Так что влияние современной медицины, конечно, будет то, что она постарается только устранять причины и найти средства к тому, чтобы не допустить действия вредных влияний на организм. Что природа сама излечивает, это мы видим на каждом шагу. Если мы возьмем старый организм, то ничего не докажем, но если возьмем организм молодой, в самую лучшую пору жизни человека, например, его отроческий возраст, то мы увидим, что в этом возрасте все болезни излечиваются сами собой, без всяких средств. Так что если, например, воспаление легких у 15-летнего вы будете лечить хинином, водой или ничем, то все эти средства будут одинаково вести к излечению.

Вот в виду всех этих подробностей, если перед нами является учение, которое в своих основах не может быть понято теоретически и не подтверждено нашим опытом, и если является убеждение в том, что без всякого лечения реакция организма может быть настолько сильна, что болезнь сама собой устраняется, в таком случае, само собой, мы не можем допустить такого рода учения, ни в теоретическом, ни в практическом отношениях.

Вот сущность моих замечаний. Прибавлю еще только следующее. Почему выходит такое ожесточение в спорах аллопатов с гомеопатами? Мне кажется потому, что они спорят, стоя на совершенно разной почве. Говоря о законе подобия, аллопаты стоят на своей аллопатической почве, а гомеопаты, говоря об этом же законе, говорят то же самое, что аллопаты, но когда является перед ними оппонент, то они становятся на свою гомеопатическую почву. Стоя на этих двух почвах, никогда сойтись нельзя. А почему они всегда разойдутся? Потому что мы, говоря о законе подобия, стоим на почве нашей, аллопатической, а между тем гомеопаты, рассуждая об этом законе, пользуются услугами и своей науки, и негомеопатической науки, так что в конце своего заключения они берут доводы и из того, и из другого заключения. Поэтому в cпopе с публикой, малознакомой с медициной, конечно, гомеопат может пользоваться даже просто диалектикой, игрой слов и оставаться всегда впереди. Только на этом основании, нам кажется, гомеопатия может иметь успех; но по моему мнению, гомеопатия не может иметь значения научного — ни теоретического, ни практического.

Доктор Бразоль (обращаясь к председателю): Позвольте мне возразить.

Председатель: Вам принадлежит слово

Доктор Бразоль: Доктор Вирениус начал с того, что стал говорить о биологическом значении закона подобия, т.е. о том, о чем я именно не говорил сегодня по недостатку времени. Если посвятить еще часа 2-3 этому вопросу, то можно было бы указать д-ру Вирениусу немало фактов в опровержение сказанного им выше мнения, что будто бы наш закон подобия стоит в резком противоречии со всеми биологическими законами. Но так как я не желаю выходить из пределов моей программы, а в двух-трех словах не могу указать на многочисленные опорные точки нашего закона, то я позволю себе оставить этот вопрос без возражения. Я хотел, главным образом, обратить внимание просвещенной аудитории на то, что закон подобия есть закон индуктивный, т.е. основанный на опыте и наблюдении, как и все другие законы природы. Следовательно, индуктивный закон может и не быть доказан априорным или дедуктивным мышлением. На это я указал с самого начала и желал бы, чтобы доктор Вирениус попытался опровергнуть меня именно с этой точки зрения, а не возбуждал бы новых вопросов, которые не могут подлежать обсуждению в настоящем заседании.

Затем доктор Вирениус перешел к минимальным дозам, т.е. к вопросу, которого я также в одном заседании решительно не в состоянии исчерпать. Гомеопатический закон основан на трех неопровержимых положениях, из которых первое есть закон подобия, второе — исследование лекарств на здоровом человеческом организме, и третье — действительность гомеопатических доз. О последних двух вопросах я говорить в этом заседании не могу, но если получу разрешение, то надеюсь в этой же аудитории представить на суд публики и эти два вопроса; надеюсь, в несколько ином свете, чем в том, каким он освещается врачами противоположного направления. Доктор Виренус, однако, говорит, что если дозы недоступны ни химическому, ни физическому анализу, то, значит, недоступны и "никакому" анализу. Но в этом отношении он заблуждается. Кроме химическихи физических реактивов, у нас есть гораздо более точные реактивы — физиологические. Во многих случаях мы совершенно не в состоянии открыть присутствие лекарственных веществ посредством обыкновенных химических и физических реактивов, а живой человеческий организм весьма резко отзывается на этот лекарственный реагент. Например, аконитин, в одной тысячной и даже десятитысячной части грана, будучи впрыснут в кровь животного, вызывает весьма резкое изменение в пульсе, между тем как физический или химический реактив тут ничего не в состоянии открыть. То же самое говорилось до тех пор, пока не было спектрального анализа, т.е. что если вещество не может быть открыто химическим или физическим реактивом, то, значит, оно не существует. Но после того, как был открыт более тонкий способ анализа, спектральный, мы нашли возможным открывать присутствие материи в состоянии миллионных, десятимиллионных и стомиллионных частей грана, недоступных более грубому физическому и химическому анализу. Из того, что в настоящее время посредством физических и химических реактивов мы, может быть, не всегда можем открыть присутствие лекарственных веществ, еще не следует, чтобы мы не были в состоянии сделать это со временем. Позволю себе здесь намекнуть на то, что и в настоящее время существует способ, к сожалению, совершенно игнорируемый медицинской наукой и который до сих пор был обойден молчанием. Я говорю про невральный анализ Иeгepa, который позволяет открывать присутствие материи в тридцатых и более высоких гомеопатических делениях. Этот способ нашел даже свое подтверждение со стороны многих химиков и физиков, т.е. людей, специально занимающихся точной наукой. Я думаю, доктору Вирениусу известно, что известный химик проф. Бутлеров писал об этом вопросе и находил, что он нисколько не находится в противоречии с данными химии. Во всяком случае, о минимальных дозах я говорить теперь не буду, потому что это не входит в предел моей программы7.

