Удивительное превращение не самого многолюдного племени монголов в обширную трансконтинентальную империю вызывало необходимость в обнаружении причин этого явления уже у современников. Если первоначально эта проблема решалась в рамках провиденциализма – божественного Провидения или же наказания господня земледельческих народов за неправедный образ жизни, то со временем было предложено и научное объяснение широкой монгольской экспансии. К числу причин этого явления были отнесены: «1) жадная и хищническая природа степняков; 2) климатические изменения; 3) перенаселение степи; 4) нежелание земледельцев торговать с кочевниками; 5) необходимость дополнительных источников существования; 6) потребность в создании надплеменного объединения кочевников; 7) психология кочевников – с одной стороны, стремление номадов ощущать себя равными земледельцам и, с другой – вера кочевников в данное им Небом – Тэнгри божественное предназначение покорить весь Мир»[1]. Добавим, что именно существенное нарушение баланса между естественными ресурсами (главными образом, пастбищами), количеством и размерами стад и численностью населения принято считать главной причиной монгольской экспансии. Показательно, что в начале XIII в. численность монголов превышала их количество в начале XX в. Перенаселение оказалось еще более критическим в связи с существенным ухудшением климата в X–XIV вв. Поэтому монголы были заинтересованы в получении у оседлых народов продуктов питания, однако такая возможность оказалась ограниченной из-за упадка Великого Шелкового пути и напряженных отношений с Китаем. Путь насильственного отнятия жизненно необходимых благ оказывался предпочтительным. К тому же монгольской экспансии благоприятствовала внешнеполитическая ситуация: ослабление Китая (в правление иноземной чжурчжэньской династии Цзинь) и других оседлых государств.
Значение некоторых из названных причин в современной науке не признается существенным. Так, не подтверждается жесткая связь между глобальными периодами усыхания/увлажнения степи и временами упадка/расцвета кочевых империй. Подвергается сомнению и значительный демографический рост, поскольку рост поголовья скота происходил быстрее, что раньше приводило к сокращению травостоя и кризису экосистемы. Безусловно, свою роль сыграла специфика кочевого хозяйства, способствовавшая совершенствованию военных навыков и проявлению повышенной воинственности монголов. Однако земледельцы превосходили кочевников численностью, они создавали оборонительные сооружения, крепости, имели более мощную ремесленно-металлургическую базу. Современные исследователи обращают вниманием на необходимость учета не только логики внутреннего развития кочевых обществ – номадов, но и динамику развития соседних земледельческих цивилизаций. Кочевники нуждались в продуктах земледельцев, богатых протеинами, и в изделиях ремесленников, что приводило к мирным (торговля) и военным (набеги и ответные походы) отношениям. При этом взаимодействие кочевого и земледельческого обществ оказывалось более глубоким: отмечается определенная синхронность их роста и упадка. Кочевой мир, веками соседствующий с оседлыми обществами, становится частью «мира-системы», при этом в каждой локальной региональной зоне политическая структурированность кочевой «полупериферии» была прямо пропорциональна размерам «ядра».
Тем не менее в возникновении Монгольской империи многое не укладывается в выявленные исследователями закономерности развития номадов. Успех монгольских завоеваний и складывание устойчивого государственного образования, охватившего огромную территорию, можно рассматривать как уникальный случай, важной составляющей которого являлась решающая роль личности Чингисхана. В целом наряду с учетом объективных тенденций нельзя недооценивать роль случайных и субъективных факторов в историческом процессе.
