Игра в выживание

 

«Привет, сколько лет, сколько зим. Это я, твой папочка. Прием».

«Я же тысячу раз повторял: не желаю с тобой говорить. Тонкетч».

«Постой, забудем прошлое, мы ведь взрослые люди. Прием».

«Не забывается. Тонкетч».

«Выслушай — тебя от этого не убудет. Прием».

«Тонкетч, тонкетч».

«Честно говоря, нам нужно кое к чему приделать ноги...»

Зазывала схватил меня за руку. Пальцы разжались, и переговорная трубка тут же оказалась у продавца насекомых. Тот плечом оттеснил меня, и я очутился сзади. Но зато теперь я тесно прижимался боком к животу женщины.

«Слушаю вас. Мне поручено вести переговоры. Прием».

«Кто вы такой? Прием».

«Я — Комоя. Ответственный за внешние связи. Сообщите, какое у вас к нам дело? Прием».

«Ответственный за внешние связи — ишь куда хватил. Скажите лучше, чем вы занимаетесь на самом деле. Прием».

«Торгую учебными пособиями. Главным образом, насекомыми. Перейдем к делу. Хочу спросить вас без обиняков: к чему нужно приделать ноги? Прием».

«Интересные дела. К трупу — к чему же еще? Прием».

«Вот оно что! Значит, у вас неприятности с трупом. Откуда он взялся? Происхождение трупа ведь может быть самым разным — убитый, умерший, погибший от несчастного случая... Прием».

«Откуда мне знать, спросите у моего сына. Прием».

«Не морочьте голову, чтó вы имеете в виду? Прием».

«Ничего не имею. Это труп, от которого избавились вы сами, вот и всё...»

— Что за чепуха! Не видел я никакого трупа, ничего не знаю о нем! — воскликнул я.

Портативная рация — одностороннего действия, и вести по ней одновременный разговор невозможно. Я закричал непроизвольно, хотя и знал, что Тупой Кабан меня не услышит, поскольку он не переключил рычажок на прием. Продавец насекомых успокаивающе похлопал меня по плечу, а женщина еще крепче прижалась к моему боку. Тупой Кабан продолжал:

«Разумеется, прямых доказательств того, что вы убили человека, у нас нет. Но косвенных улик более чем достаточно. Любая огласка — и вам не поздоровится. Мы служим обществу, и, когда в мусоре, сбором которого мы занимаемся, оказываются незаконно попавшие туда предметы, обязаны сообщать об этом властям. Но, тем не менее, мы готовы забыть о своем долге и замять дело. Мой сын, я думаю, с вами? Скажите ему, чтобы не упорствовал. Таков уж удел родителей — всё сносить от своих детей. Я считаю, что вы заняты очень важным делом, и готов оказывать вам негласную поддержку. У меня и в мыслях нет загонять вас в угол; думаю, что и в дальнейшем мы сможем сотрудничать. Прием».

Зазывала закричал, наклонившись к переговорной трубке:

«Важным делом, говорите? Это вы об уничтожении отходов? Прием».

«Не прикидывайтесь. Мне все известно, я говорю об атомном убежище. Это дело имеет огромное будущее. Следует проявить дальновидность. Нам нужно всё спокойно и обстоятельно обсудить, причем не по рации, а встретившись лично. Я здесь, у себя, уже веду активную вербовку членов. Все как на подбор, сила немалая...»

— По-моему, он угрожает, — шепнула мне на ухо женщина. — А вся эта болтовня о трупе — хитрая уловка.

— Кажется, они нас опередили, — прикусил губу зазывала.

Снова раздался голос Тупого Кабана:

«Вы, я уверен, будете поражены. Заместитель мэра, директор кредитного банка, двое врачей городской больницы, глава компании «Складские помещения Хиситоми» уже подписали контракты. Дело перспективное и будет, несомненно, развиваться. Вряд ли вы захотите влипнуть в неприятную историю из-за какого-то трупа. Такие вот дела. Прием».

Оставив рычажок на приеме, продавец насекомых вскинул голову и стиснул зубы.

— Капитан, вы действительно ничего не знаете об этом трупе?

— Представления не имею.

Зазывала, не дожидаясь моего ответа, вырвал переговорную трубку у продавца насекомых и переключил рычажок на передачу.

