Действие первое.Сенная лихорадка
Действующие лица: ДЖУДИТ Блисс. ДЭВИД Блисс. СОРЕЛ Блисс. САЙМОН Блисс. МАЙРА Эрандел. РИЧАРД Гретхэм. ДЖЕКИ Коритон. СЭНДИ Тайрелл. КЛАРА.
Действие происходит в гостиной загородного дома Блиссов.
Действие первое.
Гостиная в доме Дэвида Блисса, несомненный уют которой сочетается с ужасающим беспорядком. Вдоль стен стоят, лежат, валяются рисунки Саймреаю На рояле, стульях, креслах — кипы нот. Деревянная лестница из гостиной ведет наверх, заканчиваясь небольшой площадкой, откуда проход к кабинету Дэвида, комнате Саймона и к спальням. Рядом с лестницей слева — проход в служебные помещения, по левой же стороне, но ближе к нам — дверь в библиотеку. Прямо, в глубине сцены — двустворчатые застекленные двери (так называемые «французские окна»), ведущие в сад. Справа — входная дверь. Июнь, суббота, три часа дня. САЙМОН в чудовищно грязной футболке и мятых штанах из серой фланели, стоя на коленях посреди комнаты, рисует на большом куске плотной бумаги. СОРЕЛ в несколько более опрятной одежде, растянувшись на диване, листает толстенную книгу в самодельном переплете.
СОРЕЛ. Нет, я не могу! Саймон, ты послушай! (Читает по книге.) «Любовь есть Развратник, что в пьяном угаре Тискает Юности нежные груди, Мнет и царапает, жмет и кусает… Боже, зачем так устроены люди!?» (Смеется.) САЙМОН (отрываясь от работы). Да, видно, она уже совсем свихнулась. СОРЕЛ. А главное, она мне свои чертовы стихи прислала в подарок. Теперь придется сказать про эту книгу что-нибудь приятное. САЙМОН. Скажи, хороший переплет. СОРЕЛ. А ведь она была вполне нормальная, пока не вышла замуж за своего мрачного коротышку. САЙМОН. Она всегда была жуткой показушницей. Вечно корчила из себя тонкую художественную натуру. А сама как была, так и осталась заурядной толстокожей мещанкой. СОРЕЛ. Похоже, ты сегодня не брился. САЙМОН. Похоже, потому что не брился. Вот сейчас закончу и пробреюсь. СОРЕЛ. А знаешь, мне иногда хотелось бы, чтобы мы сами были заурядными и толстокожими. САЙМОН. Да ну? (Снова начинает рисовать.) СОРЕЛ. Я бы хотела быть простой деревенской девчонкой, целый день бегать и прыгать на свежем воздухе… САЙМОН. Хвала Господу, от чего он нас избавил. СОРЕЛ. По крайней мере, у меня всегда было бы хорошее настроение. САЙМОН. Только не в этом доме. СОРЕЛ. А где мама? САЙМОН. В саду. Репетирует. СОРЕЛ. Репетирует? САЙМОН. Да. Заучивает наизусть названия цветов. СОРЕЛ. Зачем? САЙМОН. Не знаю. (Глядя на рисунок.) Черт!.. Криво. СОРЕЛ. Когда она начинает играть в сельскую аристократку, меня это настораживает. САЙМОН. Меня тоже. СОРЕЛ. А сегодня она играет в это весь день. Утром целый час стучала по барометру. САЙМОН. Значит, готовится произвести на кого-то неотразимое впечатление. СОРЕЛ (взяв сигарету со столика возле дивана). Интересно, на кого. САЙМОН. Видимо, скоро появится очередной влюбленный страдалец. СОРЕЛ. Только бы не сегодня. (Закуривает.) А ты думаешь, она на сегодня кого-то пригласила? САЙМОН (Глянув на нее). Понятия не имею. Может, отец знает? СОРЕЛ. Папа весь в работе. САЙМОН. Ну, может быть, Кларе что-нибудь известно. СОРЕЛ. Позови ее. САЙМОН (кричит в служебную дверь). Клара! Клара!.. СОРЕЛ. Хоть бы сегодня у нее не было никаких гостей! САЙМОН. Почему? Ты что, сама кого-то пригласила? САЙМОН. Пригласила. САЙМОН (сердито). Какого черта ты мне не сказала? СОРЕЛ. Откуда я знала, что тебе это интересно? САЙМОН. И кто же это? СОРЕЛ. Ричард Гретхэм. САЙМОН. Ну да? Вот здорово! Ричард Гретхэм! Даже не слышал о таком. СОРЕЛ. Ну и нечего хвастать своим невежеством. Очень глупо. САЙМОН (поднимает с пола рисунок и карандаши). Готово. (Сворачивает рисунок трубкой.) СОРЕЛ. Ричард Гретхэм — его все знают. САЙМОН (дружелюбно). Очень рад за всех. СОРЕЛ. Он очень серьезный дипломат. Я с ним на танцах познакомилась. САЙМОН. В нашем доме ему никакая дипломатия не поможет. (Кладет карандаш на рояль.) СОРЕЛ. Ну, конечно, я его предупредила, чтоб на хорошие манеры он тут не рассчитывал, но все-таки я прошу, чтоб ты был с ним хоть немного полюбезнее. САЙМОН (дружелюбно). Знаешь, у меня лично знакомых дипломатов пока нет, но я их заранее всех терпеть не могу: они все такие самодовольные, лощеные и вежливые — прямо тошнит. СОРЕЛ. Немножко вежливости не повредило бы и большому художнику. САЙМОН. А его документы при нем будут? СОРЕЛ. Какие документы? САЙМОН. Ну хоть какие-нибудь. Даже у дипломата должны быть документы. (Ставит рисунок на стул. СОРЕЛ. Можешь поберечь свою иронию для своих карикатур. САЙМОН. А ты бы могла приберечь свои амурные страсти для Лондона, а не обрушивать их здесь на головы беззащитных родственников. СОРЕЛ. Я постараюсь, чтобы с тобой он общался как можно меньше. САЙМОН. Да уж, миленькая, постарайся. (Подходит к роялю, берет сигарету, закуривает.)
