Огненный путь Саламандры 12 страница

— Убери метлу! Метлу убери! Ик! — Алконостиха заметно струхнула и попятилась, спотыкаясь на каждом шагу и падая на хвост.

— Уберу, уберу, не беспокойся! — Мимо нас прошмыгнула сгорбленная старушенция, которой на первый взгляд было сто лет в обед, с внушающей уважение метлой. Я посторонилась, пропуская воинственную бабульку. — Вот только сначала тебя вымету!

Метла взмыла вверх наподобие занесенного над головой меча и опустилась на спину алконоста. Бабка орудовала сим нехитрым приспособлением с завидным мастерством. В разные стороны полетели пух и перья.

— Ай! Ой! Ик! — Пернатая пьянь попыталась взлететь, но вместо этого лишь загребала болотную жижу крыльями, словно веслами, и далеко в своих спасительных потугах не продвинулась.

— Я те покажу, как по чужим огородам лазить! Я тя вместо пугала огородного посреди капустных грядок выставлю! Ты у меня забудешь, как яйца нести! — бушевала меж тем наша воинственная спасительница, одаривая алконоста прицельными ударами. И ведь ни разу не промахнулась!

— Спасите! Помогите! Люди добрые! — Птица, видно, пыталась воззвать теперь к нашему чувству сострадания, но мы еще не настолько пришли в себя, чтобы оно у нас появилось, поэтому временно бездействовали.

— Ага! Про людей добрых вспомнила, мешок с… — Старушенция выразилась слишком конкретно. — Лети подобру-поздорову, пока я тебя не умилитилипазитировала, винзавод с лапками!

— Утилизировала, — потрясенно поправил Полоз.

— Во-во! Благодарствую, мил-человек! Именно это я и сделаю! Ух! — Бабка снова замахнулась метлой на окосевшую птицеженщину, но алконостке удалось наконец справиться с верхними конечностями, и она, постанывая и охая, с трудом поднялась в воздух. Правда, невысоко. Количество выпитого явно перевешивало и тяготило.

— Старая карга! Ик! — крякнула она напоследок с безопасного расстояния. — За метлу ответишь… — и, постоянно натыкаясь на кусты и деревья, скрылась в потемках. Я проводила ее встревоженным взглядом. Долетит — не долетит? Все-таки пьяное летающее создание мне было не чуждо…

— Вот дрянь какая! — посетовала старушка, поудобнее перехватывая метлу. — Опять небось всю живодерь у меня с огорода поклевала! Что ты с ней делать будешь?

— Да… Не такими я себе алконостов представляла, — тяжело вздохнула я, с сожалением расставаясь с красивым сказочным мифом об этих удивительных существах. В голове постепенно прояснялось.

— Какие алконосты, деточка? — Бабка живенько повернулась ко мне. — Любой уважающий себя алконост ни за что не опустится до пожирания живодери в таких количествах! Да и делать им туточки нечего, не их земля. А эта болтушка в перьях — не кто иной, как заболотица, она сначала усыпляет свою жертву взглядом или голосом, а потом высасывает из нее все воспоминания, коими, собственно, и питается. А эта, — бабка погрозила метлой в сторону улетевшей птахи, — который раз живодерь у меня обирает. Можно подумать, для нее выращиваю!

— Ужас какой! — Меня передернуло, но не от переживаний за судьбу чужого урожая.

— А что это за травка такая — живодерь? — Любопытство Мираба никакими чарами не перешибешь.

— Эх вы, неучи! Да безобидная травка в общем-то, вот только на этих мерзавок действует, как бутыль самогона. Пару кустиков склевала и под кустиком упала. Хи-хи! И ведь не отважу никак, пристрастилась уже, горемычная. А вы, собственно, кто такие будете и что тут вообще делаете? — вдруг спохватилась наша воинственная спасительница и взяла метлу на изготовку. То ли для того, чтобы замахнуться получше в случае чего, то ли чтобы улететь от греха подальше.