«Вы не можете сообщить причину смерти и возраст покойного? Прием».

«Появилось новое лицо? Кто вы такой? Прием».

«Казначей, а также пассажирский помощник капитана. Прием».

«Интересно. К сожалению, я не полицейский врач и поэтому ни причину смерти, ни возраст определить не в состоянии. Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Прием».

«Оставьте ваши домыслы...»

Зазывала снова переключил рычажок и посмотрел на меня:

— Может, кто-то из стариков и впрямь угодил в ловушку? Или не заметил, что делается под ногами, и сорвался с кручи?..

— Но ведь ловушки были обезврежены.

— Наверное, произошел несчастный случай, и они приняли необходимые меры.

— Нет, для того чтобы то вещество, которым смазали баллон с аэрозолем, затвердело, должно было пройти немало времени.

— Но труп может быть и давним, — вмешался продавец насекомых.

Раздался зуммер вызова.

— Может, это тот самый тип, за которым я тогда гнался? — Зазывала щелкнул пальцами. — Свалился в канал и утоп. А вдруг это труп продавца сладкого картофеля?

— Думаю, ты ошибаешься. — Дыхание женщины щекотало мне ухо. — Капитан же разговаривал с ним совсем недавно. Когда вы еще спали.

— Тогда, выходит, труп совсем свеженький. — Продавец насекомых, не давая зазывале раскрыть рта, отобрал у него трубку. — Не исключено, что его убили сразу после вашего разговора. Иначе и теперь бы вел переговоры именно продавец картофеля. Ведь отношение Капитана к Тупому Кабану им хорошо известно.

Зуммер вызова продолжал гудеть, действуя на нервы.

— Верно. Все это и в самом деле очень странно. Портативная рация установлена в кондитерской «Сэнгокуя». И выход на связь Тупого Кабана уже сам по себе подозрителен.

— Чудеса. — Зазывала облизнул губы и проглотил слюну. — Выходит, продавец картофеля предлагал отделаться от своего собственного трупа.

Продавец насекомых переключил рычажок на переговорной трубке.

«Подождите немного, мы обсуждаем ваше предложение».

И снова щелкнул рычажком.

— Если продавца картофеля убили в его собственной лавке, главное подозрение падет на Капитана, это неизбежно. Но каковы мотивы?

— Нет, немыслимо, да и, скорее всего, его вообще никто не убивал.

— Ошибаетесь. Мотивы есть, но у Тупого Кабана.

— Не будем выдумывать. Никто ведь еще не доказал, что жертва — продавец картофеля. — Рука женщины легко коснулась моего плеча. Ее слова показались мне справедливыми, и я тут же приказал продавцу насекомых:

— Давайте проверим. Попросите взять трубку Сэнгоку, и сразу же все станет ясно.

Кивнув, он переключил рычажок.

«Алло, извините, что заставили вас ждать. Дайте, пожалуйста, трубку Сэнгоку-сан. Прием».

«К сожалению, его здесь нет, но, если хотите, я ему всё передам... Прием».

«Но вы ведь находитесь в лавке. И при этом говорите, что его нет, как же так? Прием».

«Ошибаетесь. Я в нашей конторе у мандариновой рощи. Здесь тоже установлена портативная рация. Вы спрашиваете о продавце картофеля? Действительно, куда же он делся? (Слышен какой-то шепот.) Вот как? Он поехал на мотороллере за сигаретами. Должен вот-вот вернуться. Прием».

— Спросите, где находится труп, — сказал зазывала.

«Где находится труп? Прием».

«Не прикидывайтесь простачками. У мандариновой рощи, где же еще. И если вы не уничтожите его, нам придется отвезти труп в полицию. А стоит взяться за дело полиции, она всю каменоломню перевернет. Мне бы тоже хотелось избежать этого. Дайте мне сына, он, я думаю, стоит рядом и слушает. Сейчас самое время помириться. Не совершает ли он ошибку? Если злится за то, что я порол его в детстве, пусть так и скажет, но не нужно забывать и о родительском сердце. Приходилось вершить семейный суд, что поделаешь, у самого в душе осталась рана на всю жизнь. Отцовское сердце — никуда не денешься. Слышит он меня? Ты уж пойми, сынок. А разговоры о том, что я забил ногами до смерти жену, — злобная, беспочвенная клевета. В общем, нам нужно пожать друг другу руки, отец и сын все-таки. Мы должны быть вместе, да и я уже не тот. Характер стал мягким, как булочка со сладкой начинкой, — годы, никуда не денешься. Прием».

