Массовый досуг и скверные причуды

Нравственное негодование всегда охватывает

меня как непосредственное физическое ощущение.

Поэтом я чувствую, как выделяется адреналин

в крови, как мускулы жаждут немедленной

деятельности.

АРТУР КЕСТЛЕР

Мы уже выяснили, что дизайнер должен сознавать свою общест­венную и нравственную ответственность. Ведь дизайн – самое совершенное орудие, которое на сегодняшний день есть у чело­века для придания формы его продукции, окружающей его среде и в более широком смысле – ему самому. Дизайнер должен ана­лизировать прошлое, а также предсказуемые будущие последствия своих действий.

Это трудно, так как часто жизнь дизайнера бывает обуслов­лена системой, ориентированной на рынок и управляемой зако­нами выгоды. От таких искусственных ценностей трудно полностью освободиться.

Именно самые счастливые народы, которым повезло с географическим положением и историей, сегодня отличаются наиболее вульгарным менталитетом и слабой приверженностью нравственным прин­ципам.

Однако я бы не назвал эти народы счастливыми, несмотря на внешние проявления их процветания.

Но если даже богатые чувствуют подавленность из-за отсутствия идеала, для терпящих настоящие лишения идеал – это первая жизненная необходимость. Там, где хватает хлеба и недостает идеалов, хлеб не заменяет идеала. Но там, где не хватает хлеба, идеалы – это хлеб (Евгений Евтушенко «Преждевременная автобиография». Перевод с английского).

 

Любой дизайн – это своего рода воспитание. Дизайнер пытает­ся воспитать своего клиента-производителя и людей на рынке. Ведь в большинстве случаев дизайнеру отводится роль (или, еще чаще, он сам себе отводит роль) производителя «игрушек для взрослых» и целого попурри блестящих, сверкающих, бесполез­ных технических новинок, и при этом вопрос ответственности становится сложным. Молодежь, подростков и детей призывают покупать, коллекционировать и вскоре выкидывать бесполез­ный и дорогой мусор. Лишь в редких случаях молодым удается противостоять этому.

В Швеции пятнадцать лет назад десятидневная «Ярмарка для подростков», рекламирующая продукцию для молодежного рын­ка, подверглась такому суровому бойкоту, что едва не была со­рвана. По сообщению Sweden Now (т.2, №12, 1968), молодежь в знак протеста против избыточного, по их мнению, потребления устроила свою «анти-ярмарку» под лозунгом «Черта с два мы бу­дем покупать!». В этот знаменательный день тинейджеры со все­го Стокгольма на автобусах приехали в экспериментальные теа­тры, где состоялись показы фильмов и пьес политической на­правленности и на семинарах обсуждались такие темы, как го­лод в мире, загрязнение окружающей среды и наркотики. По их мнению, официальная «Ярмарка для подростков» должна была положить начало систематическому плану эксплуатации моло­дых европейцев, убедить их в том, что им нужно больше одежды» машин и бесполезных «символов статуса».

Сейчас, в 1984 году, среди шведской молодежи все еще продолжается сильное сопротивление роли «покупателей-наркоманов» или даже пассивных потребителей. «Во многих районах Западной Европы стиль жизни, раньше считавшийся альтернативным, стал теперь доминирующим для сотен тысяч немецких, голландских и скандинавских молодых людей. Они сочувствуют третьему миру. Они несут груз вины за собственное процветание» (Newsweek, 24 октября 1983 г.).

Но Швеция – все еще скорее исключение, чем правило. Идеи «чистого» дизайна и морального нейтралитета дизайнера всегда появляются, когда дизайнеры достигают официального статуса, начинают получать зарплату или субсидии. Это напоминает по­пытку отстоять дизайнера как независимого профессионала и защитить его от назойливого вмешательства менеджерских групп; но, к сожалению, это также самообман, вводящий в за­блуждение и общественность.

Что бы произошло, если бы все общественные и нравствен­ные обязательства были отменены, если бы комплексу «реклама – дизайн – производство – исследование рынка – извлечение прибыли» действительно была предоставлена полная свобода? Как бы он, при помощи своих ручных «ученых» – специалистов по психологии, технике, антропологии, социологии и средств массовой информации – изменил или исказил облик мира?

