ПОСТПОЗИТИВИЗМ

В значительной мере под влиянием работ Поппера и Куна филосо­фы науки чаще стали обращаться к истории научных идей, стремясь обрести в ней твердую почву для своих методологических построений. Казалось, что история может служить более прочным основанием ме­тодологических концепций, нежели гносеология, психология, логика. Однако оказалось наоборот: поток истории размыл методологические схемы, правила, стандарты, релятивизировал все принципы филосо­фии науки и в конечном итоге подорвал надежду на то, что она спо­собна адекватно описать структуру и развитие научного знания.

Пауль (впоследствии Пол) Фейерабенд родился в Вене в 1924 г. Получил докторскую степень в Венском университете. В Вене изучал историю, математику и астрономию, в Веймаре — драматургию, в Лондоне и Копенгагене — философию. В 1958 г. переехал в США, где до конца 80-х годов работал профессором философии Калифорний­ского университета в г. Беркли. Одновременно был профессором фи­лософии в Федеральном технологическом институте в Цюрихе. В последние годы жизни отошел от занятий философией и вел жизнь «свободного художника» в Европе. Умер в 1997 г. Основными сочинениями являются следующие: "Против метода. Очерк анархистской теории познания" (1975); "Наука в сво­бодном обществе" (1978); "Прощай, разум!" (1987).

Фейерабенд назвал свою концепцию "эпистемологическим анар­хизмом". Что же это такое?

С точки зрения методологии, анархизм является следствием двух принципов: принципа пролиферации и принципа несоизмеримости. Согласно принципу пролиферации, нужно изобретать (размножать) и разрабатывать теории и концепции, несовместимые с существующими и признанными теориями. Это означает, что каждый ученый — вооб­ще говоря, каждый человек — может (должен) изобретать свою соб­ственную концепцию и разрабатывать ее, сколь бы абсурдной и дикой она ни казалась окружающим. Принцип несоизмеримости, гласящий, что теории невозможно сравнивать, защищает любую концепцию от внешней критики со стороны других концепций. Если кто-то изобрел совершенно фантастическую концепцию и не желает с нею расставать­ся, то с этим ничего нельзя сделать: нет фактов, которые можно было бы противопоставить этой концепции, так как она формирует свои собственные факты. Мы не можем указать на несовместимость этой фантазии с фундаментальными законами естествознания или с совре­менными научными теориями, так как автору этой фантазии данные законы и теории могут казаться просто бессмысленными. Мы не мо­жем упрекнуть его даже в нарушении законов логики, ибо он может пользоваться своей особой логикой. Автор фантазии создает нечто похожее на куновскую парадигму: это особый, замкнутый в себе мир, и все, что не входит в данный мир, не имеет для него никакого смыс­ла. Таким образом, соединение принципа пролиферации с принципом несоизмеримости образует методологическую основу анархизма: каж­дый волен изобретать себе собственную концепцию; ее невозможно сравнить с другими концепциями, ибо нет никакой основы для такого сравнения; следовательно, все допустимо и все оправдано. "Существу­ет лишь один принцип, который можно защищать при всех обстоя­тельствах и на всех этапах развития человечества, - пишет Фейерабенд. - Это принцип — все дозволено".

История науки подсказала Фейерабенду еще один аргумент в пользу анархизма: нет ни одного методологического правила, ни одной мето­дологической нормы, которые не нарушались бы в то или иное время тем или иным ученым. Более того, история показывает, что ученые часто действовали и вынуждены были действовать в прямом противо­речии с существующими методологическими правилами. Отсюда сле­дует, что вместо существующих и признанных методологических пра­вил мы можем принять прямо противоположные им. Но и первые и вторые не будут универсальными. Поэтому философия науки вообще не должна стремиться к установлению каких-то правил научной игры.

