Учебник дерзостиУчебник дерзости Гена Иванов, 40 лет. Лена Иванова, 40 лет. Алеся Иванова, 16 лет. Парасюк, 30 лет. Александра, 50 лет. Тамара, 50 лет. Серёжа, 30 лет. Татьяна, 40 лет.
1. Гена идет по улице.
ГЕНА. Я скучаю по тебе. Всё поменялось. Даже не знаю, как так. Я думал, что же случилось? Я думал, что же? Я думал. Я перестал думать. Просто внутри как будто что-то разрывалось, понимаешь. Я посмотрел в зеркало и увидел у себя в глазах взрывную волну. Она расходилась по всему лицу: фиолетовые тени, зеленые градиенты, острые скулы, глубокие складки. Новый рельеф после взрыва. Я видел человека в метро, у него была кожа после ожога. И часть кожи пересадили с других мест. Веки такие толстые, наверное, раньше они были бедром, или даже ягодицами. Человек не хотел открывать глаза, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. А рядом сидела женщина с красными волосами, и сквозь волосы просвечивала голова. Женщина лысела. Я заглянул ей в глаза, но она моргнула и стала смотреть в пол. Совсем еще молодая, нет и пятидесяти. Они не хотели видеть мои взрывы, она не верила в мою теплоту. А потом зашли два пьяных гопника с пивом. Громко и хрипло смеялись. Какой-то студент ушел от них в другой конец вагона. А я смотрел им в глаза, и мне было их жалко. Один гопник разозлился. «Эй, чё залупился?!» - крикнул он мне. А я смотрел и думал: вот же, как беспросветна твоя жизнь, парень, как же склизко там у тебя. Никаких взрывов, а только тина, а еще стекловата и крысиные ходы. Он встал и пошел в другой конец вагона, но потом вернулся и дал мне в глаз.
И я иду по улице, и боль из моей груди поднывает на моём веке, всё гармонично. А воздух такой живой, как будто с бифидобактериями, вибрирует. Воздух исходит из будущих яблоневых цветов и клейких листиков, из земли, летит от оживших жуков и свежих дождевых червей, и даже с перьев новых птиц. Солнце попадает на кору деревьев, и они пахнут. Им тепло, и они выпускают молекулы своего запаха. И новое зелёное разрывает оболочки, и взрывная волна доходит до меня, до моей кожи, до волосков в моём носу, до гланд. Весна. Яйцеклетка выбирает сперматозоиды. Так возникают люди, и так возник ты.
Пьяная женщина идёт распахнутая. Нестабильный вид: молящий взгляд, шатается. Бедная, такая беззащитная! Я хочу проводить её, но кто-то положительный и хмурый аккуратно встречает её тёплой кофтой. Любовь. Я покупаю пиво и сажусь на желто-зеленую ограду. Мне не хочется домой. Дома нет никого. Вернее, дома Лена и Алеся, но нет никого, так бывает. Подошёл какой-то алкаш и попросил сигарету, но я теперь не курю. Я догнал его и дал денег. Пусть купит себе пива. Раньше я никогда не давал на пиво, знаешь. И вообще, никогда не подавал нищим. Потому что это глупо – все они жулики. А сейчас я поступаю глупо. Но я чувствую, так надо. Но я чувствую.
2. Квартира Серёжи. Лена делает Сереже массаж. Оба в постели, голые.
СЕРЁЖА. Ты такая. ЛЕНА. Какая? СЕРЁЖА. Ласковая.
Лена делает Сереже больно, он шипит.
ЛЕНА. Это зажим у тебя тут. СЕРЁЖА. Полегче. ЛЕНА. Я спасаю тебя от хондроза. Надо размять. СЕРЁЖА. Хорошо, что у меня жировая прослойка есть. ЛЕНА. Да, сильно худые мужики могут таких синяков наставить! СЕРЁЖА. Но я же не толстый? ЛЕНА. Нет, конечно. Но толстые – обаяшки. Хотя в постели, наверное, фу. СЕРЁЖА. Если б они на самом деле были обаяшки, ты бы точно знала, какие они в постели. ЛЕНА. Да ладно, я не такая, ты же знаешь. СЕРЁЖА. Зато они. ЛЕНА. Кстати, отрасти бороду. СЕРЁЖА. Зачем? ЛЕНА. У меня никогда не было бородатых. СЕРЁЖА. Извращенка. ЛЕНА. И мне нравятся твои волосы под мышками. СЕРЕЖА. Извращенка. ЛЕНА. Запах пота. СЕРЕЖА. Боже. ЛЕНА. Ладно, мне пора. СЕРЁЖА. Как всегда, во вторник? ЛЕНА. Я позвоню.
Лена встает и одевается.
СЕРЁЖА. Не забывай: я спасаю тебя. ЛЕНА. От одиночества? СЕРЁЖА. От застоя крови в органах малого таза. ЛЕНА. Придурок. СЕРЁЖА. Стой! Ну куда ты так быстро? Я нуждаюсь в твоём языке. ЛЕНА. Опять? Только что же. СЕРЁЖА. Да не в этом смысле, как ты могла подумать? Инглиш! Презентацию перевёл, но как-то не знаю. Ну ты же лучше знаешь. Посмотришь? ЛЕНА. Ну всё, я убежала. СЕРЁЖА. Так я пришлю? ЛЕНА. Ну пришли.
Лена уходит.
3. Крыша. Парасюк сосредоточенно фотографирует полураздетую Алесю большой камерой.
