Студопедия — Классовая борьба, психология и сознание класса государственных рабочих в СССР.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Классовая борьба, психология и сознание класса государственных рабочих в СССР.






В Октябре 1917г. рабочие и крестьяне свергли власть помещиков и капиталистов и установили свою революционную диктатуру. Однако производительные силы не были еще столь развиты, чтобы можно было обойтись без начальников и господ, и поэтому место старых господ стремительно стали занимать новые. Парадоксальность ситуации состояла в том, что эти новые господа заявляли, что они борются за общество без господ и рабов, и поначалу даже действительно это делали.

Подобная парадоксальная ситуация обусловила собой противоречия рабочего движения периода гражданской войны. Самые революционные и преданные общему делу пролетарии ушли в государственный аппарат и Красную Армию и перестали быть пролетариями, став частью стремительно возникающего нового эксплуататорского класса государственной буржуазии (превратившегося в начале 30-х гг. в неоазиатскую бюрократию). Из остальных, более пассивных рабочих все, кто мог, спасаясь от голодной смерти в городах, ушли в деревню; оставшиеся же, обескровленные подобными потерями и, как и промышленный пролетариат вообще, неспособные совместно управлять обществом, не могли добиться лучшего результата, чем тот, который в конце концов получился. Более того.

В начале 1918 г., по мере превращения Советов из органов рабочей самоорганизации в органы отделенной от рабочих масс государственной власти, в качестве попытки создать новую форму рабочей самоорганизации возникает Движение фабрично-заводских уполномоченных. В этом движении, враждебном болыпевистско-левоэсеровским Советам, с самого начала доминировали меньшевики и правые эсеры, а его политическая программа сводилась к требованиям Учредилки и парламентской демократии. Но победа «парламентской демократии» в России 1917-1921 гг. была самой невозможной из всех утопий, что и показала судьба Комуча и всей «демократической контрреволюции».

Совсем по-другому следует оценивать движения и организации, выступавшие в 1917-1921 гг. за прямую власть трудящихся - советские крестьянские восстания («власть Советам, а не партиям!»), махновское движение, а также такие политические течения, как левые эсеры, максималисты и анархисты. Из-за существующего уровня производительных сил, при котором невозможно было


уничтожить деление общества на управляющих и управляемых, они не могли победить, но они точно так же принадлежат к вершинным эпизодам освободительной борьбы угнетенных классов, как и санкюлотское движение 1793 г., тогда как роль большевиков-ленинцев объективно оказалась весьма сходной с ролью якобинцев-робеспьеристов (хотя и не вполне аналогичной ей).

Характер большевизма - отдельная большая тема. Здесь заметим лишь, что большевизм, вопреки сталинистским и антикоммунистическим мифам, не был однородным течением, и впередовцы дореволюционного времени, а после Октябрьской революции децисты и рабочая оппозиция значительно отличались от ленинского направления. Сверх того, большевизм изменялся во времени под воздействием окружающей ситуации. Сила большевиков в 1917 г. заключалась в том, что это были большевики с народом, и то, что к 1921 г. они перестали быть с народом - не вина, а трагедия большевиков.

То, что объективно получилось в результате Октябрьской революции, было лучшим из того, что реально могло получиться, хотя бы нам и хотелось чего-то неизмеримо большего. Но этим оптимально возможным результатом оказалась неоазиатская общественно-экономическая формация, осуществлявшая прогресс производительных сил страшной ценой экспроприации крестьянства и эксплуатации пролетариата. На смену старому неравенству и старой эксплуатации шли новые неравенство и эксплуатация. Уже в то время это поняли пролетарские революционеры - первыми борцы революционно-социалистических организаций, активно участвовавших в Октябрьской революции и выступавших за Советскую власть против новой бюрократической диктатуры (часть анархистов, левые эсеры и максималисты), а вскоре и представители пролетарского крыла большевистской партии (децисты и рабочая оппозиция).

В работе 1931 г. "Агония мелкобуржуазной диктатуры" лидер децистов Тимофей Сапронов характеризовал СССР как общество, в котором идет процесс первоначального капиталистического накопления:

"С точки зрения исторического развития капитализма наш государственный капитализм не только не является высшей формой развития капитализма, а скорее его первичной формой, формой - в своеобразных условиях - первоначального капиталистического накопления, он является переходным от пролетарской революции к частному капитализму. Как в Англии (в XVI-XVII вв.) мелкий производитель путем огораживания был лишен средств производства (см. "Капитал", первый том), так и у нас так называемая "коллективизация" отделила мелкого производителя - крестьянина от его средств производства*. Хотя если в Англии "овцы поели людей", у нас бюрократические "колхозы" поели и овец, и крестьян".