— А мы по делу, — осторожно начала я. — Ищем ведьму-отшельницу. Очень надо.

— А зачем вы ее ищете? — подозрительно прищурилась старушенция.

— Надо, — проявил удивительное единодушие со мной Полоз. — Не подскажете, где мы можем ее найти?

— Вот еще! Конечно, не подскажу.

— Но почему?

— Занята она сильно, не до вас ей.

— Но нам действительно надо, — заканючила я, чуть не плача. — У нас человек в беде, а мы заблудились…

— Как заблудились, так и разблуждайтесь! — припечатала пожилая вредина. — Ходють тут всякие… И как только вообще сюда живехонькие пробрались?

Выяснять, какими мы, по ее представлениям, должны были сюда добраться, я не стала, для сохранения душевного спокойствия.

— Мы не всякие, — обиделся за нас всех Мираб. — У нас даже амулет путеводный есть.

— А ну покажь! — Бабка требовательно выставила руку.

— Вот еще! — неучтиво передразнил ее эльфыреныш, за что схлопотал от меня увесистый подзатыльник. Старость надо уважать. К тому же у меня появились кое-какие подозрения.

— А вы случайно не та самая ведьма, которую мы ищем? — опередил меня с вопросом Полоз.

Бабка смерила нас таким взглядом, что хоть беги, но мы стойко ждали ответа.

— Нет! — наконец соизволила ответить она.

Понятно, значит, мы попали куда нужно. Правда, сильную магичку, умудренную опытом, я несколько иной себе представляла, более серьезной, что ли, а не гоняющейся по болоту за пьяной живностью.

— Тогда мы пойдем, — как можно равнодушнее пожала я плечами. — Спасибо за то, что помогли, но у нас нет времени задерживаться, каждая минута на счету. Мальчики, за мной!

И гордо направилась мимо обалдевшей от моих слов бабки в глубь болота (хотя куда уже глубже, неизвестно). Мужская часть нашей троицы послушно потянулась следом за мной.

— Сатия, ты с ума сошла? — раздраженно зашипел мне на ухо Полоз. — Мы всю ночь, если не больше, будем блуждать в этом дивовом болоте… А старая карга — единственное нормальное существо, которое нам пока встретилось, и встретится ли кто-нибудь более-менее вменяемый — еще неизвестно.

— А мне кажется, что эта милая старушка и есть та, кого мы ищем, — озвучил мои мысли проницательный ребенок.

— Зришь в корень, Мирабчик, уверена, что это именно она, — довольно кивнула я, продолжая бороздить болото почти на ощупь.

— Тогда какого лешего мы еще куда-то премся? — Полоз резко остановился. Все-таки мужчины иногда бывают несколько… э… туповаты в некоторых вопросах, касающихся тонкостей обращения с противоположным полом. Если мы сейчас начнем напирать на старушку, она ни за что не признается, кем является на самом деле. Чисто из вредности. Еще и в трясину самую заведет для острастки. Тут надо действовать хитро и осторожно. А кто лучше разбирается в тайнах женского естества, как не другая женщина.

— Никуда она от нас не денется, пошли, тебе говорят, — уверенно прошептала я и потянула упирающегося благоверного за рукав. — Только молчи, а то все испортишь.

Полоз недоверчиво повиновался и медленно побрел за мной, бормоча себе под нос:

— Чушь какая-то. Найти то, что искали, и переться дальше в болото, вместо того чтобы…

— Эй! — прервал возмущенную тираду моего благоверного немного запоздалый бабкин возглас. — Так что вы от ведьмы-то хотели?

Я остановилась, делая вид, что раздумываю. Мираб с Полозом выжидающе уставились на меня.

— Позолотите ручку, всю правду скажу! — выдала я наконец.

— Чего?!

Такой наглости старушка никак не ожидала и даже метлу свою на миг выпустила из рук.

— Не хотите, как хотите, — не стала настаивать я. — Мучайтесь теперь по гроб жизни, зачем мы ее ищем.