Из служебной двери входит Клара. Это полненькая невысокая женщина, энергичная и весьма неряшливо одетая. Клара, мама на сегодня никого не приглашала? КЛАРА. Не знаю, дорогой. Продуктов в доме мало. К тому же, у Эми разболелся зуб. СОРЕЛ. У меня где-то было гвоздичное масло. Надо ей дать. КЛАРА. Она уже пробовала. Зуб не прошел, зато язык обожгла. Прыгала по кухне как ненормальная. СОРЕЛ. Ты не забыла поставить цветы в японскую гостиную? САЙМОН. Японская гостиная — это чисто женская комната. Она абсолютно не приспособлена для сюсика иностранных дел. СОРЕЛ. Саймон, заткнись! КЛАРА. Не нервничай, дорогая, в гостиной полный порядок. Как в гримерной твоей матери в день премьеры. САЙМОН. Тогда это безумный уют! КЛАРА. А ты уже ей сказала насчет своего ухажера? СОРЕЛ (с досадой). Никакой он не ухажер. КЛАРА (поднимая с пола еще один рисунок Саймона). Ну, нет, так нет. (Ставит рисунок на стул.) САЙМОН. Знаешь, Клара, по-моему, Сорел нас всех ужасно стыдится. И я ее не осуждаю, мы тут все страшно безалаберные. КЛАРА (Саймону). Дорогой, ты что, хочешь повесить это в ванной для гостей? Ты думаешь, это прилично — чтоб столько голых женщин кувыркалось на траве… САЙМОН (сухо). Клара, обнаженное женское тело — прекрасно. КЛАРА. Значит, у меня что-то со зрением. Столько лет служила в театре костюмершей, а не заметила. (выходит через служебную дверь.) САЙМОН. У Клары очень усталый вид. Нам бы следовало иметь больше прислуги и не взваливать все на нее. СОРЕЛ. Будто ты не знаешь, что прислуга у нас не задерживается. Ты очень правильно сказал: мы все — безалаберные! И мне за эту нашу безалаберность ужасно стыдно. САЙМОН. Тебе она что, мешает? СОРЕЛ. Я думаю, она мешает другим. САЙМОН. Мы не виноваты. Так уж нас воспитали. СОРЕЛ. Но раз у нас хватает ума это понимать, то должно хватить ума, чтобы измениться. САЙМОН. Вот уж не уверен, что хотел бы измениться. СОРЕЛ. Мы же совершенно не умеем вести себя с людьми. САЙМОН. С людьми, к которым хорошо относимся, умеем. СОРЕЛ. Люди, к которым мы хорошо относимся, терпят это, потому что хорошо относятся к нам. САЙМОН. А что значит — уметь себя вести в обществе? Улыбаться и болтать о погоде? СОРЕЛ. Когда у нас гости, мы даже не пытаемся как-то их занимать, следить за ними. САЙМОН. Следить? Слежка — это омерзительно. СОРЕЛ. Когда люди в гостях, им нужны хоть какие-то знаки внимания. Хотя бы спросить у человека, как он провел ночь. САЙМОН. Очень приличный вопрос! СОРЕЛ. Все равно лично я постараюсь измениться к лучшему. САЙМОН. Сейчас — постараешься. Потому что сейчас мания — этот твой дипломат. А потом снова станешь нормальной. СОРЕЛ (убежденно). В том-то и дело, что мы — ненормальные! Не-нор-маль-ны-е. Когда мы говорим то, что для нас нормально, у окружающих глаза на лоб лезут. Тут меня в гости пригласили, и я там за обедом говорю: вот было бы здорово, если б кто-нибудь что-то такое изобрел, чтоб мы все разом стали похожи на китайцев. Я просто так сказала, а то у них там жуткая тоска была. А все решили, что я спятила. САЙМОН. Ну и нечего переживать Просто у нас особый взгляд на вещи, вот и все. А если кому не нравится, это его личное дело.
Из сада выходит ДЖУДИТ. На ней домашнее платье, широкополая соломенная шляпа, холщовые рукавицы и галоши. В руках — корзина с охапкой цветов.
ДЖУДИТ. Саймон, чем ты тут занимался? Ты грязный, как трубочист. САЙМОН (невозмутимо). Редко умываюсь ДЖУДИТ (поставив корзину на стол, и снимая перчатки). Следовало бы чаще, дорогой. Ты себе грязью кожу испортишь. СОРЕЛ. Клара сказала, у Эмми зуб разболелся. ДЖУДИТ. Бедняжка. Надо ей дать гвоздичного масла… А Эмми это кто? СОРЕЛ. Я думаю, кухарка. ДЖУДИТ. Да? Как интересно. Она совсем не похожа на Эмми. Ей гораздо больше подошло бы имя Флосси. Дайте мне сигарету.
Саймон подает ей сигарету из сигаретницы на рояле.
