Глава 6 ЧУДИЩЕ С СЕВЕРА
На вечерней заре, в холодных сумерках уходящего саамского лета, с бурых холмов в стойбище Железного Ворона пришел путник. Его заметили оленьи пастухи и сначала подумали, что к ним приближается демон-утчи, — хотя гость издали выглядел мирно, собаки, поджав хвосты, с визгом кинулись от него прочь, как от волка. Тогда и пастухи перепугались и, не дожидаясь приближения незнакомца, побежали в стойбище. Старейшины выслушали весть и молча переглянулись. — С севера? — переспросил один. — Один? Пастух подтвердил: — На своих двоих, без поклажи. Как будто с неба свалился. — С неба?! А нет ли на нем сизого плаща? — Да, рогатая шапка, — закивал пастух, — и плащ до земли. — Это тун, — прошамкал третий. — Храни нас, Мяндаш-ёг! — Гостя надобно встретить, — сказал старейшина Ише, вставая на ноги. — Зовите нойду. А родичам скажите, чтобы сидели тихо по вежам,[16] и никто пусть не высовывается. Вскоре путник уже входил в пустое и тихое, словно вымершее, стойбище. Люди, притаившись, сидели по домам, собаки тоже попрятались. Тун спокойно проследовал за лебезящими старейшинами к лучшей, самой просторной веже, и старуха-хозяйка, низко кланяясь, откинула дверной полог. Сел без приглашения на лучшее место — самое дальнее от входа, у очага, под свисающими масками зверей-предков. Старейшины и подоспевший нойда расположились напротив, спиной к холоду. В лицо незваному гостю смотреть не осмеливались, но украдкой поглядывали за спину — где крылья-то? Когда тун входил в стойбище, они были сложены у него за плечами наподобие плотного плаща, а теперь даже нойда их не видел, сколько ни всматривался колдовским зрением и так и этак. Тун выглядел как человек. Почти. Всем известно, что у оборотня две сущности — человеческая и звериная. Туны, управляя превращением, по своей воле проявляют в мире только одну сущность, а другую скрывают за Изнанкой. Как иначе объяснить, куда тун спрятал широкие крылья, войдя в вежу? И куда он девал свои сапоги и парку из шкуры нерпы, когда когтистой птицей летел над тундрой? Сапоги, к слову, дивные, расшитые мехом и бисером, тонкой саамской работы. Одежда на туне тоже была добротная, саамская. На плече — кожаная торба, в ней нечто угловатое, старательно закутанное в мех. Нойда пригляделся — и в брюхе стало холодно: хийси принесли не простого туна, а чародея-рунопевца. — Будь здрав, господин, — произнес положенные слова старейшина Ише. — Все ли благополучно в тех краях, откуда ты прибыл? Здоровы ли твои родители? Нисколько его не заботило здоровье родителей проклятого туна, зато очень тревожило его появление в стойбище. Зачем он здесь? Туны у саами — нечастые гости. Хорошо, если отдохнет, переночует и полетит дальше, а если нет? — Мать здорова, — обронил тун. — Я здесь ненадолго. У меня важное дело на юге. Старейшины украдкой перевели дух. — Прошу, будь нашим гостем, раздели мою пищу и кров, — сказал Ише почти радушно и добавил ритуальную фразу: — Все мое — твое. Тун рассеянно кивнул, как будто подтвердил — так и есть. В вежу вошли три богато одетые старухи, принесли еду: тонко нарезанную вяленую оленину, тюлений жир с толченой морошкой и брусникой, копченую морскую рыбу. В точеной деревянной миске плескалось еще теплое оленье молоко. Тун на все эти яства едва взглянул. — Это я есть не стану, — сказал он. — Мне нужна свежая кровь. — Что? — перепугались старейшины. — Кровь? — Я весь день летел, от рассвета до заката, и завтра предстоит столько же. Как мне иначе восстановить