— А если не найдем? — моментально встревожился Мираб, правда не совсем понимая, к чему я веду.

— Домой вернемся. Наверное. Жаль только, что бедной знахарке ничем уже помочь не сможем… Бедная Сцинна…

Хорошо еще, что Полоз промолчал, с него бы сталось не вовремя ляпнуть что-нибудь оригинальное, но не совсем уместное. Все-таки очень неплохо, что он иногда туговато соображает.

А расчет мой на самом деле был до банальности прост. Какие бы мы, женщины, ни были вредные и принципиальные, но любопытство — единственная вещь, которая всегда и во всех ситуациях срабатывает. Сработала и на этот раз.

— Ладно, заинтриговала, — перестала тут же ломать комедию зловредная бабка. — К тому же мне очень интересно, как вы умудрились пройти через все расставленные ловушки.

— А они разве были? — удивленно вскинул бровки Мираб.

— Огненная Стена, Туманные Стражи, Зачарованная Тропинка, — начала перечислять бабулька, загибая скрюченные сухие пальцы. — И поверь, милок, это еще не самое страшное…

Эльфыреныш впечатлился одними названиями и подавленно замолчал. Воображение у него хорошее, поэтому уточнять, что же это такое «самое страшное», в целях сохранения психического равновесия он не стал.

— Интересная у вас компания, — продолжила между тем внимательно нас рассматривать старая карга. — Потомок прародителей эльфов, Великий Хранитель Золота и…

— Компания как компания, не хуже других, — поспешно перебила я обличительницу.

— А вы сами-то кто такая? — вполне справедливо поинтересовался Полоз, подозрительно сощурив глаза.

— Я-то? — Бабка как-то нехорошо усмехнулась. — А я хозяйка Заветного леса Алессандра Единственная.

И вот перед нами уже стоит не сухонькая сгорбленная старушенция с трясущимися руками и всеми признаками старческого маразма, а высокая, статная, довольно молодая еще женщина. Ночной ветер мягко развевал ее черные как смоль волосы, а вместо метлы в руках ведьма держала березовый посох, увенчанный сверху искусно вырезанным четырехлистником. Значит, я не ошиблась…

— Что уставились, гости незваные? — неожиданно властно заговорила ведьма. — Искали меня, искали, а как нашли, так и языки проглотили? И как, вкусно?

Она откровенно наслаждалась нашим замешательством. Что ж, ее можно было понять. Не думаю, что через это даже Лихим забытое местечко ходят толпы праздношатающихся любителей подышать болотными испарениями.

— Ну что же… Идемте, — ухмыльнулась довольная произведенным эффектом Алессандра, так и не дождавшись от нас мало-мальски вразумительного ответа. — Потолкуем в… другом месте. А за старую каргу кое-кто мне еще ответит.

М-да, бедный Полоз. Сколько раз говорила ему, чтобы держал язык за зубами.

К жилищу ведьмы мы добирались уже в полной темноте. Лошадей для пущей безопасности вели в поводу. Четырехлистник на посохе светился голубовато-сиреневым светом, разгоняя темноту и хоть немного облегчая нам путь. Болото на удивление быстро осталось позади, и теперь под нашими ногами пружинил прошлогодний хвойный ковер с мягким мохом, без коварно притаившейся под ним жижи. Теперь, когда все основные страсти улеглись, я почувствовала, что сильно замерзла, ведь одежда после незапланированного купания была насквозь мокрой и высыхать не торопилась, а ночную прохладу никто не отменял. Но жаловаться на несовершенство мира я постеснялась и старалась как можно тише стучать зубами.

— Так вы говорите, у вас был амулет? — первая нарушила молчание ведьма, едва мы приблизились к высоченному бревенчатому забору. На мой взгляд, не хватало только черепов со светящимися глазами, нанизанных на шесты. Человеческих, разумеется.

— Б-был, — честно ответила я посиневшими губами. — Я его выронила, т-там, в б-болоте… к-к-когда уп-п-пала…

— Ты знаешь, что это легко проверить?

