Итак- нужно -набор щупов, ключ на 24мм,головка на 8мм. 3 страница

Гейне в <Путешествии на Гарц>: <Шефер поклонился мне, как собрату, потому что он тоже писатель и часто упоминал обо мне в своих полугодичных отчетах; да он и кроме того часто цитировал меня и, когда не заставал меня дома, то всегда был так добр, что писал цитату мелом на двери моей комнаты>^. [А. д'Актиль (<Афоризмы>):

Всякий пусть узнает и услышит. Что прекрасней солнца в мире нет: Красоты подобной не опишет Ни судебный пристав, ни поэт. (Я. К.)]^

(<Венский гуляка>) D. Spitzer нашел

^ Гейне Г. Собр. соч. СПб., 1904. Изд. 2-е / Переп. П. Вейнберга. Т. 1. С. 114. Цитировать - значит здесь вызывать в суд, цитата - вызои о явке в суд. (Я. К.) Чтец-декламатор. Т. V, юмористический. С. 17. (Я. К.).

ТЕХНИКА ОСТГОУМНЯ

для социального типа, расцветшего DO времена реакции, лако- ничную, но очень остроумную биографическую характеристику:

<Железный лоб - железная касса - железная корона>. (По- следняя - орден, с награждением которым был связан переход в дворянское сословие.) Превосходная унификация, все как будто сделано из железа! Различные, но не очень резко друг с другом контрастирующие толкования эпитета <железный> де- лают возможным подобные <многократные употребления>.

Другая игра слов может облегчить переход к новому подвигу техники двусмысленности. Упомянутый на с. 37 остроумный коллега во время дела Дрейфуса стал автором следующей остроты:

<Эта девушка напоминает мне Дрейфуса. Армия не верит в ее невинность*.

Слово <невинность>, на двусмысленности которого построена эта острота, в одном случае имеет смысл, противоположный виновности, преступлению, а в другом - смысл, противопо- ложный сексуальной опытности. Существует много примеров такого рода двусмысленности, и во всех действие остроты сводится к сексуальной двусмысленности. Для этой группы можно было бы сохранить термин <двоякое толкование>.

Прекрасный пример такой двоякотолкуемой остроты пред- ставляет острота на с. 33, сообщенная D. Spitxcr'oM:

<По мнению одних, муж много заработал и при этом немного оптложил себе (sicli zuritckgelegl), по мнению других, жена немного прилегла (sich zuriickgelegt) и много при этом заработала>.

Но если сравнить этот пример двусмысленности с двояким толкованием с другими примерами, то бросается в глаза важная для техники разница. В остроте о <невинности> один смысл слова так же доступен пониманию, как и другой; мы не можем отличить, является ли более употребительным и более родст- венным нам сексуальное или несексуальное значение слова. Иначе обстоит дело в примере D. Spitzer'a, где один банальный смысл слов, который больше бросается в глаза, как будто прячет и скрывает сексуальный смысл, способный ускользнуть от простодушного читателя. В противо- положность приведем другой пример, где нет такого сокрытия сексуального значения, как, например, гейневская характеристика

услужливой дамы: (что в переводе может означать: Она не может на в чем отказать, кроме воды, или она не может мочиться).

Все это звучит как сальность, и впечатление остроумия создается с трудом\ Эта особенность заключается в том, что оба значения двусмысленности неодинаково бросаются в глаза, может иметь место и при остротах несексуального характера. Это происходит оттого, что первый смысл сам по себе более употребителен, или потому, что он особенно подчеркнут бла- годаря связи с другими частями предложения (например,

I. Сгущение:

а) с смешанным словообразованием, Ь) с модификацией.

II. Употребление одного ч того же материала: с) целое и части, d) перестановка, е) небольшая модификация,

f) одни и те же слова, употребленные в полном смысле и потерявшие первоначальный смысл.

III. Двусмысленность:

g) обозначение имени собственного и вещи, h) метафорическое и вещественное значение, i) собственно двусмысленность (игра слов), k) двоякое толкование, 1) двусмысленность с намеком.

Сравни К. Fischer, который предлагает для таких двусмысленных острот. в которых оба значения не стоят в одинаковой мере на первом плане, а и которых одно-значение оттесняется другим, название <двоякого толкования>, выше упомянутое мною в несколько ином смысле. Такое наименование - вещь условная. Практика языка не приняла никакого категорического реше- ния.

