Песнь о Хлёде 4 страница

1450. А вы пока с дороги ступайте отдыхать... — Король не предлагает им разделить с ним трапезу; по исполнении ими своей официальной миссии шпильманы переданы Гунтером на попечение слуг как лица нерыцарского звания.

1458. Мы все погибнем там, король. — В «Саге о Вёльсунгах» Хёгни, брат Гуннара, также отговаривает его от принятия приглашения Атли, подозревая недоброе.

1464. В край Этцеля дорогу // Получше, чем другие, я знаю... — Несмотря на ясное понимание опасности, подстерегающей их у гуннов, Хаген готов сопровождать королей в их поездке и перестает им перечить, как только слышит о сомнениях в его мужестве,— подобное подозрение в высшей степени оскорбительно и невыносимо. Ср. строфу 1512 след.

1467. Чем плохо вам на Рейне, где ваша жизнь прекрасна... — Для «материалиста» Румольта существуют только чувственные радости. Его образ контрастирует с куртуазными братьями короля и выглядит гротескно. Слова Румольта вызвали насмешку Вольфрама фон Эшенбаха в «Парцифале». См., однако, строфу 1517 след.

1477. Был Фолькер из презнатной, владетельной семьи... — Хотя Фолькер впервые упомянут еще в самом начале «Песни о нибелунгах» (строфы 9, 162 и др.), здесь, во второй части поэмы, имеющей иные источники, нежели первая, он опять рекомендуется читателю как якобы новый персонаж. В рыцарское звание он «возведен» поэтом лишь в этой части эпопеи, где он становится одной из наиболее любовно выписанных фигур.

1480. ...чтоб только за семь дней // До нашего отъезда они пустились в путь. — За столь короткий, по средневековым представлениям, срок гунны не успели бы приготовить для бургундов ловушку, которой опасался Хаген.

1485. ...к Брюнхильде благородной... — Последнее упоминание о Брюнхильде, не играющей в повествовании более никакой роли. В строфе 1515 ее имя не названо, хотя она и имеется в виду.

1488. Однако отказались послы принять его — // Они страшились прогневить владыку своего. — Принятие подарка налагает обязанности на получателя; в этом нет ничего унизительного для шпильмана, вообще для человека, стоящего в социальном отношении ниже дарителя, но в данном случае шпильманы представляли самого Этцеля, и принятие его посланцами даров Гунтера могло бросить тень на честь гуннского монарха. С другой стороны, их отказ взять подарки оскорблял бургундского короля, считавшего себя во всем равным Этцелю, и Гунтер принудил их взять подаренное. См. строфы 1489— 1490.

1492. Поэтому пришлось гонцам у ней подарки взять. — В отлично от даров Гунтера, подарки Уты послы могли спокойно принять: они служили знаком благодарности матери за принесенные ими добрые вести от дочери. 1510. Не страшны сны дурные...// Тому, кто служит долгу и чести верен твердо. — Раз решено ехать к гуннам, Хаген, вначале столь энергично противившийся этой поездке, призывает не медлить. Он не пренебрегает вещими снами, но придерживается фаталистической установки: судьбы не избежать, поэтому надлежит смело идти ей навстречу.

1517. ...служил один вассал // Усердно, верно, храбро, как долг повелевал. — Здесь и далее образ Румольта, которому Гунтер доверяет управление страной на время своего отсутствия, существенно иной, чем выше; см. строфу 1465 след. Несколько странно, что регентом назначен начальник над кухней.

1519. И облегчай посильно несчастным бремя бед... — идеал христианского правителя.

1523. Вассалы-нибелунги — имеются в виду не богатыри, приведенные некогда Зигфридом из Норвегии, а бургунды, ибо во второй части «Песни о нибелунгах» это имя перенесено на них, может быть, потому, что в сознании автора эпопеи имя «нибелунг» было связано с обладанием кладом, а его присвоили бургундские короли.

1525. Швальбенфельд — область на границе Франконии, Швабии и Баварии.

1531. Гельфрат — баварский маркграф.

1533. Сестры вещие — сказочные существа, обитавшие в воде и обладавшие сверхъестественной способностью предсказывать судьбу. Эти русалки сразу же узнают Хагена, см. строфу 1535.

1538. ...отдал сестрам волшебный их наряд. — По-видимому, тот, кто завладевал нарядом вещих жен, приобретал власть и над ними самими. В «Саге о Тидреке» Хаген, услышав страшное пророчество русалок, обнажает меч и рассекает обеих надвое.

