НОВОСТЬ!

Имею честь известить почтенную публику, что на сих днях в мой Музей, что против Пассажа Солодовникова, получена из Лондона весьма живая и веселая ЧИМПАНЗИ С ДЕТЕНЫШЕМ. Вход 3 рубля. Ф.Патек».

 

– А чимпанзи вам чем не угодила? – пожал плечами шеф. – Ее-то вы в чем п-подозреваете?

– Необычно, – пробормотал Анисий, которому, по правде сказать, просто ужасно хотелось взглянуть на этакое диво, да еще «живое и веселое». – И вход больно дорогой.

– Нет, для «Пикового валета» это не масштаб, – покачал головой Фандорин. – Да и не загримируешься обезьяной. Тем более д-детенышем. Дальше.

 

«28 января сего года ПРОПАЛА СОБАКА, кобель, ублюдок крупного роста, кличка Гектор, сам черный, задняя левая лапа кривая, на груди белое пятно. Кто доставит, тому будет дано 50 рублей. Большая Ордынка, дом графини Толстой, спросить приват-доцента Андреева».

 

На это объявление шеф только вздохнул:

– Что-то вы нынче в веселом настроении, Тюльпанов. Ну зачем нам «ублюдок крупного роста»?

– Так ведь 50 рублей, Эраст Петрович! Это за дворняжку-то? Куда как подозрительно!

– Ах, Тюльпанов, да этаких, с к-кривой лапой, больше чем красавцев любят. Ничего-то вы в любви не смыслите. Дальше.

Анисий обиженно шмыгнул носом. Подумал: вы больно много в любви понимаете. То-то у вас в доме с утра двери хлопают и кофею не подают. Прочел последнее из сегодняшнего урожая:

 

«Мужское бессилие, слабость и последствия пороков молодости лечит электрическими разрядами и гальваническими ванночками доктор медицины Эммануил Страус».

 

– Явный шарлатан, – согласился Эраст Петрович. – Только не мелковато ли для «валетов»? Впрочем, съездите, проверьте.

 

* * *

 

Из экспедиции Анисий вернулся в четвертом часу пополудни усталый и без улова, но в хорошем настроении, которое, впрочем, не покидало его всю последнюю неделю. Предстоял самый приятный этап работы – разбор и обсуждение событий дня.

– Вижу по отсутствию блеска в глазах, что сети пусты, – приветствовал его проницательный Эраст Петрович, видно, и сам недавно вернувшийся – был он еще в мундире и при крестах.

– А что у вас, шеф? – с надеждой спросил Тюльпанов. – Что генералы? Что шахматист?

– Г-генералы настоящие. Шахматист тоже. Действительно, феноменальный дар: сидел спиной к доскам, ничего не записывал. Из десяти партий выиграл девять, проиграл только одну. Неплохой business, как говорят нынешние дельцы. Девятьсот рублей господин Чигорин получил, сто отдал. Чистая прибыль – восемьсот, и это за какой-нибудь час.

– А кому он проиграл? – полюбопытствовал Анисий.

– Мне, – ответил шеф. – Но это неважно, время потрачено попусту.

Ничего себе попусту, подумал Тюльпанов. Сто рублей!

Спросил уважительно:

– Хорошо играете в шахматы?

– П-прескверно. Случайное везение. – Фандорин поправлял перед зеркалом и без того идеальные уголки крахмального воротничка. – Я, Тюльпанов, видите ли, тоже в некотором роде феномен. Азарт игры мне неведом, любые игры на дух не выношу, но мне всегда везет в них совершенно фантастическим образом. Я уж привык и д-давно этому не удивляюсь. Даже вот в шахматы. Господин Чигорин перепутал клетки, велел поставить королеву не на f5, а на f6, прямо под мою ладью, а после так расстроился, что продолжать не захотел. Все-таки играть десять партий не глядя чрезвычайно трудно. Однако рассказывайте вы.

Анисий весь подобрался, потому что в такие минуты чувствовал себя как на экзамене. Но экзамен был приятный, не то что в реальном. Двоек и колов тут не ставили, а вот похвала за наблюдательность или сообразительность выпадала нередко.