Я написал сатирическую заметку с целью показать, как соче­тание безответственного дизайна, мужского шовинизма и сексу­альной эксплуатации может послужить разрушительной жажде наживы. Под названием «Проект „Лолита"» эта заметка была опубликована в 1970 году в апрельском выпуске The Futurist. В моем фельетоне выдвигалось предположение, что в обществе, все еще рассматривающем женщин прежде всего как сексуаль­ные объекты, ловкий предприниматель вполне может заняться производством и маркетингом искусственных женщин. Эти пла­стиковые женщины должны двигаться, термически нагреваться, обеспечивать обратную связь, иметь розничную цену около 400 Долларов и широкий выбор цвета волос, оттенков кожи и расо­вых типов. Мой мифический дизайнер-производитель также предусмотрел различные «усовершенствования природы», пред­лагающиеся Отделением специальной продукции, которое призвано выполнять заказы, например на женщину с две грудями и тремя головами, ростом 19футов, покрытую ящерицы и запрограммированную на агрессивные лей

К моему удивлению, в ответ на статью стали приходить письма. Преподаватель социальной психологии из Гарварда четыре раза написал мне о лицензии, необходимой для производства. До сих пор мне пишут дизайнеры и производители, предлагая финансовые вклады и партнерство для выпуска прибора «Лолита». За 9 долларов 95 центов предлагалась пластиковая кукла натуральную величину, с тремя цветами волос на выбор. А в журнале Esquire за декабрь 1970 года была описана конструкция таких женщин с умело подделанной цветной фотографией.

Увы, действительность превзошла самые ужасные мои ожи­дания: после выпуска статьи в The Futurist в продаже появился широкий ассортимент искусственных женщин ценой от 19,95 до 89,95 доллара (последняя была снабжена электронными отвер­стиями и двигающимися пальцами). Такие порножурналы, как Hustler и Screw, поместили рекламные объявления на целую по­лосу. Меня несколько успокаивает, что новейшие достижения в этой области дизайна еще не настолько деградировали, как я предполагал.

Мой фельетон об искусственных женщинах с электронно-ги­дравлическим управлением был написан по двум причинам. В нем обличалась готовность промышленности и промышленных дизайнеров потакать мужским сексистским предрассудкам (по­лученные мной в течение следующих тринадцати лет письма от людей, готовых вкладывать деньги в эту идиотскую выдумку, подтверждают этот факт). Я также хотел продемонстрировать дизайнерскую разработку достаточно сложного товара – уст­ройства «Лолита».

 

 

 

Рекламное объявление из Argosy, февраль 1969 г. Результат безответственного дизайнаю (Текст на рис.: Для холостяков – быстро надувная «Плей-герл» в натуральную величину. Кругленькая, тугая, плотная. Просто добавь воздуха. Совсем, как в жизни. Во всех подробностях. Только 9,95 долл.)

Я высмеивал сочетание секса с промышленным дизайном. Политики также пользовались промышленным дизайном для достижения своих целей. В книге Джея Доблина «Сто великих про­ектов промышленного дизайна» упомянут один давний случаи использования дизайна для поддержки политических устремле­ний. В 1937 году Адольф Гитлер поместил на одно из первых мест в списке приоритетных проектов дизайн автомобиля для всех, понимая его фантастическую пропагандистскую ценность. Он отдал распоряжение о создании новой автомобильной <ь для разработки «Фольксвагена» – «народного автомобиля в начале 1939 года в местечке, которому суждено было ста родом Вольфсбург, возник завод «Фольксваген».

Гитлер был убежден, что большие автомобили – единственный тип машин, которые производились в Германии в начале тридцатых годов, – созданы для привилегированных классов и, следователь противоречат интересам национал-социалистов. Весной 1933 года встретился с Фердинандом Порше, чтобы обсудить возможность со здания массового автомобиля – Klein-auto. Порше, который уже мно­го лет экспериментировал с маленькими автомобилями, воспринял энтузиазм Гитлера как шанс осуществить свою мечту. В то время Пор­ше бьи одним из наиболее уважаемых конструкторов автомобилей в Германии. Так как Порше работал главным конструктором в несколь­ких автомобильных компаниях, в том числе «Лонер», «Аусто-Дайм-лер», «Даймлер-Бенц» и «Стейр», он идеально подходил для поставлен­ной задачи. Они договорились с фюрером о том, что «народная маши­на» будет рассчитана на четырех пассажиров, иметь мотор с воздуш­ным охлаждением, средний пробег 35-40 миль на галлон и макси­мальную скорость 70 миль в час. Кроме того, Гитлер заявил, что по­купка должна обходиться немецкому рабочему примерно в боо долла­ров. На расходы по предварительной разработке выделили 65 тысяч долларов; примерно через два года Порше в своей мастерской в Штут­гарте завершил работу над первым образцом автомобиля.

