Поиски субстанциального начала бытия

Ответ на вопрос о том, что такое субстанция по существу выступает как вопрос о том, какое реальное начало лежит в основе мира. Это может быть материалистический подход к пониманию бытия, сводящий последнее к природным субстанциям, и как один из вариантов - к материи, как единственной объективной реальности, лежащей в основе сущего. В ранней греческой философии вопрос о сущности бытия интерпретировался как решение проблемы «из чего все состоит?». В сущности, это сведение понятия субстанции к вещественному субстрату. В основу природного бытия здесь кладутся простые и понятные начала или группа начал, взятые из окружающего нас материального мира. Из этих субстратных базовых элементов в дальнейшем строится его общая картина. Правда, следует отметить, что такая внешне бросающаяся в глаза материальность не просто отождествляется с материальными предметами, а представляет собой особый вид философской “спекуляции”. Конкретные вещественные элементы здесь лишь дают смысловой импульс дальнейшим метафизическим рассуждениям. Посмотрим как это происходило.

Человек жил в окружении стихий, вынужден был с ними считаться и даже бороться. Так, живя на земле, он замечает, что вся его жизнь с нею тесно связана. Он ее пашет, собирает на ней урожай. Она является источником его жизни. Вода также обеспечивает человека едой и питьем, а, кроме того, является важнейшим средством передвижения. Стихии земли и воды непосредственно связаны с практической жизнедеятельностью человека. То же самое человек мог сказать о воздухе, которым он дышал, и огне, который выступал в качестве созидательной и разрушительной силы. А поскольку, для античности Космос воспринимался как чувственно-конкретное образование, то вполне естественно, что его основу можно было усмотреть именно в стихиях, которые чувственно воспринимались человеком. Соответственно, возникают концепции, базирующиеся на этих чувственных интуициях и развивающие их путем рефлексивного мышления, создавая достаточно стройные онтологические конструкции. Наиболее полно подобного рода взгляды были выражены представителями милетской школы, которые объявляли субстанцией ту или иную стихию, или группу стихий.

Так Фалес “началом всех вещей... полагал воду”[114]. Истоком такого предположения, сделавшего Фалеса основателем материалистической традиции, как считал Аристотель, было наблюдение того факта, что все возникает из воды и “все ею живет”, “а то, из чего все возникает, – это и есть начало всего”[115]. Однако, сводить данную концепцию к чисто материалистической было бы большой натяжкой. Ранние античные философы не поддаются однозначной квалификации. Их философия еще слишком слита с природой, а природа - с божественным устройством мира. У Фалеса материальная субстанция сама по себе пассивна, и требуется некоторая сила, которая приводит это начало в движение. “Элементарную влагу пронизывает божественная сила, приводящая воду в движение”[116], поэтому мир у Фалеса одушевлен и полон божественных энергий [117]. Такая онтологическая предпосылка (поиск первоначала) вела к соответствующей гносеологической установке, когда все знание необходимо было сводить к одной основе. Поэтически Фалес это выразил следующим образом:

«Много слов отнюдь не выражают мудрую мысль.

Ищи одну мудрость,

Выбирай одно благо:

Так ты заткнешь бесконечноречивые языки болтунов»[118].

Таким образом, хотя субстанциональной основой и выступает материальное начало – вода, но мир в целом к ней не сводим.

«Старше всех вещей – бог, ибо он не рожден.

Прекрасней всего – космос, ибо он творение бога»[119].

В этот же период появляются более абстрактные представления о субстанциальной основе мира, не связанные с чувственным его восприятием. Так, Анаксимандр (ученик Фалеса) говорит об апейроне, который не определяется через другие элементы, представляя собой некое универсальное и неделимое целое. Меняются части, элементы предмета, а целое остается неизменным. Точно определить, что же такое апейрон невозможно. Одни считали, что это нечто среднее между огнем и воздухом, другие, – что это смесь земли, воды, воздуха и огня, третьи склонялись к мысли о принципиальной неопределенности апейрона. Анаксимандра даже упрекали, что он ошибается не обозначая, а чем же апейрон является воздухом, водой или чем-то иным? Апейрон был безразличен к стихиям, а значит, и несводим к ним. Это наделяло его свойствами бесконечности и беспредельности, что, в свою очередь, придавало ему качество именно субстанциального, а не субстратного начала всех стихий и природных качеств. Апейрон был вечен и ему было присуще свойство движения. Апейрон лежал в основе происхождения мира и всего, что есть в мире, включая и происхождение жизни. Здесь мы впервые сталкиваемся с теоретическим истолкованием субстанции - тем, что все порождает из себя, все формы сущего, но само остается неизменным и несводимым ни к одному из своих конкретных проявлений. При желании здесь можно увидеть зачатки спинозовского понимания субстанции.