ТЕХНИКА ОСТГОУМИЯ

Такое разнообразие сбивает нас тем, что мы слишком много внимания уделяем техническим приемам остроумия, и, воз- можно, переоцениваем их значение для познания сущности остроумия. Это предположение вполне возможно, несмотря на тот неопровержимый факт, что острота всякий раз упраздняется, как только мы устраняем работу технических приемов в способе выражения. Поэтому мы ищем единства в этом разнообразии. Возможно, что все эти технические приемы можно привести к одному знаменателю. Соединить вторую и третью группу нетрудно. Двусмысленность, игра слов, является только идеаль- ным случаем употребления одного и того же материала. По- следняя рубрика является при этом более объемлющим поня- тием. Примеры разделения, перестановки одного и того же материала, многократного употребления с легкой модификацией (с, d, е) могли бы не без некоторой натяжки быть отнесены к категории двусмысленности. Но что общего между техникой первой группы - сгущением с заместительным образованием - и техникой двух последних групп, многократным употреблением одного и того же материала?

Я думаю, что между ними существует простая и очевидная связь. Употребление одного и того же материала является лишь частным случаем сгущения; игра слов - ничто иное, как сгущение без заместительного образования; сгущение остается всеобъемлющей категорией. Укомплектовывающая или, правиль- нее, экономящая тенденция управляет всеми этими технически- ми приемами. Все является, по-видимому, результатом эконо- мии, как говорит принц Гамлет (Thrift, Horatio, thrift). [Расчет- ливость, Гораций! (Пер. Б. Пастернака.)]

Проверим эту экономию на отдельных примерах.

или какого-либо изменения. Именно это является солью такой двусмысленности.

Другой пример: железный лоб - железная касса - железная корона. Какая чрезвычайная экономия в изложении мысли в сравнении с таким изложением, в котором слово <железный* не имело бы места! <При достаточной дерзости и бессовестности нетрудно нажить большое состояние, и в награду за такие заслуги, разумеется, не замедлит явиться дворянство>.

Да, в этих примерах сгущение, а, следовательно, и экономия очевидны. Но наличность ее нужно доказать. Где же скрыта экономия в таких остротах как Rousseau - i'oux et sot, Antigone - aittik? о нее, в которых мы сначала не заметили сгущения и которые побудили нас прежде всего установить технику мно- гократного употребления одного и того же материала? Здесь не обойтись одним процессом сгущения, но если мы заменим его покрывающим его понятием <экономия>, то вопрос будет решен. Что мы экономим в примерах Rousseau, Антигоны и т. д. - легко сказать. Мы экономим проявление критики, образование суждения. Оба они уже даны в самих именах. В примере Leidenschaft - Eifersucht мы экономим утомительное составление определения: Eifersucht, Leidenschafl и Eifer suchl, Leiden schaffl; прибавить сюда вспомогательные слона, - и определение готово. То же относится ко всем другим проана- лизированным примерам. Там, где экономия меньше всего, как в игре слов Сафира, там все же сэкономлена, по крайней мере, необходимость вновь создавать текст ответа: <Вы

пришли за/ проиграли

100 дукатов> (); текст обра- щения достаточен и для ответа. Этого мало, но именно в этом малом заключается острота. Многократное употребление одного и того же материала как для обращения, так и для ответа относится, конечно, к <экономии>. Совсем так, как Гамлет хочет истолковать быструю смену в последовательности смерти своего отца и свадьбы своей матери:

ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ

От похоронных пирогов осталось Холодное на свадебный обед. (Перевод А. Кроисбсрга.)