Я согласно клацнула зубами, всем своим видом показывая — делайте что хотите, мне уже все равно.

— Она не врет! — гордо вступился за меня Мираб и шепотом обратился к моему благоверному: — Полоз, одолжи Сатии свой плащ, пожалуйста, а то она, бедная, совсем замерзла. Я бы свой сам дал, но он размерчиком маловат, да и мне простужаться не очень хочется.

— Мирабэль, я все-таки тебя выпорю рано или поздно, помяни мое слово, — прошипел в ответ Полоз, но плащом послушно закутал меня по самую маковку. Спасибо, конечно, за заботу, но как бы она потом мне же боком не вышла… С этими двумя никогда ни в чем нельзя быть уверенной. Эх, зато тепло-то как…

Ведьма смерила нас насмешливым взглядом и резко вскинула руку. Я даже присела от неожиданности. Кто знает, что готово сорваться с ее пальцев, ведьма все-таки. Но ничего ужасного не произошло, молнии не полетели в разные стороны, деревья не попадали, небеса не разверзлись. Напротив, на руку отшельницы села маленькая пичужка и что-то очень возбужденно зачирикала. Ведьма покивала с умным видом и отпустила птичку восвояси, просто подкинув вверх.

— Если амулет того, кто дал его вам, действительно у вас был, его найдут, и очень скоро, — обратилась она к нам, — а сейчас — проходите. И ничего не бойтесь. Пока.

Высокие резные ворота, которых, я могу поклясться, тут только что не было, вдруг распахнулись сами собой, открывая нам путь в святая святых ведьмы-отшельницы. Мы с опаской ступили внутрь. Ворота тут же со зловещим скрипом захлопнулись за нашими спинами.

Не знаю, каким на самом деле должен быть дом настоящей ведьмы — покореженным, покосившимся и готовым рассыпаться от малейшего дуновения? — но этот выглядел вполне надежным и добротным, в окошках слабо горел свет, и нападать на нас из недр этого магического убежища никто не торопился. Не знаю, чего именно нам предложено было временно не бояться, но я пока ничего вообще толком не видела, темень была, хоть глаз выколи. Может, оно и к лучшему. Пусть всякие страшилища, если они тут есть, посидят тихонечко в сторонке, мы же мирные путники, нас обижать не за что.

В доме было достаточно светло, в очаге весело потрескивал огонь, на котором готовилось что-то громко булькающее и довольно аппетитно пахнущее. Я еле удержалась, чтобы не шмыгнуть в пламя. Мало того что со сменой ипостаси у меня в последнее время стали возникать вполне серьезные проблемы (она давалась мне с большим трудом, причем в обоих состояниях), так еще и возможности нежиться в пламени почти не представлялось. Я осторожно покосилась на змееглазую причину всех моих злоключений — не заметил ли алчного блеска в моих глазах — и подавила горестный вздох.

А вот Мираб тут же сунул в котелок свой любопытный нос, за что получил от хозяйки по длинному уху.

— Если не знаешь, с чем имеешь дело, лучше оставь свое любопытство при себе, иначе оно оставит что-нибудь нелицеприятное на твоей очаровательной мордашке, — отчитала ведьма мальчишку.

— А что там? — потирая пострадавшее ухо, не удержался от очередного вопроса Мираб.

— Зелье для наведения бородавок.

Эльфыреныша от очага как ветром сдуло. Он привычно шмыгнул мне за спину и уже оттуда недовольно проворчал:

— И зачем оно только надо?

— От излишнего любопытства, — хмыкнул Полоз, устраиваясь на стуле подальше от всяких подозрительных скляночек и пучков травы. Я же скромно присела на краешек лавки, Мираб притулился рядышком.

На улице что-то подозрительно заскреблось и зашебуршало. Ведьма распахнула окно, и на подоконник запрыгнула маленькая белка. Быстро-быстро застрекотав, зверек положил в протянутую ладонь какой-то предмет и ускользнул в темноту.