Протиснувшись между продавцом насекомых и зазывалой, я закричал в трубку:

«Хватит болтать об отце и сыне, меня трясет от этой чуши!»

«Тут уж ничего не поделаешь. Половина того, из чего ты произведен на свет, — моя. Прием».

«Тонкетч».

«Постой! Я хочу, чтобы последнее слово осталось за мной, твоим отцом. «Отряд повстанцев» завоевал хорошую славу, я бы хотел и дальше служить людям, хотел бы делать добрые дела. Я изменился... Прием».

— Теперь еще этот труп... — прошептал я еле слышно. Ужасный день. Немыслимое, идиотское происшествие вдруг выросло в огромную волну, готовую все смести на своем пути. Прямо хоть верь в тринадцатое число, пятницу, буцумэцу[14]и прочие несчастливые дни.

Продавец насекомых поднес ко рту переговорную трубку и тихо сказал примирительным тоном:

«Простите, нам нужно еще немного времени. Прием».

«Мне это уже надоело, но я очень хочу помириться с сыном, такова человеческая натура, никуда не денешься. Подожду. Прием».

— Что будем делать? — спросил со вздохом продавец насекомых, переключив рычажок.

— Они говорят, что хотят договориться с нами, но ведь у нас выбора нет, — повернулся ко мне зазывала. — Верно? Чтобы не превращать «повстанцев» в наших врагов, придется заняться этим трупом. Если бы только узнать, кто настоящий преступник, тогда бы вообще нечего было волноваться... Мы должны подавить их своей выдержкой. Вы, Капитан, не убивали, значит, убийца кто-то из них.

— Все гораздо сложнее, — возразил продавец. — Я верю Капитану. Но где гарантия, что они не состряпали каких-нибудь улик против него на месте преступления? Если они ловко все сварганили, отпереться будет трудно.

— В этой каменоломне действительно всего два входа? — Женщина переменила положение и оперлась коленом о подлокотник дивана. Ее живот уже не так плотно прижимался к моему боку. — Не может так быть, что кроме «повстанцев» в каменоломне могли обосноваться какие-то другие люди?..

— Трудно представить себе такое. — Я не решился бы с полной уверенностью заявить: нет, этого быть не может. Со скоростью ротационной машины я попытался провернуть в памяти свой топографический план. В каменоломне есть немало уголков, о которых я знал, но пока не успел обследовать. Особенно пещера, напоминающая буддийскую часовню, посреди крутого обрыва в восточной части каменоломни. Но ходов, ведущих туда изнутри, нет. Это пробная выработка, которую забросили из-за того, что камень здесь был слишком сухим и никуда не годился. Судя по моим обследованиям, до сих пор в каменоломню никто не проникал, кроме как через вход у мандариновой рощи. — Нет даже намека на это...

— Подозревать можно кого угодно. Если говорить о косвенных уликах, то главный подозреваемый — я. — Зазывала, прикрыв рот ладонью, прыснул. Поведение неуместное и весьма подозрительное. — Я сообщил, что от меня удрал какой-то странный тип, но доказательств у меня никаких нет. Может, я его пристукнул, а теперь хожу как ни в чем не бывало? Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, нужно пойти к ним и во всем убедиться самому.

— Действительно, подозревать можно кого угодно. Переливаем из пустого в порожнее. — Продавец насекомых положил переговорную трубку на полку и, сжав руки, хрустнул пальцами. — Можно рассуждать до бесконечности, можно строить какие угодно предположения, все равно ни к чему не придем. Нужно проанализировать положение, исходя из известных нам фактов, и уже на этом основании выработать план операции. Как мне представляется, здесь возможны два решения. Первое — заняться трупом или тем, что они называют трупом. Второе — в случае, если «повстанцы» или их босс Тупой Кабан предложат свое участие в наших делах...

— Что это вы раскомандовались? — Я приблизился к женщине на несколько миллиметров так, чтобы она не заметила. Но движение было настолько незначительным, что я не смог определить, коснулся ее или нет.

