Но я дарами красоты, пожалуй,
Перегрузил любви непрочный бот: Ведь даже груз реснички малой Суденышко мое перевернет! Любовь, как видно, не вместима Ни в пустоту, ни в косные тела, Но если могут серафима Облечь воздушный облик и крыла, То и моя б любовь могла В твою навек вместиться, Хотя любви мужской и женской слиться Трудней, чем духу с воздухом сродниться. ГОДОВЩИНА Все короли со всей их славой, И шут, и лорд, и воин бравый И даже солнце, что ведет отсчет Годам, — состарились на целый год. С тех пор, как мы друг друга полюбили, Весь мир на шаг подвинулся к могиле; Лишь нашей страсти сносу нет, Она не знает дряхлости примет, Ни завтра, ни вчера — ни дней, ни лет, Слепящ, как в первый миг, ее бессмертный свет. Любимая, не суждено нам, Увы, быть вместе погребенным; Я знаю: смерть в могильной тесноте Насытит мглой глаза и уши те, Что мы питали нежными словами, И клятвами, и жгучими слезами; Но наши души обретут, Встав из гробниц своих приют, Иную жизнь — блаженнее, чем тут, — Когда тела — во прах, ввысь души отойдут. Да, там вкусим мы лучшей доли, Но как и все — ничуть не боле; Лишь здесь, друг в друге, мы цари! — властней Всех на земле царей и королей; Надежна эта власть и непреложна: Друг другу преданных предать не можно, Двойной венец весом стократ; Ни бремя дней, ни ревность, ни разлад
|