Не философы выступили инициаторами пересмотра традиционных представлений о смерти, и не они выдвинули новые критерии смерти и критерии жизни. Все эти вопросы пришли из медицинской практики. Однако подключение философов к этим проблемам привело к их более обстоятельному рассмотрению. Например, более внимательно была охарактеризована ранее неизвестная философии стадия умирания, смерть как процесс. Философский анализ этого состояния позволил пересмотреть многие традиционные представления о жизни и смерти. Философы потребовали поиска более адекватного критерия смерти, чем смерть мозга, поскольку в некоторых состояниях (например, при переохлаждении или отравлении) фиксируется смерть мозга. Предлагались такие критерии, как способность к коммуникации, способность к ответной реакции, чувствительность к боли. Самая главная проблема, которая была в новых условиях поставлена философией: что значит быть человеком, быть личностью? Когда мы говорим о человеке, мы имеем в виду не биологическую жизнь, не пищеварение и сердцебиение, не растительное существование. Право на смерть как раз и говорит о боязни этого растительного существования, унижающего человеческое достоинство. Не смерть, а это существование рассматриваются как самое страшное, что может случиться с человеком, - это утрата самого себя, потеря собственного достоинства. Главный вопрос состоит в следующем: что такое жизнь человека, является ли жизнь высшей ценностью или высшей ценностью является отсутствие страданий. От двух точек зрения в ответе на этот вопрос мы должны отказаться сразу: от сакральной и чисто технологической. Это связано с тем, что они слишком однозначны, но не снимают противоречий. Если ответ на вопрос, что такое жизнь будет чисто биологическим, типа «жизнь это форма существования белковых тел», то не решаются моральные и социальные проблемы. Если ответ будет социологическим: «жизнь - это деятельность на благо общества», то не решаются биологические и моральные проблемы. Пока отсутствует биосоциальное определение жизни. Поисками ответа на этот вопрос сегодня активно занимается биоэтика. Другим вопросом, который требует новых решений, является вопрос: что такое смерть? Если смерть понимается как смерть одного органа, то не может быть речи о продлении жизни многих и многих людей. Если смерть рассматривать как избавление от ненужных страданий при необратимом процессе умирания, тогда проблема примет вид выбора между смертью (мучительной и долгой) и смертью (легкой и быстрой). Если смерть человека будет определяться в связи со смертью мозга, тогда придется подвергнуть эвтаназии многочисленных больных. Кроме того, эта проблема связана с другой - проблемой трансплантации органов. Все более острой становится потребность в донорах. В связи с этим вновь возникает вопрос, не идет ли передовая наука в сторону антропофагии. И не должна ли этика составить этому процессу убедительную альтернативу. Сегодня появляются все новые философские определения смерти. Например: «Смерть - абсолютный дефицит времени». Есть среди них и оригинальные. Например: «Нет никакой разницы между смертью и сексуальностью. Это просто кульминационные моменты праздника, который празднует природа с неисчерпаемым множеством живых существ; та и другая имеют смысл беспредельного расточительства, которое осуществляет природа наперекор желанию каждого существа продлиться»... «Смерть - атрибут избыточности жизни. Если жизнь - просто потребность продлиться любой ценой, то уничтожение - это бесценная роскошь». «Смерть - феномен человеческой культуры, с обеих сторон подпираемый бессмертием. Бесполые одноклеточные не знают смерти, размножаясь делением (и генетический код не знает смерти, он передается от поколения к поколению неизменным). На другом символическом полюсе смерть (небытие) и жизнь взаимозаменяемы. И только в ничтожно узком пространстве индивидуального сознания смерть принимает необратимый характер. Собственно, это даже не событие, а миф, переживаемый заранее. Для своей собственной идентичности субъекту нужен миф о конце, так же как миф о начале». Практика искусственного продления жизни и предупреждения смерти всевозможными мерами безопасности фактически ведет к тому, что сама жизнь становится призрачной, жизнь превращается в «доживание», иллюзорное существование, когда место реальности занимает симулятор, оставивший реальность в далеком прошлом. В этом смысле, постмодерн и есть такое состояние, когда вся цивилизация живет симулятивными формами апокалипсиса, когда страшный суд уже свершился на наших глазах, в виртуальном мире, как зрелище нашей собственной смерти. Вместо подлинной трансисторической катастрофы - конца света - западная цивилизация начала XXI в. живет ее ослабленно-симулятивными формами.
