Деструктивный анализ

Поскольку умения нельзя целиком объяснить аналитически, вопрос о мастерстве владения навыками может вызвать серьезные затруднения. Примером этого служат непрекращающиеся спорно «туше» при игре на фортепьяно. Музыканты считают само собой разумеющимся, что звучание какого-то тона может быть различным и определяется туше пианиста. Каждый ученик стремится достичь правильного туше, а для зрелого исполнителя оно является одним из главных достоинств. Туше пианиста ценится как публикой, так и его учениками. Однако, если анализировать процесс звучания какого-то тона на фортепьяно, выясняется, что объяснить существование туше совсем не просто. При нажатии клавиши приводится в движение молоточек, который ударяет по струне. Этот молоточек подталкивается нажатой клавишей лишь на небольшом отрезке своего пути, а затем совершает свободное движение, прерываемое в конце концов ударом по струне. Из этого можно сделать вывод, что действие молоточка на струну полностью определяется скоростью его свободного движения в момент, когда он ударяет по струне. В зависимости от этой скорости звук может быть более или менее громким. Наряду с этим ои мажет иметь различную окраску, определяемую одновременным звучанием обертонов, но это

 

яикак не зависит от того, какую скорость имел молоточек я как он ее приобрел. Тем самым не может быть никакой разницы между двумя звуками одной высоты, которые извлекают на одном инструменте новичок и виртуоз; одно иэ наиболее ценимых исполнительских качеств оказывается совершенно дискредитированным. Тем не менее это—ошибочный вывод, и возникает он в результате неполного анализа исполнительского мастерства пианиста. Это показали (к моему большому удовольствию) Дж. Бэрон и Дж. Хол-ло, которые обратили внимание на шум, возникающий в момент нажатия клавиши, когда все струны с фортепьяно сняты1. Этот шум может варьироваться, хотя скорость, сообщаемая при этом молоточку, остается постоянной. Соединяясь со звучанием струны, шум этот изменяет качество звука, что, по-видимому, и объясняет способность пианиста контролировать звучание инструмента с помощью

искусства туше.

Можно привести множество подобных примеров, и все

они будут иллюстрировать простую истину: утверждать невозможность того, что, по всей видимости, было сделано, или невероятность того, что считается наблюдаемым, только потому, что мы не можем объяснить происхождение и существование этого явления в рамках нашей понятийной системы, — значит отрицать вполне реальные области практики или опыта. Тем не менее такой метод критики является неизбежным, ибо без его постоянного применения ни ученый, ни инженер не смогли бы ощущать под ногами твердой почвы, сталкиваясь с массой иллюзорных

наблюдений буквально ежедневно.

Деструктивный анализ является также незаменимым средством борьбы с предрассудками и псевдодеятельностью. Возьмем, к примеру, гомеопатию. На мой взгляд, это псевдолечение, все еще широко распространенное, можно полностью дискредитировать, подвергнув анализу его предписания. Как видно из гомеопатических рецептов, рекомендуемая концентрация лекарственных веществ является столь малой, что в обычной пище и в питьевой воде содержится столько же, или даже больше, тех же самых веществ. Поэтому увеличение дозы этих веществ в такой пропорции вряд ли может оказать заметное целебное действие.

' Baron J., Hollo J. "Zeitshr. fur Sinnesphysiologie", 1935, 66 p 23

 

Еще одна ситуация, по существу безнадежная, воднц-кает в том случае, если те, кто открыл какое-то новое умение, действенность которого на первых порах сомнительна, дают этому умению ложную интерпретацию. Это можно проиллюстрировать на примере трагических неудач, сопровождавших в течение столетия деятельность первооткрывателей гипнотизма от Месмера до Брэда. Критикам Месмера, а затем и Эллиотсона не стоило большого трудп показать, что действия, якобы производимые этими людьми, были безрезультатными. Эллиотсон представил полный свод законов, которым, по его словам, подчиняется передача живого магнетизма. Он утверждал, что магнетизм стакана воды, выпив который человек впадает в каталептический транс, можно измерить, опустив туда один или два пальца или всю ладонь. Другой его «закон» гласил, что. слизистые поверхности, например языка или глаз, способны воспринимать сильнее месмерические стимулы, чем кожа. Позднее Эллиотсон заявил, что золото и никель более чувствительны к месмерическим влияниям, чем основные металлы, например свинец. Все это было бессмыслицей, и это несложно было доказать. А поскольку никому тогда еще не приходило в голову, что важнейшим фактором месмеризма является гипнотическое внушение, то неизбежно напрашивается вывод: люди, на которых Эллиотсо» демонстрировал правильность своих утверждений, был» мошенниками и либо обманывали его, либо состояли с ним в сговоре'. Тщетно восклицал с горечью Эллиотсон:

«Я представил подробности 76 операций, прошедших без боли; что нужно еще во имя гуманизма и здравого смысла?»2И только тогда, когда эти факты были объяснены на основе понятия гипноза, их стали наконец считать истинными. Ибо всякий раз, когда истинное и ошибочное соединяются в какой-то системе понятий, деструктивный анализ. этой системы может дать положительные результаты, лишь если он поддержан новыми открытиями. Но нет таких правил, следуя которым можно было бы делать открытия ил» создавать новые понятия, приближающие нас к истине,»

' Williams H. Doktors Differ. London, 1946, p. 51—60. Опыты, которые опровергли утверждения Эллиотсона, поставили под сомнение его результаты и выставили его самого в комическом свете, были проделаны Томасом Уокли. В действительности эксперименты Эллиотсона были яркой демонстрацией гипнотического внушения. 2Ibid., p. 76.

 

'поэтому яет также и правил, помогающих избежать неопределенности деструктивного анализа.

В последние десятилетия в ряде технических лабораторий наблюдается процесс, весьма сходный с критикой месмеризма, правда, лишенный столь очевидных неудач. Во многих отраслях промышленного производства, в том числе в кожевенной, гончарной, пивоваренной промышленности, а также в металлургии, в текстильной промышленности и в различных отраслях сельского хозяйства, вдруг наступило осознание того, что вся деятельность осуществлялась здесь до сих пор как своего рода искусство при полном отсутствии знания составляющих ее операций и процедур. Когда к этим традиционным сферам человеческой деятельности стал применяться современный научный подход, то 'прежде всего возникла задача выяснить, что же именно происходит в каждом из этих производственных процессов, что дает возможность создавать материальные ценности. Еще в 1920 г. эта ситуация была проницательно описана У. Л. Боллсом, который столкнулся с необходимостью вести научные исследования в хлопкопрядильной промышленности'. Существовавшую до этого практику прядения хлопка он охарактеризовал как «вещь в себе, которая с трудом соотносится с физическими знаниями», вследствие чего «в течение первого десятилетия исследователю придется сосредоточить усилия главным образом на выяснении того, что знает и умеет прядильщик».