Армейские понятия

Запах — солдат, который еще не принял присягу. Дух — солдат, который уже принял присягу. Череп, Черпак — солдат,который прослужил уже свыше полгода.

Дед — солдат, которому осталось до конца служ­бы менее чем полгода.

Дембель — тот дед, который в ближайшие меся­цы будет уволен в запас. Шакал — военнослужащий со званием прапор­щика или выше (из командного состава). Духанка — период для солдата, пока он считает­ся «духом».

Карантин — курс молодого бойца (период, пока всех новопризванных солдат гоняют строевой подготовкой, заставляют учить устав, ходить строем, проводят всяческие учения: подъем по тревоге, стрельба и т.д.), начинается с момента призыва и длится до присяги (или дольше) — от

2 недель до 2 месяцев.

Лычка — маленькая полоска на погонах (1 лыч­ка — ефрейтор, 2 лычки — младший сержант,

3 лычки — сержант и т.д.) Лычка дает право идти
рядом с толпой солдат, и орать, чтобы те шли в
ногу, и не более!

Сопля — то же, что и «лычка». Зашариться — вариантов несколько:

1. Получить работу, на которой никто не гонит в шею, никто не орет, не стоит над душой.

2. Отдыхать.пока все работают.

3. Раздобыть гражданскую еду.

4. И вообще, получить то, что приносит радость в армейской жизни.

Залет — нарушение какого-нибудь дедовского за­кона, правила, обычая и т.д., как правило, несет за собой наказание.

Умираловка — наказание за залет. Может быть

как к одному «духу», так и ко всем сразу.

Стукач...думаю, объяснять не надо.

Крыса — вор.

Тормоз — солдат, который неверно выполняет

приказы (или верно, но медленно).

Каптёрка — комната, где хранятся личные вещи

всех солдат (как правило, долго они там не

хранятся).

Приказ — день, когда дедов начнут увольнять в

запас.

Губа — гауптвахта — место отбывания наказания

(что-то вроде карцера).

http://armey.chat.ru

зывают шок у обычных людей. Определенная степень брутальности присут­ствует в дембельской субкультуре. Ее истоки лежат отчасти в возрастной психологии, так как 18—20 лет для юноши — это переломный момент жиз­ни, когда человек из юношеского возраста переходит во взрослый со всей причитающейся такому транзиту атрибутикой: грубоватый голос, употреб­ление нецензурных выражений, подчеркнутая агрессивность, вызывающая наглость, желание быть «крутым», ранняя и чрезмерная сексуальность и т.д. Психологи относят такого рода издержки поведения, проходящие с возрас­том, к «детской болезни», неумению себя вести в соответствии с меняющим­ся социальным статусом. Другим источником является пресловутая дедов­щина — социальная привычка и социальная традиция старослужащих ци­нично обращаться с новобранцами.

Блестящие образцы брутальной культуры дает грубоватая лексика армей­ских офицеров: «Это в институте вы можете ходить хоть в лифчиках, но пе­ред военной кафедрой вы обязаны по всей военной форме» или «С помощью современной фотосъемки можно рассмотреть пуговицы на бюстгальтере».

Служба в армии и возмужание как следствие этого опыта осмысляется в солдатском фольклоре, в частности, в терминах потери невинности. В од­ном весьма распространенном тексте, который существует в устном вари­анте в виде тоста, прямо сообщается о разнице в женском и мужском спо­собах взросления: «Девушка становится женщиной за одну ночь. Юноша становится мужчиной за два года службы. Так выпьем же за то, чтобы эти два года пролетели как одна ночь!». Итак, взрослым делает юношу его со­циальный опыт, приобретаемый в армии: «Не тот мужик, кто с бабой спал, а тот мужик, кто плац топтал» или в более мягком варианте: «Не тот мужчи­на, кто женат, а тот мужчина, кто солдат». Другого способа стать мужчиной солдатский фольклор, естественно, не знает²⁶.

