Глава 3. Ее словно сбросили наземь с огромной высоты

 

Ее словно сбросили наземь с огромной высоты. Все чувства, все ощущения, что Кэдрин считала утраченными за последние тысячу лет, обрушились на нее и оглушили. В ней бушевали страх, радость, страстное томление и явный сексуальный голод – пока его ласки не довели ее до точки кипения. Тогда остальным чувствам места не осталось.

У нее кружилась голова, путались мысли. Одно знала Кэдрин наверняка – она отчаянно жаждет освобождения. И каждый его яростный, властный поцелуй усиливал ее агонию.

Кэдрин погрузила пальцы в спутанную гриву его волос. Остаток разума покинул ее. Желания терзали – лизнуть его кожу, ощутить тяжесть его тела.

Ее полураскрытые губы коснулись его шеи повыше воротника рубахи. В ответ он прижался к ней чреслами, словно уступая неодолимой силе, пусть и против собственной воли. Она поразилась силе его возбуждения. Его плоть была огромной, твердой и настойчивой. Испарина желания окатила ее тело.

Не в силах остановиться, она коснулась его шеи языком, чтобы попробовать кожу на вкус. Яркое ощущение пронзило ее, как вспышка, и она застонала. Восхитительный вкус – ни разу до того ей не доводилось испытать ничего похожего. Новое впечатление породило в ней волну животного желания, столь неодолимого, что попытка сопротивляться привела к тому, что тело свело судорогой. Ей хотелось сорвать с него джинсы, обеими руками схватить могучий ствол и покрыть его страстными поцелуями от корня до кончика.

Воображение рисовало картины, от которых она впала в неистовство. Поколебавшись немного, Себастьян начал двигаться в такт с ней. Она слышала его свистящее дыхание. Он шептал ей что-то на ухо на своем языке. Замок содрогнулся. Это ударила молния – порождение охваченной страстью валькирии.

Молния… Как долго ее не было!

Кэдрин знала, что это запрещено, и знала также, что после ее ждет раскаяние, но ей было все равно. Провидению было угодно даровать ей лазейку, несколько минут с этим вампиром, чтобы еще раз познать наслаждение. Один только раз – это все, чего она хочет, прежде чем снова погрузиться в холод и пустоту.

Поэтому она принимала и дарила поцелуи. И пусть от страстного желания кружилась голова, она тем не менее пыталась найти себе оправдание. Она остановится на этом, дальше не зайдет. Такое простительно. К тому же они оба все еще одеты.

Он обхватил руками ее ягодицы и прижал к себе, готовый нанести удар.

Сильный самец… Бессмертный…

С божественным телом.

– Сильнее, – шепнула она, а потом вдруг оказалось, что ее спина прижата к сложенной возле стены горе книг, а рука вампира лежит на ее затылке, предохраняя голову. Он накрыл ее собой, и она заметила, что становится агрессивнее.

О Боже, нет!

Если он решит верховодить, она пропала.

Как долго ей пришлось ждать!

Движения его тела становились решительнее, целенаправленнее. Словно свернувшаяся в тугой ком могучая змея начала расправлять кольца.

– Только не останавливайся, – умоляла она, задыхаясь. Впервые за тысячу лет она была готова подняться на вершину блаженства.

Словно читая ее мысли, Себастьян прошептал:

– Тебе так… нравится?

– Да! – закричала она. – Продолжай! Мне это необходимо!

– Необходимо? – Он застонал, как будто ее слова заставили его страсть разгореться еще сильнее. – Дело в том, что… Я просто должен взять тебя, невеста, – прохрипел он.

Его слова заставили ее очнуться, и она застыла, а потом отвернула прочь лицо.

– Погоди! Я не могу! Не могу этого сделать!

– Клянусь, я дам тебе все, что ты хочешь. – Он скрипнул зубами, в душе проклиная, впрочем, собственную неопытность. – Ты только позволь.

Она затрясла головой, забилась в его руках:

– Не-е-е-е-т!

Если бы он был человеком, отпустил бы ее немедленно. Но инстинкт предостерег – не делай этого! И пусть Себастьян не понимал толком, что происходит, но ему было ясно – нужно разделить с нею, хотя бы глоток наслаждения.

Нельзя, чтобы все прекратилось. Сначала он должен дать освобождение ей – а потом и себе.

– Тогда мы останемся такими, как раньше.

Неужели это все и она сейчас окончательно придет в себя? Что ж, он удовольствуется и этим.

– Ты не понимаешь.

Он заставил ее замолчать, сжав в ладонях ее лицо. Она напряглась. Казалось, она едва терпит его поцелуи. Вдруг она застонала, и его бросило в пот. Слава Богу! Когти снова вцепились в его плечи. Он обрушился на нее, его мысли, уступив место неодолимому желанию.

Чем активнее он действовал, тем чаще она вскрикивала, распаляя его еще больше. Его наступательный пыл приносил ей очевидное блаженство, зато гора книг за ее спиной грозила вот-вот обрушиться.

Она подпрыгнула и обвила его талию ногами.