В США дизайн не используется открыто в политических целях; он скорее действует как маркетинговое орудие крупного бизнеса.

Если отвлечься от секса и политики и обратиться к потреби­тельской продукции, мы можем проследить за ее развитием на протяжении почти двадцати пяти лет и, что более важно, мы мо­жем увидеть, как подходили к одной и той же проблеме амери­канская компания «Кодак» и ее немецкий филиал. Проектор слайдов «Кодак Карусель» впервые появился на американском рынке в 1961 году. Так как в нем был применен гравитационный метод подачи слайдов, а это было серьезным изменением самой концепции и дизайна, в результате которого полностью устаре­ли все другие способы проецирования цветных слайдов. Но, как любит говорить один из американских пионеров промышленно­го Раймонд Лоуи, «Лучшее – никогда не враг хорошего». Вскоре спроектировали новый «Кодак Карусель-600», «миниатюрный», более компактный, с кнопочной сменой слайдов и –. выбором линз. Продолжая повышать цену, «Кодак» предложил модель 650, рассчитанную на слайды разной толщины, с дистанционным управлением прямой подачи; 750 – с дистанционным управлением прямой и обратной подачи и экономичным переключателем лампы на низкую мощность; 800 – с дистанционным управлением фокусировкой и встроенным таймером; 850 – с автоматической фокусировкой, вольфрамо-галогенной лампой и двумя линзами; 860QZ – с электронным увеличением изображения и несколько других промежуточных моделей с разными сочетаниями аксессуаров. Серия включала даже RA960 с произвольным доступом к слайдам (вдесятеро дороже простейшей модели) и модель с дуговой лампой (в двадцать раз дороже).

Венцом новой серии стал проектор «Карусель» с дуговой лампой, произвольным доступом к слайдам и автоматической фокусировкой.

Проекторы «Кодак Карусель» с пультом Кодак Карусель Эктаграфик VA, практически однотипный, но более тяжелый, без перемены вольтажа, отличающийся неудобным дизайном, цена 279,50 долл.дистанционного управления фокусировкой. Немецкий проектор «Кодак Карусель S» с переменным вольтажом стоит примерно 75 долл. и снабжен сверхпрочными приводами. Американский проектор «Кодак Карусель VA», практически однотипный, но более тяжелый, без перемены вольтажа, отличающийся неудобным дизайном, цена 273,520 долл.

 

В течение первых двадцати лет деятельности «Кодак» продавал школам и аудиовизуальным учреждениям точные копии большинства этих проекторов под названием «Эктаграфик». Проекторы «Эктаграфик» были дороже, серого цвета, а не чёрного и снабжены «более прочными проводами», как неопределенно поясняла фирма «Кодак». (Это означало, что у проектора «Эктаграфик», как правило недоступных для публики, заземленная трехконечная вилка, толстый слой изоляции на проводах и меньшая подверженность коротким замыканиям.) Другими ело вами, обычные потребительские модели были небезопасны но стоили дешевле, хотя обеспечивающие безопасность приспособ­ления сами по себе недороги.

В 1983 году американский «Кодак» показал свои новые «усо­вершенствованные» проекторы «Карусель-5200 и 5600». У этих моделей есть съемное устройство для просматривания слайдов (но чтобы пользоваться им, надо вынуть линзу) и ручка для пе­реноски!

А тем временем в Штутгарте немецкая компания «Кодак» спокойно производила и продавала свою континентальную вер­сию под названием «Карусель-С». У этой модели действительно безопасные провода, отдельные кабели дистанционной фокуси­ровки и выбора слайдов и в довершение всего встроенный повы­шающий и понижающий трансформатор, благодаря которому ею можно пользоваться во всем мире независимо от местного напряжения. Она продается (в Германии) по очень низкой цене. Отделение фирмы «Кодак», находящееся в Рочестере, штат Нью-Йорк, активно пытаясь убедить американцев не покупать эту модель, отказывалось отвечать на вопросы о ней и намекало, что для этой модели трудно достать запчасти или что она небе­зопасна или неудобна. Конечно же, это была неправда.