— Разумеется. — Очки продавца насекомых соскользнули вниз по потному носу. — Право решать, какую операцию проводить, принадлежит Капитану. Это ясно само собой. Я попытался лишь проанализировать обстановку. Во всяком случае, нужно отделить вопрос о том, заняться ли нам трупом, от вопроса о допущении Тупого Кабана в каменоломню. Вести переговоры, смешивая эти две проблемы, на руку противнику. Они стремятся к тому, чтобы превратить труп в предмет торга. Мы ни в коем случае не должны идти на это.

Раздался зуммер вызова.

— Это верно, — закивала женщина. Я боком почувствовал ее движение. — В самом деле, совсем разные вопросы. Но, с другой стороны, зачем нам соглашаться на то, чтобы они притащили труп, если мы не собираемся принимать их в свою компанию?

— Правильно, с трупом у них не все ладно, и эту слабину нужно нащупать, иначе... — Я сделал отчаянную попытку приблизиться к женщине еще на несколько миллиметров.

— Здесь нужно проявить изворотливость. — Продавец насекомых вытер дужки очков подолом рубахи. — Если мы решили поторговаться с ними, я беру это на себя, не возражаете? Я кого хочешь обведу вокруг пальца, уверен.

Как-то само собой решилось, что либо продавец насекомых, либо зазывала, либо они вдвоем вступят в переговоры вместо меня. И хотя полностью доверять я им не мог, должен был радоваться такому ходу событий. Я не чувствовал в себе сил на равных вступить в единоборство с Тупым Кабаном, а кроме того, если они вдвоем отправятся на переговоры, я останусь с глазу на глаз с женщиной.

— Не нравится мне все это... — То, что не нравилось женщине, казалось, леденцом перекатывается на ее языке. — Если мы спустим труп в унитаз, я просто не смогу им пользоваться.

— Ничего страшного, крови никакой не будет... — Я лгал самым бессовестным образом. Спустив зародыш или даже труп кошки, я потом несколько дней не мог без содрогания приблизиться к унитазу. А когда нужда заставляла, меня буквально выворачивало. Проходило несколько дней, прежде чем я снова бывал в состоянии готовить еду около унитаза. И мне сейчас удавалось сохранять спокойствие только потому, что я абсолютно не верил в существование трупа.

Зуммер продолжал гудеть.

— Ответим? — Продавец посмотрел по очереди на каждого из нас. Зазывала и женщина впились в меня глазами.

— Ответим. Но пусть переговоры ограничиваются только вопросом о трупе. Того типа я на корабль ни за что не пущу.

Продавец насекомых переключил рычажок.

«Алло, простите, что заставили ждать. Говорит ответственный за внешние связи Комоя. Слушаете? Прием».

«Пожалуйста, пожалуйста, я давно жду. Прием».

«Мы согласны на переговоры. Что касается оплаты и всего прочего, об этом мы договоримся после того, как вы покажете нам труп. Хотелось бы также получить подробные сведения о месте, где он был обнаружен, и обстоятельствах, при которых это произошло... Итак, где будем вести переговоры? Прием».

«Подождите, вы меня неправильно поняли. Мы хотим оказать вам услугу, не сообщая о трупе куда следует. Прием».

«Бросьте дурака валять. Наш разговор записывается на магнитофон. Вам самим нелегко будет оправдаться в том, что человек, обнаруживший труп, не только не сообщил об этом в полицию, но и замышляет незаконным способом избавиться от него. Прием».

— Ловкач, правильно говорит... — Зазывала втянул голову в плечи и облизал губы.

Кажется, подействовало. Тупой Кабан рассмеялся, неизвестно чему.

«Понял, понял, сейчас не время ссориться. Где будем вести переговоры, спрашиваете? Где угодно, если хотите, можем у вас. Не беспокойтесь, мы приедем на своем грузовичке, так что долго нас ждать не придется. Прием».

— Не пойдет, они не должны даже близко подходить сюда.

— Почему? — Продавец насекомых прикрыл рукой переговорную трубку. — Мне кажется, ваши опасения излишни. Впрочем, решать вам, Капитан.

— Людей у них много, организация военизированная. Что мы будем делать, если они ворвутся сюда?

