Глава 10 ВРАТА ПОХЪЁЛЫИльмо тайком вернулся в селение Калева, когда только-только стемнело. Скоротать время до полуночи он собирался у дяди. «Последний вечер под крышей отчего дома», — подумал он с легкой грустью, пролезая через дыру в частоколе. Не то чтобы он часто там бывал, но дом хранил воспоминания о детстве, когда еще живы были отец и мать… И кто знает, как сложится дальше их жизнь с Айникки? Хорошо, если Антеро простит их — тогда они вернутся сюда весной, — а если нет? Когда молодой охотник вошел в избу, семья Куйво сидела за столом и ужинала при свете лучины. Дети встретили Ильмо радостным писком и верещанием. — Я же говорила, что братец пришел! — Беличий хвост мне принес? — Ильмо, братец, садись сюда, рядом со мной! — подскочил с лавки белоголовый курносый Юнни, старший сын Куйво. — Расскажи скорее, как бился с хийси! — Никаких разговоров о хийси за столом! — заявила тетка, неодобрительно взглянув на охотника. — После наговоритесь. Ильмо, есть хочешь? Вылечил Вяйнемейнен тебе руку? Ильмо молча показал ладонь с огненным знаком. Юнни даже присвистнул от восхищения и немедленно получил от отца ложкой по лбу. Тетка вытащила из печи котелок с овсяной кашей. Каша пахла так, что у всех сразу слюнки закапали. — Давай, лопай, не стесняйся, — сказал Куйво. — Кто знает, когда тебе еще придется поесть домашнего? У нас и пиво есть, не пожалею для единственного племянника. Юнни, принеси-ка бочонок. — Антеро тебе уже сказал? — спросил Ильмо, покосившись на сестричек. — Ну, что меня… — Я и раньше знал. После поговорим, когда дети лягут. И насчет дома, и про землю… А сейчас ешь спокойно. Юнни, что ты там возишься, поросенок? …То ли горячая масляная каша и хмельное кислое пиво сделали свое дело, то ли уютный полумрак избы, где с детства знаком каждый сучок в стенке, — Ильмо и сам не заметил, как его начало клонить в сон. «Хорошо все-таки под крышей, — лениво думал он, развалившись на скамье и поглаживая сытый живот. — Это тебе не в лесу, где одним глазом смотришь в котелок, а другим косишься, не подбирается ли хийси. А тут — тепло… спокойно… безопасно… Нет, спать нельзя! К тому же скоро пора идти к Айникки…» Треск лучины и шипение падающих в воду угольков… Шлепание босых пяток по полу, тихие голоса… Кто-то зевает во весь рот… — Добрых снов, Ильмо! «Каких еще снов? Еще чуть-чуть посижу и пойду… Зачем я пил это пиво?» Ильмо открыл глаза и спросонья долго не мог понять, где он. Вокруг было темно, рядом кто-то похрапывал и сопел. Ильмо приподнялся и обнаружил, что лежит на лавке, укрытый мягкой овчиной. Кто-то снял с него кенги и кожаный ремень, а безрукавку свернул и подложил под голову. В узкое окно бил яркий лунный луч. На соседней лавке ворочался во сне Юнни, у другой стены зычно храпел Куйво. Ругаясь про себя, Ильмо вскочил на ноги и принялся на ощупь искать ремень и обувь. «Не проспал ли полночь? Уже и луна взошла! Я тут дрыхну, а Айникки ждет у реки!» Во рту было кисло, в голове шумело, словно он угорел. И выпил-то вроде немного, а гляди ты… «Как я мог уснуть? Тетка, что ли, кашей перетравила? То-то мне почудилось, что масло прогорклое. Хорошо еще, что ничего не произошло…» Так и не найдя ремень, Ильмо натянул безрукавку и, пошатываясь, побрел в сени. Насколько он помнил, справа от крыльца стояла кадка с дождевой водой. Но в темных, душных сенях его вдруг замутило. Ноги у него подкосились, и он сполз по стене на пол, да так и остался сидеть, тяжело дыша. Тогда-то он и услышал звук шагов. Шаги приближались к крыльцу со стороны амбаров — легкий, неровный, глухой стук по утоптанной земле. Странный звук — как будто тот, кто был во дворе, двигался прыжками, неожиданно останавливаясь и к чему-то прислушиваясь. В те мгновения, когда шаги затихали, можно было различить ритмичное напевное бормотание. Шаги простучали мимо крыльца и начали удаляться. Ильмо вяло подумал, что надо бы выйти посмотреть, кто там шляется по чужим дворам в неурочный час, но почему-то не смог даже рукой пошевелить. Шаги затихли. Ильмо так и сидел на полу в сенях. На него вдруг