Фейерабенд отличает свой эпистемологический анархизм от поли­тического анархизма, хотя между ними имеется, конечно, определен­ная связь. Политический анархист имеет определенную политическую программу, он стремится устранить определенные формы организа­ции общества. Эпистемологический же анархист иногда может защи­щать эти формы, так как он не питает ни постоянной вражды, ни неизменной преданности ни к чему — ни к какой общественной орга­низации и ни к какой форме идеологии. У него нет никакой жесткой программы, он вообще против всяких программ. Свои цели он выби­рает под влиянием логического рассуждения, настроения, скуки, же­лая произвести на кого-нибудь впечатление и т.п. Для достижения избранной цели он действует в одиночку, но может примкнуть к ка­кой-нибудь группе, если это покажется ему выгодным. При этом он использует разум и эмоции, иронию и деятельную серьезность, сло­вом, все средства, которые может придумать человеческая изобрета­тельность. «Не существует убеждения, — сколь бы "абсолютным" или "аморальным" оно ни было, — которое он отказался бы критически обсуждать, и нет метода, который бы он объявил совершенно непри­емлемым. Единственное, против чего он выступает вполне определен­но и твердо, — это универсальные нормы, универсальные законы, универсальные идеи, такие как "Истина", "Разум", "Справедливость", "Любовь", и поведение, обусловленное этими нормами», - так Фейерабенд описывает эпистемологического анархиста.

В результате своего анализа деятельности родоначальников совре­менной науки Фейерабенд приходит к выводу о том, что наука вовсе не рациональна, как считает большинство философов и ученых. Но тогда встает вопрос: если это так, если наука оказывается существен­но иррациональной и может развиваться лишь постоянно нарушая законы логики и разума, то чем же тогда она отличается от мифа, от религии? — В сущности, ничем, — отвечает Фейерабенд. Действи­тельно, что отличает науку от мифа? К характерным особенностям мифа обычно относят то, что его основные идеи объявлены священны­ми: всякая попытка посягнуть на эти идеи наталкивается на табу; факты и события, не согласующиеся с центральными идеями мифа, отбрасываются или приводятся с ними в соответствие посредством вспомогательных идей; никакие идеи, альтернативные по отношению к основным идеям мифа, не допускаются, и если все-таки они возни­кают, то безжалостно искореняются (порой вместе с носителями этих идей). Крайний догматизм, жесточайший монизм, фанатизм и нетер­пимость к критике — вот отличительные черты мифа. В науке же, напротив, распространены терпимость и критицизм. В ней существует плюрализм идей и объяснений, постоянная готовность к дискуссиям, внимание к фактам и стремление к пересмотру и улучшению приня­тых теорий и принципов.

Фейерабенд не согласен с таким «розовым» изображением науки. Всем ученым известно, и Кун выразил это с большой силой и яснос­тью, что в реальной — а не в выдуманной философами — науке сви­репствуют догматизм и нетерпимость. Фундаментальные идеи и зако­ны ревниво охраняются. Отбрасывается все, что расходится с при­знанными теориями. Авторитет крупных ученых давит на их последо­вателей с той же слепой и безжалостной силой, что и авторитет созда­телей и жрецов мифа на верующих. Абсолютное господство того, что Т. Кун назвал парадигмой, над душой и телом ученых рабов — вот правда о науке. Но в чем же тогда преимущество науки перед мифом, спраши­вает Фейерабенд, почему мы должны уважать науку и презирать миф?

Нужно отделить науку от государства, как это уже сделано в отно­шении религии, призывает Фейерабенд. Тогда научные идеи и теории уже не будут навязываться каждому члену общества мощным пропа­гандистским аппаратом современного государства, будет уничтожено господство науки в области народного образования. В школьном обу­чении науке следует предоставить такое же место, как религии и ми­фологии. Цель обучения должна состоять вовсе не в том, чтобы вло­жить в голову ребенка определенные догмы и схемы поведения, чтобы сделать его покорным рабом существующего строя, послушным вин­тиком громадной машины общественного производства. Основной це­лью воспитания и обучения должна быть всесторонняя подготовка человека к тому, чтобы достигнув зрелости, он мог сознательно — и потому свободно — сделать выбор между различными формами идео­логии и деятельности. Пусть одни выберут науку и научную деятель­ность; другие — примкнут к одной из религиозных систем; третьи — будут руководствоваться мифом и т.п. Только такая свобода выбора, считает Фейерабенд, совместима с гуманизмом и только она может обеспечить полное раскрытие способностей каждого члена общества. Никаких ограничений в области духовной деятельности, никаких обя­зательных для всех правил, законов, полная свобода творчества! — вот лозунг эпистемологического анархизма.

ПОСТПОЗИТИВИЗМ