— Вот теперь можно и поговорить, — удовлетворенно кивнула нам ведьма, внимательно рассмотрев (только что на зуб не попробовав) принесенный амулет. — Какая помощь вам требуется? Надеюсь, вы не притащились сюда из-за какого-нибудь пустяка?

Хотела бы я посмотреть на этого ненормального, который захочет из-за ерунды по болотам шляться да через всякие опасные для жизни ловушки проскальзывать. Хотя люди (и не только) разные бывают…

Я вкратце изложила суть дела. Ведьма слушала не перебивая, лишь изредка кивала головой, то ли мне, то ли своим собственным мыслям, но, пока я не закончила рассказ, не произнесла ни слова. Да и потом слишком долго молчала, прикрыв глаза. Я даже заподозрила — не уснула ли, из меня рассказчик еще тот.

— Ты уверена, что хочешь использовать амулет ради чужого человека? — очень тихо, но мы втроем даже вздрогнули, спросила Алессандра. Ее голос звучал глухо, хотя внешне ведьма ничем не выдала своего душевного состояния.

— Уверена. — Вопрос меня несколько удивил.

— А вдруг скоро тебе самой очень понадобится помощь?

— Ну понадобится и понадобится. — Я равнодушно пожала плечами. — Значит, не судьба…

— Хорошо. — Ведьма открыла глаза и уставилась на меня так, что я невольно поежилась. — Это твой выбор. Я подумаю, что можно сделать. А сейчас ложитесь-ка вы спать, утро вечера мудренее.

Но уснуть мне не удалось, несмотря на страшную усталость. Я ворочалась на довольно мягкой перине, словно она была набита сухим горохом, в голову лезла всевозможная муть, а сна не было ни в одном глазу. На топчане у двери уже давно без зазрения совести дрых Полоз, на широкой лавке сладко сопел Мираб. Ему, как самому мелкому и дотошному, уступили тепленькое местечко на печке, но он с галантностью истинного кавалера уступил его мне. Не то чтобы я жуткая неженка, привыкла уже за последнее время спать и не в таких комфортабельных условиях, но тут, как нарочно, бессонница заявила о своих правах на меня. Количество пересчитанных на сон грядущий баранов уже давно не поддавалось никакому исчислению, а я не впадала даже в легкую дрему. Бока начали немилосердно ныть.

Когда лежать стало совсем невмоготу, я встала и осторожно спустилась вниз. Половица под ногой жалобно скрипнула, будто возмущаясь моими ночными похождениями. Я строго на нее шикнула и сделала несколько неуверенных шагов в сторону соседней комнаты, из-под двери которой пробивался слабый свет. Прислушалась. За дверью было тихо, но в том, что Алессандра не спит, у меня не было ни малейшего сомнения.

— Заходи уже, что стоишь как бедная родственница, — тихо позвала ведьма, и дверь медленно отворилась сама собой. — Если кому-то не спится, это значит, что либо воздух слишком свежий, либо совесть нечиста.

— Да вот… я… что-то… как-то… бодрит ваш воздух… — промямлила я, с опаской входя в небольшую комнатушку, больше похожую на лабораторию какого-нибудь алхимика. Все было заставлено баночками, пузыречками, странными инструментами, смахивающими на пыточные (одни щипцы с зазубренными клешнями чего стоили), и плошками самых разных размеров и форм. Повсюду, где только возможно, висели пучки трав. На странности, очень сильно напоминающие мышиные хвостики, крылья летучих мышей и засушенные черепа разной живности, возможно совсем недавно бегающей, прыгающей или летающей, я старалась даже не смотреть. На небольшом очаге посреди комнаты в котелке что-то булькало, распространяя неприятный сладковато-приторный запах. Я невольно сморщилась и чихнула. Странно, в горнице, где почивала наша неразлучная троица, воздух был абсолютно свежий.