1539. Сын Альдриана Хаген. — Имя отца Хагена известно лишь из второй части «Песни о нибелунгах». Это имя указывает на то, что отец Хагена был альб (см. прим. к строфе 9).

1551. Богат был перевозчик... — Здесь — вассал баварского герцога, управляющий переправой и выполняющий также военную службу. Сам Хаген тоже в юности служил перевозчиком (см. строфу 1570).

1573. Он десять сотен вормсцев сперва отвез туда... — Все многотысячное войско Хаген сумел переправить в одной лодке за день! Автора песни это, очевидно, не смутило, но в одной из версий песни прибавлена строфа, при помощи которой неизвестный «редактор» пытался выйти из положения: «корабль был достаточно крепок и широк для того, чтобы принять на борт зараз более пятисот человек вместе с оруженосцами и снаряжением, а на веслах сидело много рыцарей».

1575. Был за борт сброшен Хагеном несчастный капеллан. — Столкнув в реку священника, Хаген пытается его утопить, но безуспешно. Никакой враждебности ни к этому капеллану, ни к духовенству вообще у Хагена нет,— он желает лишь проверить истинность рокового пророчества вещих русалок, которые открыли ему, что из всего войска спасется один только дворцовый капеллан: парадоксальное сближение языческой веры в Судьбу с христианством!

1581. Владетель Тронье в щепы разнес борты челна... — В этом поступке Хагена находит выражение вера в Судьбу и решимость идти ей навстречу; только что убедившись на примере капеллана в правильности предсказания о неминуемой гибели всех участников похода, он отрезает у своих спутников последнюю возможность возвращения. Герои должны без колебания встретить свой удел. В «Саге о Вёльсунгах» Гуннар с братьями, переправившись на кораблях в страну Атли, по прибытии «не привязали своих стругов»: мысль о возможности уклониться от предопределенной им доли так же чужда им, как и Хагену в «Песни о нибелунгах».

1588. ...все мы на чужбине найти конец должны...// Готовьтесь дать отпор врагам... — Поведав войску о грозящей ему гибели, Хаген одновременно призывает его привести себя в боевую готовность, для того чтобы достойно и мужественно встретить судьбу. Эта весть не вызывает колебания воинов,— герои лишь «побледнели в предчувствии беды» (строфа 1590) и двинулись дальше.

1591. Мерит — город в Баварии, на Дунае.

1606. Знай, я немалый выкуп дать за него готов.— По старым германским обычаям, убийца мог выплатить возмещение за убитого, тем самым предотвратив месть сородичей (в данном случае — сеньора). Гельфрат, однако, отклоняет это предложение.

1634. Хаген ему клинок вернул...— Эккеварт, приближенный и казначей Кримхильды, оказывается здесь единственным стражем границ владений Рюдегера. Эта странность объясняется, вероятно, тем, что Эккеварт в подобной функции был заимствован автором «Песни о нибелунгах» из более раннего источника, где он был посланцем Кримхильды, которая хотела предостеречь братьев о грозящей им у Этцеля опасности; после того как Кримхильда стала их злейшим врагом, желающим заманить их в гуннские земли, появление здесь Эккеварта лишилось смысла. Поэтому Хойслер полагает, что в данном случае речь идет о другом Эккеварте, не приближенном Кримхильды, а воине Рюдегера. Возвращая ему оружие, Хаген проявляет рыцарственное благородство. В благодарность Эккеварт предупреждает Хагена о грозящей ему и его спутникам опасности (строфа 1635).

1643....меч свой отвязав...— В знак того, что он привез мирное известие.

1657....маркграф был с ним знаком.— Очевидно, они знакомы со времен пребывания юного Хагена при дворе Этцеля.

1662. В воротах, ожидая прибытия гостей, // Стояли маркграфиня и дочка рядом с ней.— Особенная честь, оказываемая гостям; обычно дамы встречали прибывших в доме. Радостная сцена приема бургундов в Бехларене образует выразительный контраст с последующим описанием драматических событий при дворе Этцеля.

1665. Дочь Рюдегера... // Лобзанием хотела и Хагена почтить, // Но долго страх пред ним была не в силах победить. — Дочь Рюдегера охватывает как бы предчувствие несчастья — гибели ее будущего жениха Гизельхера. Инициатор их брака — именно Хаген (строфа 1678).