Вот эти цветы — это дельфиниумы? САЙМОН (давая ей прикурить). Нет, мама, дельфиниумы синие, на высоком стебле. ДЖУДИТ. Ах да, правильно. А это — настурции. Очень просто запомнить. Смесь из «нас» и «Турции». (Садится на табурет у рояля. Саймон снимает с нее галоши, ставит рядом на пол.) Я надеюсь, Клара не забыла приготовить японскую гостиную? СОРЕЛ. Японскую гостиную? ДЖУДИТ. Ну да, я велела ей поставить туда цветы и убрать белье Саймона из комода. СОРЕЛ. Я тоже ее об этом просила. ДЖУДИТ (зловеще). А ты-то зачем? СОРЕЛ (небрежно). Я пригласила к нам на уикэнд Ричарда Гретхэма. Я думала, ты не будешь возражать. ДЖУДИТ. Возражать?! Да как ты посмела? СОРЕЛ. Он дипломат. ДЖУДИТ (подойдя к столику, начинает разбирать цветы). Тем хуже. Сейчас же позвони и отделайся от него. СОРЕЛ. Теперь уже поздно. ДЖУДИТ. Ну тогда пускай Клара скажет ему, что нам пришлось срочно уехать. СОРЕЛ. Во-первых, это было бы ужасно невежливо, а во-вторых, я хочу его видеть. ДЖУДИТ. Какая наглость! Взять и пригласить на уикэнд совершенно незнакомого человека, только потому что она хочет его видеть! Как вам это нравится? СОРЕЛ. Как будто я раньше так не делала. ДЖУДИТ. Это ничего не меняет!.. Где он тут будет ночевать? СОРЕЛ. В японской гостиной. ДЖУДИТ (ставя букет на столик возле дверей). Нет, там он ночевать не будет. Там будет ночевать Сэнди Тайрелл. САЙМОН (Сорелл). Ну! Что я тебе говорил? СОРЕЛ. Сэнди… Как? ДЖУДИТ. Тайрелл, дорогая. САЙМОН. Мама, почему ты раньше не сказала, что он приезжает? ДЖУДИТ (поправляя цветы в вазе). Как не сказала? Вот уже несколько дней я только о нем и говорю. Сэнди Тайрелл — я его обожаю. САЙМОН. Ты о нем даже не упоминала. СОРЕЛ. Мама, он кто?ъ ДЖУДИТ. Он — совершеннейшая прелесть, и безумно в меня влюблен. Ну, возможно, не столько в меня, сколько в ореол моей актерской славы, но все равно, это невыразимо приятно. СОРЕЛ. Мама, я бы очень хотела, чтобы ты, наконец, когда-нибудь успокоилась. ДЖУДИТ (взяв еще несколько цветков из корзины). В каком смысле — «успокоилась»? СОРЕЛ. Ты прекрасно знаешь — в каком. ДЖУДИТ (бросив цветы). Ты, кажется, вознамерилась меня критиковать? СОРЕЛ. По-моему, поощряя ухаживания всех этих зеленых юнцов, которых завораживает твое имя, ты сильно роняешь свое достоинство. ДЖУДИТ. Весьма возможно, но судить об этом буду я сама. И мне бы хотелось видеть рядом с собой воспитанную дочь, а не воспитывающую тетку. СОРЕЛ. Но ведь это так пошло. ДЖУДИТ. Пошло? Какой вздор. А твой дипломат, значит, не пошло. СОРЕЛ. Да уж, разница есть. ДЖУДИТ. Похоже, ты вообразила, что раз тебе девятнадцать, и ты довольно бойкая и смазливая девица, то все увлечения и романы на свете — исключительно твоя монополия. Так знай: это глубочайшее заблуждение. СОРЕЛ. Но, мама… ДЖУДИТ (снимает с рояля вазу и дает Саймону, который держит ее, пока мать заполняет вазу цветами). Послушать тебя, так можно подумать, что мне уже лет восемьдесят. Конечно, я сделала глупость, что не отдала тебя в интернат. После интерната ты бы выглядела так, что меня принимали бы за твою старшую сестру. А то и за младшую. САЙМОН. Это не помогло бы. Всему свету известно, что мы твои сын и дочь. ДЖУДИТ. Только потому что у меня хватало глупости позировать с вами на руках перед фотокамерами. Я чувствовала, что я об этом еще пожалею. САЙМОН. Не вижу никакого смысла пытаться быть моложе, чем ты есть. ДЖУДИТ. Мой дорогой, видеть в этом смысл в твоем возрасте было бы просто непристойно. (Ставит вазу с цветами на рояль.) СОРЕЛ. Мама, милая, как ты не понимаешь, что это неприлично — выставлять напоказ твоих юных обожателей? ДЖУДИТ. Я ничего не выставляю напоказ. И никогда не выставляла. Я была женщиной высочайших моральных принципов всю свою жизнь — ну, почти всю. А если невинный флирт доставляет мне удовольствие, не вижу, почему бы мне не пофлиртовать. СОРЕЛ. Тебе уже поздновато позволять себе это удовольствие. ДЖУДИТ. Знаешь, Сорел, в тебе с каждым днем становится все больше этого отвратительного, типично женского. СОРЕЛ. Да, и я горжусь, что я типичная