АЛЕСЯ. Холодно. ПАРАСЮК. Нет-нет, руку подними, а подбородок опусти. Да, так. АЛЕСЯ. А так? ПАРАСЮК. Нет, не так. Повыше. АЛЕСЯ. Я замёрзла. ПАРАСЮК. Работаем, работаем. Вискаря хлебни. АЛЕСЯ. Да всё равно холодно. ПАРАСЮК. Зато вырученные от твоих фоток средства пойдут на лечение от рака. АЛЕСЯ. Какого еще рака? ПАРАСЮК. Некоторые известные в прошлом фотомодели болеют раком. Например, Жизель. АЛЕСЯ. Какая ещё Жизель? ПАРАСЮК. Календарь Пирелли. АЛЕСЯ. Какой, в жопу, календарь? ПАРАСЮК. Боже мой, о чём с тобой разговаривать? АЛЕСЯ. Так что Жизель? ПАРАСЮК. Мы твои фотки продадим, получим гонорар и перечислим на лечение. Её спасут. АЛЕСЯ (отхлёбывая из бутылки). Прикольно. ПАРАСЮК. Что прикольно? АЛЕСЯ. Ну, прикольно, ты такой ответственный. ПАРАСЮК. Да-да, вот так замри. АЛЕСЯ. Стараюсь для Жизель. ПАРАСЮК. Сделай мне прогиб, попу оттопырь. АЛЕСЯ. Люблю, когда на меня так смотрят. ПАРАСЮК. Как? АЛЕСЯ. Как будто я есть. ПАРАСЮК. Ты есть. АЛЕСЯ. Любишь меня? ПАРАСЮК. Вот так, только глаза опусти, не смотри в камеру. АЛЕСЯ. Любишь или нет? ПАРАСЮК. Мы же выяснили этот вопрос. АЛЕСЯ. Да? ПАРАСЮК. Да. Ты моя муза. Но мы не будем встречаться. АЛЕСЯ. Холодно. ПАРАСЮК. Да-да. Вот так замри. Еще раз. А теперь чуть плечо мне подай. АЛЕСЯ. Почему? ПАРАСЮК. Потому. Так, всё, на эту тему не будем больше. АЛЕСЯ. Я видела тебя с какой-то бабой. ПАРАСЮК. Бабой. Фу, Алеся, тебе не идёт. Взгляд в тот угол, да, вот так. АЛЕСЯ. Ты же любишь меня фотографировать, Парасюк. ПАРАСЮК. Что за манера называть меня по фамилии. АЛЕСЯ. Ты же любишь… ПАРАСЮК (перебивая). Да, потому что ты красивая и худая. АЛЕСЯ. А она была толстая и старая. ПАРАСЮК. Она – глухонемая, и я учу её фотографии, чтобы она могла чем-то зарабатывать на жизнь. АЛЕСЯ. Спасаешь, значит, убогих. Парасюк, спаси меня. ПАРАСЮК. Ты удивительно нетерпимая для своих девятнадцати. АЛЕСЯ. Зачем же ты спишь со мной? ПАРАСЮК. Ты же сама этого хотела. АЛЕСЯ. Да? Правило номер один: никогда не трахайся с мудаками.
Алеся одевается. Парасюк не даёт ей одеваться.
ПАРАСЮК. Какое ещё правило? А? Какое такое правило?
Они занимаются сексом.
4. Гена идет по улице.
ГЕНА. Я тебе расскажу, как надо. Слушай. Главное правило - выжить, выжить любой ценой. Это главное, это самое важное. Сесть в последнюю лодку, и пусть «Титаник» тонет без тебя. Не привыкать к людям. Дружбы не существует. Если кто-то должен умереть, сделай всё, что бы это был не ты. Неудачников избегай. Вообще, рви все отношения, если у кого-то проблемы с деньгами, или вообще проблемы. Деньги – к деньгам: иди туда, где всё в порядке. Чужие проблемы - не твои проблемы. Кому-то сегодня не повезло - хорошо, что это был не я. На трассе авария – проезжай мимо. Собаку сбил – не останавливайся. Кого-то бьют – не смотри. Под окнами орут: помогите! Вызовите милицию! Затыкай уши. Это не твои проблемы. Ты на другой волне – на волне позитива, высоких вибраций, на волне благополучия и процветания. Я так жил всегда. Это мои принципы.
Возле помойки мяукает котёнок. Гена поднимает его и кладет за пазуху, идет дальше.
5. Квартира Ивановых. Гена заходит в квартиру.
ГЕНА. Тут есть кто-нибудь? ЛЕНА. Тут нет никого. ГЕНА. А я котёнка принёс. ЛЕНА. Ты с ума сошел? ГЕНА. Он там мёрз. Голодный. Весь дрожит. ЛЕНА. Ген, ты чё, заболел? ГЕНА. Молоко есть? ЛЕНА (всмотревшись в фингал Гены). Что это? ГЕНА. Интересно, ему мясо можно или нет еще? ЛЕНА. Ты подрался что ли? ГЕНА. Нет, наверное, нельзя. Молоко подогрею. ЛЕНА. Я тебя с фингалом лет пятнадцать не видела. ГЕНА. Интересно, девочка или мальчик. ЛЕНА. Да хватит уже с котом возиться! ГЕНА. Думаю, мальчик. Я в душ. ЛЕНА. Что происходит, Гена?
Гена запирается в ванной, заходит Алеся. Оглушительно мяукает котёнок.
ЛЕНА. Ты где шастаешь? АЛЕСЯ. В библиотеке была. ЛЕНА. Уроки сделала? АЛЕСЯ. Давно. ЛЕНА. Ну что ты врёшь? Ну ладно, посмотрим, как школу закончишь. АЛЕСЯ. У меня год в запасе. ЛЕНА. Готовится надо заранее. АЛЕСЯ. Я с первого класса начала. Даже ещё раньше, ещё в детском саду. ЛЕНА. Боже мой, какая бестолочь. АЛЕСЯ. Ну давай, спаси меня. Мне, кстати, нужны новые ботинки, сто раз говорила. ЛЕНА. Не будешь учиться – не будет ботинок. АЛЕСЯ. Ты удивительно нетерпимая для своих сорока. ЛЕНА. Вот же язва. АЛЕСЯ. Ну дай бабла на ботинки. Ты же на чужих детей даёшь. ЛЕНА. Я даю деньги на детей, больных тяжелыми болезнями! Речь идет о более серьёзных вещах, чем твои ботинки. (принюхиваясь к Алесе) Ну-ка стой. АЛЕСЯ (уходит на кухню). Еда есть? ЛЕНА. Ещё и пьяная. АЛЕСЯ. Правило номер два: только ты имеешь смысл. ЛЕНА. Да пошли вы все. Я на фитнес.