1676. Изгнанники мы с нею, в чужой земле живем. — Рюдегер, подобно многим другим знатным лицам, жил в изгнании в гуннской державе, Бехларен был его леном, пожалованным ему Этцелем.

1678. Служить столь знатной госпоже любой за честь почтет. -— Благородство происхождения ставится выше обладания земельным владением. Можно предположить, что Хаген, устраивая помолвку Гизельхера с дочерью Рюдегера, стремится заручиться могучим союзником в предстоящей борьбе; зная о неминуемой участи бургундов, Хаген не мог всерьез рассчитывать на длительный брак Гизельхера.

1680. Что суждено судьбою, тому не миновать. — Судьбою было предопределено совсем другое, и если Гизельхер с братьями, по-видимому, забыли о предсказании вещих сестер, то Хаген, конечно, постоянно имел в виду близящуюся роковую схватку.

1682. ...по гроб я буду вам верен, короли... — Это обещание вскоре поставит Рюдегера перед неразрешимой дилеммой: выполнить долг верности друзьям или служить их противнице Кримхильде. См. авентюру XXXVII.

1695. Хоть принимать подарки и не любил дотоль. — Король обычно раздает подарки, а не принимает их, и то, что Гунтер согласился сделать исключение для Рюдегера, означало оказание маркграфу большой чести.

1696. ...меч стальной... //...сам Рюдегер пал от клинка того. — В происшедшей в доме Этцеля роковой схватке Гернот умертвит Рюдегера этим мечом (строфа 2217 след).

1699. Нудунг — родственник (по одним указаниям брат, по другим — сын) Готелинды, которого убил Витеге,— это убийство упоминается в песнях, вошедших в цикл о Дитрихе Бернском.

1705. Чтоб выразить хозяйке почтение свое, // Сыграл учтивый Фолькер на скрипке для нее... — Сцена, выдержанная в духе куртуазного миннезанга: рыцарь играет и поет для знатной замужней дамы и получает от нее дар, который носит не снимая. См. строфу 2204 след. И песню спел при этом... — Можно предположить, что она была им самим сочинена.

1718. Хильдебранд Бернский — воспитатель и оруженосец короля Дитриха. Дитрих... стал невесел... — он подозревал о замысле Кримхильды.

1721. Амелунги. — Дитрих принадлежал к роду Амелунгов, или Амалов, остготской династии.

1726. Щит нибелунгов — защита, опора бургундов; выше (строфа 1526) так назван Хаген.

1739. А с чем таким из Вормса явились вы ко мне... — Кримхильда имеет в виду клад нибелунгов. См. строфу 1741. Она до самого конца упорно домогается его возвращения (строфа 2367 след.).

1742. Ему до Страшного суда лежать там суждено. — Это заявление Хагена не вполне согласуется со строфой 1137, где сказано о намерении бургундов впоследствии воспользоваться утопленным ими кладом.

1744. ...я нагружен... // Щитом, мечом и шлемом... — Кримхильда не могла не знать, что меч, которым вооружен Хаген,— это Бальмунг, снятый им с мертвого Зигфрида,— Хаген не только грозит ей, но и издевается над нею. Ср. строфу 1746.

1751. Державный Этцель обратил на чужеземца взор. — Следовательно, пререкания между Кримхильдой и Хагеном происходят в присутствии Этцеля, которому еще не представили гостей. В ярости королева забыла все придворные обычаи и нарушила этикет. И в дальнейшем Этцель, в разительном противоречии со своим официальным положением, играет роль скорее статиста, чем активно действующего лица,