И работа, и внешний вид немецкой модели говорили о ее простом, безопасном и надежном функционировании. Автома­тический таймер и другие устройства были простыми подклю­чающимися компонентами, которые продавались отдельно. Ак­сессуары немецкой версии, такие, как поддоны для слайдов и дополнительные линзы, имели лучший дизайн, большую проч­ность, были эстетически приятнее и гораздо дешевле. Немцы воспользовались старым добрым американским ноу-хау: массовым производством. Они сделали только один проектор с разными подключающимися деталями, в то время как в США производилосьболее дюжины проекторов с небольшими различиями (в том числе серии «Эктаграфик»), чем и завлекали покупателя в ловушку.

Наша система рассчитана на неудовлетворенность покупателя и ускоренное устаревание. К тому же американские товары дороги и небезопасны. К1984 году положение дел снова радикально изменилось. Немецкий проектор «Кодак» (теперь называющийся 2000 s_av) стал довольно дорог и приобрел алюми­ниевый корпус. Но даже самая ранняя немецкая версия сохрани­лась удивительно хорошо: и Джим Хеннесси, и я профессиональ­но пользовались проекторами (в бюро дизайна и в университе­те) в течение семнадцати лет без единой поломки.

Сейчас, в 1984 году, потребительское сопротивление в Амери­ке, похоже, доказывает нам, что новую собаку к старым штучкам не приучишь. Вместо ненадежных американских моделей «Ко­дак Карусель» серьезные фотографы покупают теперь новый не­мецкий проектор «Лейтц Прадолюкс-зоо». Фирма «Лейтц» реши­ла соединить свою всем известную превосходную оптику с един­ственным настоящим вкладом «Кодака» – круглым поддоном с гравитационной подачей слайдов. «Прадолюкс» – логичный синтез элементов без маркетинговых трюков – продается в спе­циализированных магазинах Нью-Йорка дешевле, чем амери­канские проекторы «Кодак».

Для того чтобы работать непосредственно в интересах потре­бителя, вся отрасль дизайна должна уделить особое внимание роли дизайнера как адвоката, защитника. Например, новый сек­ретарский стул разрабатывается потому, что производитель ме­бели понимает: можно получить выгоду, выставив на рынок но­вую модель стула. Тогда он сообщает дизайнерскому коллективу, что нужен новый стул и в какую цену надо уложиться.

На этой стадии используется эргономика (или дизайн чело­веческих факторов), и дизайнеры сверяются со своими картоте­ками основных параметров в данной области. Большинство сек­ретарей в США – женщины, а большинство данных дизайна по Человеческому фактору основаны, к сожалению, на мерках бе­лых мужчин в возрасте от i8 до 25 лет. Как можно узнать из не­скольких книг по эргономике, приведенных в библиографии, данные были практически полностью собраны с призывников (Маккормик), моряков (Университет Тафт) и персонала голландской авиации (Баттеруорт). Если не считать нескольких интересных таблиц в «Дизайне для людей» Генри Дрейфуса, до настоящего времени не существовало данных по меркам и статистике женщин, детей, пожилых людей, младенцев и инвалидов Рад сообщить, что за последние десять лет эта ситуация изменилась. Нильс Диффриент, Элвин Тилли и Дэвид Хармен (все из бюро Генри Дрейфуса) и другие составили замечательные книги в которых идет речь о детях, мужчинах, женщинах и инвалидах в серии графиков в доступной форме представлены сотни важней­ших параметров, ранее недоступные дизайнерам: «Человечес­кий масштаб 1/2/3»; «Человеческий масштаб 4/5/6»; «Человечес­кий масштаб 7/8/9» (Кембридж, МИТ Пресс, 1974-1981).

Мой бывший студент и сотрудник Гаральд Кубелка из Вены провел большую работу с важнейшими мерками австрийских детей школьного возраста. Его замечательное пособие, обильно иллюстрированное рисунками и графиками, стало драгоценной базой данных для производителей школьной мебели, одежды, ранцев и т.п. в Австрии.

Но вернемся к нашему секретарскому стулу. Исходя из пред­чувствия производителя, что новый секретарский стул может хорошо продаваться, подкрепленного экстраполяцией и интер­поляцией мерок голландских пилотов времен Второй мировой войны, с добавлением собственных стилистических изысканий дизайнера, изготавливается пробный стул. Теперь начинаются потребительские испытания и маркетинговые исследования. Ес­ли освободить эти исследования от всей псевдозначительной шумихи, которую устраивает бригада шаманов с Мэдисон-аве­ню, это означает, что несколько стульев либо проходят испыта­ние, либо продаются в условиях повышенного контроля в пяти пилотных городах (это города со средним населением и средним уровнем дохода, в которых, как считается, люди готовы потра­тить деньги на новые идеи; Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Феникс (Аризона), Мэдисон (Висконсин), Кембридж (Массачусетс) – пять городов из этого длинного списка). В этом и заключают­ся маркетинговые исследования. Если новый товар продается – замечательно.