Лена хватает спортивную сумку и уходит из квартиры.
АЛЕСЯ. А откуда тут кошки у нас, маза фака?
6. Квартира Ивановых. Гена в ванной.
ГЕНА. Понимаешь, я не знаю, что происходит. Я помню, когда всё началось, но не понимаю, почему так. Просто теперь у меня как будто кислородное отравление. Помню, лет десять назад лежал с аппендицитом, было так душно. Окна не открывались в больнице, даже форточки. Батареи шпарят, жара. Я мочил простыню и клал её на батарею, она тут же становилась сухой. И воздух был такой сухой, колючий вакуум. А когда я вышел, Лена встретила меня, у неё были такие огромные влажные глаза. И всё кругом было влажное: земля, деревья, небо. У меня даже закудрявились волосы. А главное – было так много кислорода, что я сразу опьянел. Всё стало таким ярким, неоновым: красный плащ Лены, желтые машины, синие биллборды. Был ранний март, и пробрасывал снег, но я чувствовал приближение зелёного. Из-под земли уже пробивалась свежая трава. Лена смеялась, белозубая. Потом мы забрали Алеську от бабушки, и на ней было такое клетчатое красное пальто, я запомнил, и такая смешная желтая цыплячья шапка. Я тогда почувствовал, что счастлив. Так счастлив, что больно в груди. И вот сейчас больно в груди. Просто больно в груди и нет кожи. Я стал всё чувствовать. Я даже почувствовал Тамару.
7. Офис. Гена, Александра, Тамара. Все сидят за компьютерами.
АЛЕКСАНДРА. Спасать надо. ТАМАРА. Да, но не их, а нас! Нас от них! АЛЕКСАНДРА. А их просто убивают. ТАМАРА. Нас спасают. АЛЕКСАНДРА. Пусть и мы, и они. ТАМАРА. Но ведь они нападают на нас. АЛЕКСАНДРА. Так что же теперь, всех их убивать? ТАМАРА. Конечно. Нет других вариантов. АЛЕКСАНДРА. Нет, ну как так? Убивать. Законов нет. ТАМАРА. А я тебе скажу: законы есть. Есть законы. Но надо думать. АЛЕКСАНДРА. Спасать надо их, стерилизовать. ТАМАРА. Нет, убивать, но не на людях. Хотите убивать, пожалуйста, убивайте, но чтобы мы этого не видели. Да, Геннадий Львович? Мы про собак.
Гена кашляет.
ТАМАРА. Я – за порядок. Чтобы зарплата каждый месяц. Правила дорожного движения. Тарифы ЖКХ нормальные. Курс рубля и доллара хороший. Порядок. АЛЕКСАНДРА. А свобода как? ТАМАРА. Какая свобода? АЛЕКСАНДРА. Электоральная. ТАМАРА. Да погоди ты, я серьёзно, а ты... В магазинах чтоб не обсчитывали. Тут в овощной палатке стою, а он мне перцы зеленые накладывает. Я ему говорю: куда ты? Давай красных мне. А он говорит: да какая разница, они все спелые. Но я-то люблю красного цвета. Я ему говорю: поди, молодым девкам красные ложишь. АЛЕКСАНДРА. Кладёшь. ТАМАРА. Кладёт он на нас, на пожилых. АЛЕКСАНДРА. Пожилых? Молодость — это скорость движения глаз, это легкость юмора, пластичность мышечного тонуса, острота ума… ТАМАРА (перебивая). Да вообще, бардак. Иду вчера – магазин дУхов открыли. «Мир дУхов». А у меня папа полгода как умер, знаете же. А они кощунствуют тут. ДУхами торгуют. АЛЕКСАНДРА. Магазин духОв, Тома. Духи, парфюм. ТАМАРА. Да ладно? Мир духОв? ГЕНА. Тамара, вам страшно? ТАМАРА. Страшно? ГЕНА. Мы все умрём. Никто не спасётся. ТАМАРА. Да? ГЕНА. У вас друзья есть? ТАМАРА. Друзья? ГЕНА. Вы хороший бухгалтер, порядочный человек - у вас должны быть друзья. Подруги какие-нибудь. Мужчины знакомые. Вам же всего пятьдесят. ТАМАРА. Геннадий Львович. ГЕНА. Может, вам поехать куда-то в путешествие, развеяться? АЛЕКСАНДРА. Не поможет ей. ТАМАРА. Я ездила же в том году в Белоруссию в санаторий. ГЕНА. Нет, туда, где есть мужчины, где вы можете с кем-то познакомиться. Вы же замуж можете выйти. Это вас спасёт. ТАМАРА. Не приучена я жопой вертеть и духами вонять. АЛЕКСАНДРА. Ха-ха! ТАМАРА. Да! АЛЕКСАНДРА. Да кому мы нужны-то без этого, Том? ТАМАРА. Мне уже ничего не нужно. И всё, не отвлекайте меня, у меня баланс.
Тишина, все работают.
8. Квартира Тамары. Гена и Тамара, она спит в своей двуспальной кровати, он лежит рядом.