Сапронов ошибался: эта аналогия еще не является основанием для того, чтобы рассматривать сталинскую коллективизацию как форму первоначального капиталистического накопления. Будем строги в употреблении терминов: первоначальное капиталистическое накопление - это то, что происходит при возникновении капитализма, а до 1917 г. российское крестьянство уже было до такой степени пролетаризировано, что можно не сомневаться в наличии весьма развитого (хотя и периферийного, т. е. далеко не самого преуспевающего) капитализма в России начала XX в. Это очень хорошо понимал Ленин, отдававший себе отчет в том, до какой степени часто продавали свою рабочую силу те крестьяне, которых экономисты народнического и околонароднического толка считали еще не пролетаризированными. (Примером последних является, скажем, А. В. Чаянов, отказывавшийся - и совершенно напрасно - видеть в наемном труде, привлекаемом хозяевами в помощь к своему личному труду, "капиталистический момент организации производства" [725, с. 426].) Достаточно перечитать ленинскую работу "Развитие капитализма в России" [346], чтобы убедиться в том, что уже во второй половине XIX века "первоначальное накопление капитала" было для Российской империи уже давно прошедшим делом. [См. по этому вопросу также 118, с. 114-123].


Другой лидер децистов, Владимир Смирнов, подчеркивал, что "сталинский "социализм в одной стране" строится буквально на костях и крови победившего в Октябре пролетариата".

В листовке, распространявшейся на московских заводах в 1928 г. и, судя по содержанию, выпущенной децистами либо какой-то иной левокоммунистической группой, говорилось:

"Рабочий класс, низведенный со степени господствующего класса, стал наемным рабочим, продавая свою рабочую силу социал-бюрократам, которые не меньше, а больше эксплуатируют рабочий класс, жирея за счет его пота... Фактически власть перешла в руки мелкобуржуазных социал-бюрократов (чиновников), организовавшись в особый класс, прикрывая свое господство и диктатуру над пролетариатом якобы существующей диктатурой пролетариата..." [цит. по 142, с. 144].

В выпущенной в 1929 г. листовке "Рогожско-Симоновской группы пролетарской оппозиции", т. е. децистов Рогожско-Симоновского района в Москве, говорилось:

"Куда идут накопления, добытые хищнической, варварской эксплуатацией труда? Они пожираются паразитическим аппаратом, чиновничеством. Чиновник -враг рабочего, чиновник - у власти. Каждому рабочему должно быть ясно, что

Капитализм наступает гораздо раньше, чем все рядовые работники превратятся в стопроцентных пролетариев. Если больше половины населения хотя бы иногда продает свою рабочую силу (при том, что в стране уже есть хоть какое-то мануфактурное - а тем более, крупное машинное -производство) - значит, капитализм уже несомненно есть. А в Российской империи после 1861 г. (которым, собственно говоря, и можно датировать полнейшее и окончательное завершение процесса первоначального накопления капитала в России; в основном он завершился уже к концу XVIII века, когда дворяне превратили основную массу рядовых работников-земледельцев в производящих прибавочную стоимость пролетариев-рабов - о последнем см. выше, во второй главе - и тем самым обуржуазились) дело уже обстояло именно так...

Не всякое отнятие средств производства у непосредственных производителей и превращение последних в пролетариев суть первоначальное накопление капитала (тем более не является первоначальным накоплением капитала превращение непосредственных производителей в класс государственных рабочих, рабочая сила которых изначально принадлежит государству и товаром не является). Если бы мы стали называть всякую экспроприацию крестьян и ремесленников-кустарей "первоначальным накоплением капитала", то нам бы пришлось прийти к выводу, что капитализм в собственном смысле слова - это лишь высокоразвитый монополистический капитализм, что история капитализма (за исключением разве что Англии) начинается лишь с середины XX века, а в ряде стран она и до сих пор не началась; отсюда пришлось бы также сделать вывод, что капитализм не есть способ производства и основанная на нем общественно-экономическая формация - ведь эти последние по определению прогрессивны в начале своего существования, а тут получится, что капитализм как таковой есть изначально гниющий монополистический капитализм... Дальше началось бы нагромождение абсурда на абсурд, обесценивающее понятия "способ производства" и "общественно-экономическая формация" как инструменты научного познания: индустриальное общество предстало бы нашим глазам в виде каши из равнозначимых укладов, в которой не разберешь, где предыдущие и последующие этапы развития и каковы закономерности их следования друг за другом. Чтобы избежать этого, нам пришлось бы кинуться в противоположную крайность - и а приори объявить капитализмом (либо развитым, либо недоразвитым - "строем первоначального капиталистического накопления") всякое индустриальное общество, не задаваясь вопросом о том, является ли в нем рабочая сила товаром или нет (между прочим, нечто подобное как раз и сделал М. Инсаров в ряде своих статей - в том числе и в той, что послужила основным источником материалов к этой главе. Сходной точки зрения придерживается и А. Здоров, и ряд других отечественных и зарубежных исследователей), выкрасив весь круг индустриальных способов производства, общественно-экономических формаций и укладов одной капиталистической краской. Однако всех этих сцилл и харибд мы легко избежим, отделив экспроприацию непосредственных производителей при возникновении капитализма от многократно повторяющихся вплоть до перехода к монополистическому капитализму и неоазиатскому строю (и даже позднее) экспроприации подобного рода - и закрепив название "первоначальное накопление капитала" только за ней, за первой.


ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА БОЛЬШЕ НЕТ. НЕТ БОЛЬШЕ ВЛАСТИ РАБОЧЕГО КЛАССА. Ренегаты и предатели задушили революцию, а теперь пытаются задушить рабочий класс, превратить его в слепое и послушное орудие своих предательских целей. НО ЭТОМУ НЕ БЫВАТЬ.

Что должны делать рабочие? СТРОИТЬ СВОЮ РЕВОЛЮЦИОННУЮ ПАРТИЮ. ВКП(б) умерла, ВКП(б) труп".

Из опыта победы и поражения Октябрьской революции эти передовые борцы революционного пролетариата извлекали соответствующие уроки. Особенно далеко продвинулся по этому пути Сапронов. Он писал:

«Если рабочий класс не хочет, чтобы его в тысячу первый раз предали вожди, то он обязан иметь к своим вождям постоянно организованное недоверие (курсив мой. - В. Б.). Поздно сбрасывать вождей, когда они уже предадут пролетариат. Измены нужно предупреждать. Освобождение рабочих - дело рук самих рабочих».

Ту же мысль Сапронов повторял, полемизируя с Троцким, на взгляд которого, по мнению Сапронова, «получается, что весь вопрос в правильном руководстве и воспитании таких «кадров, которые способны опрокинуть бюрократию». Вместо революционной сознательности класса, его авангарда - партии, их боевой готовности не только опрокинуть буржуазию, но и в любой момент сбрасывать руководство, прежде чем оно успеет изменить своему классу... Я, грешный человек, думаю, что любое архиидеальное руководство, если вывернется из-под контроля и ответственности класса, непременно ему изменит (курсив мой. - В. Б.). Поэтому рабочий класс за вождями, за руководством должен смотреть в оба, авторитарность, фетишизм - враги рабочего класса».

Сапронов сказал о Советской республике 1917-1918 гг., и это было не только воспоминанием о прошлом, но и уроком на будущее, указанием на то, какой должна быть рабочая власть, если не хочет переродиться:

«Государство, рожденное Октябрьской революцией, не было самодовлеющей силой, не было государством в обычном смысле этого слова. Это государство суть пролетарская партия, советы, профсоюзы, фабзавкомы и Красная гвардия. Другими словами, государство, рожденное Октябрем, - это сами вооруженные рабочие» (некоторые работы Сапронова и других децистов можно найти в Интернете на www.left-dis.nl/).

Сапронов и другие децисты, как и вся старая революционно-пролетарская оппозиция, были уничтожены Великим Террором восторжествовавшей неоазиатской контрреволюции. Однако классовая борьба не прекратилась.

Она продолжалась даже в самые давящие времена сталинского режима. Осенью 1941 г. в разгар империалистической войны и патриотической истерии бастовали ткачи Иваново-Вознесенска (упоминание об этой забастовке есть в книге В. А. Козлова [289] со ссылкой на "Исторический архив", 1994 г., №2). Тогда же, в разгар империалистической войны, восстали узники сталинских лагерей - наиболее порабощенный отряд класса государственных рабочих, почти рабы (только тем и отличавшиеся от рабов, что их не продавали). В январе 1942 г. заключенные одного из лагерей в Республике Коми (невдалеке от Воркуты), внезапным налетом захватив большую часть надсмотрщиков в бане, обезоружили их. В восстании приняло участие 82 человека. К вечеру того же дня повстанцы заняли уездный районный центр Усть-Уса, где к ним присоединилось еще 12 человек. Последние повстанческие группы были уничтожены только в начале марта. В боях погибло 48 повстанцев, 6 покончили с собой и 8 были взяты в плен. Каратели потеряли 33 убитых, 20 раненых и 52 обмороженных. По утверждению следствия, "контрреволюционная повстанческая организация была создана в октябре месяце