С этих позиций вряд ли можно согласиться с Аристотелем, который, комментируя Анаксимандра, говорил, что апейрон, безусловно является материальной причиной, хотя бы в силу его бесконечности, но признать его субстанцией нельзя, так как последняя должна быть «чувственным континуумом»[120].

Материализм и монизм (как сведение всего сущего к единому началу) концепции Анаксимандра были настолько сильны, что возникновение и развитие мира он объяснял без помощи внешней божественной силы, что даже вызывало упреки со стороны идеалистически настроенных философов. Августин отмечал, что Анаксимандр “ничего не оставил божественному уму”[121].

Анаксимен (ученик Анаксимандра), полемизируя со своим учителем, говорит, что апейрон это качество самой безкачественной из стихий – воздуха. Поэтому в основе всего лежит воздух – “ибо из него все рождается и в него вновь разлагается”[122].

Гераклит, как известно, считал огонь первоэлементом мира, а все вещи у него есть лишь “обменный эквивалент огня – возникают из него путем разрежения и сгущения”[123]. Правда, Гераклит тоже не так прост, ибо в отдельных высказываниях огонь у него прочно ассоциируется с разумным началом Космоса - с Логосом, а все, что дается нам в чувствах, чаще всего не имеет отношения к сущности вещей. Устами того же Гераклита точно устанавливается причина того, почему в познании природы невозможно обойтись без деятельности метафизического разума: “Природа любит прятаться” и “Тайная гармония сильнее явной”[124].

Другие философы клали в основу мира не одну, а несколько стихий. Лукреций оставил поэтическое описание одной из таких систем:

“...Иль за основу всего принимают четыре стихии,

Именно: землю, огонь, дыхание воздуха, влагу.

Первым из первых средь них стоит Эмпедокл Акрагантский”[125].

По мнению Эмпедокла, как отмечал Аристотель, данные элементы “всегда сохраняются и не возникают, а в большом или малом количестве соединяются в одно или разъединяются из одного”[126].

Анаксагор выступает против сведения первоначал мира к каким-либо стихиям. Начало не одно или несколько, их бесконечное множество. Они представляют собой мельчайшие частицы (гомеомерии, или семена вещей) тех предметов и явлений, которые нас окружают. Эти частицы нельзя познать чувственно, но можно мыслить. Гомеомерий бесконечно много, и они бесконечно делимы, возникают и уничтожаются путем соединения или разъединения, содержат в себе все, но в мельчайших количествах. Гомеомерии материальны, они как бы беспорядочно рассыпаны в мире. В этом плане они пассивны и для их упорядочивания необходим Ум (Нус), в качестве творящей причины. “Все вещи были вперемежку, а ум пришел и упорядочил”[127]. Анаксагор, таким образом, - один из первых последовательных плюралистов в онтологии, когда в основу мира кладется не одно, а много самостоятельных начал.

Своеобразной вершиной в поисках субстанциальной основы мира в исследуемой традиции выступает атомизм Демокрита и Левкиппа. Их атомистическая концепция возникла, с одной стороны, как материалистическая традиция, но опирающаяся на более глубокое понимание, чем это было в изложенных выше концепциях. Признавая в основе всего материальные начала (атомы), она отходит от возможности их описания на основе чувственно-конкретных представлений. Таким образом, доля абстракции здесь значительно возрастает. С другой стороны, конкретно-исторически данная концепция возникла вслед за разработкой учения о бытии элеатами (которое мы рассмотрим ниже), критически анализируя их идеализм, но восприняв и материалистически переинтерпретировав их сильные стороны. Она стала своеобразным синтезом материализма и рационализма.