навалилась непреодолимая дрема. Вскоре он снова услышал приглушенный топот — теперь с другой стороны крыльца. «Пляшет он там, что ли?» Сделав огромное усилие, Ильмо поднялся на ноги и тут же с грохотом свалился, уснув еще до того, как голова коснулась пола. Никто в доме не проснулся от шума — избу паутиной опутывал вязкий, тяжелый колдовской сон. А со двора, то приближаясь, то удаляясь, продолжал доноситься неровный перестук шагов. …Ильмо открыл глаза и увидел над собой серые тучи. Они текли угрюмой рекой по самым верхушкам гор. Со всех сторон громоздились скалы, кололи небо корявые черные ели, дыбились огромные валуны. Куда ни глянь — один только мертвый камень, кручи, осыпи и завалы. Холодный ветер тонко завывал и свистел, метался в ущелье, швыряясь острыми снежинками. Ничего подобного Ильмо в жизни не встречал. Ему, не видевшему гор выше Браге, на миг почудилось, что он превратился в муравья — таким огромным было все вокруг. Он лежал в узком мрачном ущелье. Голые скалы уходили отвесно вверх, ныряя в облака. Ильмо поднялся на ноги — и увидел, что под его ногами едва заметная, давно не хоженая тропа, уводящая куда-то вверх, где скалы еще круче и неприступнее. В дальнем конце ущелья сгущалась темнота. — Где это я? — проговорил он. — Это сон? Глупый вопрос — конечно, сон! Ну и местечко! Чем дольше Ильмо осматривался, тем меньше нравился ему этот сон. И ущелье, и горы, похожие на зубы, и заброшенная тропа, и черные ели. В свист ветра вдруг вплелся далекий странный крик. Ильмо поднял голову — высоко в небе кружилась какая-то большая птица. «Надо как-то выбираться отсюда», — пришла тревожная мысль. Рука Ильмо потянулась к ножу, но пояс с ножнами остался там, в яви, в дядиной избе. Это безлюдное, холодное место источало угрозу. Чутье охотника подсказывало Ильмо: приближается нечто опасное. Вскоре он понял, что его беспокоит. Не был бы он охотником, если бы такое упустил из виду. Каменистую тропу ветер и снег вылизали дочиста, но на стволах нескольких елок ободранная кора хранила глубокие следы когтей. Ильмо подошел к ближайшей ели, прикинул высоту — рукой не достать, — и в животе шевельнулся противный холодный червь. «Следы-то старые, — отметил Ильмо с облегчением, изучая застывшую смолу. — Может, даже прошлогодние…» Что-то хрустнуло под ногой. Охотник наклонился, разгреб слой хвои и отшатнулся. Под прелью белели кости. Много костей — и звериных, и человечьих. Похоже, ими усыпано все ущелье! Ильмо, позеленев, одним прыжком вернулся на тропинку. Пиво с кашей просились наружу. «Ну и приснится же с похмелья! Спасибо, дядюшка, накормил-напоил сиротку! И дальше что делать?» Ничего толкового Ильмо придумать не успел. Налетел порыв ветра, елки заскрипели — и с неба прянула черная тень… — Эй, охотник! — раздался нежный девичий голос. — Ты куда? Подожди, не прячься! Поговори со мной! Ильмо осторожно высунулся из-за ближайшей ели. В руке он сжимал пожелтевшую от времени берцовую кость с острым краем. Шагах в десяти перед ним на тропинке стояла девушка и смотрела на него в упор. Девушка была маленького роста, черноволосая, в странном тяжелом плаще — темно-сизом, с отливом, как радуга в грозовой туче. Ее кожа казалась прозрачной и бледной, как тонкая пластина из перламутра, а нежное личико выражало любопытство. — Зачем ты позволил себя сюда завести? — спросила девушка. — Разве ты не знаешь, что здесь логово Когтистого Старца? Ты не выглядишь готовым к бою. Ты выглядишь, — девушка хихикнула, — как самая обычная еда! Ильмо узнал ее — и сразу все вспомнил. И свои сны, и рунное гадание. Это была та самая колдунья, которая высматривала его под водой! «Руны велели не спать, — вспомнил Ильмо, холодея. — А я уснул! Мать Ильматар, что же делать?!» — Что ты вцепился в эту кость? Она же пустая. Ильмо взглянул на кость — она в самом деле была расщеплена. — Кто это сделал? — спросил он. — И зачем? — Как зачем? — удивилась колдунья. — Когтистый Старец костный мозг доставал. Мозг — лакомое блюдо. Особенно ваш, человечий. Ильмо снова замутило. Он с отвращением взглянул на