1941 г. отбывавшими в лагере троцкистами". Из 68 осужденных по этому делу (причем в восстании большинство из них не участвовало) 49 человек приговорены к расстрелу [621, с. 215-216.]. 19 декабря 2004 г. московский канал ТВ-Центр показал достаточно информативный и правдивый документальный фильм об этом восстании - "Колючий январь", - в котором было убедительно показано, что повстанцы вели себя именно как сознательные борцы с поработившими их эксплуататорами, а вовсе не как сбежавшие уголовники. Они не грабили и не убивали мирных жителей, но старались привлечь их на свою сторону - к сожалению, почти безуспешно...

И подлинными героями класса государственных рабочих были не рабы в солдатских шинелях, в эти же дни января-марта 1942 г. смело и самоотверженно отдававшие на фронтах империалистической войны свои жизни за сохранение власти своих господ, но рабы ГУЛАГа, отважившиеся на отчаянную попытку либо добыть оружием свою волю, либо хоть погибнуть на воле, с ору жмем в руках.

После империалистической войны классовая борьба, борьба государственных рабочих против неоазиатского общественного строя продолжилась. По основанному на документах свидетельству историков:

«Людской протест против репрессий и налогового произвола выражался в разнообразной, порой необычной форме.

Доведенные до отчаяния колхозники поджигали дома наиболее рьяных активистов, убивали ненавистных председателей колхозов, секретарей местных партийных организаций, уполномоченных по заготовкам. Такие действия расценивались как антисоветские террористические акты. Расследованием занималась не милиция, а органы госбезопасности... Попутно проводилось изъятие оружия у населения. Многие сельские фронтовики были осуждены и получили срок за хранение именного оружия» [621, с. 157].

Однако протест государственных рабочих в сталинскую эпоху все-таки далеко уступал по масштабам, сознательности и организованности пролетарской классовой борьбе дореволюцонных времен. И причины этого не ограничивались жестокостью сталинского террора.

Старый революционно-социалистический пролетариат, совершивший Октябрьскую революцию, исчез в результате этой революции (процесс этот многократно описывался различными марксистскими авторами, начиная с Троцкого). Новый класс рядовых эксплуатируемых работников формировался почти на пустом месте. Практически исчезло обладавшее твердым классовым сознанием ядро, вокруг которого мог бы кристаллизоваться обладающий подобным сознанием новый класс государственных рабочих. Чтобы вырванный из деревни в процессе «коллективизации» и брошенный в фабричный котел вчерашний крестьянин смог опомниться, осознать свое новое положение и начать борьбу против него, требовалось время.

* * *

Это время наступило к 1950-м годам. Методы чересчур грубого подавления и принуждения к труду рабов все более оказывались неэффективны. Убытки, а не прибыль, стал приносить знаменитый ГУЛАГ - это при крайней дешевизне рабского труда! (в 1952 г. дотации из госбюджета - 16,4% расходов на содержание ГУЛАГа [см. 621, с. 246-247]). Современная техника требовала наличия более сытой, здоровой и образованной рабочей силы, чем та, которая воспроизводилась при сталинском режиме. Необходимы были реформы.


Эти реформы, осуществленные в хрущевский период, ослабили полицейский гнет и тем самым открыли шлюзы для борьбы эксплуатируемых трудящихся, которая, в свою очередь, толкала эксплуататорские верхи к новым реформам, пока в итоге установилось новое равновесие, которое можно назвать брежневским «государством социального обеспечения» (Welfare State).

Но даже к осуществлению этих реформ сталинские преемники приступили, лишь боясь революции снизу. Бюрократия долго раздумывала бы, что ей делать с убыточным ГУЛАГом, если бы не восстания лагерных рабов в 1953 г. Эти восстания заставили ликвидировать гулаговскую систему, они же вместе со всеобщей стачкой рабочих ГДР в июне 1953 г. вынудили бюрократию начать идти на уступки низам, а революция 1956 г. в Венгрии и городские восстания 1959-1962 гг. в СССР толкнули к дальнейшим уступкам.