Но прежде чем принять <тенденцию к экономии> как все- общую характерную черту техники остроумия и поставит)> воп- рос, откуда она происходит, что она означает и каким образом из нее вытекает получение удовольствия от остроты, мы хотим решить еще одну проблему. Возможно, каждый технический прием остроумия проявляет тенденцию к экономии в способе своего выражения, но обратное положение, как правило, не имеет места. Не каждая экономия в способе выражения, не каждое сокращение является остротой. Мы уже однажды пы- тались решить этот вопрос, когда надеялись только доказать в каждой остроте процесс сгущения, и тогда уже мы дали обос- нованное возражение, что лаконизм еще не есть острота. Должен существовать, следовательно, особый вид сокращения и эконо- мии, от которого зависит характер остроты. Пока мы не знаем этой особенности, одно только нахождение общности в техни- ческих приемах остроумия не приблизит нас к разрешению этой проблемы. Кроме того, мы находим в себе мужество сознаться, что эта экономия, создающая технику остроумия, не может нам импонировать. Она напоминает, быть может, эко- номию некоторых хозяек, которые тратят время и деньги на поездку на отдаленный базар, из-за того только, что там можно достать овощи на несколько копеек дешевле. Какую экономию выгадывает остроумие благодаря своей технике? Произнесение нескольких новых слов, которые можно было бы, в большинстве случаев, найти без труда. Вместо этого острота из кожи лезет вон, чтобы найти одно слово, сразу покрывающее смысл обеих мыслей. К тому же она вынуждена часто превращать способ выражения первой мысли в неупотребительную форму, которая дала бы ей опорные точки для соединения со второй мыслью. Не проще ли, легче и, собственно, экономнее было бы выразить обе мысли так, как это именно нужно, хотя бы при этом и не осуществилась никакая общность выражения? Не будет ли больше чем уничтожена экономия, добытая выраженными сло- вами, излишней тратой интеллектуальной энергии? И кто делает при этом экономию, кому она нужна? Мы можем пока избежать этих сомнений, если перенесем

их в другую плоскость. Знаем ли мы уже на самом деле все виды техники остроумия? Конечно, будет предусмотрительнее собрать новые примеры и подвергнуть их анализу.

Мы фактически не задумывались еще над, пожалуй, самой многочисленной группой острот, недооценивая их. Это остроты, которые в общей совокупности называются каламбурами (calembour - фр., Kalauer - чем.) и считаются низшей раз- новидностью остроумия, вероятно, потому что они - <самые дешевые> и создаются достаточно легко. И, действительно, они предъявляют минимум требований к технике выражения, в то время как настоящая игра слов предъявляет максимум требо- ваний. И если в последнем случае оба значения находят свое выражение в идентичном и потому только один раз употреб- ленном слове, то каламбур удовлетворяется тем, что оба слова, употребляемые для обоих значений, напоминают друг друга благодаря какому-нибудь большому сходству, будь это общее сходство их структуры, рифмоподобное созвучие, общность не- которых начальных букв и т. п. Много примеров таких, не совсем удачно названных <острот по созвучию>, находится в проповеди капуцина в <Лагере Валленштейна>.

Не о войне здесь речь - о вине', Лучше точить себе зубы - не сабли! Что Оксенштирн вам? - бычачий-то лоб! Лучше коль целую тушу загреб! ^ Рейнские волны погибели полны', Монастыри все теперь - пустыри', Все-то аббатства и пустыни ныне Стали не братства - прямые пустыни. И представляет весь край благодатный Край безобразия... (Перевод Л. Men.)

Особенно охотно острота модифицирует гласную букву в слове; например, об одном враждебно относившемся к монар- хизму итальянском поэте, который затем вынужден был вос- певать немецкого кайзера в гекзаметрах, Hcvesi (Almanaccando, Reisen in Italien, с. 87) говорит: <Так как он не мог истребить Цезарей, то он упразднил цезуры>.

При том множестве каламбуров, которые имеются в нашем распоряжении, особо интересно отметить действительно неудач- ный пример, бывший в тягость Гейне. После того, как он

ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ

(Buch Legrand, гл. V) долгое время разыгрывал перед своей дамой <индийского принца>, он затем сбрасывает маску и признается:. Недостаток этой остроты заключается в том, что оба сходных слова не просто сходны, а идентичны. Птица, жаркое из которой он ел, называется так потому, что она происходит или должна происходить из той же самой Калькутты^.