Поскольку армейская субкультура, в том числе и дембельская, являются разновидностью молодежной субкультуры, им присуща такая черта, как пуэрилизм — наивность и ребячество. Согласно квалифицированному мне­нию выдающегося нидерландского историка и культуролога Йохана Хейзин-ги (1872—1945), обстоятельно изучившему данный вопрос, «сюда попадает, например, легко удовлетворяемая, но никогда не насыщаемая потребность в банальных развлечениях, жажда грубых сенсаций, тяга к массовым зрели­щам. На несколько более глубоком уровне к ним примыкают: бодрый дух клубов и разного рода объединений с их обширным арсеналом броских зна­ков отличия, церемониальных жестов, лозунгов и паролей (кличей, возгла­сов, приветствий), маршированием, ходьбой строем и т.п. Свойства, психо­логически укорененные еще глубже, чем вышеназванные, и также лучше всего подпадающие под понятие пуэрилизма, это недостаток чувства юмо­ра, вспыльчивая реакция на то или иное слово, далеко заходящая подозри­тельность и нетерпимость к тем, кто не входит в данную группу, резкие край­ности в хвале и хуле, подверженность любой иллюзии, если она льстит се­бялюбию или групповому сознанию»²⁷.

²⁶ Кормина Ж. Из армейского блокнота (заметки о топике и риторике солдатского письменного фольк­
лора) (http://ivgi.rsuh.ru).

²⁷ Хейзинга Й. Homo Ludens: Статьи по истории культуры / Пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова;
коммент. Д.Э. Харитонович. М., 1997. С. 195.

Пуэрилизм для голландского мыслителя есть нечто противоположное са­мозабвенной игре ребенка — это поведение безответственного, несдержанно­го юнца. Он был присущ и ранним воинским культурам, но не в таком массо­вом и жестоком масштабе, полагает Й. Хейзинга, как современному обществу. Среди причин его распространения он называет приобщение к духовным контактам широких полуграмотных масс, ослабление моральных стандартов. «Состояние духа, свойственное подростку, не обузданное воспитанием, при­вычными формами и традицией, пытается получить перевес в каждой облас­ти и весьма в этом преуспевает. Целые области формирования общественно­го мнения пребывают в подчинении темпераменту подрастающих юнцов и мудрости, не выходящей за рамки моло­дежного клуба»²⁸. В этом явлении Хей­ зинга склонен видеть «знаки грозящего разложения». Пуэрилизм сегодня изучают психологи, медики, социологи и культуро­логи. Хотя они смотрят на явление с разных углов, не вызывает сомнения, что пуэрилизм — разновидность деформации. Социальной, культурной или психической — другой вопрос. Для психолога пуэрилизм — появление дет­ских свойств в поведении взрослого, для медика — психотическое состоя­ние, вид заболевания, при котором больные ведут себя как маленькие дети: по-детски строят фразы, сюсюкают, шепелявят, окружающих называют те­тями и дядями; играют в детские игры, капризничают; не могут выполнить элементарных заданий или допускают грубые ошибки. При этом сохраня­ются определенные навыки и стереотипы поведения взрослого человека, например, манера курить, пользоваться косметикой. Для культуролога пу­эрилизм — «защитная реакция новых поколений от печали "мудрого зна­ния" культурного опыта в условиях жесткого существования сегодня, где размышление воспринимается как сомнение в собственных силах, а бруталь­ный варварский характер социальных отношений несформировавшегося еще общества немедленно отбрасывает индивида в конец очереди»²⁹.

Можно ожидать, что брутальность выступает оборотной стороной или своеобразной реакцией на пуэрилизм: нехватка взрослости всегда компен­сируется намеренным подчеркиванием или культивированием в своем по­ведении самых грубых, контрастных черт. Действительно, философами XX в. брутальность молодежной субкультуры определяется как отторжение новыми поколениями культурных ценностей прошлого. Итак, традицион­ные ценности старших отрицаются, а что принимается взамен? «Культура пуэроцентризмас ее примитивным спортивным азартом подростков и ины­ми ценностными ориентирами, а затем тинейджерской воинствующей при­митивностью мироощущения, прагматизмом, словом, всем необходимым набором для выживания в дегуманизированном мире постиндустриально­го общества»³⁰. Поскольку представления о высокой культуре у большинства выпускников общеобразовательной школы, составляющей основу призы-

²⁸ Хейзинга Й. Homo Ludens: Статьи по истории культуры / Пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова;
коммент. Д.Э. Харитонович. М., 1997. С. 195.

²⁹ Красикова О.Н. Мультикультурное воспитание как путь преодоления брутальности молодежной
субкультуры (http://aeli.altai.ru).

³⁰ Там же.