— Вас волнует их количество. Но в таком случае оказаться в лагере противника еще опаснее, — сказал зазывала и насмешливо продолжал: — Если они возьмут нас в качестве заложников, вы придете нам на выручку, Капитан?

Продавец насекомых прокричал в трубку:

«Вот так-то... Слышали? Не верим мы вам. Прием».

«Перепугались. Ну что ж, давайте выберем нейтральное место. Например, Смеющийся склон. Там нас никто не увидит. Спросите у моего сынка. Прием».

— Какой склон? Я не понял... — Продавец насекомых, не переключая рычажка, обернулся ко мне.

— Пустынный склон, обращенный к морю.

— Странное название.

— От станции нужно ехать на юг и повернуть у складов рыболовецкого кооператива, а там рядом. В склоне — пещера, и, когда ветер дует в определенном направлении, оттуда доносятся звуки. Это даже не смех, а скорее истерические взвизгивания простуженного ребенка, которого щекочут. Но кому-то эти звуки напоминают призывный женский смех. Старики-импотенты, захватив еду, приходят к склону и дожидаются, пока поднимется ветер.

— Смешно, вы только рассказали, а я едва сама не расхохоталась. — Женщина, еле сдерживая смех, согнулась в три погибели. Ее живот, как мягкий мяч, крепко прижался к моему заду. Я тоже сделал попытку увеличить площадь соприкосновения (место, где ее тело касалось моего). Она не противилась. Кажется, я начинаю забывать, что именуюсь Свиньей. Какое мне дело, где будут вестись переговоры, если удастся не допустить Тупого Кабана на корабль.

— Мне бы хотелось воздержаться от участия в переговорах. — Зазывала, протянув руку, стал скрести переговорную трубку когтями. — Приеду я туда, а там никого нет, только труп — и тут как тут полиция, нет, благодарю покорно.

— Это верно, конечно... — Продавец насекомых переключил рычажок.

«Ничего не выйдет. Мы все трусы. Приедем в указанное место, а там никого нет, только труп и полиция, нет, нам это ни к чему. Прием».

«Я возмущен. Неужели вы думаете, что мы способны на такую подлость? Это немыслимо. Единственное, к чему мы стремимся, — чтобы город сверкал чистотой. Причем речь идет не только о мусоре и пустых банках, но и о духовной чистоте — вот наша цель. А в дальнейшем мы не оставим в стороне и чистку людей. Я говорю правду — всей душой сочувствуя вашему предприятию, мы хотим действовать с вами рука об руку... Хорошо, что я должен сделать, чтобы вы мне поверили? Прием».

«Вы говорили, что уже немало заработали на своих сделках. Прием».

«Я вам сказал, что собираю единомышленников. Вербую влиятельных людей. Я не возражаю против полной проверки, начиная со списков личного состава и кончая деятельностью созданной мной организации. Прием».

— Когда ковчегу придет время отправляться в плавание, будет уже все равно, кто какое занимал положение или каким состоянием владел. А экипаж подбираю я, и никто другой.

«Мы бы хотели ограничить переговоры вопросом о трупе. И все же нас беспокоит, можем ли мы до конца доверять вам. Нам нужны от вас гарантии. Прием».

«Почему я вам так противен? Не могу понять. Прием».

— Потому что ванну не принимаешь! — крикнул я в переговорную трубку.

«Не говори глупостей, принимать ванну — это долг, естественная обязанность человека, занимающегося уборкой. Я не делаю этого, лишь когда бываю сильно пьян, у меня сердце больное. Прием».

Женщина рассмеялась, сотрясаясь всем телом. Ее движения меня буквально гипнотизировали. Честно говоря, я никогда не подвергался гипнозу, но, видимо, ощущение было бы именно таким. Движение времени исчезло, и надо мной витало лишь «сейчас».

«Противен, там, или не противен, но надо отдать вам должное. Объяснить? Существует обстоятельство, способное в какой-то мере успокоить нас. Хотите выслушать? Прием».

«Конечно хочу. Прием».

«Попробуйте представить себя подлецом. Настоящий подлец не шел бы таким обходным путем. Он, не говоря ни слова, притащил бы сюда труп с верхней дороги и зарыл его в куче мусора у входа в каменоломню. И нам, хочешь не хочешь, пришлось бы заниматься им. Правильно? Прием».