Сегодня, правда, похвастать было особо нечем. Во-первых, у Тюльпанова совесть была нечиста: потащился-таки в музей Патека, потратил казенных 3 рубля и полчаса пялился на чимпанзи с детенышем (оба были необычайно живыми и веселыми, реклама не соврала), хотя пользы для дела от этого не было решительно никакой. Заехал и на Большую Ордынку, это уж от служебного рвения. Поговорил с очкастым хозяином криволапого ублюдка, выслушал всю душераздирающую историю, закончившуюся сдержанными мужскими рыданиями.

Про электрического доктора рассказывать подробности не хотелось. Анисий начал было, но смутился и скомкал. Ради долга пришлось подвергнуться постыдной и довольно болезненной процедуре, после которой в паху до сих пор будто иголками покалывало.

– Страус, доктор этот, отвратительный тип, – наябедничал Анисий. – Очень подозрительный. Вопросы всякие пакостные задает. – И мстительно закончил. – Вот кем бы полиции заняться.

Эраст Петрович, деликатный человек, про детали расспрашивать не стал. Сказал с серьезным видом:

– Это похвально, что вы решили подвергнуться электрической процедуре, тем более что в вашем случае «последствия пороков молодости» вряд ли возможны. Самоотверженность во имя дела достойна всяческого поощрения, но вполне достаточно было бы ограничиться несколькими вопросами. Например, сколько этот лекарь берет за сеанс.

– Пять рублей. Вот, у меня и квитанция есть, – Анисий полез в карман, где хранилась вся денежная отчетность.

– Не нужно, – отмахнулся надворный советник. – Стали бы «пиковые валеты» из-за пяти рублей мараться.

Анисий сник. Проклятые иголки так забегали по измученному электричеством телу, что он аж заерзал на стуле и, чтобы поскорее стереть неблагоприятное впечатление от своей дурости, стал рассказывать про моментальную благотворительную лотерею.

– Солидное учреждение. Одно слово – Европа. Арендует бельэтаж в здании Попечительского совета по призрению сирот. Во всю лестницу хвост, люди разного звания и сословия, немало и благородных. Я, Эраст Петрович, простоял сорок минут, прежде чем до стойки добрался. Все-таки отзывчивы русские люди на благотворительность.

Фандорин неопределенно дернул соболиной бровью.

– Так, по-вашему, все чисто? Мошенничеством не п-попахивает?

– Нет, что вы! У дверей городовой, при портупее, при шашке. Каждому салютует, уважение оказывает. Внутри, как войдешь, конторка, за ней очень скромная, милая такая барышня в пенсне, вся в черном, на голове белый платок, на груди крестик. Монашка или послушница, а может, просто доброволка – у них, иностранцев, не разберешь. Принимает плату и предлагает крутить барабан. По-нашему говорит чисто, только немножко с акцентом. Крутишь сам, сам достаешь билет – все по-честному. Барабан стеклянный, в нем такие свернутые картоночки: голубые 25-рублевые и розовые 50-рублевые – это для тех, кто хочет побольше пожертвовать. При мне, правда, розовых не брали. Вскрываешь билет тут же, при всех. Если не повезло, там написано: «Спаси Вас Господь». Вот. – Анисий достал красивую голубую картонку с готическими буквами. – А кому выигрыш выпал, тот проходит за загородку. Там стол, и за ним сидит председатель лотереи, очень представительный пожилой господин, духовного звания. Он оформляет призы. А кому не повезло, того барышня сердечно благодарит и прикалывает к груди красивую бумажную розочку, в знак милосердия.

Анисий достал из кармана заботливо спрятанную розочку. Думал Соньке отнести, пусть порадуется.

Эраст Петрович цветок осмотрел и даже понюхал.

– Пахнет «Пармской фиалкой», – заметил он. – Д-дорогие духи. Так скромная, говорите, барышня?

– Очень славная, – подтвердил Тюльпанов. – И улыбается так застенчиво.

– Ну-ну. И что же, попадаются выигрыши?