ГЕНА. И тогда я решил ей помочь. Не смейся! Я выкрал её ключи на полчаса и сделал копии. Переписал адрес. Приехал ночью, в двенадцать. Тихо открыл дверь. Пахло котлетами и таблетками от моли. На полу аккуратно стояла обувь - конечно, чёрного цвета, все три пары. Перламутровые обои на стенах. Ковры на полу. Она спала. Она спала в пижаме своего покойного мужа, так мило. Такая олдскульная пижама в полосочку. Я чуть не расплакался. А ведь она старше меня всего на десять лет. Помню, в лагере закрутил роман с вожатой, мне было пятнадцать, и я был такой развитый, вольная борьба. А ей было двадцать пять. И мы занимались сексом. А потом она забеременела и сделала аборт, и рассказала мне. Сделала и рассказала. Нашла меня, и рассказала. Это в сентябре уже было, мы после школы встретились. Эскимо ели. Надо же, как давно это не вспоминал. Но вряд ли Тома в молодости занималась сексом с подростками.
(Гена тихонько одной рукой обнимает Тамару, она улыбается во сне).
Мы лежали, как в одном коконе, от неё пахло маминым кремом для лица, на голове бигуди. Я как будто делился с ней своим теплом. Я хотел защитить её. Она стала дышать немножко счастливее, я почувствовал. Я разговаривал с её кожей, с сердцем. Послал привет матке, она удивилась. Как давно она спала и не вибрировала, внутри даже выросла опухоль. Я сказал матке: всё будет хорошо, ты ещё молодая, красивая, скоро затанцуешь, скоро у твоей Тамары появится мужчина, он обязательно появится. Матка улыбалась мне тепло и благодарно. Тома заплакала во сне. Я заснул, мне снилась мама.
9. Квартира Тамары, утро. Просыпается Тамара. Она обнаруживает в своей кровати спящего Гену и начинает его бить.
ТАМАРА. А-а-а-а-а-а!!! Ёб твою мать! Это что же это творится!!! Это что же это такое?!!! Геннадий Львович, вы какого хуя здесь делаете??? ГЕНА. Тс-с-с-с… ТАМАРА. Вы меня изнасиловали что ли, я не пойму? ГЕНА. Нет, конечно, Тамара, ну что ты. ТАМАРА. Я не понимаю! Я, блядь, не понимаю! Вы как здесь оказались-то? ГЕНА. Я сейчас уйду. Тихо-тихо, не волнуйся. ТАМАРА. Охренеть! ГЕНА. Я тебя спасал! Лечил! ТАМАРА. Лечил? ГЕНА. Лечил. У тебя миома. ТАМАРА. Да откуда ты про мою миому-то узнал? ГЕНА. Я теперь экстрасенс, Тамара. ТАМАРА. Бля, я говорила – не надо вам на эту йогу было ходить, Геннадий Львович! ГЕНА. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, Тамара. Всё будет хорошо.
10. Какой-то балкон. Алеся, Захар сидят на балконе и курят, внутри музыка – видимо, какая-то домашняя вечеринка с домашней дискотекой, собрались школьно-дворовой тусовкой.
ЗАХАР. Ну и, короче, идём мы с пацанами, а тут Дэн. Грустный такой. Чё такое? Проблемы, говорит, в личной жизни, братаны. А ну-ну, подруга бросила. Печалька. И давай его стебать. А Дэн говорит: да ладно, всё ок, я в порядке. Хотите, на спор тачку угоню? Вот, говорит, Ганж, поспорил на мотик, что за ночь уведёт восемь тачек. И чё? И увёл. Но на восьмой спалился, повязали его, такие дела. И Дэн говорит: давайте я на спор угоню тачилу. Одну. На что спорим? Ну, давайте на борд мой, у меня новенький Апо Коинкоин, почти штука косарей. Не, говорим, не катит. Он старый у тебя, покоцаный. Давай на айпадик. Ну, видим, он еще погрустнел. Ну ладно, по рукам. Пошёл он тачилу искать. Во двор зашел, ходит такой весь на измене. Мы там за ним по-тихому. Короче, видим, мужик его какой-то пиздит. Вот мы давай залупаться, прикинь! Подруга кинула, айпад проиграл, да ещё и отпиздили!
(Захар смеётся один).
АЛЕСЯ. Мартынов, ты о чём вообще? ЗАХАР. Ты чё, не слушала? АЛЕСЯ. Мартынов, ты чё тут вообще сидишь? ЗАХАР. Так я, это, покурить хотел с тобой, Иванова. АЛЕСЯ. А, ну да.
(пауза)
АЛЕСЯ. А вот у меня прабабушка была артистка. Настоящая артистка, в театре. Самодеятельном. Любили её все. Офицеры любили, белогвардейцы. В эмиграцию звали. Она не поехала, потому что Родину любила, понимаешь, Мартынов? Вот ты всё о тачилах и бордах, а она Родину любила! Такая жизнь у неё была! Столько романов! Состарилась она и к Шолохову поехала в станицу Вешенская, чтобы он о ней «Тихий Дон» написал, продолжение. Ты читал «Тихий Дон», Мартынов? ЗАХАР. Читал. В пересказе. АЛЕСЯ. Я так и знала. А она читала. И приехала к нему, постучалась в ворота. Только её не пустили. Шолохову уже нельзя было волноваться, сердце больное, понимаешь. А если бы она ему всё рассказала, у него бы инсульт случился. ЗАХАР. Инфаркт. АЛЕСЯ. Ну инфаркт. (Захар тянется к Алесе, чтобы поцеловать её, но она отталкивает его).