«Да, совершенно верно. Имея своим другом такого проницательного человека, как вы, сынишка может быть спокоен. Он, я думаю, тоже согласен с вашими доводами. К тому же, я не такой подлец, как вы думаете. Мой внешний облик сильно мне вредит. Ну так как, согласны встретиться на Смеющемся склоне? Прием».

«Нет, сделаем это в вашей конторе. Там, я думаю, недалеко и до того места, где обнаружен труп. Прием».

«Ну что ж. Устроим вам теплую встречу. Есть у нас и выпивка, и закуска. А если хотите, сбегаем к реке и притащим еще чего-нибудь, сейчас как раз возвращаются рыбаки. Наша встреча будет первой и последней, так что мы сможем поговорить совершенно откровенно. Прием».

«Увы, последней. Если труп будет уничтожен, мы друг другу станем не нужны. В котором часу вы хотели бы провести беседу? Прием».

«Кто из вас придет? Сколько человек? Прием».

«Двое. Я, ответственный за внешние связи, и пассажирский помощник капитана. Он с вами уже беседовал. Прием».

«А сынишка не придет? Прием».

«Капитану там делать нечего. Прием».

«Почему? Прием».

«Почему? Потому что у нас есть специальные люди, занимающиеся внешними связями. Прием».

«Я сейчас один в комнате. Может быть, сынок согласился бы поговорить со мной? Уговорите его, всего пару минут. Очень прошу вас. Прием».

— Вы как? — спросил у меня продавец насекомых.

— Спросите лучше, где Сэнгоку.

«Он спрашивает, где продавец картофеля. Прием».

«Странно, я же сказал, пошел за сигаретами...»

— Если это труп Сэнгоку, я им ни за что не прощу. Он был хорошим парнем. С ним мы бы прекрасно ужились.

«Ну что вы, он здоровехонек. Мне самому Сэнгоку-сан очень нравится. Знаете, какая у него любимая присказка? «Перечеркивай прошлое и всё начинай сначала, опять перечеркивай и опять сначала, а потом опять перечеркни и опять начни сначала — и смотри, что получится...» Понятно, что он имеет в виду? Сейчас такой век, когда нужно точно, как на счетах, подсчитать, кто достоин, а кто не достоин того, чтобы выжить. Ну как? Совпадает? Прием».

«Что совпадает? Прием».

«Моя точка зрения с вашей. Прием».

«Когда мы это устроим? Я имею в виду, в котором часу мы встретимся? Прием».

«Я бы хотел вот о чем спросить. Сейчас, когда в нашем мире нужно перечеркнуть прошлое и всё начать сначала, важнейшей проблемой стало решить, кто достоин того, чтобы выжить, а кто может преспокойно умирать. Вы думаете именно так, верно? Но какую мерку вы для этого подобрали? Прием».

— Всё шуточки. Любит он поучать.

«Я не собираюсь поучать. Это случилось совсем недавно на весенней школьной спартакиаде. Там проводились странные соревнования, которые назывались по-английски «сервайвл гейм» — «игра в выживание». Ученики и взрослые состязались, так сказать, в способности выжить. Это соревнование организовали участники совещания, проводившегося для выяснения того, как лучше использовать бомбоубежище в подвале нового здания муниципалитета. Ну как, продолжать рассказ? Прием».

Продавец насекомых следил за выражением моего лица. Я взял себя в руки, чтобы не возмутиться. Он хотел узнать, не имею ли я отношения к этому подвалу в здании муниципалитета.

«Прошу только покороче. Прием».

«Остановлюсь лишь на самом главном. Соревнования на способность выжить проводились как одно из юбилейных мероприятий, посвященных сорокалетию городской средней школы. Еще с вечера над морем собрались тучи, и утром зарядил мелкий моросящий дождь, но синоптики дали хороший прогноз, и устроители не хотели бросать на ветер деньги и энтузиазм, потребовавшиеся для проведения юбилейных торжеств. На подготовку праздника и украшение спортивной площадки были затрачены немалые усилия, но с самого начала гвоздем программы считалась игра в выживание. В таком духе вас устраивает? Прием».

«Продолжайте, пожалуйста».