– А как же! – оживился Анисий. – Я еще когда на лестнице в очереди стоял, вышел счастливый господин, по виду из профессоров. Весь красный, машет бумагой с печатями – выиграл имение в Богемии. Пятьсот десятин! А утром, говорят, одна чиновница вытянула доходный дом в самом Париже. В шесть этажей! Надо же, такое счастье! Ей, сказывали, плохо сделалось, нюхательную соль давали. А после этого профессора, которому имение выпало, многие стали по два, по три билета брать. Ради таких призов и по двадцати пяти рублей не жалко заплатить! Эх, не было у меня своих денег, а то б я тоже счастья попытал.

Анисий мечтательно прищурился на потолок, представляя, как раскрывает картонку, а там… Что бы такое? Ну, к примеру, шато на берегу Женевского озера (видел он знаменитое озеро на картинке – ох, красиво).

– Шесть этажей? – невпопад переспросил надворный советник. – В Париже? А имение – в Б-Богемии? Так-так. Знаете что, Тюльпанов, а поедемте-ка, сыграю и я в вашу лотерею. Успеем до закрытия?

Вот тебе и хладнокровный человек, вот тебе и небожитель. А еще говорил, азарт ему неведом.

Насилу поспели. Очередь на лестнице меньше не стала, лотерея работала до пяти с половиной, а уж пробило пять. Публика нервничала. Фандорин медленно поднялся по ступенькам, у двери учтиво произнес:

– Позвольте, господа, я только так, п-полюбопытствовать.

И – что вы думаете? – был безропотно пропущен внутрь. Меня-то, поди, турнули бы, почтительно подумал Анисий, а этакого и в голову никому не придет.

Дежуривший у входа городовой, подтянутый молодец с лихо подкрученными рыжими усами, отсалютовал, вскинув руку к серой смушковой шапке. Эраст Петрович прошелся по просторному помещению, перегороженному стойкой надвое. Анисий успел рассмотреть устройство лотереи еще в прошлый раз и потому сразу завистливо уставился на вертящийся барабан. Да еще поглядывал на милую барышню, которая как раз прикалывала цветок на лацкан расстроенному студенту, приговаривая что-то утешительное.

Надворный советник внимательнейшим образом осмотрел барабан и переключил внимание на председателя, благообразного бритого господина в кителе с белым стоячим воротником. Председатель явно скучал и разок даже зевнул, деликатно прикрыв рот ладошкой.

Зачем-то потрогав пальцем в белой перчатке табличку с объявлением «Господа, приобретающие розовый билет, пропускаются вне порядка очереди», Эраст Петрович спросил:

– Мадемуазель, нельзя ли мне один розовый?

– О да, конечно, ви настоящий кристианин. – Барышня одарила жертвователя лучистой улыбкой, поправила выбившийся из-под платка золотистый локон и приняла от Фандорина радужную пятидесятирублевую купюру.

Анисий, затаив дыхание, смотрел, как шеф небрежно, двумя пальцами, тянет из барабана первый попавшийся розовый билет и разворачивает его.

– Неужели пусто? – расстроилась барышня. – Ах, я была так уверена, что ви обязательно выиграйт! В прошлый раз господин, кто взял розовый билет, получил настоящий палаццо в Венеции! С собственным причал для гондол и подъездом для карет! Может быть, сударь, попробуете еще раз?

– Даже с подъездом, надо же, – поцокал языком Фандорин, разглядывая картинку на билете: крылатый ангел молитвенно сложил руки, накрытые тряпкой, очевидно, долженствовавшей изображать плащаницу.

Эраст Петрович обернулся к публике, почтительно приподнял цилиндр и громким, решительным голосом объявил:

– Дамы и господа, я – Эраст Петрович Фандорин, чиновник особых поручений при его сиятельстве генерал-губернаторе. Эта лотерея объявляется арестованной по подозрению в мошенничестве. Городовой, немедленно очистить помещение и более никого сюда не впускать!

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – гаркнул рыжеусый полицейский, и не подумав усомниться в полномочиях решительного господина.

Городовой оказался малым расторопным. Замахал руками, будто сгонял гусей, и весьма споро выпроводил взволнованно галдящих клиентов за дверь. Только что рокотал: «Пожалуйте, пожалуйте, сами изволите видеть, какая оказия», – и вот уже помещение очистилось, а сам служитель порядка вытянулся в струнку при входе, готовый к исполнению следующего приказа.