1756. И с Вальтером Испанским тот жил у нас в стране. // Когда же Хаген вырос, он был отпущен мной, // А Вальтер с Хильдегундою бежал в свой край родной. — Указания на эпизоды из «Вальтария». Небезынтересно напомнить о некоторых эпизодах этого эпического произведения, так как они перекликаются — иногда по контрасту — с мотивами второй части «Песни о нибелунгах». Аквитанец Вальтер, франк Хаген и бургундка Хильдегунда живут заложниками при дворе Аттилы, но, несмотря на его благоволение, совершают побег на родину, причем Вальтер захватывает с собой сокровища Аттилы. Во франкских пределах на них нападает король Гунтер, который хочет отнять эти богатства. Хаген, подданный Гунтера, тем не менее не участвует в бою,— ведь он друг Вальтера. Но после того, как Вальтер умерщвляет его племянника, Хаген вступает в сражение. В последнем вооруженном столкновении участвуют все трое — Хаген, Вальтер и Гунтер, и, жестоко изранив друг друга, достигают в конце концов примирения. Вальтер вступает в брак с Хильдегундой и после кончины своего отца занимает престол Аквитании (Южной Галлии, входившей в ту пору в состав Вестготской Испании). В «Песни о нибелунгах» Хаген и Гунтер — не франки, а бургунды, хотя и в ней, как в «Вальтарии», Хаген — вассал Гунтера. Колебания между верностью господину и дружбой — мотив, который разрабатывается в «Песни о нибелунгах» в эпизоде с Рюдегером (авентюра XXXVII). В обоих произведениях казна — источник раздора. Наконец, территории, на которых развертывается действие «Вальтария», примерно те же, что и место действия второй части «Песни о нибелунгах». Хаген, по словам Этцеля, был им отпущен на родину. В «Вальтарии» он бежал из страны гуннов, но в таком случае вряд ли теперь он мог бы быть гостем Этцеля. Между прочим, в «Вальтарии» встречается термин nebulones, буквально «туманные люди», который здесь применен к франкам. Иногда его сближают с термином «нибелунги», сканд. niflungar (hniflungar).

1770. Сперва в короне выйду я сама к моим врагам. — Таким образом, оскорбление, которое мог нанести Кримхильде Хаген, распространялось бы и на ее гуннских подданных и тем вернее должно было вовлечь их в бой с ним. Но тем позорнее было их отступление в конце зтой сцены.

1776. Но не закажут путь на Рейн враги такие мне. — Поскольку Хаген не забывает, что пути назад в Бургундию ни ему, ни его спутникам нет, эти слова означают лишь, что гуннский отряд, следующий за Кримхильдой, не составляет главной опасности и что роковая схватка еще впереди.

1780. Сидеть не подобает при появленье дам... — Фолькер считает необходимым соблюдать формы вежливости и в напряженной обстановке; встать перед Кримхильдой рыцари должны и как пред королевой и как пред дамой. Неуважение бросило бы тень на самих рыцарей. Хаген же своим рассчитанно-вызывающим поведением хочет спровоцировать открытый разрыв с Кримхильдой. Любезность, оказанная ей в подобных условиях, лишь внушит мысль гуннам, что он их опасается.

1789. Известно ль вам, за что я так ненавижу вас. — Этот разговор Кримхильды с Хагеном — открытое объявление беспощадной борьбы друг другу. Кримхильда прямо обвиняет Хагена в убийстве Зигфрида, а Хаген не только признается в содеянном, но и похваляется им (строфа 1790). Дальнейшее отрицание было бы расценено как выражение страха перед карою. Хаген немедленно заявляет о своей готовности сразиться с любым, кто посмеет против него выступить (строфа 1791). Это говорится перед гуннской дружиной, сопровождающей Кримхильду. Королеве было важно услышать признание вины из уст самого убийцы: теперь ее воины получили окончательное доказательство и могут быть уверены в необходимости покарать Хагена. Поведение последнего со времени прибытия ко двору Этцеля нужно оценивать в свете пророчества о неизбежной гибели всех бургундов, переправившихся через Дунай. Он идет на ускорение конфликта с Кримхильдой и гуннами, не дожидаясь их нападения, и берет инициативу в свои руки.

1792. Молчанием ответили вассалы госпоже. — Вид таких бойцов, как Хаген и Фолькер, внушил гуннам страх, и они отказываются вступить с ними в бой, несмотря на недавние заверения в полной готовности защитить честь своей госпожи (строфа 1764 след.) и огромное численное превосходство (четыреста против двух). Решающим, в глазах поэта, было бесстрашие Хагена и Фолькера; его цель — не столько опорочить гуннских воинов, которые в дальнейшем будут смело сражаться, сколько превознести двух непобедимых друзей; вдвоем они могли внушить страх кому угодно, и афористически звучащие слова Фолькера (строфа 1801) подчеркивают именно такой смысл всей сцены.

1794. Что ж мы молчим, друзья? — Воину, без сомнения, стыдно признаться в том, что он испытывает страх.