«Конечно, игра есть игра, но вначале участники никак не могли приноровиться — очень уж странными были правила. Хотя выявлялись победители и побежденные, состязание в обычном понимании этого слова не проводилось. Но такова и природа самого выживания. Спортивную площадку разделили вдоль на три полосы: красную, белую и синюю. С двух сторон были обозначены «старт» и «финиш». Понятно? Потом взмахом флажка подавался сигнал о начале состязания, и каждый из участников, выбрав цвет по своему вкусу, направлялся к финишу. Время не учитывалось, поэтому спешить было не нужно, к тому же цвет в последний момент можно было поменять, и соревнующиеся чувствовали себя совершенно свободно. Школьникам и учителям, родителям и приглашенным эти состязания напоминали приятную прогулку. Всех привлекала, конечно, и награда, тем более, что устроители не поскупились на роскошный приз. Можно продолжать в том же духе? Прием».

Мы, все четверо, переглянулись. Я был готов еще немного потерпеть, лишь бы удалось избежать переговоров. Таким образом, мое молчание означало пассивное согласие.

«Продолжайте, пожалуйста. Прием».

«Итак, соревнующиеся бегут вперед. Когда все участники пересекают финишную линию своего цвета, судья бросает трехцветную кость. Взвивается флаг выигравшего цвета, и бьет барабан. Согласно правилам, барабанная дробь означает, что проигравшие должны ложиться на землю. Понятно? А те, кто выжил, возвращаются на старт. Так должно повторяться много раз, и победителем становится тот, кто останется до конца, то есть выживет. Есть вопросы? Прием».

«Какое же это соревнование, если победитель определяется бросанием кости, — обыкновенная азартная игра. Прием».

«Везение — непременный спутник войны. Чем не подходит азартная игра? И напряжение сильнее. Ведь первым призом был красный мотороллер фирмы «Хонда» новейшей модели, его приготовил местный Союз торговцев. Честно говоря, я тоже участвовал в этих соревнованиях, но, когда кость бросает другой, сколько ни бегай, все без толку. Прием».

«Не отвлекайтесь, говорите о главном. Прием».

«Если не хотите слушать, могу прекратить. Прием».

«Я говорю лишь о том, что вы отвлекаетесь. Прием».

«О погоде я, кажется, уже говорил. Вопреки прогнозу она становилась все хуже. Шел беспросветный дождь, казалось, все вокруг расчерчено сплошными линиями...»

Женщина засмеялась. Ничего смешного вроде бы не было, и я, воспользовавшись ее смехом, высморкался. Она по-прежнему прижималась к моему боку. Это была, видимо, компенсация за неудобную позу, в которой я находился. Зазывала облизнулся, продавец насекомых покачал головой, и оба зажмурились.

«Шапочки школьников почернели, будто их облили маслом, весь песок со спортивной площадки смыло, всюду стояли лужи. Школьный врач несколько раз что-то говорил на ухо директору, да и сам директор, кажется, готов был отменить соревнования. Он то и дело опасливо посматривал на выражение лиц родителей и гостей, находившихся под тентом. Но прекратить соревнования не мог — победителя ждал новенький мотороллер «Хонда». Если бы он решился прервать игру, ссылаясь на дождь, мог бы произойти скандал. Правила должны соблюдаться. И соревнования продолжались. Чем все это кончилось, как вы думаете? Прием».

«Чем же все это кончилось? Прием».

«Большой заварухой. Поскольку директор не делал ограничений, считая, что шансы на выживание у всех должны быть равны, в первом забеге набралось столько желающих, что яблоку негде было упасть. Чтобы все поместились, стартовую линию пришлось подвинуть на пять метров вперед. Начало соревнований тоже задержалось на восемь минут. Тягостное зрелище: промокшая насквозь плотная толпа, разбрызгивая лужи, топала по земле. Мамаши, волочащие за руку ревущих детей, старики, помогающие себе палками, какой-то калека, цеплявшийся за сопровождающих, напористая молодежь из рыболовецкого кооператива — все сбились в кучу. Затратив немыслимо много сил и времени, они, в конце концов, добрались до избранного каждым финиша. Кость брошена, взмах флажка и барабанная дробь. Временами вспыхивали драки, когда кто-то пытался пробраться в зону, где были победители, но, в общем, первый раз люди по трем зонам распределились довольно равномерно. Потерпевшие поражение легли на землю — это были погибшие, но вскоре они отказались соблюдать правила игры. Кому захочется не только проиграть, но еще и валяться в грязи под дождем! Из установленных повсюду динамиков неслись крики преподавателя физкультуры: «Проигравшие, оставайтесь лежать, вы погибли! Все, кто проиграл, оставайтесь лежать!» Но проигравшие с сердитыми лицами уже поднимались с земли. Честно говоря, я тоже. Вдруг раздались выстрелы. Автоматные очереди. Разумеется, записанные на магнитофонную ленту. Но впечатление они произвели огромное. Ни в кого из присутствующих, наверное, никогда не стреляли из автомата, но всем, безусловно, эти звуки были знакомы по телевидению и кино. Проигравшие рухнули как подкошенные. Не упасть было просто нельзя. Все это походило на массовый расстрел. Можно я передохну? Прием».