– Ах, Боже…

Он обхватил ладонями полные, щедрые ягодицы. Эту часть ее тела тоже никак не назовешь миниатюрной! И ему это ужасно нравилось.

Он сжимал ее страстное тело, гладил его роскошные изгибы, а она шептала ему в ухо:

– Да, да… Ты такой сильный…

Сильный? Судорога пронзила его. Ей это нравится?

– Ты восхитительна, я не знал ничего прекраснее твоего тела.

Слова застряли в горле, когда она, опустившись ниже, сжав его плечи, принялась тереться о него бедрами. Она не сводила с него отливающих серебром глаз. Крошечный клык впился в нижнюю губу… А он смотрел вниз, не веря своим глазам. Она словно обезумела, доводя его плоть до бешенства. Он почувствовал, что близок к излиянию.

Полегче, скомандовал он себе. Ей нужно время!

Она подняла голову, чтобы поцеловать и ущипнуть кончик его уха. Его губы оказались прямо возле ее шелковистого горла.

Укуси ее!

Он лизнул кожу. Природа вампира требовала своего. Нет! Он не сделает с ней этого.

Но почему нет? Она и без того считает его чудовищем.

Кэдрин изо всех сил хлопнула ладонью по стопке книг, и он полетел на них спиной. Упал на пол, сминая страницы, увлекая ее за собой.

Она была сама одержимость, когда терлась о его бедра, впиваясь в его рот языком и губами. Чувственные движения под его ладонями сводили с ума – такого не представлялось даже в самых жарких фантазиях.

Пусть его семя прольется в джинсы – ему было все равно. Он был на пике возбуждения. Какое бесстыдство, какой позор! Но все равно.

Он перевернул ее на спину, завел ей руки за голову, охваченный первобытным желанием. Скорее вонзиться в нее. Овладеть ею. Ее веки трепетали, она постанывала, одолеваемая тем же стремлением.

– Не верится, что это происходит на самом деле, – простонал Себастьян.

Ее голова беспокойно металась, и от золотистого шелка волос исходил волшебный аромат, который окутывал его, словно облако.

– Катя. – Она извивалась под ним как безумная. – Ты моя.

– Да, да… ты сводишь меня с ума… сейчас…

Она выкрикивала слова, выгнув спину дугой. Он обхватил ее тело, яростно обрушиваясь на нее. Поднял голову и закричал в потолок, извергая семя. Новый удар, новый победный крик… Ее когти впивались в его спину: она все еще была на пике наслаждения.

Последнее содрогание, и он упал на нее без сил, ошеломленный, не в силах сказать ни слова. Поразительное ощущение – он снова дышал!

Но затем он осознал, что наделал, и его охватил стыд. Он вскочил на ноги. Лицо залила краска. Какое унижение! Он не мог смотреть ей в глаза.

Невеста она или нет, но он ее совсем не знает. И опозорился перед ней, словно зеленый юнец. Что еще хуже, он с помощью грубой силы заставил ее лечь и удерживал под собой. Наверняка сделал ей больно, и ее нежная кожа теперь в синяках. Он не решался встретиться с ней взглядом. Он обманул ее, предал.

И в этот момент она притянула его к себе и слегка повернула голову. Неужели она касается губами его шеи? Трется лицом, словно кошка. Странный способ выражать чувства. Но Себастьян не сомневался, что это знак ее любви, нежности.

Нежности? Еще одно ошеломляющее открытие. Знал ли он вообще, что такое нежность?

Он взглянул на нее. Она не сводила с него мягкого взгляда светло-ореховых глаз, в которых вспыхивали серебряные искры. Обняв ее лицо дрожащими ладонями, Себастьян коснулся губами сначала век, потом носа. Прекраснейшее создание, ему и не грезилась такая красота! Страстная, чувственная – и она принадлежит ему.

Он хрипло сказал:

– Я не назвал тебе своего имени. Меня зовут Себастьян Роут.

Словно зачарованная, она промурлыкала:

– Себастьян…

Ему захотелось немедленно сжать ее в объятиях.

– Себастьяном меня называли только мои родные. Мне было бы приятно, чтобы и ты звала меня так. – Он улыбнулся.

– Хм… – Медленными, томным движениями она перебирала его волосы.

Восторг все еще бурлил в нем. Как чудесно было бы узнать о ней все!

– Я не… Я не сделал тебе больно?

– У меня саднит кожу. – Ее губы изогнулись в улыбке, а потом она снова принялась тереться лицом о его шею, на сей раз в знак благодарности. – Но только в одном, очень деликатном, месте.

Его плоть еще не совсем утратила упругость, помещаясь в жаркой влаге его джинсов. Когда она промурлыкала это словечко – «деликатное», – его плоть снова начала набухать. Себастьян не мог понять, почему она с такой легкостью заявляет, что ей совсем не было больно, да и некогда было ему размышлять над этим – желание просыпалось снова.

Он пригладил ее волосы, обнажив заостренные ушки. Крошечные клыки, когти, глаза…

– Катя, кто, – поперхнулся он, – кто ты?

Ее брови сошлись на переносице.

– Я.