— Что встала? Проходи уже, раз вошла, Саламандра, — невесело усмехнулась ведьма, помешивая в котелке варево и одновременно добавляя туда щепотку какого-то мерзко-желтого порошочка, отчего зелье забурлило еще больше, и по комнате распространился совсем уж удушливый смрад.

— Откуда вы знаете, кто я такая? — осторожно спросила я, стараясь дышать через раз и прилагая максимум усилий, чтобы не задохнуться. Однако на закрытую дверь все равно воровато обернулась. Еще не хватало, чтобы в самый неподходящий момент проснулся тот, кому эти слова слышать совершенно не полагается. — Да и про друзей моих тоже?

— Девочка, я не первый день замужем, — гордо отрезала ведьма, на которую, казалось, вонь совершенно не действовала. — Поэтому и живу одна.

— А что еще… кхе… вы знаете? — решила не отставать я. Даже не из праздного интереса, меня пугала способность ведьмы вот так, с ходу, безошибочно определить истинную сущность каждого из нас. Если есть одна, значит, найдутся и другие такие умельцы, а мне бы совершенно не хотелось с ними встречаться в обозримом будущем.

— Не волнуйся, я прекрасно поняла, что ты хочешь остаться неузнанной, особенно для твоих, как ты их называешь… «друзей», — понимающе хмыкнула Алессандра, не отрываясь от своего вонючего занятия. — Сама разбирайся в той каше, которую заварила, лезть не стану. А что каша с комочками, тут уж не обессудь: что сварила, то и жуй.

— Жаль, выкинуть нельзя, — печально вздохнула я, не решаясь подойти ближе.

— Выкинуть-то все можно, только как бы потом жалеть не пришлось. Люди, да и нелюди тоже, часто вышвыривают на помойку слишком ценные вещи, считая их ненужным хламом, причем как раз перед тем, как они становятся жизненно необходимыми.

Мне стало не по себе. Такое впечатление, что я всех вокруг обманываю в чисто корыстных и жутко эгоистичных целях. Хотя в какой-то степени, наверное, так оно и есть, если считать неимоверное желание выжить эгоизмом. Но разве можно благоразумное, на мой взгляд, молчание и нежелание на каждом углу вопить, а для глухонемых еще и табличку на грудь повесить, о том, что я — сбежавшая от ненавистного мужа Саламандра, расценивать как обман? Так, маленькая недоговоренность, и всего-то, многие путешествуют анонимно, чем я хуже?

— Не терзай себя пустыми сомнениями и угрызениями совести. — Она что, мои мысли читает? — Ты поступаешь так, как нужно тебе, и только тебе, а насколько верно — будущее покажет. Понимание и прозорливость приходят по мере разрешения проблем насущных, и чем серьезнее проблемы, тем раньше мы становимся мудрее.

— И старее… — добавила от себя я.

— Главное, чтобы ты действовала не наперекор внутреннему зову, а вопреки доводам разума, его заглушающим. — Алессандра будто меня не слышала. — Все проблемы создаются исключительно рассудком, поверь мне. — Она осторожно опустила мой четырехлистник в кипящий котел и медленно подняла глаза — огромные, завораживающие, абсолютно черные, без белков.

Сердце пропустило удар, еще один, но потом будто спохватилось и забилось настолько быстро, что стало трудно дышать теперь уже не от зловонного варева, запаха которого я, надо сказать, уже почти и не чувствовала.

— Подойди, — глухо приказала ведьма, окутывая меня бездонным взором. Я сделала несколько шагов, которые дались мне с огромным трудом, и остановилась по другую сторону стола с кипящим варевом.

— Смотри! Задай свой вопрос и смотри… Смотри…

Голос шелестел внутри головы, будто шальная осенняя муха в пустой комнате. Я послушно заглянула в котел, поверхность которого теперь была абсолютно ровной и такой же ужасно притягательной и черной, как глаза Алессандры. Мне стало страшно. Настолько по-настоящему страшно, как, наверное, бывает только раз в жизни, когда отчетливо осознаешь, что больше от тебя ничего не зависит, а рядом стоит безжалостный Укротитель Жизни со своим неизменным оружием.