В основе онтологии атомистов лежит решение проблемы о соотношении бытия и небытия, которая была поставлена элеатами. Но здесь данная проблема переосмысливается материалистическим образом. Категории бытия и небытия становятся не просто рациональными конструкциями (результатом только рефлексивной “спекуляции”), а истолковываются физически. Атомы (бытие) противопоставляются своему антиподу – пустоте (небытию). Соответственно, признается существование небытия как физической пустоты, пустого пространства.

Атом[128] (буквально – “неделимое”) понимается как мельчайшая, непроницаемая, плотная частица, которая не содержит в себе пустоты. Соответственно бытие трактуется как совокупность бесконечного числа атомов. Пустота, в свою очередь, – это своеобразное условие всех процессов, некое вместилище, которое не оказывает влияния на бытие и представляющие его атомы. Атомы перемещаются в пустоте, разлитой в мире повсюду как бы в виде особого воздуха. Это некие материальные первосущности, первоэлементы. Возникновение вещей есть определенная комбинация атомов, а уничтожение вещей – есть их распад на части, а в предельной форме – на атомы. Атомы имеют внутренние или бытийные свойства (неделимость, плотность, вечность, неизменность и т.д.) и внешние свойства, которые выступают формой атомов. Здесь последовательно проведен материалистический плюрализм, ибо число этих форм бесконечно, что и определяет бесконечное разнообразие явлений. Кроме того, атом обладает свойством движения, которое может быть осуществлено только в пустоте.

Перед нами раскрывается грандиозная и последовательно продуманная картина мира, в которой “возможны возникновение и уничтожение, движение, множественность вещей. Атомисты «примирили» Гераклита и Парменида: мир вещей текуч, мир элементов, из которых состоят вещи, неизменен”[129]. Принципы сформулированные атомистами должны носить всеобщий характер, а потому объяснять все явления, в том числе и не имеющие непосредственно физической природы. Так, например, душа – это также совокупность определенных атомов. Исходя из атомистической концепции, объясняются также биологические, социальные и моральные явления[130]. Заметим, что и теория о наличии первичных и вторичных качеств у вещей, приписываемая Локку, может быть обнаружена в своеобразной демокритовской “теории отражения”.

Значение атомизма было огромным. На этой философской основе впоследствии базировалась физика Ньютона. Атомизм, хотя и в сильно измененном виде, дошел вплоть до наших дней.

Подводя итог изложенной линии развития философии в античности, которую мы обозначили как поиски субстанциального начала бытия, можно сказать, что все философы данной традиции выступают как натуралисты или физики (точнее физиологи). Это позволяет её иногда упрощенно трактовать как чисто материалистическую. Последнее не совсем верно, так как вода, огонь или другие стихии, которые рассматривались в качестве первоначал, конечно, не были физическими стихиями как таковыми, а лишь особыми философскими образами.

Вода Фалеса это вовсе не та вода, которую мы можем пить, а огонь Гераклита, вовсе не тот огонь, который разгорается в нашем камине. Это - художественно-метафизические образы, отсылающие нас к первопричинам вещей в такой исторической ситуации, когда их рационально-метафизический, категориально-смысловой анализ еще в полной мере невозможен. Философия еще насквозь поэтична и мифологична. Она еще не подошла к стадии рафинированно-абстрактных разработок. Но, одновременно, сама попытка поиска первопричин как таковых, как неких сущностей придает космологии ранней античности концептуальный характер, готовит почву для развитых онтологий.

По существу данный подход к объяснению мира не является в собственном смысле слова метафизическим – он еще слишком физичен и лишен рефлексивного философского измерения, но связь с мифом и метафоричность позволила достичь грекам создать концепции, целостно объясняющие устройство мироздания, без чего впоследствии не была бы возможна метафизика как таковая. Развитая и последовательная онтология (и, соответственно, метафизика) обязательно включает в себя философию природы (или космологию в самом широком смысле) - таков поучительный и крайне современный теоретический урок ранней греческой натурфилософии, который могла бы извлечь для себя современная, антропологически центрированная онтологическая мысль, порой демонстративно пренебрегающая космологической проблематикой. Невозможно говорить о человеческом бытии вообще, абстрагируясь от законов бытия природы, поскольку хотя бы своим телом человек безусловно принадлежит природному миру и зависит от него.