Массовая культура и творческое «потребление» — новый подход

Существует и другое направление в понимании смысла молодежного потребления. Отправной точкой анализа в нем служит критический взгляд по отношению к идее молодежного потребительства как нового опиума. По-другому подходят эти ученые и к самому объекту исследования. Если рань­ше употреблялся термин «массовая культура», то теперь стали говорить о «популярной культуре».

Массовая культура понимается как процесс внешнего формирования («сверху») спроса на культурные товары с последующим манипулировани­ем вкусами и потребностями людей. В понятии «популярная культура» ак­цент переносится на сам процесс потребления. С помощью этого термина ученые стремятся уйти от упрощенного взгляда на этот процесс.

Это новая школа мышления не отрицает полностью идеи Франкфуртской школы:

1. Социальный и идеологический контроль общества над рабочим классом действительно переносится с рабочего времени также и на сферу досуга.

2. Буржуазия действительно пытается контролировать и досуг, и свобод­ное время рабочего класса. Она постоянно превращает народные праздни­ки в официальные и национальные праздники, как бы легализуя необходи­мые паузы, но делает это до определенных пределов — так, чтобы рабочие смогли после этого снова встать «за станок».

Объектами этих новых исследований стали самые различные культурные феномены: мода, реклама, мыльные оперы, сериалы, игровые шоу по теле­видению, спортивные соревнования и др. Эти исследования анализирова­ли механизмы передачи через культуру всевозможных стереотипов и пред­рассудков. Так, например, в одной очень известной английской мыльной опере до сих пор нет ни одного «черного» героя, хотя ее действие происхо­дит в большом промышленном городе, где достаточно велик процент не­белого населения. Или, например, эти исследования демонстрируют то, что современная реклама продолжает подтверждать подчиненный статус жен­щины в современном обществе. Самый яркий и частый пример тому — по­стоянное использование женских тел, украшающих товары для продажи, скажем, машины. Эта объективация женского тела поощряет мужчин смот­реть на женщин только как на сексуальные объекты.

В отличие от франкфуртцев новые социологи вовсе не считают зрителей только лишь пассивными участниками этой культуры. Наоборот, они счи­тают, что люди активно потребляют эти ценности и часто переделывают их значение. Исследование в Австралии, проведенное Джоном Фиском, было посвящено изучению реакции женщин на известный игровой спектакль «Игра новых супругов». Смысл этой передачи — выяснить, какая пара боль­ше всего похожа на супружескую жизнь телезрителей, для чего участникам

отдельно задаются специальные вопросы об этом. Фиск считает, что, хотя смысл игры и ясен — он явно патриархальный, — однако, большинство женщин используют эту игру совсем иначе, чем этого «требуют» правила. Ученый объяснил это тем, что женщины употребляли игру в качестве быто­вого протеста против господствующей патриархальной системы. Самым интересным в их реакции было то, что женщинам нравились не те жены, которые соглашались, и, таким образом, помогали паре выиграть, а наобо­рот, те женщины, которые объясняли всем, что, существует различие меж­ду тем, что хочется услышать, и тем, что есть на самом деле.

Культура «Тэдди боев» — это первая послевоенная молодежная субкуль­тура, которая стала новым видом социальной проблемы для общества. Это были милые, «очаровательные» девианты. Они первыми начали предлагать мальчишкам из рабочей среды желанный имидж преуспевающего молодо­го человека. Исследователи этой новой подростковой потребительской куль­туры (поскольку она требовала поддержания, прежде всего не поведенче­ского стиля, а определенного стиля в одежде, следовательно, нуждалась в новой индустрии) обратили внимание на то, что эта подростковая культура отражает не просто возросшее изобилие (как полагал Абраме), но также и распад довоенного типа сообщества рабочего класса. В этой культуре нашли отражение перспективы социальных изменений в поствоенной Великобри­тании, а именно: переделывание трущоб-коммуналок в отдельные дома; усиление социокультурных различий между теми «местами», где люди жи­вут, и теми, где они работают; увеличение времени, которое дети проводят в школе, — всего того, что ослабляло власть родителей, столь характерную для традиционных семей.

Практически впервые (в текущем столетии) родители действительно не могли передать своим детям личный культурный опыт, дать им какие-либо полезные советы о том, что значит вести себя по-тинейджерски. Сами ро­дители в данном потребительском контексте никогда тинейджерами не бы­ли. Именно поэтому рыночное исследование Марка Абрамса измеряет дей­ствительно новую, массовую тинейджерскую культуру, систему ее вкусов и потребления: специфику ее доходов и трат, которые явно превосходили опыт соседства, выходили за рамки связей в общине и семейно-патриархальных традиций.

На самом деле тинейджерская культура была все-таки формой американ­ской культуры. Даже Тэдди бои комбинировали свой эдвардский имидж со стилем Голливуда: городские галстуки — макинтош, бакенбарды западного картежника и длинный плащ. Они, подобно всем английским подросткам из рабочего класса, слушали американский рок-н-ролл. Даже само понятие «подросток» оставалось для большинства английских взрослых чуждой аме­риканской идеей, которая подразумевала включение американских мифов, идолов и фантазий об американской жизни в непривычную для них британ­скую атмосферу.

Тинейджер — это «подросток потребляющий или подросток, взятый в его досугово-потребительском измерении».

Сокращено по: Омельченко Е.Л. Молодежные культуры и субкультуры. М., 2000