женщина. ДЖУДИТ (усевшись на диван рядом с Сорел, целует ее). Ты мое чудо, я тебя обожаю. И ты очень хорошенькая. Я ужасно ревную. СОРЕЛ (обняв Джудит). Ты серьезно? Как интересно! ДЖУДИТ. И ты будешь хорошо себя вести, когда приедет Сэнди, правда? СОРЕЛ. А он не мог бы переночевать в нашей «преисподней»? ДЖУДИТ. Милая моя, да ты что! Он же настоящий атлет, спортсмен, а там все эти трубы горячего отопления, там жуткая духота… Это может подорвать его здоровье. СОРЕЛ. Так же как и здоровье Ричарда. ДЖУДИТ. Вот дипломат как раз даже не заметит. Он наверняка привык к жаре в наших тропических посольствах, где они обмахиваются опахалами и все такое. САЙМОН. Все же надеюсь, что он не бессмертный. СОРЕЛ. Что-то ты в последнее время стал больно высокомерным. САЙМОН. Ничего подобного. Просто тошнит — каждый раз выказывать твоим дружкам свое сердечное расположение. СОРЕЛ. Какое там сердечное!.. Ты же не знаешь, что такое элементарные приличия. ДЖУДИТ. Не ссорьтесь. САЙМОН. И вообще, японская гостиная — это женская комната, и занимать ее может только женщина. ДЖУДИТ. Но я обещала ее Сэнди. Он очень любит все японское. САЙМОН. Так же как и Майра! ДЖУДИТ. Майра? САЙМОН. Майра Эрандел. Я ее пригласил. ДЖУДИТ. Что?! Что ты сделал? САЙМОН. Пригласил к нам на уикэнд Майру Эрандел. Она ужасно милая. СОРЕЛ. Но это же просто свинство! Мог бы хоть предупредить! Даже представить боюсь, что теперь скажет Ричард! САЙМОН. Что-нибудь политически важное. ДЖУДИТ. Нет, Саймон, это уже слишком. Ты что, в самом деле посмел… САЙМОН. Да, мама, посмел! Я пригласил в гости Майру, и я имел на это полное право. Ты сама всегда говорила, что надо освобождаться от условностей. ДЖУДИТ. Да, но Майра Эрандел от них уж слишком освободилась. САЙМОН. Неужели она тебе не нравится? ДЖУДИТ. Нравится? Я ее терпеть не могу. Для тебя она слишком стара. Она использует секс, как сеть для ловли креветок. САЙМОН. Мама, как тебе не стыдно! ДЖУДИТ. Он еще возмущается! Ты прекрасно знаешь, что она мне не нравится, поэтому и сообщил, что она приедет, только когда ее уже нельзя остановить. Это возмутительно! СОРЕЛ (надменно). Лично мне-то безразлично — будет она здесь или нет, но, боюсь, Ричарду она может не слишком понравиться. САЙМОН. А по-моему, ты боишься, что она ему может слишком понравиться. СОРЕЛ. Оскорбительно и глупо. ДЖУДИТ. Господи, ну почему, когда вокруг столько чудных молодых девушек, тебя угораздило влюбиться в эту самовлюбленную авантюристку? САЙМОН. Никакая она не авантюристка, и я вовсе не говорил, что влюбился. СОРЕЛ. Он от нее без ума. Она же постоянно ему льстит и восхищается его карикатурами. САЙМОН (яростно). На себя посмотри! Подцепить на танцульках какого-то старикашку! СОРЕЛ (кричит). Он не старикашка! ДЖУДИТ. Вы меня оба ужасно расстроили. Я так мечтала, что наступит тихий спокойный уикэнд, и бесхитростная влюбленность Сэнди будет согревать мое сердце — когда мне этого захочется, — а теперь в доме начнется бог знает что. Еды не хватит, в ванную очередь, в общем, какой-то кошмар. Хоть вешайся! САЙМОН. Насчет нас с Майрой можешь не беспокоиться. Мы никому глаза мозолить не будем. СОРЕЛ. А мы с Ричардом завтра на целый день уйдем на реку. ДЖУДИТ. На реку? СОРЕЛ. Возьмем лодку. ДЖУДИТ. Я тебе категорически запрещаю даже подходить к лодке! САЙМОН. Тем более, наверняка будет дождь. ДЖУДИТ. Что скажет отец, я и подумать боюсь. Он должен успеть к сроку закончить свою «Грешную женщину». А тут будет этот шум! СОРЕЛ. Да кто собирается шуметь? Разве что этот твой… как там его… Может, он у тебя слишком шумливый? ДЖУДИТ. Если ты будешь хамить Сэнди, я на тебя очень серьезно обижусь.
Появляется спустившийся по лестнице ДЭВИД. Он очень раздражен.
ДЭВИД. В чем дело? Что за дикий крик? ДЖУДИТ. Клянусь, я с ума сойду! ДЭВИД. Почему Клара не принесла мне мой чай? ДЖУДИТ. Не знаю. ДЭВИД. А где она? ДЖУДИТ. Перестань меня допрашивать! ДЭВИД. Чем вы тут все расстроены? Что случилось?
Клара входит через служебную дверь с маленьким чайным подносом в руках и сует его Дэвиду.