АЛЕСЯ. Ты чё вообще, Мартынов? ЗАХАР. Я? АЛЕСЯ. Ты чё вообще? Ты думаешь, я тут с тобой сейчас целоваться буду? ЗАХАР. Нет, конечно. АЛЕСЯ. Ты видишь, как я одета? ЗАХАР. Ну. АЛЕСЯ. Ты видишь, у меня траур, Мартынов! Ты видишь? Ты что вообще знаешь о моей жизни, Мартынов? Что ты знаешь? У меня парень погиб вчера. ЗАХАР. У тебя есть парень? АЛЕСЯ. Он ехал в армию Родине служить, понимаешь, Мартынов? Вот тебя папа отмажет от армии, а он поехал тебя защищать, Мартынов. И пока ты тут айпадиками развлекаешься, он ехал в вагоне на Дальний Восток, а приехал трупом. Повесили его там в поезде. И почки вырезали на органы. Мать поседела в одну ночь. А мы любили друг друга, понимаешь, Мартынов? Я храню ему верность, понимаешь? Ты вообще понимаешь, что это такое – верность? ЗАХАР. Офигеть. Чё правда? АЛЕСЯ. А ты тут материшься. ЗАХАР. Я больше не буду. АЛЕСЯ. Всё, Мартынов, оставь меня, у меня мигрень. Я себе вчера все глаза выплакала. Правило номер три: посылай всех на хуй. ЗАХАР. Алесь, может, тебе чего надо, я не знаю, водички? АЛЕСЯ. Меня спасать надо, Мартынов. Водички и упаковку снотворного. Две упаковки. ЗАХАР. Не, ну ты чё? Ну ты чё так? Надо жить! Ты молодая ещё, вон какая красивая… АЛЕСЯ (перебивая). Всё. Фак офф. ЗАХАР. Ладно-ладно, я понял. Ну, если чё надо…
Алеся морщится, Захар тихонько уходит, прикрыв за собой дверь.
11. Квартира Серёжи. Лена и Серёжа голые.
СЕРЁЖА. А я тебе нравился раньше? ЛЕНА. Когда раньше? СЕРЁЖА. В школе. ЛЕНА. Нравился, конечно. СЕРЁЖА. Правда? ЛЕНА.У тебя задница красивая была. СЕРЁЖА. И у тебя. ЛЕНА. И сейчас тоже. СЕРЁЖА. А если б я не встретил тебя сейчас? ЛЕНА. Я бы бросилась под тот трамвай. СЕРЁЖА. Значит, я спас тебя. А ты сразу узнала меня? ЛЕНА. Я вижу, кто-то пялится, смотрю, вроде, Лысенко. Всё такой же. Думаю: ну давай же уже, идиот, мне через две остановки выходить. СЕРЁЖА. Странно, я вообще-то, на трамваях не езжу. А в тот день машина не завелась. А помнишь, я тебя до дома проводил? ЛЕНА. Когда? СЕРЁЖА. Ну тогда, в школе. ЛЕНА. Ты был такой свежий, с живыми глазами, я сразу тебя заметила. Вёл себя на уроке только погано всегда, как клоун. СЕРЕЖА. Внимание привлекал. ЛЕНА. А я еще не умела таких клоунов затыкать. Молодая была учительница. СЕРЁЖА. Краснела. А у тебя блузка чуть просвечивала и соски было видно. ЛЕНА. А потом, в тот день, так устала. Пальцы от мела потрескались. Горло скребло. А главное, голова раскалывалась от вас, дебилов. Выползаю на улицу, а там дождь. И влажно так, и ярко. Зеленые, красные, желтые листья. И ты стоишь. С желтым зонтом дурацким. И глаза такие огромные, влажные. СЕРЁЖА. У меня температура была. И ещё накурился. ЛЕНА. И мы шли, а ты говоришь, что температура, и давай про папу рассказывать, что папа у тебя умер тем летом жарким, когда всё было выжжено. И ты приехал в морг, и только там было прохладно. И жара, и папа мёртвый. И папа не пожил толком. И так я почувствовала тебя. СЕРЁЖА. Жалко стало? ЛЕНА. Ну да, жалко, но не только. Просто ты так сердечно рассказывал. Как человек человеку. И слушал. СЕРЁЖА. А ты рассказывала что-то про завуча. ЛЕНА. А ты слушал. СЕРЁЖА. Еще Дейл Карнеги учил нас слушать. И сработало – мы же поцеловались. ЛЕНА. Да, было смешно – целоваться со школьником. СЕРЁЖА. Почему ты потом так мучила меня? ЛЕНА. Страшно стало. И противно. Похотливая училка. СЕРЁЖА. А я и правда влюбился тогда в тебя. Вены пытался резать. ЛЕНА. Да ладно. СЕРЁЖА. Да. Идиот. Мама спасла меня – отправила в Ирландию учиться. ЛЕНА. Боже мой. СЕРЁЖА. Ты же письма мои не читала. ЛЕНА. Ну извини. СЕРЁЖА. Да что теперь. ЛЕНА. Ну прости меня, слышишь? Я не знала! СЕРЁЖА. Как такое простить? ЛЕНА. Ну пожалуйста, прости меня! СЕРЁЖА. Такое не прощается. Ты очень, очень плохая. Теперь я буду тебе мстить. И так буду мстить, и так, переверну и снова буду мстить! Лена и Сережа занимаются сексом.
12. Офис. Александра, Тамара, Гена.
АЛЕКСАНДРА. Вчера едем с мужем, а впереди авария – автобус с кем-то столкнулся. Пробка, ползём. А возле автобуса мужик расхаживает, спиной к нам. И так странно идёт, не могу понять. Так странно как-то. Как-то, понимаете, изогнулся в пояснице, что поясница где-то впереди далеко. Ну, такой полноватый, конечно. Но когда он боком повернулся-то, смотрим – да он не полноватый, он очень жирный, огромный, с пузом каким-то тридцатишестимесячным, я не знаю, ноги слоновьи. Он потому изогнулся так, чтобы пузо тащить. И я сразу поняла – водитель. Он – водитель автобуса, точно. Он потому и потолстел не вширь, а вглубь. Чтобы на сиденье сесть, а всё лишнее отросло до руля – ляжки, пузо. Профессиональная деформация. И усы как у «Самоцветов». Жена есть, дети, телевизор, конечно.