Масштаб подобных уступок был далеко не малый: послевоенный всемирный промышленный подъем позволил неоазиатской бюрократии кинуть государственным рабочим немало сахарных косточек со своего стола. В апреле 1956 г. был отменен закон 1940 г. о прикреплении рабочих к предприятиям и о суровых наказаниях за прогулы и опоздания. Трудящиеся получили право самостоятельно (при определенных формальностях) менять место работы. В сентябре 1956 г. законодательно установлен минимум заработной платы (до этого в «стране победившего социализма» не существовало такого «пустяка», как минимум, ниже которого не может опускаться зарплата!). Сокращалась на 2 часа рабочая неделя, а оплачиваемый отпуск по родам и беременности увеличивался с 70 до 112 дней [541, с. 126-127].

Была введена новая пенсионная система, размер пенсий существенно вырос (до этого в «стране победившего социализма» пенсии составляли меньше 10% прожиточного минимума! [См. 141, т. 1, с. 134]). Горожане стали теперь получать пенсии с 60 лет - мужчины и с 55 лет - женщины. Впервые стали получать пенсию колхозники (с 65 лет мужчины и с 60 лет женщины) - но лишь в том случае, если продолжали работать в колхозах, при этом пенсию им обязан был выплачивать сам колхоз, а не государство!

В 1961 г. заработная плата сравнительно с 1950 г. выросла в 1,3 раза, а с учетом выплат и льгот из общественных фондов - в 1,35 раз. Развернулось жилищное строительство. С 1950 по 1964 гг. городской жилищный фонд вырос с 513 до 1182 млн. кв. м, т.е. в 2,3 раза. Если в 1951-1956 гг. жилищные условия улучшили 38,4 млн. человек, то в 1957-1961 гг. - уже 57,5 млн. В 1956-1960 гг. было введено в строй жилья почти в 2 раза больше, чем в предыдущей пятилетке.

Была отменена плата за обучение в старших классах средней школы и в вузах, введенная в 1940 г. Выросли пособия многодетным семьям. Государственные расходы на бесплатное медицинское обслуживание и бесплатное образование, на различные виды пенсий и пособий составили в 1960 г. 27,3 млрд. руб. - почти в 6 раз больше, чем в 1940 г.! [541, с. 126-127, 269].

Одновременно происходил рост класса государственных рабочих. В 1950-1961 гг. численность рабочих и служащих увеличилась с 40 до 62 млн. человек. Эти рабочие рекрутировались в большинстве своем из крестьян, из деревни и принадлежали к рабочему классу первого поколения, к тому раннему рабочему классу, который, как было показано выше, и составляет социальную основу революционно-социалистических движений:

«...в конце 50-х - начале 60-х годов абсолютное большинство «фактических» горожан родилось в деревне, и весьма немногие были горожанами во втором


поколении, которое тоже несло на себе отпечатки «сельской ментальности», хотя было более адаптировано к городским условиям» [541, с. 266].

Городские восстания 1959-1962 гг. были последним аккордом борьбы раннего рабочего класса из вчерашних крестьян, мечтавших о мире, переделанном по справедливости.

Подробная история этих восстаний содержится в превосходной по собранному фактическому материалу работе В. А. Козлова [см. 289]. Мы ограничимся здесь кратким перечислением.

1-3 августа 1959 г. - бунт рабочих-целинников в Темир-Тау, при его подавлении 11 рабочих убито, 32 ранено (5 из них умерли). 31 июля 1960 г. - погром ингушских богачей Сагадаевых в Джетыгаре (Казахстан). 15-16 января 1961 г. - бунт в Краснодаре. Июнь 1961 г. - погром милиции в Муроме (после того, как в отделении милиции умер от полученного в дорожном происшествии сотрясения мозга рабочий Костиков, которого милиция задержала, приняв за пьяного, и оставила без медицинской помощи). 25 июня 1961 г. - погром милиции в Бийске, а 23-24 июля - в Александрове (он, как и Муром, во Владимирской области). Наконец, 1-3 июня 1962 г. - самое известное событие из пролетарских протестов этого времени, забастовка в Новочеркасске против повышения цен, расстрелянная властями. В эти же дни листовки против повышения цен и с призывами «поднимать рабочих на протест» появлялись во многих других городах [289, с. 311], а рабочие волнения произошли в Омске, Кемерово, Донецке, Артемьевске и Краматорске [541, с. 129].