1803. К лицу ль гостям таким // Столь долго ждать свиданья с хозяином своим? — Эта сцена: короли со свитой, стоящие в ожидании приема (в то время как любезный Этцель в нетерпении их ожидает, см. строфу 1808) и толкаемые якобы не замечающими их придворными,— производит впечатление какой-то несуразности. Объясняется она тем, что в эпосе одновременно два события в разных местах не совершаются, одно должно следовать за другим. Для того чтобы соблюсти принцип «линейной последовательности» действия, автор заставляет бургундских королей толпиться в зале в ожидании, пока к ним присоединятся Хаген с Фолькером.

1805. Не разлучился Хаген и тут со скрипачом. — Во время придворного церемониала Хаген и Фолькер остаются настороже, готовые к любым враждебным выпадам.

1810. Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный,// И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам. — Этцель все еще пребывает в неведении об истинном смысле происходящего в его дворце. В противоположность коварному и деятельному Атли «Старшей Эдды», заманившему п погубившему бургундов, пассивный и куртуазный Этцель «Песни о нибелунгах» искренне рад гостям и не замышляет против них ничего дурного.

1815. От счастья не напрасно у вас сияет взор... — Рюдегер, так же как и Этцель, не догадывается о надвигающейся катастрофе, тень которой уже нависла над этим последним пиром четырех королей.

1823. Как повелось у витязей со стародавних пор. — Честный бой должен происходить при свете дня, ночью же совершаются преступные убийства. Ср. строфу 1845 след.

1835. Не пожалел воитель умения и сил. — Музыка, подобно поэзии, была важной частью куртуазных навыков.

1850. По-христиански там уже звонят в колокола. — В средние века обычаи других народов изображались по образу и подобию своих собственных. Поэт полагает, что и у язычников служат мессу и звонят в колокола, только иначе. См. строфу 1851.

1855. ...вознесут моленья они к Творцу...// Мы все без исключения умрем в чужом краю. — Вера в Судьбу, языческая по происхождению (недаром избежать смерти, согласно пророчеству вещих русалок, мог один только священник), сочетается здесь с верою в бога.

1863. Никем,— ответил Хаген,— мы не оскорблены. — Хаген хочет устыдить Кримхильду: попытка ночного нападения на гостей в доме хозяина, сколь она ни гнусна, нисколько не испугала бургундов и не заслуживает упоминания. Кримхильде приходится снести и это унижение, хотя она знает, что в Бургундии не существует обычая, на который здесь ссылается Хаген («На пир три дня являться в доспехах и с мечами»).

1866. Стояли два бургунда у входа в Божий храм... — Параллель к сцене у входа в собор, происшедшей некогда между Кримхильдой и Брюнхильдой.

1885. Пышней любой из женщин был витязь разряжен... — Гуннские рыцари, по оценке автора эпопеи, наряжались безвкусно, по-варварски, не зная меры.

1887. Коль ссора неизбежна, не мы начнем ее... — Гунтер, в отличие от Хагена и Фолькера, не желает брать на себя инициативу в развязывании вооруженного конфликта, хотя и убедился в его неизбежности.

1892. Нем родич наш сражен? — Рыцари сражались со спущенными забралами, и лиц их не было видно.

1912. И привести велела малютку сына в зал. — Согласно скандинавской версии сказания, Гудрун своею рукою умерщвляет сыновей, принося их в жертву своей мести, и кормит их мясом ничего не подозревающего Атли. В «Песни о нибелунгах» этот мотив сохраняется в существенно смягченном виде: Хаген убивает мальчика, мстя за умерщвление своих воинов (строфа 1960 след.). Однако автор эпопеи изображает дело так, что Кримхильда, приведя сына в пиршественный зал, тем самым сознательно обрекла его на смерть. Ее замысел, очевидно, по этой версии, таков: видя, что Этцель сохраняет дружеское расположение к бургундам, Кримхильда жертвует сыном с целью разжечь в муже ненависть к ним.

1917. Пусть под присмотром вашим племянник ваш растет. — Согласно германскому обычаю (встречающемуся, впрочем, и у других народов), короли и вообще знатные люди отдавали своих детей на воспитание родственникам или приближенным, что способствовало укреплению дружеских связей между семьями. Этцель, делая подобное предложение бургундам, оказывал им доверие. Но вместе с тем воспитатель считался человеком, стоящим ниже на социальной лестнице, нежели отец воспитанника, и, возможно, в словах Хагена (строфа 1918), помимо угрозы, есть и оттенок недовольства тем, что Этцель хочет унизить его господ.

1918. Ему, судя по виду, совсем недолго жить. — По древним поверьям, смерть накладывает свой отпечаток на человека заранее.