— Спрашивай и смотри…

Я попыталась сосредоточиться, но мысли ускользали от сознания настолько быстро и легко, что закружилась: голова. Что спрашивать? Что я хочу знать? Что ждет меня дальше? Как избавиться от навязанного мужа? Как расторгнуть ненужный мне брак? Куда мне идти? Чего искать? Все эти вопросы казались жутко важными, но почему-то бессмысленными. Они не вызывали никаких эмоций, кроме недоумения.

— Воистину желающий увидит… смотри…

Черная гладь манила к себе, голос заставлял забыть обо всем, даже о собственном страхе.

— Сердцем смотри…

Сердцем? Каким сердцем? Для чего? Зачем я здесь? К кому обратиться за помощью? За помощью? Помощь… Сцинна!

И тут я увидела…

 

— Ну и?.. — первым не выдержал Мираб.

— Что «и»? — рассеянно переспросила я. Общаться совершенно не хотелось. Ночной разговор с ведьмой оставил в душе неприятно-тревожный осадок, от которого отделаться никак не получалось. Несмотря на то что после «сеанса» я мгновенно провалилась в сон, утром чувствовала себя уставшей как никогда, будто на мне всю ночь воду возили. Однако самым противным было то, что я не могла понять, что же меня так гложет. Вроде бы ответ на главный вопрос, за которым мы (а точнее, я, остальные навязались) сюда шли, был получен, но вместе с тем теперь появилось множество новых. На что именно так старательно намекала ведьма? От чего хотела предостеречь? Почему не могла сказать прямо? Да еще и ее странное поведение утром…

— Что все это значит? — В голосе мальчишки теперь слышалось не столько любопытство, сколько плохо скрываемая обида. Его можно было понять. Алессандра в своем вредном старушечьем обличье разбудила нас ни свет ни заря (причем довольно-таки грубо разбудила, надо сказать) и, еще толком не проснувшихся, практически вытолкала из своего дома, напоследок оглушительно хлопнув воротами. Без объяснений, без наилучших пожеланий, без дополнительных наставлений и подробных инструкций. Даже без завтрака, что расстроило эльфыреныша больше всего. Отсутствие последнего ощущалось с каждой минутой все острее и острее, из нас троих со вчерашнего дня во рту и маковой росинки не было ни у кого, поэтому ворчание Мираба было вполне обоснованным. Полоз же шел с непроницаемым выражением лица, упорно молчал, и если испытывал какие-либо эмоции, то ничем не выдавал своего истинного состояния. Лошадей опять пришлось вести в поводу, болото же, что скорости нам, естественно, не прибавляло.

Хотелось надеяться, что двигались мы все-таки в правильном направлении, и этот промозглый сырой туман, позволяющий видеть всего на несколько шагов впереди, а сразу позади нас смыкающийся в непроглядную серую муть, и есть та самая путеводная нить, которой обеспечила нас Алессандра для благополучного возвращения. А может, она напустила туману для того, чтобы мы дорогу обратно к ее отшельничьему жилью не запомнили? В любом случае путь у нас был один — опять через болото, да еще и сквозь туман.

— В конце концов, я есть хочу! — продолжил канючить Мираб, зябко кутаясь в плащ. — Что за зверское обращение с гостями! Уж хотя бы проводила, если больше ничем помочь не может. Еще и туман этот противный, ни зги не видно! А если мы тут заблудимся? Или того хуже — нами кто-нибудь пообедает? — Неугомонный мальчишка был уже на грани самой настоящей истерики, постоянно озирался по сторонам и вздрагивал от каждого подозрительного шороха.

— Не переживай, тебя съедят последним как самого низкокалорийного. — Я подумала, что моральная поддержка окажет благотворное влияние, но не тут-то было.

— И это говоришь мне ты?! Ты, которая поклялась доставить меня домой целым и невредимым?!