При проектировании усовершенствованного стула для маши­нистки в дизайнерский коллектив должны входить сами секре­тарши. Слишком часто «среднюю» машинистку просят посидеть (иногда всего пять минут) на уже готовом новом стуле и после этого спрашивают: «Ну что вы об этом думаете?» Когда она отве­чает: «Ого, стул с красной обивкой – совсем другое дело!», ее вы­сказывание принимают за значимую оценку, и стул запускают в массовое производство. И даже если бы секретарш привлекали к более целесообразным испытаниям стульев, как можно обеспе­чить, чтобы именно сами секретарши принимали решение, какой именно стул приобрести? Обычно это решение принимает ди­ректор, архитектор или (боже сохрани) дизайнер по интерьеру.

 

 

 

Секретарский стул. Дизайн фирмы Team Design (Штугарт). Разработчики Бол, Купце, Шил, Грюншлосс. Журнал Infodesign, Брюссель

 

Все же был спроектирован один стул для машинистки дизайнерской группой «Умвелтгешталтунг» из Штутгарта, в которую входили секретарши, тщательно его протестировавшие. Эргоно­микой занимались Ульрих Бурандт и Институт гигиены и физи­ологии труда (Цюрих, Швейцария); стул был произведен фир­мой «Драберт и сыновья» (Минден, Германия). Подробная доку­ментация помещена в Infordesign (№ 34, 1970, Брюссель). Но, чего я и опасался, в 1970 году произошло: когда этот стул дошел до американского рынка, его сильно обогнали по продажам «при­наряженные» стулья, поскольку, как я уже говорил, секретари практически не имеют права голоса, когда начальники покупа­ют для них стулья.

Рисунок проветриваемого контейнера для мытья, сушки и хранения посуды из материалов, пригодных для вторичного использования. Дизайн Барбро Кульвик-Сильтавуори, Финляндия. Публикуется с разрешения Барбро Кульвик-Сильтавуори и Группы 21

 

Мебельная компания Германа Миллера (Зиланд, Мичиган) разработала серию замечательных секретарских и рабочих сту­льев в середине 70-х годов и продолжает свою работу до сих пор. Другие эргономически целесообразные секретарские стулья бы­ли разработаны в Италии фирмами «Кнолл Интернейшнл» и «Этторе Соттсасс». Однако, все они достаточно дороги (что касается европейского импорта, в Нью-Йорке посредники иногда произвольно поднимают цены на «дизайнерские» стулья на 300 %), и в любом случае секретарь не имеет права голоса в этом вопросе.

Еще один пример показывает, что дизайну и мнениям о нем предстоит долгая эволюция: в 1970-1971 годах в Западной мании состоялся общеевропейский конкурс столовых приборов названием «Стол-80». Наиболее достойный с точки зрения экологии экспонат был представлен г-жой Барбро Кульвик-Сильтавуори из Финляндии. В то время как все остальные рабо­ты были выдержаны в ключе поверхностных стилистических новшеств и потакания потребительским вкусам, представлен­ный ею проект был основан на использовании отходов.

Ее предложение (как это ни странно для финской участницы конкурса) противостояло собранию хорошеньких тарелок и ми­лых стаканчиков, хранящихся дома, пока они не побьются или не будут заменены новыми в соответствии с легкоменяющейся модой. Она предложила сократить набор посуды (по крайней мере первоначально) до большой тарелки, маленькой тарелки и кружки для напитков. В качестве материала можно использо­вать красную глину, покрытую глазурью; альтернативным пред­ложением стала пластмасса. Эта легкозаменяемая посуда долж­на продаваться в проветриваемом пластиковом контейнере, конструкция которого позволяет в нем мыть, сушить и хранить посуду. Что более важно, разбитые тарелки и чашки можно воз­вращать производителю (как пустые пивные или молочные бу­тылки) в мешке для мусора, входящем в набор. Вышедшую из строя посуду снова превращают в сырье; из пластмассы делается новая посуда, из глины – кирпичи, и так далее.

Особенно важно, каким образом дизайнеры отреагировали на это предложение. Ему был присужден пятнадцатый приз (из пятнадцати), и жюри заметило: «Эта концепция довольно-таки оригинальна... Во всяком случае, мы можем оценить юмор этой забавной провокации» (курсив мой).