силы? — спокойно объяснил тун. Взглянул на миску с молоком и отмерил ладонью половину: — Вот столько свежей человечьей крови. Я сейчас лягу спать, перед рассветом разбудите. Когда проснусь — чтоб была. Да смотрите, чтобы не загустела! Окинул насмешливым взглядом побелевшие лица. — Всем ясно? — Да, господин. Не надо ли ездового оленя, запас пищи в дорогу? — собрав все силы, спросил Ише. — Не прислать ли девицу размять плечи и согреть ложе? Тун брезгливо поморщился. — Ничего не надо, а девицы ваши провоняли дымом. Разбудите меня перед рассветом. И чтобы кровь была. Иначе, — глянул хищно, — я ее сам добуду. Ступайте. Старейшины, пятясь, поползли к выходу. Смирившийся с неизбежным Ише как раз начал прикидывать, сколько здоровых молодых мужчин стойбища понадобится, чтобы без ущерба нацедить необходимую миску крови, когда тун обратился к нему: — А ты, старик, останься. Я еще с тобой не закончил. И спросил, голосом вгоняя старейшину в дрожь: — Где Йокахайнен? Почему не пришел меня поприветствовать? Ише мгновение колебался, не соврать ли, что сын в отъезде, но не рискнул и, обмирая, что-то забормотал про обычаи, почетных гостей и негодных мальчишек… Тун отмахнулся: — Тащи его сюда. Старейшина выскользнул из вежи, и вскоре вместо него вошел молодой саами — невысокий, худой, с длинными черными косами и дерзкими узкими глазами. — Что, хотел спрятаться от меня, ничтожный раб? — зловеще спросил тун. — Прости, господин, сын должен слушаться отца, а отец велел мне сюда не соваться. — И ты так бы и сидел в своей веже, пока я не улетел? — Я сыграл бы на кантеле — ты бы услышал. — Да я и так тебя учуял еще на подлете. К тому же я знал, что тебя здесь застану, потому и сделал крюк до вашего стойбища. — Счастлив снова видеть учителя. Приветствую, господин мой Рауни. Саами поклонился с преувеличенным смирением. Тун хмыкнул, перешагнул через очаг и хлопнул его по плечу. — Давно не виделись, Йо. Садись сюда, есть разговор… Когда Йокахайнен вышел из отцовской вежи, на улице уже давно стемнело. Юноша потянулся, посмотрел в усыпанное звездами небо. Над горизонтом парил предок рода, Могучий Ворон Тьмы, глядя на тундру желтым глазом — луной. За площадкой, где поднимались в темноту рогатые столбы, посвященные покровителю и прародителю всех саами Мяндашу, оленю-оборотню, мелькнул свет. Кто-то откинул полог вежи и махал ему рукой, подзывая жестами: — Эй, иди сюда! В дальней веже с нетерпением поджидали старейшины. — Ну что, я не ошибся? — приглушая голос, спросил Ише. — Это Рауни, сын Хозяйки Похъёлы? Тот, что учил тебя рунному пению? — Он самый. — Сказал, что ему здесь надо? — Здесь — ничего. Он летит на юг, в земли карьяла. Старейшины несколько мгновений молчали, переваривая новость. — Стало быть, наши нойда не ошибались, — проскрипел один из них. — Границы больше нет. — Граница тает, как лед в начале лета, — кивнул нойда. — Пока еще держится, но трещин все больше — вот-вот лопнет… — Да подожди ты со своими трещинами, — оборвал его Ише. — Зачем Рауни собрался к лесовикам? Почему так срочно и скрытно? Он гонец? К кому? — Нет, не гонец, — сказал Йокахайнен. — Как я понял, его послали кого-то убить. Эта новость надолго погрузила стариков в задумчивое молчание. — Раз Лоухи послала на такое дело собственного наследника, — прошамкал самый старый, — значит, дело это очень серьезное… — Почтенные, — вмешался Йокахайнен, — я предлагаю дождаться завтрашнего утра. Не хочу вас пугать, но тун способен нас услышать, даже если мы уйдем