На мгновение ее тело напряглось, затем взгляд прояснился, словно она только что проснулась. Все мышцы ее тела – до последней жилки, которые только что были мягки и податливы после испытанного наслаждения, превратились в камень.

Судорожно вздохнув, она вскочила на ноги.

– Боже, что я наделала! – прошептала она, приложив ладонь ко лбу. Ее лицо оставалось холодным, но глаза горели диким огнем. Она отвернулась.

Себастьян умоляюще протянул к ней руки.

Но потом она поспешно вытерла рукавом рот, и он пришел в ярость. Он узнал этот жест, понял, что она чувствует.

Отвращение. Он и сам испытывал его – к самому себе, каждый день с тех пор, как был обращен.

Мы забудем о том, что произошло, вампир. – Ей не верилось, что она только что испытывала к нему нежность. Неужели только потому, что он утолил ее желание? Проклятие, что же произошло? Кэдрин медленно возвращалась в реальный мир, и ее охватывал стыд, разящий, словно раскаленное жало.

– Разве я могу забыть?

Наверное, какие-то злокозненные силы сыграли с ней шутку, вынудив сделать то, чего иначе она ни за что не стала бы делать. Или ее заколдовали? Нужно уходить, и немедленно.

– Поклянись, что никому не скажешь, и я сохраню тебе жизнь.

– Сохранишь мне жизнь? Но…

Он не закончил, потому что в мгновение ока она схватила оружие. Взмах – и меч угрожающе воткнулся в землю между его ног. Кэдрин двигалась с такой немыслимой быстротой, что казалась ему размытым пятном.

– Именно, сохраню тебе жизнь, – прошипела она ему в ухо.

– Тебе это в новинку. – Он пересек комнату и встал в дверях, положив руки на косяки. – Мне тоже, но мы справимся вместе. Ведь ты моя невеста.

Она закрыла глаза, пытаясь успокоиться.

– Ты мне не муж. И никогда им не будешь.

– Кэдрин, наша встреча не случайна.

Достаточно! Направляясь к двери, Кэдрин вдруг уловила волну его тревоги и все поняла. Они оба знали, что солнечный свет защитит ее. Требовалось-то лишь пройти мимо него.

И в этот момент ее скрутило, пронизало горем – она вспомнила Дашу и Рику. Будто ядовитый шип вонзился в сердце.

– Кэдрин? – Он подскочил к ней. – Тебе больно?

Хватая ртом воздух, она протянула вперед руку, чтобы задержать его, не дать подойти ближе, и заставила себя выпрямиться. Все валькирии состояли в родстве друг с другом, однако Кэдрин и две ее сестры родились одновременно. Тройняшки. Тысячу лет они были неразлучны, пока две сестры не пали в битве. И все из-за того, что Кэдрин позволила себе слабость.

– Кэдрин, погоди, прошу.

Она бросилась к выходу, но он привалился спиной к двери и занял оборону. Она сделала ложный выпад влево, потом вправо, двигаясь так быстро, что он не успевал проследить взглядом за ее движениями. Стоял и рассеянно моргал, а она тем временем развернулась и ударила его в грудь рукоятью меча, в последнюю минуту решив, что не станет пробивать ему грудину.

Он яростно закричал, когда она пролетела мимо него. Затем она бросилась вниз по прогнившей винтовой лестнице, вперед, к следующему из трех нижних пролетов, прямо через огромную паутину.

Спотыкаясь, Себастьян бежал за ней вниз по лестнице. Тогда она, ухватившись за перила, прыгнула вниз, на ступеньки следующего пролета. Потом точно так же на первый этаж.

Он повторил ее маневр, хрипло рыча. Кэдрин увернулась от него в последнюю секунду. Вот и массивная входная дверь. Она пробила ее насквозь, сорвав с проржавевших петель – полетели разбитые доски. Щепки взмыли в небо дугой.

Даже сейчас, под защитой утреннего солнца, Кэдрин не замедлила бег. Задыхаясь, она неслась вниз, в долину, где пряталась деревня – только сухие листья скрипели под ногами. Солнечный свет приятно грел.

«Не оглядывайся!»

Слезы застилали глаза, мешали ей видеть. Она пыталась сдержать рыдания. Какая ужасная, непереносимая боль! Как тогда, когда она собрала и похоронила… то, что осталось от сестер. Она бежала, словно пыталась забыть ту последнюю ночь, оставить тяжкое воспоминание в заброшенной крепости.

«Не оглядывайся!»

После погребальной церемонии она рвала на себе волосы, терзала когтями кожу, крича от ярости и горя, моля о благословенной смерти, которая позволила бы все забыть.

Наконец она упала без чувств, и в этом тяжком сне некая таинственная сила вдруг заговорила с ней, обещая, что боль уйдет, унеся заодно способность чувствовать.

Теперь, как и тогда, боль была невыносимой. И как тогда, Кэдрин взмолилась о милости.

Но загадочный голос молчал. Неужели ей отказано? Она прогневала таинственные силы?

«Не оглядывайся!»

Но она все-таки оглянулась.

Вампир бежал за ней.