К. Fischer уделил этим формам остроты много внимания и хочет резко отграничить их от <игры слов>. <Каламбур - это неудачная игра слов, потому что он играет словом не как словом, а как созвучием>. Игра же слов <переходит от созвучия слова в само слово>. С другой стороны, он причисляет также и такие остроты, как <фамиллионьярно>, Антигона (Anlik? о пес) и т. п. к остротам по созвучию. Я не могу согласиться с ним в этом вопросе. В игре слов слово также является для нас только звуковой картиной, с которой связывается тот или иной смысл. Практика языка и здесь не делает никакой резкой разницы, и если она относится к <каламбуру> с пренебрежением, а к <игре слов> с некоторым уважением, то эта оценка, по- видимому, обусловливается другими точками зрения, а не тех- ническими приемами. Следует обратить внимание на то, какого рода остроты, воспринимаемые как <каламбуры>. Есть люди, обладающие даром в веселом расположении духа в течение продолжительного времени отвечать каламбуром на каждую обращенную к ним речь. Один из моих друзей, являющийся образцом скромности, когда речь идет о его серьезных дости- жениях в науке, славится таким даром. Когда общество, которое он однажды уморил таким образом своими каламбурами, вы- разило свое удивление по поводу его выдержки, он сказал: <Я стою здесь на страже>. Kalauer - каламбур), а когда его попросили, наконец, перестать, он поставил условие, чтобы его называли Poela Ka-laureatus. Оба примера являются отличными остротами, возникшими

Аналогию этой остроты п русском языке можно было бы создать п следующем виде: человек, который выдавал себя за потомка князя Пожар- ского и который, наконец, сбросив с себя маску, воскликнул: <Я нас обманул... Я имею такое же отношение к Пожарскому, как и пожарскис котлеты. которые я вчера ел на обеде>. (Я. К.)

путем сгущения со смешанным словообразованием. (Ich liege hier auf der Lauer urn Kalauer zu machen. Я стою здесь на страже, чтобы каламбурить.)

Но во всяком случае из спорных мнений, касающихся вопроса об отграничении каламбура от игры слов, мы заклю- чаем, что первый не может помочь нам в изучении совершенно новой техники остроумия. Хотя каламбур и отказывается от притязаний на многосмысленное употребление одного и того же материала, центр тяжести все же падает на повторение уже известного, на аналогию служащих для каламбура слов, и, таким образом, последний является только подвидом группы, которая достигает своей вершины в игре слов.

Но в действительности есть остроты, в технике которых почти совершенно отсутствует всякая связь с техникой рас- смотренных нами до сих пор групп.

Рассказывают, что однажды вечером Гейне встретился в одном парижском салоне с поэтом Soulie и вступил с ним в беседу. В это время в зал вошел один из тех парижских денежных королей, которых по богатству сравнивают с Мидасом, и был тотчас окружен толпой, которая обходилась с ним с величайшей почтительностью. <Посмотрите-ка, - сказал Soulie, обращаясь ' к Гейне, - как там девятнадцатое столетие покло- няется золотому тельцу>. Бросив беглый взгляд на объект почитания, Гейне, словно внося поправку, сказал: <О, он должен быть уже старше>. (К. Fischer).

В чем заключается техника этой великолепной остроты? В игре слов, по мнению К. Fischer'a: <Так, например, слова "золотой телец" могут обозначать Маммону, а также служение идолу; в первом случае центром тяжести является золото, во втором - изображение животного. Слова эти могут служить и не для совсем лестного прозвища какого-либо человека, име- ющего много денег и мало ума>. Если мы попробуем устранить выражение <золотой телец>, то этим уничтожим остроту. Тогда Soulie должен был бы сказать: <Посмотрите-ка, как люди лебезят перед дураком, только потому, что он богат>, а это не остроумно. Ответ Гейне в этом случае также стал бы невозможен.

Но мы должны напомнить, что речь идет вовсе не об остроумном сравнении Soulie, а об ответе Гейне, который,

ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ

безусловно, гораздо остроумнее. Но тогда мы не имеем никакого права касаться фразы о золотом тельце. Эта фраза остается необходимым условием для слов Гейне, и редукция должна коснуться только этих последних. Если мы будем передавать содержание слов: <О, он должен быть уже старше>, то сможем заменить их примерно так: <О, это уже больше не теленок, это уже взрослый бык>. Итак, для остроты Гейне является излишним то, что он употребляет <золотой телец> не в мета- форическом, а в личном смысле, относя его к самому денежному тузу. Не содержалась ли уже эта двусмысленность в мнении Souli6!

