Января 1992. Сейчас уже четыре часа утра, а значит, уже новый год, хотя пока люди спят, это так и остаётся тридцать первым декабря

Дорогой друг,

Сейчас уже четыре часа утра, а значит, уже новый год, хотя пока люди спят, это так и остаётся тридцать первым декабря. Я не могу уснуть. Все остальные либо спят, либо занимаются сексом. Я смотрел кабельный телевизор и ел желе. И предметы вокруг движутся. Я хотел бы рассказать тебе про Сэм, и Патрика, и Крейга, и Брэда, и Боба, и про всех, но сейчас ничего не вспомню.

На улице так спокойно. Я знаю это. Я ездил в «Большой парень» чуть раньше. И увидел Сэм и Патрика. Они были с Брэдом и Крейгом. И мне стало очень грустно, ведь я хотел побыть с ними наедине. Раньше с этим не возникало трудностей.

Час назад всё стало намного хуже, я смотрел на дерево, которое было драконом, а потом опять деревом, и вспомнил, как в один замечательный день чувствовал себя частью воздуха. И я вспомнил, как косил газон тогда, а сегодня расчищал проезд от снега. Я даже почистил от снега дорожку Боба, что на самом деле является довольно странным занятием на вечеринке в канун Нового года. Мои щёки раскраснелись, совсем как у мистера Зи, когда он напьётся и начинает рассказывать, что когда гусеница облачается в кокон, она испытывает ужасные муки, и что на переваривание жвачки уходит семь лет.

Один парень на вечеринке, Марк, который дал мне это попробовать, появился из ниоткуда, и посмотрел на небо, и сказал мне взглянуть на звёзды. Тогда я поднял глаза, и мы были под огромным куполом, словно в стеклянном снежном шаре, и Марк сказал, что все эти удивительные белые звёзды на самом деле просто дырки в чёрном стекле купола. Он рассказал, что в момент, когда мы отправимся на небеса, стекло разобьётся, и не останется ничего, кроме белого звёздного пространства, которое светит ярче всего на свете, не причиняя боли глазам. Было так просторно и тихо, и я чувствовал себя таким маленьким.

Иногда я смотрю на улицу и думаю, как много других людей уже видели этот снег раньше. Или думаю, как много людей уже читали эти книги. Или слушали эти песни. Мне интересно, что они чувствуют этим вечером.

Я правда не знаю, о чём говорю. Я, наверное, не должен писать всё это, потому что вещи вокруг по-прежнему движутся. Я хочу, чтобы они перестали, но это будет продолжаться ещё несколько часов. Так сказал Боб, перед тем как уйти в свою спальню с Джилл, девушкой, которую я не знаю.

Думаю, всё, что я говорю сейчас, кажется знакомым. Это не кажется знакомым мне. Я имею в виду, что кто-то другой чувствовал подобное. Когда на улице всё спокойно, и вещи вокруг движутся, и ты хочешь, чтобы это прекратилось, а все спят. И все прочитанные тобой книги уже были прочитаны другими людьми. И все твои любимые песни уже слушали другие люди. И симпатичная тебе девушка симпатична и другим людям. И ты знаешь, что если вспомнить те моменты, когда ты был счастлив, ты почувствуешь себя превосходно потому, что был частью единого.

Это напоминает о том, что порой, когда ты очень вдохновлён какой-то девушкой, и видишь людей, держащихся за руки, их сплетённые пальцы, то чувствуешь огромную радость за них. А в другое время ты видишь ту же пару, но они не вызывают ничего, кроме раздражения. И всё, чего тебе хочется — это всегда чувствовать за них радость, потому что это означает, что ты тоже счастлив.

Я только что вспомнил, что именно заставило меня размышлять обо всём этом. Я напишу причину, и тогда, возможно, получится меньше об этом думать. И я перестану расстраиваться. Дело в том, что я слышу, как Сэм и Крейг занимаются сексом, и впервые в жизни я понял конец того стихотворения. Хотя я никогда не хотел понимать этого. Поверь мне.

С любовью, Чарли.