Нужда в бескорыстном познании

Как потребность самостоятельная, потребность бескорыст­ного познания «забыла» о своем происхождении. Может быть ее истоки лежат в «ориентировочном рефлексе» (рефлекс «что такое?»), по Павлову, подобно тому, как зачатки человеческой воли - в «рефлексе свободы» животных?

Потребность бескорыстного познания иногда конкурирует с самыми сильными биологическими и социальными потребнос­тями. В редких случаях она побеждает даже саму потребность жить. Это и свидетельствует о ее самостоятельности.

«Исследовательский» рефлекс животных потребность в распознании появляющегося нового - не нужна особи для ее физического существования; она служит приспосабливанию вида к возможным изменениям в окружающей среде. Для осо­би она бескорыстна.

Познавательные возможности человека, благодаря способ­ности к теоретическому мышлению, несравнимо шире. Это перерождает и содержание исследовательской деятельности. Польский психолог К. Обуховский пишет: «Познавательная по­требность есть свойство индивида, обусловливающее тот факт, что без получения определенного количества информации в любой ситуации и без возможности проведения познаватель­ной деятельности с помощью понятий в частично новых ситу­ациях индивид не может нормально функционировать» (200, стр.148).

Опыт научает человека ценить знания, и он же показывает безграничность познания, вооруженного теоретическим мышле­нием. В результате исследовательский рефлекс превратился у человека в обширную, самостоятельную и весьма значитель­ную группу потребностей.

Гегель рассматривает эту потребность как в самом узком конкретном смысле, так и в самом широком. Он пишет: «Невежда несвободен, ибо ему противостоит чужой мир, нечто стоящее выше и вне его, от которого он зависите..)/ Любоз­нательность, влечение к познанию <...> происходит лишь из стремления устранить это состояние несвободы и усвоить себе мир в представлении и мышлении» (64, т.1, стр.106). И даль­ше: «Человек, опутанный со всех сторон конечными явления­ми, ищет сферы высшей субстанциональной истины, в которой все противоположности и противоречия конечного могли бы найти свое последнее решение, а свобода могла бы найти свое полное удовлетворение. Таковой является сфера истины в са­мой себе, а не сфера относительно истинного. Высшая истина, истина как таковая, есть решение высшей противоположности, высшего противоречия. В ней теряет свою значимость и силу противоположность между свободой и необходимостью, духом и природой, знанием и предметом, законом и влечением, теря­ет свою силу вообще противоположность и противоречие как таковые, какую бы форму они ни приняли» (64, т.1, стр.107-108).

«Кто может отказать человеческой душе в ее извечной по­требности узнавать неизвестное?» - пишет Рокуэлл Кент (122, стр.44).

Территориальный императив, не найдя себе полного удов­летворения в общественной среде, устремляется к новому, су­губо человеческому теоретическому применению - к бескорыс­тному познанию. Оно служит человечеству в целом, даже когда идет во вред биологическим или социальным потребностям отдельного человека.

Разные его функции наиболее ярко обнаруживаются прак­тически в одной: бескорыстное познание дает плоды, в неко­торой степени возмещающие постоянную неудовлетворенность потребности в справедливости; благодаря этим плодам выпол­няют свою функцию общественно-исторические нормы удов­летворения социальных потребностей, как мы увидим дальше. Нормы эти меняются по мере накопления знаний, а они на­капливаются вследствие противоречий, присущих самой по­требности бескорыстного познания. Но потребность эта в сущности своей остается неизменной, как она определена Ге­гелем.

Человеческое познание выясняет природу явлений и обо­значает ее. Но практика, о чем речь уже шла, по сути своей не может полностью совпадать с теорией - со знанием как таковым. Ведь оно есть отражение в голове человека. Позна­ние требует теории, а практика указывает на ее недостаточ­ность: теория фиксирует неизменное, но на практике все на­ходится в процессе изменения. В этой диалектике находят себе почву как вера в истинность, так и различные суеверия, хотя, казалось бы, познание не должно терпеть и не допускает суе­верий.

Дважды два - всегда четыре, и это - истина точная и ка­тегорически достоверная. Но так же достоверно и то, что не существует совершенно равных друг другу предметов, явлений, процессов, и, следовательно, любое равенство относительно. Между тем, все люди и постоянно пользуются с полным успе­хом всякого рода равенствами. Значит, они принимают за окончательную истину и то, что таковой не является. Во мно­гих случаях это вполне себя оправдывает. Но - в каких? и в какой степени? Тут открывается, в сущности, достаточно ши­рокий простор для суеверий. В качестве истины долго могут фигурировать представления более или менее далекие от нее, в частности такие, которые не поддаются опытной проверке и потому не могут быть и опровергнуты.

Поэтому средней общей исторической нормой удовлетво­рения потребности познания служат не только представления, адекватные реальной действительности, но и самые разнооб­разные суеверия, а в значительной степени - и авторитеты, в частности авторитет силы.

Если человеку удалось тем или иным путем занять доста­точно значительное место в круге себе подобных, то одно это служит иногда для окружающих подтверждением правильностиего суждений. Чем шире круг, тем выше авторитет; чем зна­чительнее, выше место - тем авторитет универсальнее. По­требность познания среднего уровня довольствуется авторите­том в области широких обобщений, а в приближениях к практике - достоверностью проверенных прикладных знаний. Обществен но-историческая норма удовлетворения потребности познания этим сочетанием и создается: авторитетом даются широкие обобщения, практикой - их конкретное содержание.

Потребность познания, превышающая средний уровень, не довольствуется средней нормой. Она требует новой. И проти­вопоставляет авторитету опытное знание, обнаруживая рас­хождение между тем и другим. Теперь либо конкретные зна­ния пересматриваются для согласования их с господствующи­ми теоретическими обобщениями, либо эти обобщения подвер­гаются пересмотру в соответствии с эмпирическими данными.

В этих противоречивых тенденциях проходит конкретиза­ция и трансформация исходной потребности бескорыстного познания. Поэтому потребность эта существует в бесчисленном множестве производных трансформаций, разнообразных по содержанию и по остроте, силе. Всю эту группу потребностей человека, поскольку они отличаются в существе своем и от биологических и от социальных, можно назвать (столь же условно разумеется) потребностями идеальными.

Потребности бескорыстного познания присущи всякому нормальному человеку, поскольку всякий человек - «теоретик» в упомянутом выше смысле. Потребность эта входит в число тех «исходных», которые лежат в основе поведения каждого человека; производные от нее присутствуют во многих слож­ных конкретных побуждениях, но они редко осознаются по­тому, что часто бывают относительно скромны и удовлетво­рение находят в скромной норме - какой-либо общедоступной идее. «Я не знаю общества, свободного от идей, - писал В.О. Клю­чевский, - как бы мало оно ни было развито. Само общество уже идея, потому что общество начинает существовать с той минуты, как люди, его составляющие, начинают сознавать, что они - общество» (125, т.1, стр.24).