ва в российскую армию, скудны, хаотичны и зачастую искажены, их место в системе ценностей занимают некие суррогаты. Чаще всего таковыми ста­новятся стереотипы уличной культуры, которая в нашем обществе зараже­на элементами блатной субкультуры, вкраплениями вандализма и кича. Все это выплескивается в повседневную армейскую жизнь и находит свое отра­жение в самых интимных и глубоко личностных формах творчества военно­служащего — в его дембельском альбоме.

Армейская служба — один из примеров вынужденного пребывания чело­века в несвободе: по своему усмотрению человек не может покинуть служ­бу, выйти за пределы части, расторгнуть контракт. Негативные эмоции, которые в таких ситуациях не только возникают, но и накапливаются, вы­ливаются либо в агрессию по отношению к другим (дедовщина), либо в смех и юмор, которые во все времена выполняли функцию психологической раз­рядки. Армейский юмор часто циничен и брутален не только потому, что служить идут, по крайней мере ныне, люди со средним и незаконченным средним образованием. Причиной и стимулом к его появлению служат со­циальные условия в армии — беспредел, жесткость взаимоотношений, не­устроенность быта, бесконтрольность действий администрации, издеватель­ства и унижения.

Служивые люди прошлых времен были много крепче нынешних как по долготерпению, так и физически

В течение двух лет В.В. Иванов наблюдал за поведением дембелей (вы­борка 200 человек) и обратил внимание на их внешнюю эстетику³¹. Первое, что бросается в глаза, — это стремление к пародированию уставной формы: затасканные штаны и китель с надраенными пуговицами, новыми погона-

³¹ Иванов В.В. Системный взгляд на природу «дедовщины» // Социс. 1995. № 1. С. 123-126.

ми с новыми эмблемами рода войск и сержантскими лычками или формен­ная фуражка, продранная тельняшка и наглаженные уставные брюки, из-под которых видны, возможно, умышленно разодранные кеды. Внешний вид «стариков» — расстегнутый крючок на вороте гимнастерки или шинели; пилотка (фуражка, шапка), лихо сдвинутая на затылок; волосы длиннее ус­тавной нормы; выгнутая бляха ремня, который расхлябанно болтается ниже пояса. В группах «дембелей» отчетливо различимы возбужденность, хмель и агрессивность.

Несмотря на безрадостность своего существования, люди в погонах чрез­вычайно смешливы. Известно, что армия, зона, злачные места в городе, каторга, притоны, игорные и питейные заведения, стоянки разбойников, пиратские суда, т.е. места концентрации аутсайдеров, всегда служили фаб­рикой особой смеховой культуры. Чем ниже уровень материального разви­тия общества, тем больше в нем количество бедных и нищих, тем выше кон­центрация таких мест, а следовательно, больше простора для развития бру­тальной смеховой культуры. Россия, где половина бедных и каждый третий взрослый человек когда-то прошел через зону либо имеет родственников с неблагонадежной репутацией, занимает особое место в мировой культуре именно благодаря необычайно богатому пласту юмористического и смехо-вого фольклора.

В России смеховая культура — нечто большее, чем элемент развлекатель­ного досуга и времяпрепровождения. Она выступала частью политической жизни и знаменовала собой смех обреченных. Политически бесправный народ мог выразить истинное отношение к властям только через юмор и анекдоты. Прямое выражение социального протеста каралось самыми жес­токими мерами.

И в армии солдат бесправен, его оружием становится смех, где он в ме­тафорическом или перевернутом виде может высказать свои истинные мыс­ли. Смех становился не только средством психологической разрядки, но и каналом коммуникации — донесения до сослуживцев или родственников истинных настроений. Злость и агрессия, выраженные смехом, не только отражали правду, но и снимали напряжение.

Смеховая культура, или смеховая традиция, уходит своими корнями в глубокое прошлое. Мистерия³², карнавал³³, ряженые, маскарады — отчаян­ное веселье, чтобы отогнать страх, победить болезни, напугать беду. Выжить, несмотря ни на что. Высмеивающее и бичующее значение имели средневе­ковые карнавалы, где уличная толпа, состоящая из социально незащищен­ных и политически бесправных групп населения, могла в иносказательной форме поиздеваться над власть имущими. Ренессансные идеалы и народная

³² Мистерия (греч. myst—erion— таинство, служба, обряд) — основной жанр религиозного театра эпохи
позднего Средневековья XII—XVI вв., созданный на сюжеты Библии и Евангелия, получивший
распространение в странах Западной Европы (Англия, Италия, Франция, Сев. Нидерланды, Ис­
пания, Германия, Швейцария). Некоторые сцены юмористически бытового характера считалось
неудобным ставить в самой церкви, поэтому их разыгрывали сначала на паперти, потом в церков­
ной ограде и на площади; любители-горожане составляли большинство постановочной группы, к
ним присоединялись странствующие актеры и певцы.