Та часть моего тела, к которому прижалась женщина, зажила собственной жизнью и стала господствовать надо мной. Она начала самостоятельное движение, пытаясь оккупировать меня целиком. Однако ощущение нереальности происходящего возникало не только от этого. По мере того как доносившиеся из переговорной трубки слова пересекались, словно в кроссворде, все более отчетливые очертания стал приобретать еще один Тупой Кабан, совсем не тот, которого я знал. Они просто не могли быть одним и тем же человеком. Известный мне Тупой Кабан не должен был пользоваться такими отутюженными, будто только что из прачечной, словами. У меня было чувство, словно передо мной змея, сменившая кожу.

«Кончайте быстрее, прошу вас. Прием».

«Проигравшие ушли с площадки, и по знаку судьи начался второй забег. Тот больной — наверное, паралитик — все цеплялся за плечи соседей и мешал остальным. До четвертого забега все шло как следует — каждый раз оставалась треть участников. Кое-кто стал собираться домой. Но после пятого все пошло как-то странно. Можно продолжать? Прием».

«Мы слушаем вас. Продолжайте. Прием».

«Благодарю вас. Наконец осталось одиннадцать человек. Сначала, когда десять участников, не считая паралитика, взяли старт, все шло хорошо. Но, чуточку не добежав до финиша, они разом остановились. Что же произошло дальше? Как вы думаете? Они стали дожидаться, пока их догонит еле передвигавшийся инвалид. Увидев, что он вошел в синий сектор, остальные устремились туда же. Странный психологический акт, не правда ли? Примета у них такая была, что ли, или сыграло роль стадное чувство — мол, погибать, так вместе. И, как ни странно, выпал синий цвет. Все одиннадцать человек выжили и вернулись на старт. Но вручать приз пока было некому. Поскольку в том, что происходило, нарушений правил не было, судья возражать не мог. В шестом забеге произошло то же самое. Немыслимо, но в седьмом забеге все повторилось вновь. Становилось жутковато. Дождь усиливался, зажглись фонари, хотя до вечера было еще далеко, и даже всегда неугомонные школьники притихли, став похожими на окружавшие спортивную площадку мешки с песком. Во время восьмого забега устроители решили посовещаться. И вот тут-то неожиданно снова раздались автоматные очереди. Не началась ли истерика у того, кто отвечал за магнитофон? У паралитика вдруг подогнулись колени, он ткнулся носом в землю и завалился набок. Кто-то засмеялся, не поняв, что произошло. Школьный врач с медицинской сумкой подбежал к упавшему, но было уже поздно. Игру, разумеется, прервали. Неужели в этом и состоит борьба за выживание, как вы считаете? Прием».

«Что же стало с мотороллером? Прием».

«А-а, с призом? Кажется, его решили разыграть по жребию между десятью выжившими. Однако родственники паралитика обратились с жалобой, утверждая, что, поскольку все выжившие каждый раз ждали, какой цвет выберет старик, а он умер, их тоже следует считать умершими. Логично, правда? В результате мотороллер, кажется, до сих пор хранится в школе. Странная история, верно? Прием».

«Что же вы хотели сказать своей историей? Прием».

«Сам не пойму. Просто представления не имею. И именно поэтому хочу встретиться и поговорить. А вы понимаете? Прием».

Мы все растерянно рассмеялись. Из переговорной трубки раздался звук, будто из воздушного шарика выпускают воздух. Это смеялся прежний Тупой Кабан.