1919. Он не сказал ни слова, переборол свой гнев... — Этцель, воплощение куртуазности, подавляет гнев, вызванный словами Хагена, и продолжает выполнять по отношению к гостям функции радушного хозяина.

1921. Меж тем был к битве Блёдель уже вполне готов. — Действие, описываемое в авентюре XXXI, внезапно прерывается переходом в зал, где пируют оруженосцы бургундов. На то время, пока происходит схватка над телом поверженного Данквартом Блёделя, в зале, где сидят Этцель со знатными гостями, ничего не происходит,— действие тут возобновится лишь с приходом Данкварта с вестью о происшедшем. Как уже отмечено (см. прим. к строфе 1803), в эпосе нет параллельного развития событий, но лишь последовательное.

1924. Ужели мы должны // Жалеть о том, что были к друзьям приглашены? — Расправа над бургундами, которую замыслила Кримхильда, ужасна, помимо того что жертвой мести должны пасть ее родичи, еще и тем, что при этом попираются все законы гостеприимства. Когда скончался Зигфрид, мне было мало лет... — Эти слова Данкварта противоречат тому, что рассказывается в первой части «Песни о нибелунгах»: он участвовал в поездке Гунтера к Брюнхильде (см. авентюры VI и VII).

1925. ...а за это // Тебе платить придется — с обоими в родстве ты. — По германским обычаям, месть распространялась не только на убийцу и его ближайших родственников, но и на более далеких сородичей; важно было нанести ощутимый ущерб роду врага.

1936. Пало девять тысяч слуг и простых бойцов... — Гибель бургундов распадается на серию эпизодов, следующих один за другим в соответствии с принципом восхождения по феодальной лестнице: сперва погибают рядовые воины, затем вассалы все более высокого ранга, пока, наконец, очередь не доходит до королей и Хагена. Соответственно, первоначально гибнут большие массы (девять тысяч оруженосцев), потом же описываются отдельные поединки между знатными господами, и изображение боевых сцен из суммарного становится все более индивидуализированным. Таким образом в песни нарастает чувство напряжения. Тенденция максимально увеличивать численность участников походов и сражений отличает «Песнь о нибелунгах» не только от более ранних версий того же сказания, но и от рыцарского романа, герой которого обычно действует в одиночку.

1937. Умолкли шум и крики, стенанья отзвучали... — Контраст яростного движения и грохота боя, с одной стороны, и тишины и усталости, сменяющих их по окончании схватки, с другой, неоднократно повторяется в этой части эпопеи. См. строфы 2008, 2078, 2227.

1946. ...как вепрь на свору псов. — Сравнение бойца с вепрем было распространено в германской поэзии. Ср. строфу 2001.

1952. Всех наших слуг до одного лишились мы в бою. — Войско бургундов состояло из королевских вассалов и массы рядовых рыцарей и оруженосцев. Последние все пали, но показательно, что Хаген, обмениваясь репликами с Данквартом, ни словом не выражает сожаления о погибших бойцах. Прн сравнении с горем Дитриха Бернского при вести об уничтожении его дружины (см. строфы 2318 след.) спокойствие Хагена являет разительный контраст. Объяснение нужно искать, по-видимому, опять-таки в уверенности Хагена в неизбежной гибели всех бургундов. Отсюда же и следующий его поступок — убийство наследника Этцеля, окончательно исключающий всякую возможность примирения.

1960. Помянем же усопших хозяйкиным вином... — Поминки, обычай, восходящий к первобытным временам, состояли у германцев в поднятии кубков в память умершего и в возлиянии пива (в более поздний период — вина) в качестве жертвоприношения. «Первое возлияние,— издевательски говорит Хаген,— в память юного стража гуннов». Мрачная ирония Хагена усугубляется еще и тем, что возлияния должны были скреплять дружбу между участниками пира,— здесь же пир превращается в кровопролитие.

1961. На Ортлиба обрушил жестокий Хаген меч... — В «Саге о Тидреке» Кримхнльда научает своего сына-подростка нанести пощечину Хагену, который и отвечает ударом меча.

1962. ...плохо воспитатель был за труд вознагражден! — Здесь это убийство не мотивировано. Убийство дядьки наследника престола скорее могло бы быть объяснено версией, сохраненной «Сагой о Тидреке»: подросток ударил Хагена.