³³ Карнавал (ит. camevale от came — мясо, vale — прощай) — в Италии, позднее во Франции, Испа­
нии, Германии, Латинской Америке весенний праздник, сопровождающийся уличными шестви­
ями и маскарадом (соответствует русской Масленице), возник в X в. в Венеции. В 1296 г. специ­
альным декретом Совета десяти праздник был отнесен в канун Великого поста (отсюда название).

смеховая культура ярко выражены в произведениях Франсуа Рабле. Прави­ла карнавальной и смеховой культуры позволяют людям поиздеваться над теми, кто сильнее и богаче их, и не быть при этом наказанными. Обижаться на юмор означало проявить свою непорядочность, потерять лицо. Власть и богатство перестают быть сакральными ценностями и подвергаются уничи­жительному осмеянию.

Даже сцены агрессии смеховая культура превращала в праздничное шоу: посещения казней в средние века являлись будничным и массовым меропри­ятием. Во время такого общественного «праздника», как глумление над изго­ем, отчетливо прослеживаются карна­вальные элементы. Социальное значе­ние карнавала как института смеховой культуры состоит в инверсии соци­альных ролей с целью обновления дей­ствующей структуры путем разрядки социально-психологической напря­женности. В постсоветской армии воз­ник новый праздник, так называемый «День духа». Он наступает за 50 дней до увольнения дедов. В этот день все меня­ются ролями: деды не трогают духов, а духи могут делать с дедами все, что угодно: заставлять их отжиматься, стрелять у них сигареты, давать подзатыль­ники, требовать с «дембеля» сигареты, конфеты или еще чего-нибудь. Как только праздник проходит, все возвращается на свои места.

Карнавал на Руси — это внегосударственное, стихийное ощущение жиз­ни без регламентов, чинов и званий. Цари становились шутами, нищие — королями, смеховая культура народа предавала остракизму и политические склоки, и социальную структуру общества, и саму власть. Гуляния, катания, переодевания, песни, пляски, поцелуй на морозе — специфические прак­тики снятия напряжения и эмоционального переключения внимания с ру­тинной обыденности на маскарадную праздничность.

Смех, как известно, по своей природе демократичен. Традиционная сме­ховая культура, как ее представляли М.М. Бахтин, Д.С. Лихачев, А.М. Пан-ченко, способствует снятию национальных, религиозных, социальных ба­рьеров. Народный смех, обращенный как «внутрь», так и «вовне» — на власть, государство, церковь, — сглаживает напряженность во взаимоотно­шениях между далекими социокультурными слоями, между рядовыми обы­вателями и элитой. Не только в городах Западной Европы, но и в России эти функции выполняла карнавальная культура — с масленичными, вербными, пасхальными гуляниями, особая культура юродивых, шутов, скоморохов³⁴. Некоторые исследователи рассматривают смех в качестве защитной биоло­гической реакции. Так, Н.А. Монахов приходит к выводу, что через смех у человека решаются вопросы видового выживания.

Для смеха необходимо две стороны — субъект (тот, кто смеется) и объект (над кем смеются). В социальном взаимодействии юмор основан на оппо­зиции эмоций субъекта и объекта. Соответственно его можно рассматривать

³⁴ Архипов И. Смех обреченных (Смеховая культура как зеркало короткой политической жизни «Сво­бодной России» 1917 года) // Звезда. 2003. № 8.

как инструмент доминантных отношений. «Именно в сопернической стра­сти, в победе заложено снятие всего стрессового напряжения. Смех в дан­ном случае представляет своеобразный биологический регулятор при завер­шающей фазе соперничества. Смех, следовательно, есть всплеск радостно­го возбуждения как ответ на внезапно обнаружившееся однозначное превосходство субъекта над противостоящей амбицией»³⁵.

