Профессиональные педагоги
Поскольку гражданин имеет новый выбор, новый шанс для учения, его желание найти руководителя должно возрасти. Можно ожидать, что благодаря независимости их опыт будет более глубоким и потребность в руководстве увеличится. Поскольку ими никто не манипулирует, они научатся пользоваться другой дисциплиной, приобретаемой в процессе жизни. Освобождение образования от школ должно увеличить — увеличить, а не уменьшить — поиск человека, обладающего практической мудростью, который бы хотел поддержать новичка в его образовательном предприятии. Поскольку мастера этого искусства не притязают на превосходство в информированности и не считают себя эталоном того или иного навыка, их претензии на превосходство в мудрости начнут звучать правдивее. С возрастанием требований к наставникам их возможности также должны возрастать. Исчезновение школьных учителей создает условия, при которых должна появиться профессия независимого педагога. Это может показаться почти оксюмороном, столь неразрывно связаны в нашем восприятии школа и учитель. Однако буквально это получится в результате развития первых трех образовательных изменений — и что потребуется, чтобы полностью ввести их в эксплуатацию, — родителям и другим «естественным педагогам» нужен руководитель, отдельному ученику нужен помощник, а для действия сетей нужны люди, работающие в них. Родители нуждаются в руководителе, чтобы направить своих детей на путь, который приведет их к ответственной образовательной независимости. Ученики нуждаются в опытном руководителе, когда забредают на неизведанную территорию. Эти две потребности совершенно различны: первая — потребность в педагоге, вторая — потребность в умном руководителе во всех областях знаний. Первая требует знания того, как человек учится, и образовательных ресурсов, вторая — мудрости, основанной на опытности в исследованиях. Оба вида опыта абсолютно необходимы для эффективной образовательной деятельности. Школы соединяют эти функции в одной роли и делают независимое исполнение любой из них в отдельности если не неприличным, то, во всяком случае, подозрительным. Следует различать три типа специальной образовательной компетентности: первый относится к созданию и действию образовательных изменений — сетей, описанных здесь; второй — это руководство учениками и родителями в использовании этих сетей; третий — необходимость действовать, как primusinterpares, предпринимая трудные интеллектуальные исследования. Только первые два типа можно понимать как независимые ветви одной профессии: образовательные администраторы и педагогические советники. Чтобы проектировать сети и оперировать ими, как я предлагаю, не требуется большое количество людей, но это должны быть люди с наиболее глубоким пониманием образования и управления им, в перспективе совершенно отличные и даже противоположные тем, что работают сейчас в школах. Такая независимая образовательная профессия будет приветствоваться многими людьми, которых школа отвергла, но и она будет отвергать многих, которым теперь школы дают право работать. Управление и оперирование образовательными сетями потребуют некоторого количества проектировщиков и администраторов, но числом и характером иных, нежели те, которые сейчас состоят на этой работе. Дисциплина учеников, общественные отношения, прием на работу, надзор и все, что касается преподавания, не будут иметь места в сетях, которые я описал, даже никакого аналога этих видов деятельности не будет. Не будет ни писания учебного плана, ни покупки учебников, ни поддержания в порядке школьного участка и условий для занятий или надзора за межшкольными соревнованиями по легкой атлетике. Не будет ни опеки над детьми, ни планирования уроков, ни ведения журнала, что сейчас отнимает так много учительского времени, будет оперирование образовательными сетями. Оно займет место оперирования сетями уроков и потребует некоторых навыков и способностей, ныне присущих персоналу музея, библиотеки, бюро по трудоустройству или метрдотелю. Деятельность нынешних администраторов в сфере образования сводится к контролю над учениками и учителями в угоду другим лицам — попечителям, законодателям и управляющим компаниями. Создателям и администраторам сетей, с одной стороны, придется демонстрировать чудеса изворотливости, чтобы их клиенты не мешали другим людям заниматься своими делами, а с другой — всячески содействовать встречам учащихся с моделями навыков, образовательными руководителями и образовательными объектами. Среди тех, кто сегодня занимается преподаванием, немало людей глубоко авторитарных и не способных решить эту задачу; осуществление образовательных обменов позволит людям — особенно юным — устремиться к целям, которые, возможно, будут противоречить идеалам регулировщиков, управляющих сегодня всяким образовательным движением. Если сети, которые я описал, появятся, образовательная траектория каждого ученика станет строиться, как свободно избранный путь, и только в ретроспективе можно будет увидеть черты определенной познавательной программы. Смышленый ученик будет время от времени искать профессионального совета: помощи в постановке новых целей, при встрече с трудностями, при выборе между различными возможными методами. Даже сейчас большинство людей признают, что важной заботой их учителей было обеспечить им такую консультацию или совет, дать возможность встретиться с нужными