Эти восстания происходили без какого-либо партийного руководства. Все революционно-социалистическое движение прежних времен, все большевистские оппозиции и все прочие социалистические партии были физически уничтожены сталинским террором. Возникавшие снова и снова подпольные марксистские группы очень быстро обнаруживались и громились, в их работе отсутствовала идейная и организационная преемственность, в условиях жесткого полицейского террора не было и быть не могло организованной работы, исходящей из длительной перспективы. Некоторое пересечение их со стихийными бунтами все же имело место, но до какого-то идейного и организационного руководства было неимоверно далеко.

После расстрела рабочих в Темир-Тау в городе Киселевске Кемеровской области 36-летний Иван Трофимович Жуков, заместитель начальника Киселевского городского отдела МВД по политической части (!!! - В. Б.), награжденный боевыми орденами участник войны написал, расклеил и отправил в ЦК КПСС 2 листовки против «советской буржуазии» за подписью «Союз справедливых» [289, с. 97-98].

В Краснодаре во время бунта 15-16 января 1961 г. действовала подпольная группа во главе с уволенным из армии бывшим офицером Виктором Горлопановым. 16 января член группы Лунев без ведома Горлопанова раскидал на ремонтно-механическом заводе горлопановскую листовку:

«Ко всем рабочим, крестьянам, солдатам, офицерам и трудовой интеллигенции! Дорогие товарищи!

Помните, что положение нашей родины критическое. И спасти это положение можете только вы, больше спасать некому. Вы должны суметь объединиться вокруг честных, твердых, избранных вами товарищей, которые сумеют объединить вас в твердую ударную силу для борьбы с советским капитализмом.

После свершения Октябрьской революции был допущен ряд ошибок, особенно после смерти Сталина (!!! - В. Б.). Сынки и дочери старой русской буржуазии, пролезшие нелегальным путем в ряды партии и на руководящие посты, почувствовали полную свободу действий» [289, с. 251].


Практическим выводом из этой листовки был абстрактный призыв к объединению и организации, так как к краснодарскому бунту «Горлопанов отнесся с настороженностью и некоторой брезгливой отстраненностью» [289, с. 253], поскольку признавал оружием рабочей борьбы только забастовку, сильно смахивая на некоторых современных «левокоммунистических» доктринеров, которые с такой же «настороженностью и брезгливой отстраненностью» отнеслись к пролетарским бунтам в Албании и Аргентине...

На суде Горлопанов (а приговорят его к 7 годам) скажет: «Я боролся за ту правду, за которую боролся Ленин» [289, с. 253].

Но неверно было бы считать, что социалистическое и эгалитаристское сознание рабочих, восстававших в 1959-1962 гг., формировалось только лишь неоазиатским предприятием и было порождено исключительно местом государственного рабочего в системе неоазиатских производственных отношений. Опыт прошлой классовой борьбы и существенные элементы социалистической теории они могли усвоить даже из...официальной пропаганды. Вопиющее лицемерие лежало в самой основе Советского Союза - эксплуататорского общества, именующего себя социализмом. Противоположность официальной идеологии, сохранявшей, хотя и в мумифицированном виде, многие ключевые моменты коммунистической теории, и реальных неоазиатских социальных отношений не могла не бросаться в глаза каждому из тех трудящихся, кто начинал задумываться над окружающей жизнью. Использование официальной коммунистической идеологии против реальной официальной практики было для марксистских подпольных групп СССР столь же естественным явлением, как и использование средневековыми еретиками бунтовских идей Евангелия против феодальной иерархии и католической церкви.

Но корни стихийно-социалистической идеологии городских восстаний хрущевского периода неверно было бы сводить к переворачиванию официальной пропаганды. Фильмы про революцию и гражданскую войну показывались не только в конце 1950-х, но и в конце 1980-х годов, однако в последнем случае они влияли разве только на единичных идеалистических подростков.

В конце 1950-х годов события революции и гражданской войны находились намного ближе, чем в конце 1980-х годов. У рабочих средних лет 1917-1921 годы прекрасно помнили их родители (они же более-менее помнили, как на самом деле жилось рабочих и крестьянам в царской России), у молодых рабочих - их деды. Живая изустная память прошлой классовой борьбы была намного сильнее, чем к исходу XX века, когда она почти исчезла (напомним, что народные низы догородского, дописьменного и дотелевизионного общества, еще сохраняющие в своей среде остатки общинного коллективизма и коллективного фольклорного творчества, характеризуются куда большей культурной самостоятельностью, чем разобщенные, раздавленные и изолированные наемные рабы развитого капиталистического общества, замкнувшиеся друг от друга в клетках своих квартир в многоэтажных домах и подсевшие на иглу централизованно управляемого эксплуататорами телевидения. Советское общество хрущевских времен только недавно стало городским и письменным и не стало еще телевизионным). Из семей с революционными традициями происходили активисты новочеркасской забастовки Петр Сиуда (отец которого, старый бакинский большевик, друг бакинских комиссаров Джапаридзе и Фиолетова, умер в сталинской тюрьме в 1937 г.) и Владимир Бахолдин.