Но что же? Мы замечаем, что эта редукция не уничтожает остроту Гейне, а наоборот, оставляет неприкосновенной ее сущ- ность. Теперь дело обстоит так, что Soulie говорит: <Посмот- рите-ка, как там девятнадцатое столетие поклоняется золотому тельцу!>, а Гейне отвечает: <О, это уже больше не телец, это - уже бык>. И в таком редуцированном изложении это все-таки еще острота. Другая же редукция слов Гейне невозможна.

Жаль, что в этом прекрасном примере содержатся такие сложные технические условия. Мы не можем сделать из него какой-либо вывод, поэтому оставляем его и ищем другой пример, где надеемся уловить внутреннее родство с предыдущим.

Это одна из <купальных острот>, которые имеют своей темой боязнь галицийских евреев перед купаньем. Мы не требуем от примеров дворянской грамоты, не спрашиваем об их происхож- дении, а только об их способности, могут ли они вызвать в нас смех и заслуживают ли они теоретического интереса. Но именно еврейские остроты больше всего отвечают этим требованиям.

Два еврея встречаются вблизи бани. <Взял ты уже ванну?> спрашивает один. - <Как, - спрашивает в свою очередь дру- гой, - разве не хватает одной">

[Один друг жалуется при встрече другому: <Дела идут очен>, плохо. Я потерял голову>. - <А кто ее нашел?> - спрашивает другой. (Я. К.)^

Когда человек смеется от всего сердца над остротой, тогда он не особенно расположен исследовать ее технику. Поэтому освоиться с этими анализами несколько трудно. <Эго - комическое недо-

' См. примечание к с. 39 (Я. К.)

разумение> - легче всего напрашивается именно такое объяс- нение. - Хорошо, но какова техника этой остроты? - Оче- видно, двусмысленное употребление слова <взять> {<терять>]. Для одного - это бесцветный вспомогательный глагол; для друго- го - глагол в прямом значении. Итак, это случай слова, имеющего полный смысл и потерявшего свой первоначальный прямой смысл (Группа II, f). Если мы заменим выражение <взять санну> равноценным, более простым <купаться> (или во втором примере <терять голову> - <отчаиваться>], то острота пропадает. Ответ больше не подходит. Итак, острота происходит опять-таки за счет выражения <взять ванну> (<терять голову>].

Совершенно верно. Однако кажется, что и в этом случае редукция поставлена не в нужном месте. Острота заключается не в вопросе, а в ответе, в ответном вопросе: <Как? Разве не хватает одной?> [<А кто ее нашел?>] И этот ответ нельзя лишить заключающегося в нем остроумия никакой распространенностью изложения или изменением его, лишь бы оно не нарушало смысла ответа. У нас создается впечатление, что в ответе второго еврея недосмотр слова <ванна> [<голова>] имеет больше значения, чем непонимание слова <взять> [<терять>]. Но и здесь мы неясно видим это и обратимся к третьему примеру.

Это - опять-таки еврейская острота, но она имеет только еврейские аксессуары, ядро же ее носит общечеловеческое зна- чение. Конечно, и этот пример имеет свои нежелательные осложнения, но, к счастью, не те, которые до сих пор не давали ясности нашего понимания.

<Один обедневший человек занял у зажиточного знакомого 25 флоринов, уверив его в своем бедственном положении. В тот же день благотворитель застает его в ресторане перед тарелкой семги с майонезом. Он упрекает его: <Как, вы зани- маете у меня деньги, а потом заказываете себе семгу с "Май- онезом. Для этого вам понадобились мои деньги?> - <Я не понимаю, - отвечает обвиняемый, - когда я не имею денег, я нс могу кушать семгу с майонезом, когда я имею деньги, я не смею кушать семгу с майонезом. Когда же я собственно буду кушать семгу с лшйонезом?>

Здесь не найти следов двусмысленности. Повторение слов <семка с майонезом> тоже не может заключать в себе техники этой остроты, так как оно не является <многократным упот- реблением> одного и того же материала, а действительным

ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ

повторением требуемого по содержанию идентичного выражения. Мы остаемся некоторое время беспомощными перед этим ана- лизом и захотим, быть может, увильнуть от него, оспаривая за этим анекдотом, заставившим нас смеяться, характер остроты.