КЛАРА. Ваш чай. Уж извините, что поздно. Эмми чайник поставить позабыла. У нее зуб разболелся. ДЭВИД. Бедняжка. Нужно дать ей гвоздичного масла. СОРЕЛ. Если еще раз кто-нибудь скажет про гвоздичное масло, я за себя не отвечаю. ДЭВИД. Что за чушь? А где Сузи? САЙМОН. Утром я видел ее в саду. ДЭВИД. Я уверен, никому из вас даже в голову не пришло ее покормить. КЛАРА. Я ей, как всегда, поставила еду возле стола на кухне, да она к ней не притронулась. СОРЕЛ. Может, она мышей ловит. ДЭВИД. Для этого она еще слишком маленькая. При вашей о ней заботе она вполне могла упасть в реку и утонуть! Постыдились бы! КЛАРА. Да не берите в голову. Сузи не пропадет, она такая хитрющая. (Выходит через служебную дверь.) ДЭВИД. Чтоб меня больше не беспокоили. (С подносом в руках поднимается по лестнице, оборачивается.) Да, Саймон. Тут должна подъехать одна симпатичная юная особа. Поездом в четыре тридцать. Я тебя прошу, встреть ее и будь полюбезнее. Она непроходимая дура, но любопытна мне как типаж, и я хочу понаблюдать — как она будет здесь себя вести. Переночевать она может в японской гостиной.
Дэвид выходит, оставив за собой мертвую тишину. Сорел плюхается в кресло.
ДЖУДИТ (после паузы). Кто бы сыграл мне на рояле что-нибудь лирическое? САЙМОН. К черту все! К черту! К черту! СОРЕЛ. Думаешь, твоя ругань поможет? САЙМОН. Мне только она и поможет. СОРЕЛ. Чего отец хочет этим добиться? ДЖУДИТ. Саймон, поскольку приема гостей не избежать, ты бы все-таки побрился.
Саймон стоит, трагически опершись на рояль.
СОРЕЛ (яростно, сквозь слезы). Просто свинство! Стоит мне чего-то захотеть, как тут же этого хотят все остальные! Боже, как я мечтаю жить сама! Отдельно! Быть свободной личностью! И делать все, что я хочу! Чтобы эта семья меня не душила и не мешала существовать! ДЖУДИТ (с картинным трагизмом). Дитя мое, ты своими словами разрываешь мне сердце! СОРЕЛ. Мама, а ты меня раздражаешь! ДЖУДИТ (скорбно). Увы, в последнее время мои дети совсем переменились. Я пыталась не замечать этого, и напрасно. В мои годы надо смотреть горькой правде в глаза. САЙМОН. Я чувствую, это будут самые кошмарные суббота и воскресенье в моей жизни. ДЖУДИТ (задушевно). Не надо плакать, моя девочка. СОРЕЛ. Нечего меня утешать, это просто нервы. ДЖУДИТ (усаживая ее на диван рядом с собой). Моя девочка. Ну, положи мне головку на плечико. САЙМОН (язвительно). Да-да, положи свою златокудрую головку… СОРЕЛ (сквозь слезы). Ричарду придется ночевать в «преисподней», а это особе отдадут японскую гостиную! ДЖУДИТ. Только через мой труп. САЙМОН. Мама, что будем делать? ДЖУДИТ (притягивает сына к себе, кладет его голову на свое правое плечо, голова Сорел — на ее левом плече. Словом, умилительная картина материнства). Мы с вами должны быть добрыми, очень, очень добрыми — ко всем, ко всем… САЙМОН. Мама, ради бога, не надо!.. ДЖУДИТ (очень печально). Не надо? Чего? Не понимаю. САЙМОН. Не надо изображать эту красивую печаль. ДЖУДИТ. Что ж, если я красива, и я печальна. САЙМОН. Ну, положим, мамочка, красавицей ты никогда не была. ДЖУДИТ. Неважно. Я тысячи людей заставила верить, что я красива. САЙМОН. И что ты печальна? ДЖУДИТ (отталкивая его). Вот что, мой милый, я не выношу когда мной командуют. Если я говорю, что я печальна, значит, я печальна. Тебе этого не понять, потому что ты самоуверенный зануда. В жизни каждой женщины наступает время, когда… СОРЕЛ (вставая с дивана, с мукой в голосе). О, боже! ДЖУДИТ. Сорел! Что ты сейчас сказала? СОРЕЛ. Я сказала: «О, боже!». ДЖУДИТ. Не упоминай имя Господа всует. СОРЕЛ. Как ты обаятельно лицемеришь! ДЖУДИТ (возведя глаза к небу). Не знаю, что я в своей жизни сделала, чтобы теперь меня так мучали неблагодарные дети. Как это жестоко — в мои годы, когда я… САЙМОН. Ты опять начинаешь? ДЖУДИТ (после паузы, без всякой связи). Сорел, ты стала какая-то слишком длинная. СОРЕЛ. Ну извини, мама! ДЖУДИТ. У этих сигарет отвратительный вкус. Дайте мне еще одну. (Саймон приносит ей сигарету из сигаретницы, дает прикурить.) Где они их берут?.. Я не желаю больше думать обо всех этих ужасных гостях. С данной секунды мой мозг этой темы не воспринимает. СОРЕЛ. Все это прекрасно, мама, однако… ДЖУДИТ. Сегодня утром я приняла важное решение. САЙМОН. Какое еще решение? ДЖУДИТ. Это абсолютный секрет. СОРЕЛ. Значит, не скажешь? ДЖУДИТ. Конечно, скажу. Я имею в виду, это абсолютный секрет для вашего отца. САЙМОН. Ну так скажи. ДЖУДИТ. Я решила вернуться на сцену. САЙМОН (опускаясь