в холмы. — Мой сын мудр не по годам, — поддержал его Ише. — Пусть сначала улетит тун. Предрассветное небо было холодно-розовым, бурая трава поседела от инея. Тун вышел на край стойбища и остановился. Саами, робко и почтительно следовавшие за ним шагах в двадцати, столпились у последней вежи. — Ну, где кровь? Ише выступил вперед, с поклоном протянул туну бурдючок. Тун принюхался, одобрительно кивнул и выпил его содержимое одним длинным глотком. Когда он обернулся, чтобы отдать бурдючок, все невольно отшатнулись — как есть утчи! Нос заострился, как хищный клюв, лицо сузилось, кожа стала чешуйчатой, словно змеиная. С громким хлопком тун выпустил и распахнул крылья. В тот же миг над горизонтом показался край солнца. Свет ударил в глаза саами, а в следующий миг путника уже не было — только в небо плавно поднималась огромная птица, тяжело взмахивая крыльями. Саами провожали туна взглядом, пока он не превратился в далекую точку в розовом небе. Тогда старейшина выпрямился и перевел дух. — Улетел! Никто не ответил. Саами развернулись и побрели обратно в стойбище. Теперь разговор пошел куда свободнее. — О чем вы вчера говорили полночи? — насел на сына Ише. — Что этому туну от тебя надо? — Рауни приказал мне отправляться на юг, вслед за ним. — Зачем?! — Он хочет, чтобы я вызвал на бой тамошнего колдуна Вяйнемейнена. Старейшины ахнули. Имя знаменитого карьяльского колдуна было хорошо известно в землях саами. Оно и почиталось тут выше, чем имена самых сильных местных нойда. — Эти похъёльцы потеряли всякий страх! — рявкнул Ише. — Если им неймется свернуть себе шею, при чем тут мой сын?! Йокахайнен, ты никуда не поедешь! Только ты вернулся из внутренней Похъёлы, только я решил — всё, оставили тебя в покое, и вот опять! Горе нам! Боги покарали нас, послав на наши головы тунов! Они забирают у нас всё, что видят их жадные глаза, а что им не нужно, продают варгам за украшения и оружие! Они как волки среди оленей — приходят и режут. В стойбище больше двухсот мужчин, и ни один этому людоеду ни слова поперек не сказал, когда он потребовал человечьей крови! Все промолчали. А что тут скажешь? — Этому крови не дали бы — явились бы другие, взяли сами, — ответил другой старик. — Твоему сыну и в самом деле не след идти к карьяла. Он только навлечет на нас гнев их чародея. Да Вяйнемейнен его в землю живьем загонит, а потом примется за нас! Третий старец покашлял и сказал: — Этак мы окажемся между гневом карьяльского колдуна и местью тунов. Нет, пусть Йокахайнен выполнит приказ. Пусть найдет Вяйнемейнена… и расскажет ему всю правду. О том, что творится на земле и на небе, и самое главное — о том, что в его земли тайно направляется сын Лоухи. Пусть чародеи разбираются между собой. При чем тут мы, саами? — А если тун об этом узнает? Старики заспорили. Йокахайнен, как младший, почтительно помалкивал, но видно было, что про себя он уже всё решил. — Сам-то ты что думаешь? — спохватился Ише. — Я поеду, — сказал Йокахайнен. — Найду этого знаменитого колдуна и вызову его на бой. А там увидим… чего он стоит. Тем же вечером Йокахайнен отправился в путь. Ему выбрали лучшего ездового оленя, набили сумки сушеным мясом. — Надеюсь, тебе ясно, что тун тебя подставляет? — провожая, сказал ему отец. — Он хочет, чтобы ты отвлек внимание колдуна, пока сам он будет вершить темные дела в земле карьяла. Он ведь не дурак и понимает, что по сравнению с Вяйнемейненом ты просто мальчишка… — Это мы еще посмотрим, — холодно улыбаясь, повторил сын.
|