людьми, руководить занятиями. В освобожденном от школ мире педагоги тоже станут свободными и будут способны в полной мере делать то, что фрустрированные учителя только пытаются делать сегодня. Администраторы сетей сосредоточатся преимущественно на создании и поддержании в рабочем виде путей доступа к ресурсам, а педагоги будут помогать ученикам находить пути, которыми они быстрее всего достигнут своих целей. Если ученик хочет выучиться кантонскому диалекту у соседа-китайца, педагог должен уметь оценить их возможности и помочь выбрать подходящие учебники, методы и время, пригодное для занятий. Он может посоветовать, например, авиамеханику, где найти лучшее место для практики, или порекомендовать книгу по истории Африки, если кто-то хочет обсудить ее со сверстниками. Как и сетевой администратор, педагогический советник будет осознавать себя профессиональным педагогом. Доступ к тому и другому обеспечивается образовательным ваучером. В работе образовательного руководителя — наставника, подлинного лидера-инициатора — есть что-то более неуловимое, чем в работе профессионального администратора или педагога. Само лидерство трудноопределимо. На практике человека называют лидером, если люди следуют за его инициативой и разрабатывают его открытия. Часто он создает новое видение ситуации, совершенно понятное сегодня, в котором вчерашние «заблуждения» превращаются в истину. В обществе, которое признает право созывать собрания посредством службы подбора партнеров, способность принимать на себя такую образовательную инициативу в конкретном предмете должна быть широко развитой в целях самообучения. Но, конечно, есть громадная разница между инициативой созвать плодотворную встречу для обсуждения эссе и способностью быть лидером в систематическом исследовании его смысла и значения. Лидерство также не определяется правотой человека. Как указывает Томас Кун, в период постоянного изменения парадигм большинство самых различных лидеров были вынуждены доказывать то, что позднее оказалось неверным. Интеллектуальное лидерство зависит от превосходства интеллектуальной дисциплины и воображения, а также готовности руководить другими в их исследованиях. Ученик, например, может думать, что существует аналогия между движением за отмену рабства в США и Кубинской революцией или тем, что случилось вчера в Гарлеме. Педагог, который сам занимается историческими исследованиями, может указать ему на слабые места такой аналогии, а также восстановить в памяти свои собственные шаги как историка. Он может пригласить ученика участвовать в своих собственных исследованиях. В обоих случаях он будет приучать своего ученика к искусству критики, которое так редко в школе и которое за деньги и другие блага нельзя купить. Отношения между наставником и учеником не ограничиваются интеллектуальным дисциплинированием. Они причастны к искусству, физике, религии, психоанализу, педагогике, к восхождению на гору, созданию изделий из серебра, политике, изготовлению мебели и кадровой администрации. Во всех истинных отношениях наставника и ученика есть осознание, что их отношения в буквальном смысле слова бесценны и полезны для обоих. Шарлатаны, демагоги, вербовщики новообращенных, продажные учителя и священники, мошенники, фокусники и мессии доказывали свои способности исполнять роль лидера и тем самым демонстрировали опасность зависимости ученика от наставника. Различные общества по-разному боролись с этими поддельными учителями. Индусы полагались на кастовое происхождение, восточные евреи — на духовную дисциплину раввинов, христиане в одни времена полагались на образцовую монашескую добродетельную жизнь, в другие — на иерархическое устройство. Наше общество полагается на сертификацию, производимую школами. Сомнительно, чтобы эта процедура защищала так уж хорошо, но если это делается, то должно быть выдвинуто встречное требование — чтобы стоимость личного ученичества была ничтожной. На практике всегда будет трудно различить умения учителя и образовательное лидерство, описанное выше, и нельзя поручиться, что ты вдруг не откроешь наставника в практически работающем учителе, который вводит студентов в свою дисциплину. В то же время интересно понять, какие именно характеристики истинных отношений учитель — ученик создают их бесценный характер. Аристотель говорил о них как о «нравственном типе дружбы, которая не поддается словесному выражению: она дается в подарок». Фома Аквинский говорил, что этот вид преподавания неизбежно является актом любви и милосердия. И всегда это роскошь для учителя и форма досуга (по-гречески schole) для него и его ученика: деятельность, полная смысла для обоих, не имеющая скрытой цели. Очевидно, что и в нашем обществе в поисках истинного интеллектуального руководства приходится полагаться лишь на инициативу одаренных людей, так что сейчас это еще не может стать политикой. Сначала надо построить общество, в котором акты личного самовыражения будут цениться выше, чем изготовление вещей или манипуляция людьми. В таком обществе исследовательское, изобретательное, креативное преподавание будет естественным образом считаться одной из самых желанных форм «безработного» досуга. Не следует, однако, ждать осуществления утопии. Уже и сейчас одним из наиболее важных условий освобождения общества от школ и началом работы службы подбора образовательных партнеров могла бы стать инициатива, проявленная «специалистами» родственных дисциплин. Такая инициатива открыла бы, как мы видели, учащимся огромные возможности в получении информации или выборе наставника. Школы не единственные социальные институты, которые извращают суть профессии, заставляя ее представителей совмещать несовместимые роли. Так, больницы делают все менее возможным лечение больных на дому и начинают оправдывать госпитализацию пользой для больного. Одновременно правовой статус врача и его способность эффективно работать все больше зависят от его связи с больницей, хотя он и меньше пока зависит от нее, чем учитель от школы. То же можно сказать и о судах, повестка дня которых страшно перегружена, поскольку все новые и новые дела требуют освящения законом, что существенно задерживает отправление правосудия. И это же можно сказать о церкви, которая с успехом превращает людей свободного призвания в рабов профессии. Результатом же во всех случаях является ухудшение обслуживания при более высокой его цене и большие доходы представителей профессии в сочетании с низкой компетентностью. Пока старинные профессии сохраняют монополию на огромные доходы и престиж, реформировать их трудно. Профессию школьного учителя, должно быть, легче реформировать, и не только потому, что она моложе. Педагогическая профессия ныне также претендует на абсолютную монополию: она заявляет о своих правах на обучение не только собственных новичков, но и представителей других профессий. Эта экспансия способна нанести ущерб любой профессии, которая вознамерилась бы вернуть себе права на обучение своих новичков. Школьным учителям платят все хуже, они задавлены тотальным контролем школьной системы. Наиболее предприимчивые и одаренные из них, вероятно, увидят возможности более интересной, независимой и лучше оплачиваемой работы при специализации в качестве носителя навыков, сетевого администратора или специалиста по руководству учением. Наконец, зависимость зарегистрированного ученика от сертифицированного учителя может быть разрушена легче, чем вообще зависимость человека от всяких профессионалов, например госпитализированного пациента от доктора. Если школы перестанут быть обязательными, учителя, которые находят удовлетворение, упражняясь в педагогической власти в классе, останутся только с теми учениками, которым нравится такой стиль. Разрушение ныне существующей профессиональной структуры может начаться с ликвидации профессии школьного учителя. Разрушение школ произойдет неизбежно и неожиданно быстро. Его нельзя удержать, и сейчас необходимо всемерно содействовать тому, чтобы это произошло. Содействовать этому можно двумя диаметрально противоположными способами. Первый способ состоит в расширении полномочий педагогики и увеличении ее контроля над обществом даже вне школы. С наилучшими намерениями и просто расширяя риторику, используемую сейчас в школе, существующий кризис мог бы позволить педагогам использовать все сети современного общества в качестве рупора для их обращения к нам — ради нашего собственного блага, естественно. И тогда освобождение от школ, которое мы не можем остановить, будет означать приход «прекрасного нового мира», возобладавшего над хорошими намерениями администраторов программированного обучения. Второй способ заключается в растущем осознании со стороны определенной части властных структур, а также работодателей, налогоплательщиков, просвещенного учительства, школьных администраторов того, что градуированные учебные планы и последующая сертификация стали вредны и могут привести к предложению широким массам людей экстраординарной возможности: нерушимого права равного доступа к инструментам учения и преподавания другим того, что ты знаешь или во что веришь. Но это потребует от образовательной революции: · отмены контроля отдельных людей и организаций над доступом к объектам, обладающим образовательной ценностью; · гарантии полной свободы обучения практическим навыкам, их освоения или упражнения в них; · освобождения критических и творческих ресурсов людей путем возвращения им возможности созывать и проводить встречи — возможности, ныне все более монополизируемой социальными институтами, притязающими на право говорить от имени людей; · освобождения человека от обязанности непременно приноравливать свои стремления к социальным институтам, созданным представителями той или иной профессии, предоставления ему возможности воспользоваться опытом сверстников и самому выбирать учителя, руководителя, советника или врача. Освобождение общества от школ неизбежно сотрет резкие грани между экономикой, образованием и политикой, на которой покоится стабильность ныне существующего мирового порядка и стабильность государств. Наш пересмотр образовательных институтов ведет к пересмотру образа человека. Существо, которое нужно школе, не имеет ни самостоятельности, ни мотивации для собственного роста. Мы можем признать универсальность школьного обучения как кульминацию прометеевского предприятия и начать говорить об альтернативном мире, приспособленном для жизни эпиметеевского человека. Можно сказать, что альтернативой схоластической воронке служит мир, сделанный прозрачным посредством истинных коммуникационных сетей; мы не можем сказать с полной определенностью, как он будет устроен, мы можем только ожидать, что эпиметеевская природа человека снова проявится, мы не можем ни планировать, ни производить ее.
|