на кушетку перед роялем). Я так и знал! ДЖУДИТ. Я здесь закисаю. А я не желаю закисать, пока душа еще теплится в этом бренном теле. СОРЕЛ. И по-твоему, это делать разумно? Ты же всего год назад объявила, что уходишь окончательно и бесповоротно. Чем ты объяснишь, что так внезапно вернулась? ДЖУДИТ. Желанием публики, дорогая. Мне пишут зрители. САЙМОН. Ты хоть одно письмо получила? ДЖУДИТ. Одно?! Не одно!.. А два или три. Поэтому я и возвращаюсь. Я считаю, они должны были писать сотни писем! СОРЕЛ. Хочешь, мы сами напишем тебе восторженные послания, ты их напечатаешь в газете. ДЖУДИТ. Конечно, хочу. СОРЕЛ. И ты думаешь, что все это поднимет твой престиж? ДЖУДИТ. В любом случае на сцене мой престиж выше, чем здесь, в этой деревне. Моя жизнь там. Я изо всех сил пыталась сделаться мелкопоместной леди, но не получилось. (Воздев оуки к небу.) Я чахну без славы и оваций! Я хочу снова ощутить трепетную атмосферу премьеры. Когда толпа поклонников жаждет твоего успеха, когда всезнайки-критики следят за тобой восхищенными взорами, а если реплика им особенно нравится, издают особое хрюканье… А потом газеты — поощрительное ворчание «Дейли мэйл», довольное урчание «Санди Таймс», и оглушительный вопль восторга «Дейли экспресс»! Я различаю их все… САЙМОН. Ты уже и пьесу выбрала? ДЖУДИТ. Я хочу возобновить «Тайфун любви». СОРЕЛ (ошеломленно). Мама! (Хохочет.) САЙМОН (безнадежно). Отец придет в ярость. ДЖУДИТ. Это его личное дело. СОРЕЛ. Пьеса ужасная. ДЖУДИТ. А роль — прекрасная. (Сорел хочет возразить, но не успевает.) Не надо слишком придираться, дорогая. Я и сама могла бы посмеяться, однако эта роль была одной из самых больших моих удач. САЙМОН. Пьеса глупейшая. Но я ее люблю. Она у меня просто дикий смех вызывает. ДЖУДИТ. Вот и публика ее любит. И у публики она смеха не вызывает. Ну, почти. (Проникновенно цитирует.) «Ты глупец, ты жалкий слепой глупец! Ты думаешь, если ты купил мое тело, то ты купил и мою душу?». (Саймону.) Согласись, это по-настоящему драматично… «В своих мечтах я часто грезила о прекрасной любви, но я и представить не могла, насколько прекраснее любовь в действительности!..». (Смахнув воображаемую слезу.) В этом месте у меня каждый раз — слезы… САЙМОН. Да уж, второй акт это вообще… ДЖУДИТ (Сорел). А с момента, когда появляется Виктор, все идет особенно мощно… Сорел, ну-ка встань, как будто ты — Виктор… СОРЕЛ (вставая с дивана). Это когда он вдруг входит в самом конце? ДЖУДИТ. Да, да… Со слов: «Что здесь происходит? Или, может быть, это ишоа?». СОРЕЛ (надвигаясь на Джудит, трагически). «Что здесь происходит? Или, может быть, это игра?». ДЖУДИТ (с чувством). «Да, это игра — игра, которую придется довести до конца!» САЙМОН (вставая и направляясь к Джудит, загробным голосом). «Зара, что все это значит?». ДЖУДИТ. «О, сколько иллюзий разбито вдребезги! Сколько надежд обратилось в прах!». СОРЕЛ (обегая Джудит и становясь лицом к Саймону). Я — Джордж… «О нет, это невозможно!.. Ты и Виктор!.. Боже мой…». (Страстно заламывает руки.) ДЖУДИТ (как бы прислушиваясь). «Чшшш! Кажется, наша малышка проснулась и плачет». САЙМОН (сардонически). «Она еще не так заплачет, бедная крошка, когда узнает, что ее мать — обыкновенная…».
Звонят в дверь.
ДЖУДИТ. Черт! Кто-то приехал! СОРЕЛ (бросаясь к зеркалу на рояле). Господи, какая я страшная! САЙМОН. Что верно, то верно.
Из служебной двери выходит Клара и направляется к входной двери.
ДЖУДИТ. Клара! Пока вы еще не открыли… Ужин придется готовить на восьмерых. САЙМОН. И завтрак на восьмерых, и чай, и ланч, и завтрашний обед. ДЖУДИТ (небрежно). И надо как-то разместить гостей по комнатам. КЛАРА. Да уж придется — не в коридоре же им спать. СОРЕЛ. Ну вот, теперь еще и Клара расстроилась. ДЖУДИТ. Ну и что теперь с этим делать? Ни с чем ничего нельзя сделать. Это рок. Все на свете происходит по воле рока. Мне эта мысль всегда служит утешением. КЛАРА. Чистой воды эгоизм, и ничего больше. ДЖУДИТ. Клара, не надо быть дерзкой. КЛАРА. Я, может, и дерзкая, только про некоторых тоже кое-что могла бы сказать. Обед на восмьерых! Да еще Эмми хотела пораньше уйти! Каторга тут у вас и больше ничего!
Снова звонят в дверь. САЙМОН. Может, все-таки открыть?
Клара открывает входную дверь, и появляется Сэнди Тайрелл, очень здорового вида молодой человек. У него по-юношески преувеличенное чувство собственного достоинства и очень крепкие мускулы — результат занятий любительским боксом. Клара выходит через служебную дверь.