Хотя дизайнерские круги, по-видимому, не поощряют нова­торские решения, потребители с ними не согласны. В 1972-1973 годах Международный центр дизайна в Западном Берлине про­вел свою ежегодную выставку новой мебели «Хорошая форма». Директор центра Франсуа Буркхардт пригласил меня одновременно провести выставку самодельной и переносной мебели. Мои инструкции по изготовлению самодельной мебели раздавались бесплатно, более крупные предметы мебели были изготовлены для выставки заранее, и жителей Западного Берлина тоже попросили принести мебель, которую они изобрели и сделали сами. Число посетителей превзошло прежние рекорды посещаемости Международного дизайн-центра. Франсуа Буркхардт вос­торженно поделился со мной впечатлениями: «Пришли тысячи людей, которые никогда не приходили на наши выставки рань­ше, – пожилые люди, молодые защитники окружающей среды и малообеспеченные люди!»

Весной 1973-Г974 годов подобная выставка была проведена в галерее Града Загреба в Югославии. И здесь тоже были побиты все рекорды посещаемости. Галерея ожидала, что на мою всту­пительную речь придут 60-80 человек. Когда пришли более 6000 человек, пришлось установить громкоговорители на ули­цах. Листовки с инструкциями – их раздавали бесплатно, как и в Берлине, – закончились через 15 минут, хотя напечатанный запас был рассчитан на два месяца. Когда людям дается возмож­ность активного участия, в музеях, выставочных центрах и га­лереях просто не хватает места, чтобы вместить всех желающих.

В дизайнерском мышлении все еще доминируют странные нотки патернализма. Как-то на собрании руководитель одного из крупнейших в Чикаго дизайнерских бюро сказал мне: «Нам надо делать для рабочих-мигрантов что-то, что полезно для них, но не переусердствовать, иначе они так никогда и не встанут с дивана!». Когда жители беднейшего негритянского района Лафайетт (Индиана) с помощью студентов-архитекторов проекти­ровали игровую площадку, районный совет предложил другое решение, лучше обеспечивающее потребности населения. «Как они могли такое сделать, ведь это же мои черные!» – отреагиро­вал один из студентов.

Чтобы показать, как дизайн может реагировать на особые потребности, я хотел бы обратиться к конкретным примерам, касающимся первой детской книжки, а также нескольким вари­антам дизайна сидений.

Десять лет назад, когда моей дочери Дженни Сату было три года, невозможно было найти приличных книжек с картинками для маленьких детей. Издательская компания «Хэмптон» и Чикаго выпускала всего восемь детских книг, каждая из которых состояла из обложки и трех листов – в сумме шесть стража на книжку. Эти книги печатались нетоксичными красками на ткани. На каждой странице была одна иллюстрация. Под каждой из шести картинок, составляющих книжку, была напечатана поучительная подпись, например: «Шарик». Так как большинство трехлетних детей не умеют читать, а если умеют, то требуют более подробных подписей, эти достаточно дорогие книжки были практически бесполезны. У них было единственное достоинство – изготовленные из ткани страницы не могли поранить детские пальчики. В последующие годы многие издатели занялись выпуском книг для маленьких детей. По-моему, ни одну из этих книг нельзя считать удовлетворительной, ведь маленькие дети интересуются не только картинками; они столь же радостно ре­агируют на текстуру, цветовые контрасты, оптические и шумо­вые эффекты.

 

 

Вверху – находящаяся в продаже книжка для маленьких детей стоимостью 2 долл. Внизу – книга нового дизайна, лучше приспособленная к потребностям ребенка, которая может продаваться примерно за 60 центов. Дизайн и разработка по идее автора: Арлен Класки, Калифорнийски институт искусств

 

 

Так вот, один из моих студентов разработал книжку: в ней было десять листов или двадцать страниц. На одной странице был кармашек из ткани плюшевой текстуры. Поверхность еще одной страницы была из атласной ткани. На других страницах были простые цветовые пятна, оптически насыщенные узоры, приятные на ощупь текстуры и аппликации-пищалки. Кроме то­го, страницы разделены горизонтально, так, чтобы ребенок мог скомбинировать из десяти страниц более 40узоров. Книжка то­же сделана из ткани, краски нетоксичны, и ее можно продавать по доллару за штуку. Но это не конец процесса дизайна. Мой сту­дент также создал набор шаблонов, по которым книжки могут делать слепые, люди, лежащие в больницах, или надомные ра­ботники. Благодаря такому дизайну оказалось возможным соче­тать интересы двух групп – порадовать маленьких детей и од­новременно обеспечить полезной работой слепых.

