СОЦИАЛИЗАЦИЯ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ СУБКУЛЬТУРЫ

Под социализацией в данном случае мы будем понимать два процесса: усвоение ценностей, традиций и норм тюремной в частности и криминаль­ной субкультуры в общем отдельным индивидом и всем обществом. Проник­новение тюремной субкультуры в общество происходит следующими путя­ми: 1) через их легитимизацию средствами художественной литературы; 2) сходство и взаимопроникновение легальных и теневых институтов биз­неса и власти; 3) массовое общение бывших заключенных и правопослуш-ных граждан, прежде всего молодежи.

Рассуждая о русской и советской литературе, В. Шаламов отмечал, что она «всегда изображала мир преступников сочувственно, подчас с подобострас­тием. Романтизацией — вольной или невольной — тюремной субкультуры занимались в разное время (разумеется, и в разной степени тоже) Достоевский, Горький, Бабель, Есенин, Леонов, Погодин, Высоцкий и некоторые другие выдающиеся писатели и поэты. Другой канал ее распространения — популяр­ные исполнители «блатных» песен (М. Круг, Е.Кемеровский, группа «Лесо­повал», другие представители «русского шансона»).

Ярким примером экспансии криминальной субкультуры является язы­ковая ситуация в стране. Язык — носитель норм и ценностей культуры — сегодня сплошь пронизан уголовным жаргоном. Словарный состав жарго-

⁴⁷ Тайбаков А.А. Преступная субкультура // Социс. 2001. № 3. С. 90-93.

на имеет узкую направленность и сводится к обозначению понятий, приме­няемых в преступной деятельности. Жаргон имеет три разновидности, каж­дой из которых присущи свои лексические и коммуникативные особенно­сти: 1) общеуголовный жаргон, которым пользуются как обычные правона­рушители, так и профессиональные преступники; 2) тюремный жаргон, типичный для мест лишения свободы; 3) специальный профессиональный жаргон, характерный только для преступников-профессионалов. Последний вид может подразделяться на несколько направлений в зависимости от ка­тегорий пользующихся им преступников (жаргон шулеров, карманных во­ров, распространителей наркотиков и др.)⁴⁸.

Широкое проникновение в разговор­ную речь элементов тюремного арго весьма показательно для российской культуры. Например, глагол «тусовать­ся», столь распространенный сегодня в молодежной среде, первоначально озна­чал «прогуливаться взад-вперед в ком­пании по тюремному двору, локальной зоне». Как показывает проведенный А.Н. Олейником анализ тюремного сленга 1950-х гг., до трети заимствован­ных оттуда выражений до сих пор встре­чаются в повседневной речи⁴⁹. Возмож­но, что влияние на нее тюремного арго образца 1990-х гг. еще сильнее.

Советская массовая культура 1970— 1980-х гг., по мнению К. Крылова, была в высшей степени пропитана кри­минальным пафосом. Особенно это касалось «протестной» ее части. На ин­теллигентских кухнях пели и слушали не только (и не столько) «политиче­ские» песни Галича и Окуджавы, сколько «блатняк». Тот же «блатняк» лабали на паршивых гитарах полупьяные пэтэушники в подъездах и сквериках. Вся страна знала основы уголовной фени: никому не надо было объяснять, что такое «вор в законе» или «общак»⁵⁰.

Поскольку в СССР все СМИ — бумажные и электронные — находились под жестким контролем государства, на страницы газет и телеканалы воров­ской фольклор просочиться не мог. В «самиздате» ничего подобного тоже не ходило: эта сфера была полностью занята «политикой». Каналом его трансляции в массы служили сами же массы и их самодеятельное творчество. Все изменилось с появлением кассетного магнитофона, позволявшего де­лать около пятидесяти копий с одной кассеты. Появлению кассетника обя­зано многое — например, «бардовское движение» в его КСП-шном варианте (Галич, Окуджава, Высоцкий). Чистый «блатняк», который Высоцкий тоже исполнял, составлял значительную, но все же не основную, часть его твор­чества. И тем не менее именно после Высоцкого статус «блататы» радикально

⁴⁸ Гуров А.И. Профессиональная преступность. Прошлое и современность. М., 1990. С. 48.

⁴⁹ Олейник А.Н. «Жизнь по понятиям»: институциональный анализ повседневной жизни «россий­
ского простого человека» // Полис. 2001. № 2. С. 40—51.

⁵⁰ Крылов К. Высоцкий и урла (www.traditio.ru).

изменился. Не то, чтобы ее стали слушать больше, но безусловно, стали слу­шать иначе, считает К. Крылов.

Если сравнивать два периода — советский и постсоветский, то, по мне­нию специалистов, второй многократно превосходит первый по степени открытости для тюремной субкультуры и масштабам ее распространения среди населения. Барьером на пути инфильтрации в общество в советское время служила не только цензура, но и мощная идеологическая машина, успевшая перевоспитать два поколения людей в духе исторического опти­мизма и коммунистической романтики. Кинематограф и СМИ подавали читателю и зрителю лишь восторженные и светлые образы реальности. Там не было места для воров, бандитов, уркаганов. У них был крайне низкий со­циальный и культурный статус. Человек «с судимостью» воспринимался как «лишенец», пораженный в правах. Конечно, население знало о существо­вании уголовной элиты — криминальных авторитетов и воров в законе, ко­торые проводили время в дорогих ресторанах. Однако они не могли быть привлекательными для молодежи по двум причинам. Во-первых, посеще­ние ресторанов, добывание незаработанных денег, воровство и обман кате­горически осуждались как идеологией, так и общественным мнением. К то­му же за подобный образ жизни либо простой намек на него можно было моментально вылететь из комсомола, а членство в нем являлось в то время всеобщим и обязательным. Исключенные из комсомола не могли поступить в вуз и сделать успешную карьеру. Во-вторых, отталкивала сама криминаль­ная карьера. Жизнь вора, какой бы экзотической она ни казалась, была свя-

Врезка