(пауза)
Что-то вы такие молчаливые.
(пауза)
А вот я на днях иду, смотрю – алкаши какие-то стоят. Иду и думаю: вот же вы какие отвратительные, вонючие, наверное. И тут собака сзади откуда-то вылезет и за мной бежит. Огромный такой пёс, злой. Так и цапнет сзади. Как я к этим алкашам припустила! Бегу к ним и думаю: мужчины, вы такие сильные, вы меня спасёте! Такими они мне благородными показались. А пёс-то отстал, слава богу. Прохожу мимо тех мужиков и думаю: нет, всё-таки вы какие-то бомжи, грязные, обоссанные, фу.
(пауза)
Это еще что, а вот Лизка-то как пострадала, подруга моя. Очередь была на заправку, утром, все на работу. И Лизка на своих «Жигулях» стоит тоже, уже следующая. И тут вдруг иномарка подъезжает – и прямо перед ней – и заправляется. Лиза вышла из «Жигулей» своих, подходит, там водитель такой молодой, лет тридцать, в тёмных очках. И она ему говорит: «Некрасиво вы поступили, молодой человек, что же вы без очереди, ай-яй-яй!». Ну и вернулась в свою машину, села. Он вышел, и тоже к ней подходит, у неё стекло опущено. Подошел, и как даст ей кулаком в лицо! А потом сел в машину и уехал. И никто не вступился за Лизу. Она потом целый год в себя прийти не могла, в церковь ходила даже.
(пауза)
Томочка, ты как? Как до работы доехала сегодня? ТАМАРА. На автобусе, как всегда. АЛЕКСАНДРА. Ну да, ну да. А я сегодня еду, и такое настроение хорошее! Весна! Солнце! Думаю, дай я себе цветы подарю. Муж мне дарит два раза в год. ТАМАРА. А от кого тогда цветы приносили? АЛЕКСАНДРА. Когда? ТАМАРА. Так с полгода уже как. Букетище огромный. В ведро поставили, вонял еще с полмесяца. АЛЕКСАНДРА. А-а-а, лилии, это тогда, ха-ха-ха! Ну, это один знакомый… партнер, ну… нашей организации потенциальный клиент, мы встретились на конференции, и… ТАМАРА (перебивая). Понятно. АЛЕКСАНДРА. Ах, Тома, я тебя умоляю, ну что ты сразу… ТАМАРА (перебивая). Да мне что – я женщина свободная, незамужняя, а вот у некоторых семья, муж. АЛЕКСАНДРА. Тот клиент уже давно сгинул, кстати. Так вот, о чём я говорила? А, да, про фигуры. Я считаю, их надо штрафовать. ТАМАРА. Кого? АЛЕКСАНДРА. Тех, кто так себя запустил. Ну нельзя же! Я и зарядку делаю, и на велосипеде, и бегаю, и пилатес! И не только я, многие, многие девочки! И жареное не едим, и всякие проростки едим, я не знаю. А наши ровесники-мужики? Это мрак! Морды как старая говядина, красные, пуза эти… ТАМАРА (перебивая). А я, вот, не бегаю, и не пилатес. И чё? АЛЕКСАНДРА. Ничего, ты и так хорошо выглядишь, в нашем возрасте… ТАМАРА (перебивая). Ты что, хочешь сказать, я старая? АЛЕКСАНДРА. Да что ты! Мы же ровесницы! У нас отличный возраст! Мы теперь можем даже душиться духами «Я – шлюха», и это не испортит нашу репутацию, наоборот… ТАМАРА (перебивая). Так я выгляжу моложе тебя? АЛЕКСАНДРА. Моложе? Ну, не знаю. Ну может, когда вертикальные полоски, свободный крой… ТАМАРА (перебивая). Ты что, Александра Евгеньевна, хочешь сказать, я толстая? АЛЕКСАНДРА. Да нет, что ты, что ты, Тома! Совсем худая! Вот и Геннадий Львович подтвердит… ТАМАРА. Хватит издеваться! Вертихвостка!
Тамара плачет и убегает в туалет.
АЛЕКСАНДРА. Что это с ней? ГЕНА. Оживает. АЛЕКСАНДРА. Оживает? ГЕНА. Оттаивает. Александра, скажите, вы счастливы с мужем? АЛЕКСАНДРА. Что? ГЕНА. Вы счастливы с мужем? АЛЕКСАНДРА. Я? ГЕНА. Вы. Вы счастливы? АЛЕКСАНДРА (наигранно смеётся). Ха-ха-ха! Геннадий Львович! Вы такой парадоксальный! Ха-ха-ха! Люблю, когда мужчины задают неожиданные вопросы! ГЕНА. Александра, вы очень красивая и сексуальная женщина. И если он про это забыл, то он не прав, очень, очень не прав. Я уверен, все мужчины, если посмотрят на вас дольше пяти секунд, заобожают вас.
Гена подходит и целует Александру в губы, а потом возвращается за свой рабочий стол и работает.
13. Гена идет по улице.
ГЕНА. Спрашиваешь: почему? Я сделал это, потому что она этого хотела, точно. Я почувствовал – она звала. Я почувствовал, как она красит губы утром, и помада затекает в мелкие морщинки вокруг рта, и ей страшно, конечно, ей страшно, очень страшно остаться без любви, очень страшно стать невидимкой, когда никто не хочет поцеловать тебя в губы. Я шел по улице, и навстречу мне шли эти женщины с грустными глазами, и сердце разрывалось. Но что я мог сделать для них? Что я мог сделать, скажи? Они бы хотели, чтобы я обнял их, поцеловал, а потом пошел к ним домой и съел их ужин, и мы бы вместе выпили вина, а может быть, мы выпили бы вина в антракте спектакля про любовь, или вместе потанцевали бы, или плавали бы в море, а на берегу гладили бы друг друга, как будто намазывая солнцезащитный крем, а потом в номере делали бы то же самое без крема. Их было так много – этих женщин вокруг пятидесяти с крашеными волосами, одетых в платья, заманивающих бусами. Но всё напрасно, ничего не срабатывало - у всех у них были грустные глаза. Говорят, неоплодотворенные самки хорька умирают через год.