Как неоднократно отмечалось в данной книге, дизайн не за­ботится о самых широких слоях населения. Если мы просто срав­ним рычаги, переключатели, ручки и общий дизайн тех инстру­ментов и приборов, которыми в нашем обществе пользуются женщины (домохозяйки) с соответствующими параметрами ин­струментов для мужчин, мы убедимся в громадном их различии. Хотя теперь доступны новые эргономические данные, упомя­нутые выше, большинство дизайнерских бюро все еще считают, что их идеальный клиент находится в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, имеет средний доход, активен, ростом ров­но шесть футов и весит ровно 175 фунтов. Между прочим, сего­дня в США больше пожилых людей, чем когда-либо прежде*.

Когда я еще учился в колледже, журнал Interiors первым запустил крылатую фразу: «Стул – визитная карточка дизайнера». Хороша или плоха эта фраза, но она осталась в памяти. Сегодня потребитель, желающий купить стул, должен выбирать из ошеломляющего ассортимента – более 20000 различных моделей Многие из этих стульев американские, но мы также импор­тируем стулья из Дании, Финляндии, Швеции, Италии, Японии и многих других стран. Производятся стулья, тщательно скопи­рованные с египетских сидений периода до первой династии; есть сиденья надувные (с применением последних новинок в об­ласти технологии пластмасс и электроники), обязанные своим эстетическим оформлением последнему полету в космос. Между этими крайностями – точные репродукции стилей Гепплуайт, Дункан Пайф, раннеамериканского стиля и многих других, в том числе таких вновь созданных, как «японский колониаль­ный», «пластмассовый барочный» и «стиль навахо». Цены раз­личны: надувное кресло можно купить всего за 9,98 долларов, а кресло, частично шведского производства, но с японской элек­троникой в стереонаушниках и немецким мотором для покачи­вания сиденья при откинутой спинке продается за кругленькую цену – 16500 долларов. С эстетической точки зрения, а также по функциональности и телезисному соответствию насчитывается по меньшей мере 500 хорошо спроектированных сидений. Но мне хотелось бы рассказать о трех креслах, которые я считаю ве­ликолепными; два из них так хорошо выдержали испытание вре­менем, что большинство людей удивляются, узнав, когда эти кресла были созданы впервые.

Режиссерское кресло в его наиболее распространенном в анте – складная деревянная конструкция с натяжным сидень и спинкой из ткани, при испытаниях выдерживающая груз о фунтов. На таком кресле очень удобно сидеть подолгу, что необычно для кресла без подушек и мягкой обивки. Для хранен или удобной перевозки оно складывается в компактный паке весом менее 15 фунтов. Самое лучшее в нем то, что оно мож_ет служить как кресло, стул к письменному столу, шезлонг или обе денный стул. У нас дома восемь таких стульев, и их ненавязчи­вая элегантность, компактность и простота в обращении, а так­же удобство и низкая цена делают их особенно привлекательны­ми в сегодняшних условиях большей мобильности. Такое кресло все еще продается фирмой «Сире Робак» по низким до смешного ценам. Лжей Доблин в своей книге «Сто лучших произведений дизайна» называет его «...чудесной покупкой, имеющей, вероятно самое лучшее соотношение цены и качества среди мебели, находящейся в продаже». Большинство людей на вопрос, когда было создано это кресло, называют конец 40-х годов XX века, ошибаются на целый век. Такое кресло можно увидеть на ранних французских и американских фотографиях; оно особен­но часто появляется на фотографиях, сделанных во время Граж­данской войны. В своем современном виде это кресло произво­дится несколькими фирмами: мебельной компанией «Телескоп» (Гранвилль, Нью-Йорк) и компанией «Голд медал» (Расин, Вис­консин); они выпускают в настоящее время по меньшей мере 75000 кресел ежегодно. По оценкам современных производите­лей, количество кресел этой модели, изготовленных начиная с 1900 года только в США, превышает 5 миллионов. Джей Доблин упоминает, что модель, которую ныне производит компания «Голд медал», относится к 1903 году. Кроме того, существуют британские, немецкие, шведские, датские и финские варианты этого кресла. Британская версия для современных потребите­лей, роскошно выполненная из кожи и орехового дерева, прода­ется как «кресло офицера времен Британской кампании».

