Основные антиномии сознания

В отечественной литературе на принципиальную двойственность сознания (сущность-существование; внешнее-внутреннее; индивидуальное-надиндивидуальное) указывает в своей содержательной монографии А.Н. Лой[731], но внутренняя связь этой онтологической двойственности сознания с методологией его изучения точнее всех была схвачена Ф.Т. Михайловым: "Проблемы, с которыми сталкивается исследователь сознания, определяются прежде всего реальными противоречиями самого предмета исследования"[732] Добавим к сказанному Ф.Т. Михайловым, что подобные "предметные" противоречия, имеющие предельно острую, антиномическую форму, с необходимостью отражаются в противоположных философских концепциях сознания, получая в них свое четкое осмысление и, одновременно, подтверждение своего объективного, а не субъективно-примысленного статуса.

Так, мое сознание есть нечто глубоко имманентное;это - "мое сознание", "мое интимное бытие", хранящее сокровенную тайну моей индивидуальности. Никто другой в мире, никакое чужое сознание (кроме разве что всеведущего Бога, если я - религиозный человек) не может непосредственно проникнуть во внутреннюю жизнь моего «я». С другой стороны, чужие сознания также уникальны, самоценны и автономны. Каждое из них - в себе самой непроницаемая и неповторимая монада, лишь актом своей свободной воли, изнутри себя открывающаяся другой монаде и, соответственно, внутри себя обнаруживающая это чужое, никогда до конца не прозрачное бытие. «"Не-я" в чистом в виде,- пишет испанский мыслитель Х. Ортега-и-Гассет, - это не мир, а именно другой Человек, его внеположное моему "Я", ego, и его никак не связанный с моим мир. Мир другого недостижим и, в сущности, недоступен мне. Непосредственно войти в этот мир мне не дано, поскольку я не в состоянии открыть для себя "Я" другого. Я могу лишь о нем догадываться, поскольку оно обнаружено в моем собственном, исходном мире»[733].

Но мое сознание есть одновременно и нечто трансцендентное,сверхличное, ибо лишь через него мне дано почувствовать и осознать присутствие других вещей и внутреннюю жизнь сознаний, отличных от моей собственной. Более того, лишь благодаря сознанию я способен преодолевать свои телесные границы и предрассудки самости, ощущать свою глубинную сущностную связь с другими людьми и сопричастность со всем миром; и бывают такие редкие мгновения экзистенциального переживания единства со всем сущим, когда человек ощущает себя частицей вселенского сознания, проявлением единой мировой души.

Взгляд на душевную жизнь человека как на часть Мировой Души развивался уже Платоном и неоплатониками. В рамках христианской традиции человек признается образом и подобием Божиим, а его индивидуальное сознание рассматривается в некоторых религиозно-философских моделях как укорененное в бесконечном трансцендентном божественном сознании, о чем мы уже писали в связи с понятием абсолютного субъекта познания. Подытоживая краткий анализ оппозиции «трансцендентное-имманентное», можно сказать, что сознание и автономизирует, и связывает меня со всем миром; в нем я могу быть самим собой и в то же время отождествляться с тем, что есть не-я. У меня столько же оснований считать себя частью вселенского или общественного сознания, сколь и настаивать на уникальности своего духовного мира, т.е. я могу занять равно обоснованные позиции персонализма и имперсонализма.

Перейдем к рассмотрению другой антиномии. Мое сознание есть нечто субъективно-временящееся,существующее в виде необратимого и невоспроизводимого потока образов, ассоциаций и воспоминаний, которые я никому, никогда и никак не смогу передать абсолютно адекватно, точно так же, как не могу питать надежду на аутентичное вхождение в чужой субъективно временящийся поток. Данный взгляд на сознание как на непрерывно-обновляющееся бытие, по сути находящееся в перманентном процессе становления, в косвенной форме присутствует уже в античной традиции у Гераклита, и особенно - у его ученика Кратила; в новейшей европейской философии - у А. Бергсона[734], у У. Джемса (см. его понимание сознания как потока "волн" или "полей", которые неизвестно откуда и как возникают в нашей голове)[735], в современной отечественной философии - у М.К. Мамардашвили [736].

Однако при всей значимости внутреннего времени для моего "я"[737], в его бытии присутствуют и объективно-сверхвременные идеи, ценности и образы-архетипы, как бы парящие над стихией моих темпоральных переживаний и безусловно существующие в качестве таковых в чужом сознании. Благодаря им я не только нечто субъективно осознаю, но и объективно со-знаю и переживаю одинаково с другими "я". Отметим, что если антиномия «трансцендентное-имманентное» характеризует прежде всего форму переживаний сознания (личны они или сверхличны), то анализируемая здесь пара категорий выявляет диалектику содержания наших переживаний.

Природа объективно-сверхвременных содержаний сознания впервые была систематически продумана Платоном и помещена им, как известно, в особый сверхчувственный мир идей. В последующей традиции признание объективно-общезначимого знания совсем не обязательно было связано с приданием ему особого онтологического статуса, независимого от индивидуального человеческого сознания. Подобный подход представлен в послегегелевском периоде развития германской философии, начиная с К. Маркса и неокантианцев и кончая онтологией Н. Гартмана и феноменологией. Здесь везде признается сверхличная объективность в содержании индивидуального сознания (логических структур, научных идей и духовных ценностей), но при этом категорически отрицается самостоятельное бытие последних. В таком мире объективного духа по Н. Гартману "нет сознания.., нет наследственности; его продолжение безличностно, он передает себя таким образом, что индивиды врастают в него, его перенимают и передают"[738] Не вдаваясь в анализ правомерности или неправомерности данной конкретной интерпретации природы объективных содержаний сознания, отметим, что следует признать общую обоснованность как сверхвременно-объективистских, так и экзистенциально-темпоральных философских моделей сознания.