14. Квартира Парасюка. Алеся моет посуду, Парасюк сидит на стуле.
ПАРАСЮК. Что ты делаешь? АЛЕСЯ. Что? ПАРАСЮК. Что ты делаешь? АЛЕСЯ. Мою посуду. ПАРАСЮК. Зачем? АЛЕСЯ. Что? ПАРАСЮК. Зачем? АЛЕСЯ. Полная раковина скопилась. ПАРАСЮК. Может, ты мне еще рубашки погладишь? АЛЕСЯ. Я говорю – «сорочки». ПАРАСЮК. Рубашки. АЛЕСЯ. Хорошо, давай поглажу рубашки.
(Парасюк закрывает кран с водой, но Алеся всё равно трёт губкой тарелки).
ПАРАСЮК. Сядь, поговорим.
(Алеся садится).
Я позвонил тебе вчера на домашний телефон. АЛЕСЯ. Откуда ты его знаешь? ПАРАСЮК. Ты как-то позвонила с него мне на мобильник, я записал. Я позвонил тебе, и мама сказала, что ты у школьной подруги. Я спросил – пойдешь ли ты завтра в школу, она сказала «да, конечно». АЛЕСЯ. Я хорошо учусь. ПАРАСЮК. Да? АЛЕСЯ. Да. У меня пятерки. ПАРАСЮК. Так сколько тебе лет? АЛЕСЯ. Я тебе говорила – девятнадцать. Просто я несколько раз оставалась на второй год. ПАРАСЮК. В общем, теперь мы уже точно не можем встречаться. И ты сюда не можешь приходить. Более того, ты запорола мне несколько фотосессий. Я их не могу нигде выставлять, раз ты несовершеннолетняя. АЛЕСЯ. Печалька. И Жизель останется без бабок. ПАРАСЮК. Дура. Всё, теперь ты уйдешь, и мы всё это забудем. АЛЕСЯ. Подари мне на память свои трусы. ПАРАСЮК. Всё, давай. Ты очень клёвая. Давай созвонимся через пару лет, когда тебе будет восемнадцать. АЛЕСЯ. Может, останемся друзьями? ПАРАСЮК. Ага. АЛЕСЯ. Может, подвезёшь меня? ПАРАСЮК. Через пару лет. АЛЕСЯ (в дверях). А трусы твои я уже забрала. Правило номер четыре: бери всё, что тебе нравится, не спрашивая разрешения. ПАРАСЮК. Идиотка.
15. Лена и Серёжа на выставке фотографий.
ЛЕНА. Смотри, какой интересный баланс белого. СЕРЕЖА. И грудь красивая. ЛЕНА. Смотри, а здесь мультиэкспозиция. СЕРЕЖА. И грудь красивая. ЛЕНА. Дебил. СЕРЕЖА. И где ты таких слов нахваталась? ЛЕНА. Дебил? СЕРЕЖА. Мультиэкспозиция. ЛЕНА. У меня хобби такое – фотография. СЕРЕЖА. Ты мне не говорила. ЛЕНА. Да чё с тобой разговаривать. СЕРЕЖА. Иди сюда.
(Сережа, скрываясь от других посетителей, запихивает руку Лены себе в брюки).
ЛЕНА (пытаясь вырваться). С ума сошел? СЕРЕЖА. Тихо. ЛЕНА. Ты что, трусы не надел? СЕРЕЖА. Тихо. ЛЕНА. Блин, ну ты идиот. СЕРЕЖА. Продолжай. ЛЕНА. Отпусти, вдруг увидят. СЕРЕЖА. Не увидят. ЛЕНА. Кошмар. СЕРЕЖА. Да, вот так хорошо. ЛЕНА. Ужас какой-то. Блин, ну ты идиот. Ну всё, люди идут. СЕРЕЖА. Пойдем в мужской туалет, там никого.
Сережа и Лена уходят в мужской туалет.
16. Гена идет по улице.
ГЕНА. Тело. Горячее, белое, острое, вибрирующее. Мятное, круглое, свежее, мокрое. Мятое, затхлое, бархатное, синюшное. Тело ведёт нас. Заставляет бросаться на чужое, чтобы получить счастье. Унижает. Пугает. Просит, молит, болит. Люди маются телом, тело мается людьми. Я хочу им сказать: не мучайтесь, люди! Я несу вам письма счастья! Я написал 500 писем счастья, и несу их на почту. Как же вам повезло, вам, и вам! Вы получите моё письмо, и там написано что-то важное, и вложена часть моего тела. Волосы, с ног, с рук и с головы, кому-то кусочек ногтя – всё, что я смог собрать. Весь урожай моего тела, всё сухое и растущее, всё лучшее. Вы получите часть меня, часть моей силы. Берите! Мне не жалко! Берите! Храните – это сделает вас счастливее. Я чувствую, я знаю. Я точно знаю. На почте сонно и обшарпано и снова та мамочка. Я видел её два дня назад, когда приносил первую партию писем. Она снова в чём-то чёрном, конечно, и снова черные тени вокруг глаз – не высыпается. В коляске ребенок вываливается щеками и улыбается, но мамочка сонная. Мне кажется, этот ребенок похож на тебя. А она - спящая красавица с жидкими волосами. Она снова стоит в очереди, чтобы получить свою посылку из интернет-магазина. Она живёт ночью, когда заказывает все эти тряпочки, когда бешеный пульс и бешеные скидки. А днём она спит, днём скучно. Что же ты там получила, дорогая? Платье не по размеру? Туфли не того оттенка? Купальник, куда не поместится твоя кормящая грудь? Я хочу разбудить тебя, проснись! Выйди из своего одиночества, как из запоя. Позвони мне, вот мой номер. Я умею помогать голосом. Я написал в своих письмах: «Люди! Будьте счастливы! Пожалуйста, будьте счастливы, пожалуйста, пожалуйста!» И ты, пожалуйста, тоже. Пожалуйста.
