Правовая природа русского самодержавия.

Термин "самодержавие" впервые появился в актовом материале еще в 911 г., в договоре князя Олега (Аскольда?) с Византией, где употреблен в качестве простой кальки (дословного перевода) одного из элементов титула императора ромеев: АльфаИпсилонТауОмикронКаппаРоАльфаТауОмегаРо; некоторые русские князья в удельный период также именовали себя "самодержцами", но окончательно данная часть титула в более общем титуле: "Государь и Самодержец всея Руси" закрепилась только за московскими Рюриковичами. Первоначально, как доказывают исследователи, данный термин означал только то, что великий князь Московский, а потом уже и царь являются независимыми владыками, источник власти, грубо говоря, находится у них в руках. "А Российское самодержавство изначала сами владеют своими государствы, не боляре и вельможи", - с полным основанием мог воскликнуть царь Иоанн IV (Грозный). В дальнейшем по мере проведения реформы по европеизации России уже при Петре I утверждается взгляд на самодержавие как на власть, независимую от народа. Безусловно, подобные мысли мы встречаем уже у цитировавшегося Иоанна Грозного: "А о безбожных языцех что и глаголати! Понеже те все царствии своими не владеют: как им повелят работные их, так и владеют". Однако благодаря парадоксальному опыту правления этого царя известно, что как раз именно в его правление земля - подданные - напрямую были вовлечены через Земские соборы в дело управления государством. Следовательно, при Иоанне Грозном, а вместе с ним и при первых Романовых вплоть до Петра Великого в понятие самодержавия вкладывался какой-то особый смысл. Очевидно, при таком понимании этого термина независимость царской власти от народа понималась не так формально, как на этом впоследствии стал настаивать великий модернизатор России.

Мы коснулись очень сложной проблемы - понятия русского самодержавия, особенно сложной потому, что обычные юридические приемы формально-догматического исследования здесь не уместны, они только способны затемнить, увести в сторону от действительной сердцевины проблемы. Представляется, что не так уж глупы были "свободной мысли коноводы" (П.А. Вяземский) либерально-радикальных группировок начала XIX в. в России, натравливавшие народ на самодержавие, с формально-юридической стороны понимаемое как суверенитет. Казалось бы, как суверенная власть может угнетать свой собственный народ?

Чтобы ответить на этот вопрос - какое, собственно, самодержавие ниспровергали деятели 1905 - 1907 гг. и февраля 1917 г., бездумно расчищая дорогу антинациональным силам, - представляется необходимым отойти от узких рамок либерального конституционализма, для которого самодержавие есть только одна из форм монархизма, и взглянуть на проблему исторически. Исторически сложилось так, что под самодержавием в России понимался принцип государственного управления, при котором осуществлялось тесное единение царя с народом. Историческая заслуга выяснения содержания этого принципа, безусловно, всецело принадлежит школе славянофилов, над которой так неумно издевались все западники всех мастей и направлений. Фактически опровергнуть полученное славянофилами содержание принципа самодержавия не смогли ни просвещенные бюрократы абсолютистского государственного аппарата, ни профессора конституционного и государственного права.

* * *

В юридических формулировках основных российских законов 1906 г. на самом деле под определением "верховная самодержавная власть" крылось весьма тонкое различение общего понятия верховной власти не просто как власти суверенной, суверенитета в его общем понимании, но еще и как власти нейтрализующей, гарантирующей необходимую стабильность существующего порядка вещей, каковая стабильность при зрелом размышлении представлялась залогом будущего развития государственных форм России, так как при сохранении старого понимания формулы "народ и царь - единое целое" последний получал санкцию на властвование в интересах народа, санкционирующего, дающего свое согласие на существование исторической формы власти. Форма эта может быть легче всего пояснена с помощью понятия "окончательное решение" - выражения крайней формы самосознающей себя воли, становящейся суверенной. Понятие это встречаем в § 279 "Философии права" Гегеля. Персонификация этой воли находится в личности монарха, который только один является носителем суверенитета. Факт этот почему-то подвергся осмеянию в послереволюционные годы, хотя на самом деле с позиций строгого права только самодержавие, царская власть, за всю более чем тысячелетнюю историю России обладало абсолютной легитимностью, поскольку в 1613 г. народ посредством Земского собора единогласно (sic!) избрал для себя только такую форму правления. Следовательно, только этот факт имеет характер causa remota всего государственного строя России, с которым не в силах соперничать ни советский, ни нынешний республиканско-демократический строй. Парадокс российской юридической истории последних ста лет заключается в том, что после 1917 г. абсолютно все режимы государственного властвования не являются правовыми, следовательно, законными.

Верховная самодержавная власть в Основных законах 1906 г. представляла собой ту сторону понятия государственного суверенитета, которая направлена на охранение существующего, данного правопорядка (positum ius). Такая власть есть власть гаранта (pouvoir royal есть pouvoirneutre, говорил даже такой закоренелый либерал, как Бенджамин Констан). Одним словом, "это власть самостоятельная, независимая. Хотя бы и не в повседневных, но в весьма важных сферах своего применения, власть, особо над остальными парящая, есть власть уравновешивающая. Эта власть имеется в настоящей нашей конституции, но вылилась она у нас особо в более широкую, нежели в других конституциях, форму, или, говоря точнее, это понятие власти уравновешивающей может служить известным ограничением современного понятия о нашей самодержавной власти" [Захаров. 1912. С. 279]. При этом невозможно не отметить, что парадоксальность отечественной истории и здесь дает о себе знать, несмотря на всю разность формулировок и определений ст. 4 Осн. зак. 1906 г. и п. 2 ст. 80 Конституции России 1993 г. Обе эти статьи говорят об одном и том же, между ними нет никакого противоречия.