Режиссерское кресло. Компания по производству складной мебели «Телескоп», Гранвилль, Нью-Йорк

«Шезлонг» (1938), дизайн Дурчан Боне и Феррари-Хардой. Металлические прутья и кожа. Изготовлено компанией «Артек-Паскоу». Коллекция Музея современного искусства, Нью-Йорк, Фонд Эдгара Кауфмана

 

В 1940 году Ганс Кнолл купил проект кресла дизайнеров Фер-рари-Хардой и Дурчан Боне. Конструкция из стальных прутьев в форме двух пересекающихся тетраэдров, обтянутых кожей или брезентом, известна среди дизайнеров как кресло «Хардой», а среди обычной публики как «кресло-бабочка», военное кресло, шезлонг, «радость интеллектуала» или «кресло-сафари». Это очень удобное кресло для открытого пространства, оно не намо­кает, если покрытие брезентовое. Кресло легкое, и хотя боль­шинство моделей не складные, они удобно штабелируются. В 1940 году кресло-оригинал производства «Кнолл-Хардой» (с ко­жаным сиденьем) продавалось по розничной цене 90 долларов. Производители-конкуренты, копируя оригинальную модель, к ^Х95о году сбили эту цену, во всяком случае на Западном побере­жье, до 3,95 доллара. Перепроизводство этих копий в конце концов привело к тому, что в некоторых супермаркетах Запада и Юго-Запада кресло стали отдавать бесплатно в качестве подарка. За покупку продуктов на 40 долларов. Насколько нам известно, кресло «Хардой» появилось в 1869 году как складное кресло для офицеров итальянской армии. Его делали из натурального отпо­лированного дерева, с оловянными петлями и креплениями и кожаным сиденьем. В 1895 году мебельная компания «Голд медал» выпустила почти такое же кресло, но с брезентовым сидень­ем. Первый нескладной вариант появился в Германии в начале 1930 годов. Теперь, в 1980 годы, эта модель кресла возвращена в производство, но уже с сиденьями из кожи и шкуры пони.

Sacco («Мешок») – кресло. Дизайнеры Пьеро Гати, Чезаре Паолини и Франко Теодоро

 

 

«Мешок» (дизайн Пьеро Гатти и Чезаре Паолини) был приду­ман в Италии в конце 1968 года. Это мешок из кожи, набитый пластиковым гранулятом. Консистенция пластикового наполни­теля такова, что он принимает очертания тела сидящего. Если не считать материала самого мешка, кресло не может являться ста­тус-символом. Когда появились копии из различных материалов, цена снизилась до 9,99 доллара. Ткань смотрится хорошо, но луч­ше всего – мягкая и гибкая итальянская лайка. Винил или нога-хайд, вероятно, наименее приятны, потому что «не дышат». Те­перь, в 1984 году, оригинальная итальянская версия все еще за­нимает твердую позицию на рынке, а наборы «Сделай сам» продаются магазинами «Товары – почтой». Подобно режиссерскому креслу и креслу «Хардой», кресло-мешок превосходно сочетается сегодняшним идеалом непринужденной домашней обстановки. Единственный недостаток «мешка» и кресла «Хардой» – жилым людям трудно садиться в них, но у всех этих трех кресел есть общие достоинства (хотя даты их разработки различаются более чем на столетие): простота эксплуатации и хранения, портативность, независимость от статуса и низкая цена. Возможно, не все дизайнеры единодушно согласятся со мной. Но законодатели вкусов нашего общества показали свою неком­петентность в отборе наилучших образцов. Нью-Йоркский му­зей современного искусства обычно считается первым арбитром хорошего вкуса в отношении дизайнерских объектов. На эту те­му музей за последние тридцать шесть лет выпустил одну книгу и два буклета. В 1934 году вышла в свет книга «Машинное искус­ство» – обильно иллюстрированный путеводитель по выставке, цель которой, популяризация «эстетически полноценных» пред­метов машинного производства среди населения. Из 397 предме­тов, которые в то время сочли ценными и долговечными, 396 не выжили. Только химические пробирки и мензурки фирмы «Курс» из Колорадо, после краткого периода созданной музеем моды, в течение которого интеллигенция пользовалась ими как графи­нами для вина, вазами и пепельницами, дожили до наших дней и продолжают использоваться в современных лабораториях.

В 1939 году музей провел вторую выставку: ее экспонаты бы­ли представлены в буклете «Органический дизайн». Только один из семидесяти проектов за номером А-3501 (дизайнеры Сааринен и Имс) стал