1963. И руку музыканту по локоть отрубил. — Хаген отрубил Вербелю правую руку, которой он принес ложную клятву, когда, будучи послом Этцеля, приглашал бургундов в гости к гуннскому двору, обещая им гостеприимство. Однако из «Песни о нибелунгах» не явствует, что послы знали о замысле Кримхильды.

1980. Он за спину закинул стальной широкий щит... — То есть отказался от всякого прикрытия,— жест человека, который более не заботится о сохранении собственной жизни.

1990. Оружье опустили вассалы сей же час... — Сцена переговоров Гунтера и Дитриха и выход из зала людей последнего отвечают требованиям куртуазной этики. Дитриху удается вывести даже Кримхильду: Гунтер еще не видит в сестре своего врага, к тому же она — дама, и бернец рыцарски ее выручает. Однако разве то, что Кримхильда покидает поле сражения, не должно было вызвать возражений Хагена? Здесь чувствуется некоторая несообразность.

2009. И, на щиты облокотясь, вступили в разговор. — Щит, широкий сверху, суживался книзу, и, воткнув острый его конец в землю, боец мог опереться на верхний край.

2011. И, до того как гунны задавят нас числом, // Еще не одного из них израним иль убьем... — После уничтожения бургундских рядовых воинов Гизельхер проникся сознанием неизбежности гибели собственной и своих соратников, но собирается как можно дороже продать свою жизнь. Хаген одобряет эту героическую решимость (строфа 2012).

2013. И вынесли из зала семь тысяч мертвецов. — Эпический поэт мыслит «большими числами». Любопытно, что один из средневековых «редакторов» рукописи «Песни о нибелунгах», смущенный столь высокой цифрой, заменил ее «двумя тысячами».

2021. Был Этцель не из робких... — Эти слова противоречат поведению Этцеля как в предыдущих сценах, так и в дальнейшем. Хотя Хаген его раззадоривает, намекая на то, что Этцель не возглавляет своей дружины, дальше воинственных жестов гуннский король не идет,— он дает себя «насильно остановить» (строфа 2022). Ср. с этим поведение хотя бы Иринга (строфа 2034 след.).

2027. Хлеб государя даром вся их орава ест. — Дружинники у германцев считались сотрапезниками вождя.

2034. Слыть за лгуна и труса я вовсе не охоч. — Речи Фолькера и Хагена раззадоривают противников, обвиняя их в трусости; это самое большое оскорбление для германского воина. Обмен подобными раззадоривающими речами перед схваткой— частое явление в средневековом германском эпосе.

2049. Он голоса их слышал... — Иринг был повергнут наземь в полном вооружении, и шлем не давал ему возможности видеть что-либо помимо находящегося прямо перед ним; вертя же головой, он выдал бы себя. Поэтому он мог полагаться только на свой слух.

2068. Дары от королевы вам принимать не след. // За золото Кримхильда на смерть отправит вас. — Получение даров влекло за собой обязательство по отношению к дарителю. Однако датчане тут же бросаются в бой — не ради королевских наград, а охваченные жаждой мести за убитого Иринга.

2105. Да не попустит Бог, // Чтоб нашего вассала мы, отдали в залог. — Сеньор и его вассал были связаны узами взаимной преданности, скрепленной клятвами. Воспевание дружинной верности — одна из центральных тем германской героической поэзии.

2109. Велю поджечь строенье я с четырех концов... — Сожжение противника в доме — распространенная практика у германцев, засвидетельствованная исландскими сагами. Но в сагах, реалистически рисующих подобные случаи, люди, осажденные в горящем доме, погибают,— автор же «Песни о нибелунгах» оставляет в живых часть бургундов и после пожара, очевидно, для того, чтобы не закончить эпопею их массовой гибелью и добавить еще несколько впечатляющих картин героической смерти каждого из основных персонажей в отдельности. В «Саге о Тидреке» дом поджигает Хаген, для того чтобы при огне можно было продолжать бой. Хойслер отмечает, что пожар в зале играет в эпопее роль «четкой цезуры», после которой происходят «разрыв мира и дружбы между близкими и друзьями» и роковые битвы между ними.

2141. Ты на людях чернишь меня, подлец... — Гнев Рюдегера вызван прежде всего тем, что его подозревают в трусости в присутствии двора, т. е. перед лицом короля,— отсюда его немедленная и столь бурная реакция, не свойственная, казалось бы, куртуазному человеку, каким был маркграф Бехларенский (см. строфу 2142).