СЭНДИ (подходя к Джудит и пожимая ей руку). Знаете, это жутко здорово, что вы меня сюда пригласили! ДЖУДИТ. Вы что, один? СЭНДИ (удивленно). Один. ДЖУДИТ. Я имею в виду, вы никого не встретили на станции? СЭНДИ. Да я же на машине приехал, прямо до вашего дома. А что, надо кого-то встретить? Я съезжу. ДЖУДИТ. Нет-нет, что вы. Прошу вас, познакомьтесь. Моя дочь Сорел. Мой сын Саймон. СЭНДИ (делая шаг к Сорел и протягивая ей руку, которую она игнорирует). Добрый день. СОРЕЛ. Добрый. Исключительно добрый! Для меня — так добрей не бывает! (Кидается к лестнице и убегает наверх.) САЙМОН. И для меня — тоже! (Убегает следом за Сорел. Сэнди ошарашено смотрит им вслед.) ДЖУДИТ. Извините, у меня весьма своеобразные дети. Вы привезли с собой какие-то вещи? СЭНДИ. Чемодан, он в машине. ДЖУДИТ. Ну, пусть он пока там. Клара сейчас приготовит чай, а комнату мы вам покажем позже. СЭНДИ. Знаете, я еле дождался. Вот этот вид у окна меня прямо перед глазами стоял. ДЖУДИТ. Да, вид здесь у нас чудесный. (Подходит к окну.) В ясную погоду прекрасно видно море. По крайней мере, мне так говорят. СЭНДИ. Нет, я в смысле, что еле дождался увидеть вас. ДЖУДИТ. Как мило с вашей стороны. (Садится на диван.) Хотите чего-нибудь выпить? СЭНДИ. Спасибо, не могу. У меня сейчас тренировки. ДЖУДИТ (усаживая его рядом с собой). Какая прелесть. А что за тренировки? СЭНДИ. Бокс. Через две недели соревнования. ДЖУДИТ. Я обязана придти на вашу премьеру. СЭНДИ. Вы выглядите потрясающе. ДЖУДИТ. Я очень рада… Я вас прошу, если Саймон и Сорел будут как-то не так себя вести, не обращайте внимание. Последнее время они оба не в духе. СЭНДИ. Жутко смешно, у вас такие взрослые дети. Даже не верится. ДЖУДИТ (быстро). Я вышла замуж совсем девочкой. СЭНДИ. Да мне все равно. Вообще, жутко странно: я так давно мечтал познакомиться с вами, а познакомился всего неделю назад. ДЖУДИТ. А вы мне с первого взгляда понравились — у вас такой тонкий профиль. СЭНДИ (несколько смущенный). А-а… ДЖУДИТ. Узкие бедра и чудные широкие плечи… Я бы хотела, чтобы у Саймона были более узкие бедра. (Помолчав.) Вы не могли бы научить его боксу? СЭНДИ. О чем речь! Раз парень хочет. ДЖУДИТ. В этом вся сложность. Парень не хочет. Он вообще — одно сплошное «не». Вы должны найти к нему какой-то подход и уговорить его Дэвид был бы ужасно рад. СЭНДИ. Дэвид? А кто это? ДЖУДИТ. Мой муж. СЭНДИ (изумленно). Кто-кто? ДЖУДИТ. Почему вы говорите — «кто-кто»? Вы разве не слышали про моего мужа? СЭНДИ. Я думал, он умер. ДЖУДИТ. Он не умер. Он наверху. СЭНДИ. Вы сегодня какая-то не такая, как в тот раз. ДЖУДИТ. Это из-за шляпы. Я в ней всегда работаю в саду. (Снимает шляпу и кладет на столик за диваном.) Сегодня я обрезала… //Моск. Ведомости… кальцеоларии. СЭНДИ (озадаченно). А-а… ДЖУДИТ. Знаете, я обожаю мой сад… Он такой тихий, такой умиротворяющий… Много долгих дней провела я в своем саду, предаваясь грезам… Вы ведь знаете, что такое грезы… СЭНДИ. Ну, ясно… ДЖУДИТ (воодушевляясь). Я всегда мечтала вырваться из сверкающей круговерти театра, из шума больших городов, и найти отдохновение в каком-нибудь тихом, укромном уголке. Поэтому мы и приехали в этот Кукхэм. СЭНДИ. Кукхэм. Тут жутко красиво. ДЖУДИТ (чуть подумав). Вы когда-нибудь видели меня на сцене? СЭНДИ. Еще бы! ДЖУДИТ. Да? А что я играла? СЭНДИ. Ну… вы там хотели спасти доброе имя мужа и для этого играли в карты и жульничали. ДЖУДИТ. А, это «Дерзкая мошенница». Совсем не лучшая пьеса. СЭНДИ. Вы там так здорово играли… Я в вас сразу влюбился. ДЖУДИТ (польщенно). Да что вы! СЭНДИ. Еще бы! Вы были жутко трогательная и храбрая. ДЖУДИТ (млея). Правда? СЭНДИ. Еще бы! ДЖУДИТ (после паузы). Ну, дальше. СЭНДИ (волнуясь). Я себя жутким дураком чувствую, что все это вам говорю… Будто это важно. ДЖУДИТ. Конечно, важно… По крайней мере, для меня. СЭНДИ. Серьезно? Вы не шутите? ДЖУДИТ. Конечно, серьезно. СЭНДИ. Это так здорово, даже трудно поверить. Что я вот сижу рядом с вами и говорю, будто мы старинные друзья. ДЖУДИТ. А мы ведь и есть старинные друзья… Мы с вами, должно быть, встречались в нашей прежней жизни. В других воплощениях, понимаете? Как это волнителдьно. СЭНДИ. Вы так красиво говорите! ДЖУДИТ. В самом деле? Дайте мне сигарету. (Сэнди дает сигарету из сигаретницу со стола.) И садитесь поудобнее, можно вытянуть ноги. (Откидывается на подушках, вытянув ноги на диване за спиной Сэнди.) СЭНДИ. С удовольствием. (Оба курят, удобно сидя на противоположных концах дивана.) ДЖУДИТ. Вы умеете плавать с шестом на плоскодонке? СЭНДИ. Да вроде, умею. ДЖУДИТ. Вы обязаны научить Саймона. А то у него шест всегда за что-то цепляется. СЭНДИ. Я бы охотней вас научил. ДЖУДИТ. Как это галантно, вы настоящий рыцарь. В Англии теперь не осталось рыцарей, все в Америке. СЭНДИ. Мне бы хотелось все время говорить вам приятные вещи. ДЖУДИТ (протягивая ему руку). Сэнди!