Другая антиномия сознания особенно зримо проявилась в философских исканиях ХХ века: сознаваемое (сознательное) - неосознаваемое. Приоритет в идентификации сознания прежде всего с осознанностью своих переживаний и с процессами мышления принадлежит, без сомнения, Р. Декарту. Впоследствии отождествление сознания не просто с мышлением, а именно с логическим мышлением, как квинтэссенцией сознательности, предельно рельефно выявилось в панлогизме Гегеля. Сознание оказывается у него тождественным логико-рефлексивной деятельности, причем логическая мысль способна снять все неосознаваемые (нерефлексивные) ипостаси жизни сознания в качестве своих несовершенных (превращенных) форм. "Мышление, - пишет в этой связи Гегель, - составляет не только субстанцию внешних вещей, но также и всеобщую субстанцию духовного. Во всяком человеческом созерцании имеется мышление. Мышление есть также всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т.д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления" [739]. В утверждении основополагающей роли логического мышления есть глубочайший смысл, и любые - типа постмодернистских - попытки избавиться от его "шор", "огрублений", "предрассудков", “репрессивности”, осуществленные в форме хоть сколь-нибудь связного текста, претендующего на доказательность и интерсубъективность, - всегда будут лишь утверждать объект критики. Другое дело, что явно не все в нашем сознании логично и прозрачно для сугубо рациональной рефлексии.

Как мы уже отмечали выше при анализе феноменов явного и неявного знания, в человеческом сознании присутствуют такие воспоминания, телесно-эмоциональные импульсы и желания, которые не только не осознаются в данный момент времени, но и вообще не могут быть мной самостоятельно осознаны без помощи другого сознания. В рамках западной философии идея бессознательного была впервые в явной форме высказана Г.В. Лейбницем, затем положена в основу метафизических систем А. Шопенгауэра и Э. Гартмана, а детально философски-психологически эксплицирована во фрейдистской традиции. Знаменательно, что если в ранних работах основоположника психоанализа бессознательное трактовалось лишь как вытесненные содержания сознания, то в рамках последующей эволюции взглядов З. Фрейда и у его учеников бессознательное приобретало все большее значение по сравнению с сознательными компонентами психики. Но если Фрейд всегда, в сущности, пытался остаться рационалистом и противопоставлял осознаваемые интеллектуальные компоненты сознания деструктивным бессознательным влечениям (см. его гимн науке и интеллекту в поздней работе "Будущее одной иллюзии"[740]), то его ученик К.Г. Юнг прямо заявлял, что "сознание является фило- и онтогенетически вторичным феноменом"[741], и именно в архетипах коллективного бессознательного коренится и устойчивое "ядро" личности, и все многообразие ее творческих сознательных идей. Правда, в поздней своей работе "Синхронизм: акаузальный принцип связи" швейцарский психолог развил несколько иную теорию архетипов, существенно отличающуюся от его ранних биологизаторских интерпретаций. Теперь из бессознательного коррелята инстинктов они превратились скорее в сверхсознательную компоненту психики, близкую к миру идей Платона. Идея о том, что неосознаваемое не сводится только к бессознательному уровню, лежащему "ниже" нашего сознательного "я"; а включает в себя сверхсознательное содержание, как бы наше "я" превосходящее, - представляется нам весьма глубокой и мы к ней еще вернемся. В целом же, сознание можно с равными основаниями исследовать и как неосознаваемую, и как сознательную деятельность, о чем свидетельствуют и поныне успешно развивающееся психоаналитическое движение, и те традиции, в которых существование бессознательного подвергается обстоятельной критике. Здесь достаточно вспомнить экзистенциалистскую (например, в лице Сартра) критику Фрейда, и структуралистские попытки, прежде всего в лице К. Леви-Строса, дать совершенно рационально-логическую интерпретацию бессознательного, т.е. свести его к неявным логическим структурам языка или даже к физическим структурам[742].

Перейдем к следующей паре антиномических характеристик сознания. Так, мое сознание свободно,и я в творческих актах когнитивной деятельности обладаю даром субъектного конструирования предметностей любого рода, начиная от фантастических образов и кончая идеализированными абстрактными объектами теории. На конструктивный характер человеческой субъективности и возможность ее априорного самопознания первым обратил систематическое внимание И. Кант, о чем мы уже говорили выше. Но вместе с тем, мое сознание и несвободно, оно детерминировано извне,испытывая воздействия со стороны внешних вещей и процессов.Фактически я столь же отражаю мир, на чем настаивают сторонники реалистических теорий познания, сколь и конституирую его образ в интенционально-смысловых актах сознания, о чем говорят последователи заложенной кенигсбергским мыслителем трансценденталистской традиции философствования.

Наконец, можно упомянуть и о таких парах предельно противоположных ипостасей бытия сознания как социальное – личностно-экзистенциальное; материальное - идеальное. На последней, фундаментальной паре категорий мы еще специально остановимся ниже, а пока - сделаем некоторые общие выводы из анализа основных онтологических антиномий сознания.