Но что замечательного можно сказать об ответе обедневшего? Что ему собственно поразительным образом придан характер логичности. Но это - неправильно; ответ не логичен. Этот человек, наоборот, защищается тем, что он употребил данные ему взаймы деньги на лакомый кусочек, и с видом человека, имеющего право на это, спрашивает - когда же он собственно может кушать семгу. Но это вовсе не есть правильный ответ. Давший ему деньги взаймы совсем не упрекает его в том, что ему захотелось семги, как раз в тот день, когда он занял деньги, а напоминает ему о том, что он при настоящем своем положении вообще не имеет права думать о таких деликатесах. Этот единственно возможный смысл упрека обедневший бонвиан оставляет без внимания и отвечает на что-то другое, как будто он не понял упрека.

Не заложена ли в этом увиливании ответа от смысла упрека техника этой остроты? Подобное изменение точки зрения, пе- редвигание психического акцента можно было бы доказать и в прежних примерах.

И вот оказывается, что это можно доказать очень легко и таким образом вскрыть подлинную технику этих примеров. Soulie обращает внимание Гейне на то, что общество в девят- надцатом столетии почитает <золотого тельца> так, как это делали некогда иудеи в пустыне. На это должен был бы последовать примерно следующий ответ Гейне: <Да, такова человеческая природа, тысячелетия ничего не изменили>, или еще что-нибудь вроде этого, выражающее его согласие с Soulie. Но Гейне уклоняется в своем ответе от упомянутых мыслей. Он отвечает вообще не по существу, а пользуется двусмыслен- ностью, предоставляемой фразой <золотой телец>, чтобы избрать побочный путь; он выхватывает одну составную часть фразы <телец> и отвечает так, как будто на это слово падало ударение в речи Soulie: <О, это уже не телец> и т. д/

Ответ Гейне является комбинацией двух технических приемов остроумия: уклонения (от прямого ответа) и намека. Он ведь не говорит прямо: это - бык.

Еще яснее это уклонение в остроте о купании. Этот пример требует графического изображения:

Первый спрашивает: <Взял ты ванну"> Ударение падает на элемент: ванна.

Второй отвечает так, как будто вопрос гласил: <Взял ты ванну?>

Текст <взял ванну> делает возможным только такое передвигание ударения. Если бы вопрос гласил: <Ты купался?>, то, конечно, никакое передвигание не было бы возможным. Неостроумный ответ был бы тогда таков: <Купался? Что ты подразумеваешь? Я не знаю, что это такое>. Техника же этой остроты заключается в передвиганий ударения с <ванны> на <взять>^

[Все вышесказанное о выражении <взял ванну> относится и к аналогичному выражению <потерял голову>. Первый друг говорит: <Я потерял голову!> Ответ второго: <А кто нашел ее?> относится только "к слову <потерял> и передвигает, таким об- разом, на это слово психический акцент. Передвигание это облегчается до некоторой степени тем, что слово <терять> может быть употреблено в самых разнообразных значениях. Так, на- пример, общеупотребительны выражения: терять почву под со- бой, терять надежду, терять состояние, потерянный человек, растеряться и т. д. (Я. К.)]

Вернемся к примеру с <семгой с майонезом>, как к самому чистому случаю передвигания. Исследуем новое в этом примере в различных направлениях. Прежде всего мы должны как-нибудь назвать открытую здесь технику. Я предлагаю обозначить ее как передвигачие, поскольку сущность ее состоит в отклонении хода мыслей, в передвиганий психического акцента с первона- чальной темы на другую. Затем мы исследуем, в каком отно- шении стоит техника передвигания к способу выражения ост- роты. Наш пример (семга с майонезом) указывает, что острота, возникающая путем передвигания, в достаточной степени не- зависима от словесного выражения. Она зависит не от слова,

Слово <взять> весьма пригодно вследствие своей способности к многосто- роннему употреблению для создания такой игры слов. Вот чистый пример, который я хочу сообщить в противоположность вышеприведенной остроте, возникшей путем передвигания: <Известный биржевик и директор банка гуляет со своим другом по улице. Перед одним кафе он ему предлагает: "Войдем и возьмем что-нибудь". Друг удерживает его от этого: "По г. тайный советник, там ведь есть люди">.