Что всего важнее, рабочий класс хрущевских времен оставался ранним рабочим классом и сохранял убежденность в возможности и необходимости иного мира, мира, где все будут вместе работать и помогать друг другу, убежденность, испокон веков


поднимавшую угнетенных на восстание, ту убежденность, без существования которой у угнетенных классов революция немыслима. Эта убежденность в возможности и необходимости иного, справедливого мира исчезнет только в процессе разложения класса государственных рабочих в годы брежневского «классового мира», и именно благодаря исчезновению такой убежденности, исчезновению старого коллективизма, готовности и способности к совместной борьбе пролетариат России и прочих стран СНГ окажется в 1990-2000-е годы полностью неспособен противостоять обрушившимся на него ужасам.

Подобная коллективистская настроенность могла долго сосуществовать с иллюзиями в отношении хороших намерений советских властей, точно так же, как крестьяне-общинники, бунтуя против господ, склонны были верить в добрые намерения царя. Вот как описывает современный историк А. В. Пыжиков предложения трудящихся СССР в отношении принятой при Хрущеве новой Программы КПСС и подготовленной, но так и не принятой новой Конституции:

«Некоторые предлагали немедленно передать в собственность всего общества принадлежащие отдельным гражданам дома, дачи, сады, автомашины. Как отмечалось, надо полностью отдавать себе отчет в том, что будущее принадлежит коллективным формам использования предметов потребления и скоро все потребности населения в организации отдыха, досуга будут удовлетворены, а необходимость в индивидуальном строении дач полностью отпадет. Рассказывалось о времени, когда сам термин «собственная дача» или «собственная машина» будет звучать столь же нелепо, как «собственный поезд» или «собственный театр». Вместо владения автомашинами и бытовыми приборами признавалось целесообразным распространять и внедрять систему их проката. Не были забыты и вклады граждан в сберегательных кассах. Выражалась обеспокоенность по поводу хранения там значительных сумм денег нетрудового происхождения. Поэтому вклады свыше определенного минимума в 180-200 рублей автоматически должны были быть переданы государству на строительство коммунизма. Весь этот поток мыслей логически венчало предложение вообще ликвидировать деньги, а все снабжение населения передать производственным предприятиям. Некоторые развитие коллективистских форм трактовали еще шире, распространяя их на область семейных отношений. Как, например, П. Гребнюк, который считал необходимым устранить разделение людей на семьи, поскольку семья, по его мнению, является источником частнособственнического воспитания. (До каких замечательных прозрений могли подниматься рядовые советские государственные рабочие первого поколения! Многие предложенные ими идеи, от упразднения индивидуальной семьи до упразднения частных автомобилей, без всякого сомнения, вновь станут актуальными в XXI веке, когда очередной империалистический передел мира приведет к новым пролетарским восстаниям - и повстанцам понадобится формулировать свою программу. - В. Б.) Для этого необходимо ликвидировать «способ жительства» отдельными квартирами, предоставив каждому взрослому человеку одну комнату, что избавит от вредных привычек «захламливания квартир» излишними предметами домашнего обихода, мебелью и т. д....

...пенсионерка Израилова (г. Ташкент) писала: «...частное домовладение разрослось с небывалой быстротой. Дачи, коттеджи, холлы - чего только не понастроили, к стыду нашему, советские люди... Независимо от того, на трудовые или нетрудовые доходы выстроены дома, они должны быть отобраны в доход государства, как это было при Ленине». Гражданин Шевченко (г. Ленинград) предлагал изменить порядок наследования имущества физическими лицами с целью запрещения перехода по наследству предметов, представляющих историческую


ценность, произведений искусства, некоторых предметов роскоши, авторских прав и т. д. Все это, по мнению автора письма, должно безвозмездно переходить в собственность государства. Очевидно, что предлагаемые действия, направленные на стирание имущественной разницы между отдельными слоями населения, покоились на прочном фундаменте уравнительной психологии. Не случайно, что подобные предложения (ограничить, отобрать), как правило, сопровождались требованиями обеспечить право на жилье, недорогую одежду, продукты питания.