кость и хотел ее выбросить, но передумал. «Хоть какое-то оружие», — решил он, крепче сжимая ее в руке и быстро оглядываясь по сторонам. Ощущение опасности все нарастало — но исходило оно не от девушки-колдуньи. — Что это за место? — резко спросил он. — Это ты меня сюда затащила? Что тебе от меня надо? Девушка переступила с ноги на ногу, шевельнула плечами. Черты лица у нее были почти детские, а глаза — как две черные жемчужины. — Местность эта по-нашему называется Пасть, а у людей ее, кажется, называют Врата Похъёлы. И вовсе я тебя сюда не затаскивала. — О Укко и все его небесное воинство, — пробормотал Ильмо. — Как же меня сюда занесло? — Ну ты смешной, — хрустальным голоском заявила юная колдунья. — Вокруг дома, где ты уснул, пляшет тун. Он и привел твою душу прямиком в логово Когтистого Старца. А если бы ты не тратил время на болтовню, то давно понял бы, что Старец тебя уже учуял и теперь спешит сюда. Он сторожит Врата и убивает всех, кто здесь появляется — будь ты во плоти или нет, ему все равно. — Проклятие! Ильмо затравленно оглянулся по сторонам. Ему показалось, что в ущелье стало темнее. Еловые лапы содрогались от ветра. Ильмо не стал спрашивать, кто такой Когтистый Старец, — ему и так было понятно. В землях карьяла тоже никогда не называли по имени мудрого, коварного и страшного хозяина леса, единственного зверя, который не подчинялся пастушьему рогу Тапио. Здесь же, судя по высоте меток, обитал не обычный медведь, а сам первопредок этого племени. — Но зачем?! — воскликнул охотник, стискивая кость. — Зачем я тебя предупреждаю? — неверно поняла его возглас девушка. — Ну-у… честно говоря, я прилетела посмотреть на битву. Но, похоже, вместо битвы ожидается обычное пиршество Старца, а мне это совсем неинтересно. Потом, пророчество говорит о рождении героя… но ты что-то на героя не похож. Либо ты не он — тогда к чему тебе здесь погибать? Либо он — тогда я хочу сначала разобраться, что в тебе такого особенного и почему мать двадцать лет пыталась тебя разыскать. А кроме того, брат не взял меня в южные земли, и я на него слегка обижена… — Как мне вернуться в явь? — перебил ее Ильмо. — Скорее! Девушка посмотрела на него с недоумением. — Что ж тут сложного? Надо разрушить сонные чары. Проще всего — с помощью крови… В ущелье вдруг стало очень тихо. Тьма между каменными стенами стала почти осязаемой. Даже ветер умолк, затаился. И среди этой настороженной тишины отчетливо прозвучал скрип медвежьих когтей. — А вот и Когтистый Старец! — воскликнула девушка. — Не хочу с ним встречаться. Прощай, охотник! Она плавно взмахнула руками — и вместо них распахнулись два черно-радужных крыла. Чудо-птица легко взлетела над деревьями и устремилась прямо в тучи. Ильмо остался один. — Вернуться назад, — пробормотал он, глядя перед собой, на поворот тропы. — Она думает, это так просто? «Разрушить чары». Как я это сделаю?! А тьма над скалами вдруг вздыбилась штормовой волной, и из этой тьмы выступало нечто белое, огромное, алчущее и неотвратимое, как сама смерть… Повинуясь наитию, Ильмо крепко сжал расщепленную кость и вонзил ее острый конец себе в ладонь. Боль пришла не сразу — словно издалека, постепенно нарастая, она становилась все более явственной и обжигающей. Ладонь наполнилась кровью, тропа отдалилась — и растаяла в тумане… Внезапно Ильмо обнаружил, что уже не спит. Он так и лежал на полу в сенях — руки выброшены вперед, словно в попытке дотянуться до двери. Лоб саднило — наверно, стукнулся при падении. «Успел!» — выдохнул Ильмо. Какое-то время он боялся, что его снова затянет в кошмар, но образы Врат Похъёлы отступили и поблекли, в голове прояснилось. Ильмо приподнялся, сел и в изнеможении прислонился спиной к стене, глядя на лунные блики. Левая ладонь ныла в том месте, где Ильмо во сне проткнул ее костью, но никакой раны не осталось. «Жаль, — подумал Ильмо и усмехнулся. — Было бы две отметины: на правой знак Таара, на левой — знак Когтистого… Нет уж, лучше не надо! Сгинь, похъёльское чудовище, чтобы и памяти о тебе не осталось!» И с содроганием представил себе, как завтра утром его нашли бы на полу в сенях Куйво и его жена — с виду невредимого, но безнадежно мертвого… Опираясь на стену, Ильмо кое-как поднялся на ноги и поплелся на крыльцо, где стояла кадка с дождевой водой, чтобы умыться и прогнать остатки сна. На улице уже начинало светать. Сияли звезды, небо стало ярко-синим, а дворовые пристройки окутала сероватая дымка. Ильмо вдохнул полной грудью сырой, пахнущий грибами воздух, наклонился к кадке, зачерпнул пригоршню воды, вылил ее себе на голову, зевнул, повернулся, собираясь вернуться в избу, — и увидел туна. Похъёльский колдун застыл в танце на одной ноге, как цапля, уставясь охотнику прямо в лицо темными провалами глазниц. Ильмо успел разглядеть бледное лицо, взлохмаченные черные волосы, тонкие руки, раскинутые в каком-то колдовском жесте… Мгновение они смотрели друг на друга. Потом тун развернулся и порхнул со двора. Ильмо, не задумываясь, кинулся за ним. Тун несся по-звериному, легкими, длинными прыжками. Как кошка, перелетел через тын и со всех ног бросился удирать в сторону реки. Ильмо даже не успел удивиться, как тун ухитрился попасть на земли рода, издревле закрытые для любой нечисти. Они промчались сквозь деревню, мимо домов и огородов и вылетели на крутой берег Кемми. В сером полумраке длинноволосый тун напоминал гигантскую сумасшедшую сову. Ильмо бежал, почти наступая ему на пятки. А на берегу было тихо-тихо, даже ветер траву не шевелил, и птицы еще не проснулись. Все ямы, корни и острые камни обернулись в сумраке ловушками для охотника, который даже не успел надеть кенги. К счастью, точно так же они мешали и туну. Раз он поскользнулся и упал на колени, и Илмо ухватил его за плащ-крыло, однако тун вывернулся. Вдруг стало светлее — и они оба оказались на крутом берегу. Перед ними простерлась излучина Кемми, полускрытая предутренним туманом. Тун и не подумал остановиться, а наоборот, прибавил шагу, на бегу распахивая крылья. — Стой, похъёльская упырюга! — крикнул Ильмо, ринулся вперед и в прыжке схватил его за ногу. Тун оглянулся, оскалившись острозубым ртом, его глаза бешено блеснули сквозь упавшие на лицо спутанные космы. Потом его лицо уродливо изменилось, крючковатый нос и рот слились, превратившись в кривой клюв. Мощный рывок — и ноги Ильмо оторвались от земли. Охотник тут же разжал пальцы, но край обрыва продолжал удаляться. Ильмо бросил взгляд наверх и обнаружил там вовсе не саамский сапог, а кожистую лапу с огромными совиными когтями, которые теперь, словно тисками, держат его запястье. Всё наоборот — не он поймал, а его поймали. Ильмо извернулся, взмахнул свободной рукой, пытаясь достать чудовищную птицу, но она, изо всех сил взмахивая крыльями, рывками уходила в небо. Охотник оглянулся, и сердце у него провалилось в пятки. Деревня осталась где-то далеко внизу; избы стали крошечными, словно игрушки. С одной стороны ее тонкой серебристой лентой обнимала река, а дальше, куда ни глянь, до самого горизонта распростерлись темные туманные леса. Над восточным краем леса розовела полоса рассвета. Только сейчас Ильмо осознал, до чего же малы владения рода Калева рядом с бескрайней древней Тапиолой. Краем глаза он заметил внизу лесистый холм — владения Вяйно, — а сразу за ним блеснул край озера. Тун поднимался все выше, но взмахи его крыльев замедлились. Было ясно, что долго он ношу не удержит. По рукам Ильмо текла кровь, но он даже не чувствовал боли. Хватка когтей понемногу слабела. Теперь Ильмо сам держал туна за лапы. Вниз он больше не глядел, сосредоточив все силы на том, чтобы не дать туну себя сбросить, и надеялся только на то, что оборотень выдохнется первым. Свистел ветер, хлопали огромные крылья. Внезапно перед глазами Ильмо снова возникло клювоголовое лицо туна, и на лоб охотника обрушился удар. Ильмо зажмурился и вжал голову в плечи, из последних сил стискивая лапы летучей твари. Крючковатый клюв снова ударил его в лицо, глаза залило кровью. Третий удар пришелся в висок. В голове Ильмо вспыхнул яркий свет, пальцы бессильно разжались — и он камнем полетел вниз.
|