ТЕХНИКА ОСТРОУМИЯ

а от хода мыслей. Чтобы уничтожить ее, недостаточно произ- вести замену слов, сохраняя смысл ответа. Редукция возможна только в том случае, если мы изменим ход мыслей и заставим лакомку прямо ответить на упрек, которого он избегает в этом изложении остроты. Тогда редуцированное изложение будет гла- сить: <Я не могу отказать себе в том, что мне нравится, а откуда я беру деньги для этого - мне безразлично. В этом вы имеете объяснение того, почему я именно сегодня ем семгу с майонезом после того, как вы дали мне взаймы деньги>. Но это было бы не остротой, а цинизмом.

Поучительно будет сравнить эту остроту с другой, очень близкой ей по смыслу.

Один человек, подверженный пьянству, добывал себе средства к существованию тем, что давал уроки. Но его порок постепенно стал известен, и вследствие этого он потерял большинство своих уроков. Одному его другу было поручено взяться за его исправление. <Посмотрите, вы могли бы иметь лучшие уроки в городе, если бы вы отказались от пьянства. Итак, сделайте это>. - <Что вы предлагаете мне? - был негодующий ответ. - Я даю уроки с тем, чтоб иметь возможность нить; должен ли я отказаться от пьянства с тем, чтобы я получил уроки!>

Эта острота также имеет внешний вид логичности, который бросился нам в глаза в случае <семги с майонезом>. Но это уже не острота, возникающая путем передвигания. Это прямой ответ на вопрос. Цинизм, который там скрыт, здесь откровенно признается. <Пьянство для меня - самое главное>. Техника этой остроты собственно очень убога и не может объяснить ее действия. Она заключается лишь в перестановке одного и того же материала, строго говоря, лишь в превращении отношения средств и цели между пьянством и получением уроков. Не оттеняя в редукции этого момента, я уничтожаю эту остроту, излагая ее примерно так: <Что это за бессмысленное требование? Главным для меня является пьянство, а не уроки. Уроки для меня только средство, чтобы иметь возможность пит>, дальше>. Таким образом острота происходит в действительности за счет способа выражения.

В остроте о купании зависимость остроты от текста (взял ты ванну?) очевидна, и изменение его ведет к упразднению остроты. Здесь техника более сложна и является сочетанием двусмысленности (подвида 0 и передвигания. Текст вопроса

допускает двусмысленность, и острота осуществляется благодаря тому, что ответ имеет в виду не того, кто ставит вопрос, а связывается с побочными мыслями. Соответственно этому мы можем найти редукцию, которая делает возможным существо- вание двусмысленности и все-таки упраздняет остроту благодаря тому, что мы уничтожаем передвигание:

- <Взял ты ванну?> - <Что я должен был взять? Ванну? Что это такое?> Но это уже больше не острота, а неудачное или шутливое преувеличение.

[Соответственно этому аналогичная редукция остроты о <по- тере головы> гласила бы: <Я потерял голову>. - <Каким обра- зом? Ведь она крепко сидит на плечах>. (Я. К.)]

Совсем такую же роль играет двусмысленность в остроте Гейне о <золотом тельце>. Она дает возможность ответу укло- ниться от упомянутого хода мыслей, причем такое же уклонение имеет место в остроте о <семге с майонезом>, не примыкая в ней так близко к тексту. В редукции речь Soulic и ответ Гейне гласили бы примерно так: <Вид этого общества, лебезя- щего перед человеком только потому, что он богат, живо напоминает мне о поклонении золотому тельцу>. - А Гейне отвечает: <То, что его почитают так за его богатство, это еще небольшая беда. Вы еще не ясно оттеняете, что ему прощают его глупость за его богатство>. Этим при сохранении двусмыс- ленности была бы упразднена острота, возникающая путем передвигания.

Теперь мы должны ответить на возражение: как разграничить друг от друга эти мудреные различия, если они все-таки стоят в тесной связи друг с другом. Не является ли каждая дву- смысленность поводом к передвиганию, к отклонению хода мыслей от одного смысла к другому? Или мы должны согла- ситься с тем, что <двусмысленность> и <передвигание> нужно считать представителями двух различных типов техники ост- роумия? Конечно, между двусмысленностью и передвиганием существует связь, но она не имеет ничего общего с распозна- ванием технических приемов остроумия. При двусмысленности острота не содержит в себе ничего, кроме многократного тол- кования пригодного к этому слова, которое дает слушателю возможность найти переход от одной мысли к другой, причем этот переход можно было бы приблизительно - с некоторой натяжкой - поставить наряду с передвиганием. При остроте