Уравнительный принцип доведен до абсурда (до абсурда с точки зрения обывателя. - В. Б.) в предложении гражданина Петроченко (Могилевская обл.). Он выдвинул предложение о получении гражданами СССР независимо от возраста и профессии одинаковой доли государственного дохода. «Все будут иметь единый интерес, - рассуждал автор письма, - направленный к одной цели - получить в следующем месяце больше или меньше (сколько заработает народ за месяц). Все будут работать - и старики, и дети, потому что частной собственности не будет, ее нужно ликвидировать. Дачи, участки, скот, квартиры будут государственными... Если кому мало часов работать и захочет он больше поработать, то пусть больше других и работает, а плата ему больше других не должна быть - это общественная работа будет, а на общественной работе, кто больше будет работать, тому и почет будет больший. Таких в Советы будем выбирать и на руководящие работы. Будут и такие, которые вовсе работать не станут, а для таких государство силу применит и заставит силой оружия работать, как в заключении». Перед нами не просто предложение, а целая модель общественного устройства. Вызывает изумление и недоумение, что подобного рода взгляды разделялись в то время многими» [541, с. 300, 308-309].

Подобный суровый уравнительский коллективизм, вызывающий у современного буржуазного сознания только «изумление и недоумение», шел от традиций древней первобытной и последующей крестьянской общины, в которых он был необходимым условием выживания. Возрождение подобного уравнительского коллективизма, как и превращение всего человечества в единую компьютеризованную общину, становятся необходимыми условиями выживания человечества в современных условиях - при нынешнем уровне развития производительных сил, когда индивидуализм, неравенство, борьба за власть и богатство не могут не вести к превращению Земли в одну большую помойку и к гибели человечества на этой помойке. В документе китайских крестьянских бунтарей XIX века, тайпинов, говорилось:

«Когда есть поле - его совместно обрабатывают, когда есть пища - ее совместно едят, когда есть одежда - ее совместно носят, когда есть деньги - их совместно расходуют. Все должны жить в равенстве, никто не должен быть голоден и раздет, и никто не должен иметь излишков. Все - одна большая семья - дети верховного господина, небесного императора. Если все принадлежит небесному императору, он сумеет распределить так, чтобы никто не был лишен пищи и тепла» [165, с. 274-275].

Следует помнить об ограниченности подобного старого коллективизма. Самоорганизация без современных технических средств (т. е. компьютерных систем) была возможна только в сравнительно небольших людских коллективах, и необходимой вершиной общества, основанием которого являлись крестьянские общины, было организующее их на совместную деятельность (по ирригации, защите от внешних врагов и т. д.) и эксплуатирующее их государство. Кроме того, в крестьянских общинах и цехах ремесленников хотя и сохранялась некая доля отношений коллективной собственности и управления, но отношения авторитарной собственности и управления все же преобладали над коллективными (в отличие от


классической первобытной общины, где, напротив, коллективные отношения преобладали над авторитарными). В результате этого непосредственные производители добуржуазного, раннекапиталистического и ранненеоазиатского общества в массе своей неизбежно питали иллюзии об идеализированном и идеальном государстве (это прекрасно можно видеть в тайпинской декларации и в замечательных во многих отношениях приведенных выше предложениях советских трудящихся - предложен







Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 434. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Весы настольные циферблатные Весы настольные циферблатные РН-10Ц13 (рис.3.1) выпускаются с наибольшими пределами взвешивания 2...

Хронометражно-табличная методика определения суточного расхода энергии студента Цель: познакомиться с хронометражно-табличным методом опреде­ления суточного расхода энергии...

ОЧАГОВЫЕ ТЕНИ В ЛЕГКОМ Очаговыми легочными инфильтратами проявляют себя различные по этиологии заболевания, в основе которых лежит бронхо-нодулярный процесс, который при рентгенологическом исследовании дает очагового характера тень, размерами не более 1 см в диаметре...

Ваготомия. Дренирующие операции Ваготомия – денервация зон желудка, секретирующих соляную кислоту, путем пересечения блуждающих нервов или их ветвей...

Билиодигестивные анастомозы Показания для наложения билиодигестивных анастомозов: 1. нарушения проходимости терминального отдела холедоха при доброкачественной патологии (стенозы и стриктуры холедоха) 2. опухоли большого дуоденального сосочка...

Сосудистый шов (ручной Карреля, механический шов). Операции при ранениях крупных сосудов 1912 г., Каррель – впервые предложил методику сосудистого шва. Сосудистый шов применяется для восстановления магистрального кровотока при лечении...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия