Профессор Милованов-Миловидов. Перевернута последняя страничка воспоминаний старого чекиста о работе в элистинской ЧК в 20-е годы, об аресте в 1935 году по абсурдному обвинению в калмыцком

Перевернута последняя страничка воспоминаний старого чекиста о работе в элистинской ЧК в 20-е годы, об аресте в 1935 году по абсурдному обвинению в калмыцком национализме. После реабилитации он узнал, что были арестованы и репрессированы почти все бойцы интернационального взвода – участники убийства царской семьи. По-видимому, заметались следы чудовищного злодеяния… Пишиев говорил Юрию Федоровичу по этому поводу:

– Батаю еще повезло, что статья была такая – его реабилитировали одним из первых, в 1957 году. Часть участников событий в Ипатьевском доме были репрессированы как шпионы иностранных разведок, а в послевоенные годы разыскали даже тех интернационалистов, кто оказался в Венгрии, ГДР, Австрии. Каплана не нашли. По данным архива НКВД военного периода, Каплан с семьей не успел уйти от быстро продвигающихся войск Гитлера, попал в гетто, и далее следы его семьи теряются в Треблинке.

– Значит, единственный свидетель, оставшийся в живых – это Батай?

– Да. В 1940 году его освободили. В июне 1941-го он ушел на фронт, был ранен, имел боевые награды. После войны его лично не преследовали, но, вернувшись в 1944 году после ранения на родину, он уже со всем народом был отправлен в ссылку.

Он так и не женился. Даже романов у него не было, а значит, и детей. В середине 60-х Батай вышел в отставку в скромном звании майора КГБ. Ничем себя в глазах коммунистов и демократов не запятнал, честно нес службу. По иронии судьбы был начальником следственного изолятора КГБ в Элисте. В отношениях с товарищами был ровен, с подследственными и заключенными – вежлив и терпим. Все попытки женить его мягко отвергал. В последние годы малые народы, населяющие Россию, начали активно разрабатывать «белые страницы» своей истории. Нужны были национальные герои. Батая фактически назначили одним из таких героев. Коммунистов привлекало, что он в партии с 1919 года, воевал в Гражданскую войну, один из немногих калмыков, награжденных орденом Красного Знамени… А демократы его уважали за то, что был репрессирован за «национализм», опять же – участник Великой Отечественной…

Когда ехали в машине Бадмая Владимировича в направлении Элисты, Юрий Федорович спросил:

– А что за схрон был у Батая? Как драгоценные камни сохранились, несмотря на столь бурную его биографию?

– В степи, километрах в пятидесяти от Элисты, есть старинный заброшенный город. Поначалу, в 30-е годы, археологи его активно раскапывали, но когда находки однозначно показали, что поселение это – не калмыцкое, раскопки приостановили. Возобновили уже в 70-е годы, но это совсем другая история. Важно, что многие десятилетия никому дела до этого городища не было. Так и вышло, что Батай успел посидеть, повалить лес в Восточной Сибири, повоевать, поработать бухгалтером в Казахстане, вернуться в кадры, дослужить в привычном ведомстве до пенсии…

– И все эти годы его клад ждал своего часа?

– И не только эти. На пенсии, в 60-е годы, он закончил пединститут и почти двадцать лет преподавал русский язык и литературу в средней школе…

– Вот почему он так хорошо владеет русским языком…

– Да он вообще был очень способный человек. Жил бы в другое время и в другом месте… Мог бы и писателем известным стать.

– Планируете издать его воспоминания?

– Нет. По разным причинам. Но есть у нас писатель-краевед, бывший военный, который задумал написать повесть.

– О Батае?

– Не совсем. О любви. Любви малограмотного калмыка и великой княжны Ольги Николаевны. Он всю жизнь служил своей любви. И камни сохранил. Хотел передать их самой Ольге, если бы она вдруг чудом выжила. Потом смирился. И собирался передать камни на благотворительность в нашей республике. В последний момент засомневался, дойдут ли вырученные средства до цели… Коррупция – она везде коррупция.

– Кто-нибудь знал о камнях? О его решении?

– Я думал, что я один знаю. Батай мне доверял. Еще с тех лет, когда я был прокурором республики. Его один раз крупно подставили, но я добился справедливости. Он мне поверил.

– Похоже, не только ты знал, – Юрий Федорович опять незаметно перешел на «ты».

– Ограбление квартиры Батая, само его зверское убийство можно расценивать и как обычное преступление.

– К моменту драмы камни были в его квартире?

– Да. Но, судя по материалам расследования, тайник так и не был обнаружен ни преступниками, ни оперативно-следственной группой.

– Откуда знаешь?

– Сам проверил. Про тайник-то уж точно я один знал.

– И никогда об этом с Батаем по телефону не говорил?

– Никогда. При встречах записки писали.

– Да… Тоже мне, секрет Полишинеля. При современной видеоаппаратуре можно не то что слова, точки над «i» увидеть.

Бадмай Владимирович, нервно крутивший баранку по сухой колее, проложенной в степи, что-то неразборчиво промычал.

– Не слышу ответа, генерал.

– Твоя правда.

– Что-то тебя в материалах расследования смущает?

– Один факт приведу. Вот ты и сам, Юрий Федорович, послужил в Генпрокуратуре. Как раз экспертом… Так вот, посуди – если зверски убит ветеран, ограблена его квартира, убитого перед смертью пытали… Кого бы ты послал экспертом для работы в бригаде?

– Самого опытного криминалиста.

– Вот-вот. А тут послали стажера, только что принятого на службу. Дознавателем-то проработал месяц. Вот что он пишет об изъятии с места преступления вещдоков: «В хрустальной пепельнице (Батай не курил, видно, чей-то подарок) обнаружены мужские запонки, золотые с бриллиантами».

Откуда он знает, что золотые? Обычно пишут «из металла желтого цвета». Откуда он знает, что бриллианты? Потом оказалось, что фианиты… И ни слова, почему грабители не взяли драгоценности…

– То есть оперативно-следственная группа была, по сути, не готова к профессиональному расследованию дела…

– А я о чем? В материалах дела ни слова о том, что налицо большая странность: убийцы и грабители явно искали ценности, а золотые предметы, да еще с бриллиантами, остались лежать на виду…

– Мы-то можем понять, почему так произошло: наводка была на очень дорогие и очень большие камни, мелкая «ювелирка» бандитов не интересовала. Но в документах расследования – одни белые пятна. Оно как будто специально было проведено так, чтобы не найти преступников. Все поверхности тщательно протерты спецсоставом. Запаховых проб не обнаружено. Применение кинолога с собакой ничего не дало. Соседи ничего не слышали и не видели. Следов взлома на двери нет. Вероятнее всего, Батай сам открыл дверь и впустил ночных гостей…

– И получив эти сведения, ты проверил и схрон в «старом городе», и тайник в квартире Батая?

– Естественно. Полагаю, камни были в квартире. Следаки схрон не нашли потому, что не знали, что искать. А вот убийцы… могли найти.

– Почему ты так думаешь? Считаешь, Батай выдал схрон?

– Никогда в жизни. Так и умер.

– Я все понял. Его пытали, чтобы не возникло подозрения о точной наводке. Они ударили столетнего старика по голове твердым предметом, заклеили рот скотчем, на его глазах достали схрон, а потом забили до смерти, инсценируя жестокие пытки.

– Думаю, так оно и было.

– Версий у оперативно-следственной группы нет?

– У них нет, у нас – есть.

– Сравним… Думаю, это Осина приложил волосатую ручонку.

– Да. Месяц назад в Элисту из Киева прилетал некий гражданин Украины Сидор Пантелеймонович Сокуренко.

– Сидор, Сидор, погоди-ка… Это ведь его девичья фамилия – Сидоров. Шутить изволили их олигархическое превосходительство.

– Может, и случайность. У нас в это время проходил мировой чемпионат по шахматам среди спортсменов до восемнадцати лет. Сидор Пантелеймонович остановился в этом отеле в номере 13, на первом этаже. Как видишь, без предрассудков.

– С кем встречался?

– Да вроде бы ни с кем… Денек посидел в зале, за игрой понаблюдал – среди претендентов был и украинский юноша. Так что появление небольшого десанта болельщиков было оправдано: дождался выигрыша своего любимца и на следующий день вылетел в Киев. А там, в силу трудностей нашего сотрудничества с коллегами из следственных органов Украины, его следы проследить не удалось. Но я лично не сомневаюсь, что в тот же день Сидор Пантелеймонович в салоне собственного самолета вылетел в Лондон.

– Кто его идентифицировал?

– Полковник СВР Семен Саркаев, раньше он служил в Москве, а по достижении предельного возраста вернулся в Элисту.

– За Осиной установили наблюдение?

– Да уж, изыскали возможность…

– Он ни с кем не встречался?

– Вел замкнутый образ жизни. Выяснили, что прилетевшие с ним болельщики – это его же охрана. По легенде все без сучка. С документами – полный ажур. У всех украинские паспорта: такая вот группа поддержки.

– Он же во всероссийском розыске. Как же дали улететь?

– Извини, но сверху была указивка: не наша, дескать, операция, и нехрен со своими инициативами лезть…

– Я так и думал. А с кем он встречался в Элисте?

– На матче юниоров рядом с ним, как бы случайно, оказался главный редактор местной независимой газеты Батыр Батыров, по национальности наполовину казах, наполовину калмык. Они вежливо переговаривались – вроде как ни о чем. Какие-то ключевые слова наша техника засекла, но расшифровке они не поддавались.

– И все же?

– Фигурировали цифры: 2 и 5.

– Два – это камни, а пять – возможно, пентаграмма.

– Это как?

– Не бери в голову, это уже мои заморочки. Еще?

– Шестьдесят.

– Это каратность каждого камня. Возможно. Но почему такая тема в случайной беседе… И почему этот Батыр вызвал у тебя подозрение?

– Семен Саркаев сообщил, что этот Батыр в 90-е годы служил в пресс-группе Осинского. Он занимался формированием его имиджа – организовывал, сам писал статьи в центральной прессе… После отъезда олигарха в Лондон найти свое место не сумел. Видимо, поэтому получил от Босса приличные деньги на «обзаведение хозяйством» и объявился в Элисте. Газетка его спросом не пользуется, но Осина у нас умеет заглядывать вперед. Свой человек не помешает…

– По Батыру еще что-то можешь добавить?

– Неделю назад видел его в президентском дворце.

– У вас так просто попасть во дворец?

– У нас демократия.

– Зачем он приходил?

– Брал заранее согласованное интервью у президента.

– Такая влиятельная газета, что президент по первому требованию ей дает интервью?

– Нет, конечно. Но интервью, как положено, было опубликовано через три дня.

– Важные вопросы затронули?

– Нет, пустяки. Об экономике – пути выхода из кризиса, об экологической ситуации на Юге России…

– О шахматах?

– Ни слова.

– Кто был при интервью?

– Личный помощник президента по особым поручениям.

– Твой человек?

– Если бы… Ну, мы приехали. Отдыхай. Завтра созвонимся.

– Есть повод для разговора с твоим прямым начальством в Москве.

– Ты всерьез полагаешь, что можно что-то изменить? Еще полгода назад у меня тоже были иллюзии. Сейчас, после «дела Батая», почти не осталось.

…Юрий Федорович вспоминал вчерашний разговор в машине с Бадмаем Владимировичем, прихлебывая крепкий зеленый чай. Свою норму по водке и кофе он давно перевыполнил.

Надо очистить организм сухим красным вином.

Открыв дверцу бара, он выбрал бутылку сухого красного из Испании. Вкус у вина был отменный. Но крепость – явно повыше, чем обещанная на этикетке.

Закружилась голова. Легкая тошнота вскоре прошла, но голова… «Что, черт возьми, с моей головой?»

Это была последняя мысль Юрия Федоровича перед тем, как он провалился в забытье – то ли в обморок, то ли в крепкий сон. Еще он успел услышать легкое поскрипывание входной двери, хотя был уверен, что закрыл дверь изнутри на ключ, и на мгновение промелькнула перед ним бестелесная тень…

К счастью, это оказался всего лишь сон, похожий на обморок. Когда зыбкая пелена перед глазами растворилась, ясно обрисовалась фигура человека, сидевшего в «шахматном кресле» напротив.

– Отдохнул? Ну, слава богу. Я уже стал беспокоиться, – сидящий в кресле человек оказался Бадмаевым. – Если мужчина в нашем возрасте более получаса ни разу не всхрапнул – значит, скорее всего умер.

– Я так долго спал? А как ты вошел? Дверь же была закрыта…

– Нет, мой друг, дверь была не заперта.

– Она была заперта!

– Значит, внимательно проверь бумаги на столе и в портфеле. Не сомневаюсь, ты всюду оставил свои секретки.

Через минуту Юрий Федорович с удивлением заметил:

– Секретки нарушены. В бумагах рылись. Но из моего портфеля ничего не пропало.

– Скорее всего сняли копии. У меня не сумели, у тебя получилось. Ну, да это мало что меняет. Батай все равно мертв, ты – слава богу, жив. Камни исчезли безвозвратно.

– А вот тут ты не прав. У меня стойкое ощущение, что камни всплывут. Причем раньше, чем мы с тобой предполагаем. Завтра я уезжаю. А дело это, убежден – «висяк». Так было во всех делах по преступлениям, организованным Осиной. Делу – конец. А вот камням предстоит новая жизнь…