В-третьих, д-р Вирениус говорит, что многие болезни излечиваются сами собой. Да кто же этого не знает! Он особенно напирал на самоисцеляющую силу природы и указал на то, что врач должен действовать именно в том смысле, чтобы помогать природе в самоизлечении, а не противодействовать ей, ввиду именно того, что многие болезни излечиваются сами собой. Этого никто и не отрицает, но дело в том, что мы имеем способы определить, когда излечение происходит самопроизвольно, а когда под влиянием терапевтического искусства. Я думаю, доктор Вирениус не будет отрицать, что и аллопатическая школа имеет случаи лекарственных исцелений. Не отрицая значения самоисцеляющей силы природы, я однако, утверждаю, что посредством лекарственных веществ мы имеем возможность ускорять выздоровление, укорачивать течение болезней и вовсе их уничтожать. Для доказательства такого положения самый благодарный пример — хронические болезни. В острых случаях еще возможно сомнение, есть ли тут воздействие лекарства или действие целительных сил природы. Но в хронических болезнях, длящихся годами, можно довольно ясно доказать действие лекарства и терапевтического искусства на течение болезни. В одной из моих статей8 я уже указал на способ, каким можно решить, происходит ли излечение самопроизвольно или под влиянием лекарств. Я обращаю внимание на то, что для решения таких вопросов в высшей степени важны, во 1-х, личный опыт и наблюдательность врача; во 2-х, медицинская статистика, прилагаемая к большому ряду однородных наблюдений в клиниках и госпиталях; а в 3-х, я говорю следующее: "Так как статистика среди врачей не пользуется вообще большим доверием и все блестящие результаты гомеопатического лечения обыкновенно игнорируются врачами или иначе ими перетолковываются, то я обыкновенно прибегаю к нижеприведенному терапевтическому методу, дающему возможность в каждом конкретном случае демонстративно и экспериментально доказать, с одной стороны, верность нашего руководящего терапевтического закона "similia similibus curantur"; с другой стороны — терапевтическую действительность весьма малых и инфинитесимальных доз. Метод этот, насколько мне известно, в первый раз был предложен Гружевским в шестидесятых годах и состоит в следующем. Больному назначают лекарство по закону similia similibus curantur в индивидуально-соразмерном гомеопатическом делении. Наступает явное улучшение в состоянии пациента. Для того чтобы узнать, отчего вслед за назначением лекарства наступило улучшение, нужно преднамеренно прекратить прием лекарства впредь до нового ухудшения или до приостановки прогрессивного хода этого улучшения. Если в этом случае вторичное назначение лекарственного вещества опять вызывает явное и резкое улучшение, то вероятность причинной зависимости его от лекарственного действия делается очень высокой и при каждом новом повторении этого контрольного эксперимента с неизменно одинаковым результатом степень этой вероятности все увеличивается и приближается к математической достоверности. Для того, чтобы устранить влияние воображения у взрослых и мнительных людей, пациент не посвящается в тайну такого экспериментального контроля и на время устранения лекарственного действия получает, под видом того же лекарства чистый спирт или молочный сахар, смотря по тому, назначалось ли лекарство в каплях или в порошке. Я прибавляю, что этот метод лучше всего приложим к хроническим заболеваниям. Такие эксперименты я в своей деревенской, крестьянской практике повторял неоднократно и всегда с успехом. Лекарство, назначенное в инфинитесимальной дозе по закону подобия, вызывает улучшение, а если оно отменяется, то получается ухудшение не только субъективное, но и объективное, как, например, при язвах, ранах, накожных сыпях и т.д. И вот по этому научно-экспериментальному методу, который может быть проверен всяким врачом и неврачом, можно исключить влияние случая и воображения и доказать прямое действие лекарств на течение болезни.