— Насчет целого и невредимого разговора не было, — вяло возмутилась я, продолжая думать о своем.

— Ах вот как?! — Мираб даже приостановился, но, увидев, что наши с Полозом удаляющиеся силуэты растворяются в тумане, живенько припустил следом. — И ты со спокойной совестью позволишь кому-нибудь поглодать мое несчастное, замерзшее, набухшее от обилия влаги тельце?! — Мальчишка в порыве отчаяния схватил меня за рукав.

— Успокойся, конечно, не позволю. — Кажется, заткнуть мелкого теперь вряд ли удастся.

— А если я…

— Если ты сейчас же не перестанешь скулить, я сам тебя скормлю кому-нибудь, — процедил сквозь зубы Полоз. — Хотя бы вон тому неведомому монстру, что так жалостливо вздыхает за кустом. — И мой благоверный кивнул на слабо проступающие из тумана кусты, откуда и правда доносились тяжкие, очень похожие на голодные вздохи.

— Сатия, ты слышала? Слышала?! — Теперь Мираб словно клещ вцепился в мою руку, моментально забыв про недавние претензии лично ко мне. — Я всегда подозревал, что он так и ищет повод от меня избавиться, а сейчас как раз подходящий случай — болото топкое, туман липучий, и — никого… — Мальчишка (да и я вместе с ним) подпрыгнул от резкого ухающего звука, раздавшегося совсем близко, и что есть сил завопил: — Любимая, я не хочу умира-а-а-ать… Я для этого еще слишком моло-о-о-од… Мне еще жить и жи-и-и-ить… В конце концов, во мне течет самая древняя кровь этого мира-а-а…

— Наверное, она-то как раз и очень полезная, — продолжал невозмутимо подливать масла в огонь мой благоверный. — Думаю, даже излишне придирчивые гурманы останутся довольны.

— Полоз, прекрати пугать ребенка. — Я решила вступиться за своего истеричного подопечного и прижала трясущегося то ли от страха, то ли от холода Мираба к себе. Непосредственная близость хоть чьего-то тела придавала и мне уверенности и не позволяла самой поддаться панике. А она была ох как близко. — Как тебе не стыдно, он же еще маленький.

— Как вопить на все болото и привлекать внимание всевозможных кровожадных тварей, так это он маленький, все должны понимать, а как помалкивать, чтобы нас действительно не сожрали… Пошла вон, гадина! — Последняя фраза относилась к неожиданно выпорхнувшей из тумана птице, которая вовсе и не собиралась умирать смертью храбрых, но выбора ей судьба не оставила — реакция Полоза оказалась просто-таки молниеносной. Темные перья медленно закружились в воздухе. — Чтоб тебя!..

И он в последний момент успел удержать шарахнувшуюся от испуга лошадь. Наши коняшки из солидарности тоже начали проявлять беспокойство, но убегать пока не торопились. Напротив, старались держаться к нам поближе. Еще немного, и они трусливо прижмутся к нам в поисках защиты и раздавят свою единственную надежду на спасение внушительным двойным весом. Я сделала пару осторожных шагов вперед, чтобы лошади оказались чуть позади нас и не смогли осуществить свой коварный замысел.

— Вот-вот, сначала невинная птичка, потом я… — Мираба уже ощутимо трясло, и меня вместе с ним.

— Насчет невинности этого перьевого мешка я бы не стал давать никаких гарантий, — сквозь зубы процедил мой нервный супруг.

— Но она так безобидно выглядела… почти как я.

— Не прибедняйся, эльфырь. Сатия тоже на первый взгляд невинно и мило выглядит. — Полоз подозрительно глянул на меня. — Но когда узнаешь ее поближе, словосочетание «невинно выглядит» несколько видоизменяет свой истинный смысл, а к тебе оно вообще неприменимо.

— На себя посмотри, змей и у дива на куличках змей! — огрызнулась я, не желая оставаться в стороне от дружеской перепалки, тем более если уж и по мою душу разговор зашел.