Народная смеховая культура, определявшаяся М.М. Бахтиным как «гро­тескный реализм»³⁶, для российского общества оказалась зеркалом, в кото­ром отчетливо отражается массовое сознание российской армии. Генералы,

офицеры, сержанты стали героями со­тен анекдотов, в которых смеховая культура пародировала, вышучивала, иронизировала тех, на ком гвардии ря­довой, согласно устава, не мог непо­средственно выместить свою обиду и раздражение.

В армии нормой социального взаи­модействия является так называемая «подковырка» — крайне ироничная и агрессивная оценка сослуживцами личностных качеств друг друга с целью постоянного поддерживания своего реноме. Ее объект, как считает К. Бан­ников³⁷, должен парировать иронично-агрессивные выпады своих товарищей по службе адекватным способом, желательно еще более агрессивным и более ироничным. Когда возникает спор, грозящий перейти в конфликт, побеждает тот, кто вызвал на своего оппонента общий смех. Логические, и вообще, рассудочные аргументы и доводы здесь не действуют. Лицо, не выдерживающее проверку на юмор, впоследствии может стать постоянным предметом нападок внутри своей статусной группы. Например, если он «дед», то может стать постоянным объектом насмешек внутри своего «дедовского» коллектива, пока над ним не станут смеяться младшие товарищи. Тогда его статус может быть пони­жен defacto, хотя, скорее всего, будет сохранен dejure. С другой стороны, человек, обладающий развитым чувством юмора, которое он не стесняется проявлять открыто (несмотря на возможные санкции), имеет шанс факти­чески повысить или утвердить свой статус.

Во многих подразделениях имеется стандартный набор шуток, в кото­рых участвует вся часть, воспроизводя себя, как единый организм в оппо­зиции «посвященный» — «неофит». Предметом таких шуток, как прави­ло, являются особенности женской физиологии, объектом осмеяния — молодой боец, не имевший сексуального опыта. В армии существуют «ри­туальные тексты», типа «дембельской сказки», ее содержание знает не одно поколение солдат, прошедших срочную службу. Это такой стишок-колы-

³⁵ Банников К. В армии, как на зоне: насилие и унижение стали нормой (http://nkp.iks.ru).

³⁶ Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.,
1990. С. 38-62.

³⁷ Банников К.Л. Антропология экстремальных групп: Постановка проблемы //III Конгресс россий­
ских антропологов. М., 1999.

бельная, его «духи» читают своим «дедам» перед сном, с пожеланием ско­рейшей демобилизации³⁸.

В смеховой культуре высмеиваются не отдельные индивиды и их недо­статки, а социально типические черты целой группы. Каждая группа, встро­енная в иерархическую систему дедовщины, — «духи», «молодые», «черепа», «деды», «дембеля» — имеет свои добродетели, отраженные в местном фоль­клоре. Тем, кто не прослужил год, и не прошел обряд инициации, не при­личествует беспечно смеяться, поскольку радоваться им нечему — загнан­ные поддержанием уставного и неуставного порядка «духи» должны «выти­рать слезы половой тряпкой».

Смеховая культура часто выражается ^прямым действием» с подтекстом

Основная придирка к духу — «ты что тащишься?!». И наоборот, поведен­ческий комплекс «деда» — это смех, веселье и демонстративная раскован­ность, которую символически подчеркивает спущенный на бедра ремень. По мнению К. Банникова, слово «тащиться» одновременно означает и отдых, и смех, и привилегию. В негативном значении старшие им обозначают свое негодование по поводу незаконного отдыха младших, что предельно четко выражено культовой формулой: «Тащиться не положено по сроку службы».

Согласно этическому кодексу дедовщины, дембель должен быть «чмош-ным», т.е. всем своим видом и поведением демонстрировать отчужденное

³⁸ Банников К.Л. Антропология экстремальных групп: Постановка проблемы // III Конгресс россий­ских антропологов. М.. 1999.

состояние: «дембеля» в ожидании демобилизации месяцами не стирают одежду и имеют печальный и отрешенный от жизни вид — они устали.

Наибольшего осмеяния удостаиваются аутсайдеры — лица, которые осоз­нанно или неосознанно не вписываются в систему неофициальных норм поведения, установленную «дедами». Их именуют «чмо» или «чмыри», а на зоне — «опущенные». Они выполняют социальную функцию «козлов отпу­щения» и представляют аналог касты неприкасаемых. В издевательствах над такими людьми участвуют все группы независимо от места в иерархии.