Громко звонят в дверь.
Ну, началось! (Спускает ноги с дивана. СЭНДИ. У вас что, на уикэнд еще один гость будет? ДЖУДИТ. Еще один?! Если бы еще один!
Появляется Клара, отпирает, и, едва не разбив дверью лоб входящей Майре, уходит.
СЭНДИ. А вы говорили, тут будет тихо и безлюдно. ДЖУДИТ. Я заблуждалась. Тут будет очень шумно. И злобные люди тут будут рыскать толпами. Подайте мне шляпу.
Сэнди повинуется. Джудит надевает шляпу. Майра выставляет обратно за дверь дорожную сумку и теннисную ракетку и входит, протягивая руку Джудит.
МАЙРА (радостно). Джудит! Дорогая! Я невыразимо рада! ДЖУДИТ (идет навстречу ей, раскрыв объятья). Майра! Здравствуй, милая! А где же остальные? МАЙРА. Какие остальные? ДЖУДИТ. Ты приехала поездом в четыре тридцать? МАЙРА. Да. ДЖУДИТ. Неужели ты никого не встретила на станции? МАЙРА. Вместе со мной сошли какие-то люди, но я не думала, что они тоже приехали к вам. ДЖУДИТ. Они тоже приехали к нам. МАЙРА. Да? А Сорел мне сказала, что кроме меня в этот уикэнгд здесь никого не будет. ДЖУДИТ. Сорел?! МАЙРА. Да, а разве она тебе не сказала, что пригласила меня? ДЖУДИТ. Нет. Это Саймон что-то бормотал насчет твоего приезда. А Сорел даже слова не сказала. (С ироническим смешком.) Странно с ее стороны, правда? МАЙРА. Вы все — невыразимо сумасшедшая семья. (Сэнди.) Добрый день. В этом доме бессмысленно ждать, что нас представят. Меня зовут Майра Эрандел. ДЖУДИТ (не смутившись). Сэнди Тайрелл, Майра Эрандел. Майра Эрандел, Сэнди Тайрелл. Теперь вы знакомы. МАЙРА. Так это ваша машина там стоит? СЭНДИ. Моя. МАЙРА. Джудит, почему ты мне не сказала, что кто-то поедет сюда на машине? На хорошей машине в сто раз приятнее, чем в этом жутком поезде. ДЖУДИТ. Еще полчаса назад я и понятия не имела, что ты собираешься приехать. МАЙРА. После Лондона здесь просто божественно. Когда я уезжала, там была дикая жара. Джудит, ты чудно выглядишь. Деревенская жизнь тебе явно на пользу, ДЖУДИТ. Очень рада, что ты так считаешь. Но я лично чувствую, что я на грани нервного срыва. МАЙРА. Да что ты? А что случилось? ДЖУДИТ. Пока ничего, но я не сомневаюсь, что скоро случится. (Взяла Сэнди за руку.) Пойдемте, Сэнди, я покажу вам вашу комнату. (Начинает вместе с Сэнди подниматься по лестнице. Оборачивается.) А тебе я сейчас пошлю Саймона. Он, видимо, все еще бреется, но я думаю, ты его простишь.
Джудит и Сэнди уходят. Майра строит вслед ей гримасу легкого презрения, затем закуривает, подходит к роялю. САЙМОН быстро спускается по лестнице, надевая на ходу пиджак. Видно, он только что завершил свой туалет.
САЙМОН. Майра! Ты уже здесь! (Пытается поцеловать ее.) МАЙРА (отстраняя его). Саймон, милый, здесь очень жарко. САЙМОН. А вид у тебя, словно ты замерзла. МАЙРА. Да, я чувствую холод. Но это не из-за погоды. У меня мороз по коже от того, как меня встретила Джудит. САЙМОН. Мама? Что она тебе сказала? МАЙРА. Практически ничего. Она чудно сидела и ворковала с каким-то молодым бычком во фланелевых штанах, и была явно недовольна моим появлением. САЙМОН. Не обращай на нее внимания. МАЙРА. Попытаюсь, хотя это крайне трудно. САЙМОН. На самом деле она тебя обожает. МАЙРА. Да уж, конечно. САЙМОН. Она злится из-за того, что отец и Сорел пригласили сюда сегодня своих гостей, а уу заранее не предупредили. МАЙРА. Ах, бедняжка. Как я ее понимаю. САЙМОН. Ты сегодня выглядишь просто невероятно
|