Надворный советник удовлетворенно кивнул и обернулся к Анисию, который от неожиданного поворота событий так и застыл с отвисшей челюстью.

Пожилой господин – пастор или патер, кто его разберет – тоже был как бы не в себе: приподнялся над конторкой, да и обмер, хлопая выпученными глазами.

Зато скромная барышня повела себя совершенно удивительным образом.

Она внезапно подмигнула Анисию синим глазом из-под пенсне, легко пробежала через комнату и с возгласом «оп-ля!» вскочила на широкий подоконник. Щелкнула шпингалетом, толкнула раму, и с улицы пахнуло свежестью и морозцем.

– Держи ее! – отчаянным голосом крикнул Эраст Петрович.

Анисий рванулся с места вслед за шустрой девицей. Протянул руку ухватить за подол, но пальцы лишь скользнули по упругому шелку. Барышня прыгнула в окно, и Тюльпанов, упав животом на подоконник, увидел, как грациозно раздуваются в свободном падении ее юбки.

Бельэтаж был высокий, но отчаянная прыгунья приземлилась в снег с кошачьей ловкостью, даже не упала. Обернулась, помахала Анисию рукой и, высоко подобрав подол (под ним обнаружились точеные ножки в ботиках и черных чулках), помчалась по тротуару. Мгновение – и, выскользнув из освещенного фонарем круга, беглянка растворилась в быстро сгущающихся сумерках.

– Ой, мамочки, – Анисий, крестясь, вскарабкался на подоконник. Он совершенно определенно знал, что сейчас разобьется, и хорошо еще, если только ногу сломает, а то ведь можно и позвоночник. Хороши они тогда будут с Сонькой. Параличный братец и идиотка-сестричка, славная парочка.

Он зажмурился, готовясь прыгать, но крепкая рука шефа ухватила его за фалду.

– Пусть ее, – сказал Фандорин, глядя вслед резвой барышне с веселым недоумением. – Г-главный субъект у нас.

Надворный советник неспешно подошел к председателю лотереи. Тот вскинул руки, будто сдавался в плен, и, не дожидаясь расспросов, зачастил:

– Ваше… ваше высоко… Я что, за малое вознаграждение… И знать их не знаю, делаю, что велят… Вон тот господин, у него спросите… Который городовым представляется.

Эраст Петрович и Тюльпанов обернулись по направлению дрожащего пальца, однако никакого городового не увидели. Только на крючке, чуть покачиваясь, висела форменная шапка.

Шеф ринулся к двери, Анисий за ним. Увидели на лестнице густую взбудораженную толпу – попробуй-ка протиснись.

Скривившись, Фандорин постучал себя костяшками пальцев по лбу и захлопнул дверь.

Анисий же тем временем рассматривал смушковую шапку, зачем-то оставленную фальшивым полицейским. Шапка была как шапка, только с внутренней стороны к подкладке была прицеплена игральная карта: кокетливо улыбающийся паж в шляпе с пером и обозначение пиковой масти.

– Но как? Откуда? – пролепетал Анисий, потрясенно глядя на разъяренного Фандорина. – Как вы догадались? Шеф, вы – самый настоящий гений!

– Я не гений, а остолоп! – сердито огрызнулся Эраст Петрович. – Попался, как в три наперстка! К-клюнул на куклу, а главаря упустил. Ловок, мерзавец, ох ловок… Вы спросили, как я догадался? Тут нечего и догадываться. Я ведь говорил вам, что ни в какие игры, тем более основанные на везении, никогда не п-проигрываю. Когда билет оказался пустой, я сразу понял: это афера. – И, немного помедлив, добавил. – К тому же, где это видано, чтобы в венецианском палаццо был к-каретный подъезд? В Венеции и карет-то нет, одни лодки…

Анисий хотел спросить, откуда шеф понял, что тут замешан именно «Пиковый валет», но не успел – надворный советник в сердцах вскричал:

– Что вы все разглядываете эту чертову шапку? Что в ней такого интересного?!