17. Крыша. Алеся и Захар сидят на краю и смотрят вниз.
ЗАХАР. Вау! АЛЕСЯ. Классно, да? ЗАХАР. Вот куда девок водить надо. Папе скажу. АЛЕСЯ. Ха-ха, смешно! ЗАХАР. А что, он у нас знаешь, какой любитель! В худшие времена по две. И мне всё рассказывает. АЛЕСЯ. А мама? ЗАХАР. А мама с его друзьями мутит иногда. Но только иногда. А папаня у меня молоток! Только на таблетках уже. АЛЕСЯ. На каких? ЗАХАР. На «Виагре». Старенький стал. АЛЕСЯ. Тоже рассказывает тебе? ЗАХАР. Ну да. Ты, говорит, Захар, время-то не теряй, пользуйся девками, пока здоровье есть. Пока без таблеток можно. АЛЕСЯ. Фу, противно слушать, давай тему сменим. ЗАХАР. Давай. Как ты нашла эту крышу? АЛЕСЯ. В этом доме жил он. ЗАХАР. Кто он? АЛЕСЯ. Мой парень. ЗАХАР. Не хило. Новостройка в центре города. АЛЕСЯ. Тебя интересует только материальный мир, Мартынов? ЗАХАР. Не только. Не только, Алеся. Всё хочу спросить, а почему ты своё имя пишешь через «а»? АЛЕСЯ. Потому что «а» - первая буква алфавита. ЗАХАР. А, ну-ну. А меня Захар зовут, тоже где-то в начале. Хорошо, не Яков. АЛЕСЯ. Мартынов, мы учимся с первого класса, ты думаешь, я не знаю, как тебя зовут? ЗАХАР. А ты долго будешь хранить, ну, эту, ну… АЛЕСЯ. Что? ЗАХАР. Верность. Верность этому своему парню без почек. АЛЕСЯ. Ты идиот, Мартынов. ЗАХАР. Я перестал материться. АЛЕСЯ. Всё равно идиот. ЗАХАР (доставая косячок). Курить будешь? АЛЕСЯ. Гадость какая-нибудь? ЗАХАР. Растения. Экологически чистое удовольствие.
(Они курят. Молчат).
ЗАХАР. Я тебе нравлюсь? АЛЕСЯ. С чего бы? ЗАХАР. Мы сидим вместе на физике. АЛЕСЯ. Только на физике. ЗАХАР. Провожаю тебя после школы. АЛЕСЯ. Просто по-соседски. ЗАХАР. Мы целовались год назад. АЛЕСЯ. Надо же на ком-то тренироваться. Правило номер пять: используй людей как биомассу.
(Захар смеётся, Алеся нет).
ЗАХАР. Дура. Покажи сиськи. АЛЕСЯ. Чё? ЗАХАР. Покажи сиськи. Ему же показывала. АЛЕСЯ. Кому? ЗАХАР. Хрену-фотографу. Я всё знаю. АЛЕСЯ. В смысле? ЗАХАР. Ты всё придумала про своего солдата, да? Иванова, ты шизофреничка, ты знаешь? Тебе лечиться надо. АЛЕСЯ. Ты чё? Офигел? ЗАХАР. Я поговорил с девками из класса, они мне всё рассказали. Не было никакого парня без почек, ты всё выдумала! Ты трахалась с каким-то фотографом! Он тебя снимал голую! Ты сама идиотка! АЛЕСЯ. Иди отсюда, Мартынов. ЗАХАР. И теперь он тебя бросил! Зачем ему малолетка, на фига? А ты по крышам таскаешься, идиотка. АЛЕСЯ. Вали отсюда. Правило номер шесть: уродов нужно отстреливать! ЗАХАР. Потому что он тебя не любил! Он просто хотел трахаться, а ты привязалась к нему, малолетка! А я-то, как лох, спасаю тут тебя, в кино вожу! По крышам гуляю с тобой, чтоб не спрыгнула! А ты спрыгнула с катушек. АЛЕСЯ. Я сказала: вали отсюда! ЗАХАР. Дура! Он сначала выкладывал эти фотки, и девки их сохранили, а потом убрал. Но девки выложили их в фейсбук, ты видела? Ты видела? Ты теперь звезда, Иванова! АЛЕСЯ. Ненавижу тебя. Правило номер семь: осторожно - вокруг говно!
Алеся убегает, Захар смеётся.
18. Гена идёт по улице.
ГЕНА. Я расскажу тебе, что было вчера. Я торопился, я шел с работы быстро. Был удивительно душный день, даже жарко. Солнце грело стены зданий из стекла и бетона, и они поджаривали меня. Я достал платок и протёр лоб, и побежал дальше. Вот, вот оно здание суда. Металлоискатель, приставы с дубинками. Нет, у меня нет с собой оружия, баллончиков, и взрывающихся предметов. Вот этот зал. Седой, загорелый человек сидит в стакане. Он сутулится и внимательно смотрит на всех нас, вытирает лоб платком. Бубнит моль-прокурорша. Мы ровесники с ним, оказывается. Его зовут Артём. Здравствуй, Артём. Что же ты тут сидишь, Артём, на улице посвежее. «Нарушая правила проведения массовых мероприятий, начал двигаться за пределы согласованного места проведения акции», говорят они. Шаг влево, шаг вправо – и ты уже в стакане. «Прорвал кольцо оцепления», говорят они. Эти слова из
|
