Глава 29. Следующие дни прошли однообразно

Следующие дни прошли однообразно. Самое захватывающее, что я пережила, был торг с Монной Фаустиной. За каждый кусочек мыла, каждое свежее полотенце и каждое убогое сморщившееся яблоко она требовала бешеные деньги. Я делала все возможное, чтобы ее немного придержать, но мне нужно было есть и умываться, поэтому мои сбережения быстро закончились. До следующего полнолуния еще хватит, но если Себастиано до того времени не появится, будет туго.

Из-за страха натолкнуться на Альвизе, я не осмеливалась выходить за дверь. Я была убеждена, что он не спускал глаз с тех мест, где я могла появиться. Каждые пару дней я ходила, спрятавшись за плотной вуалью, к магазину масок, но он оставался покинутым, а дверь запертой.

Большую часть времени в дальнейшем я сидела на душном вонючем чердаке Монны Фаустины и ждала возвращения Себастиано.

Часто думала о Барте и беспокоилась о том, что ему, вероятно, пришлось пережить в тюрьме. Судя по всему, что я до этого слышала, никто в тюрьме с людьми не церемонился. Международной амнистии здесь было бы работы хоть отбавляй.

Еще я думала, разумеется, о Клариссе. Иногда я сомневалась, была ли она вообще жива. Тогда мне становилось тяжело на душе, и я забивалась в угол кровати и ревела.

Кроме того, мне стало себя ужасно жалко. Мысль о том, что я вероятно еще долго здесь пробуду, вгоняла меня в депрессию. Через несколько дней я не знала, что пахло хуже: моя одежда или я сама. Тем не менее, я спрашивала себя, смогу ли я к этому как-то привыкнуть, но ответ был и оставался отрицательным.

В конце концов, эти жалкие гигиенические условия стали несущественными, потому что приближалось новолуние, а кого не хватало, так это Себастиано. Теперь я боялась не того, что он может вернуться слишком поздно, а лишь того, что он, вероятно, не перенес болезнь, он никогда бы не вернулся и Хосе с Эсперанса тоже, и я бы застряла здесь навсегда!

Я все чаще ревела и из-за своей депрессии даже перестала торговаться с Монной Фаустиной за хлеб и сыр или свежее полотенце, в результате я ела совсем немного и больше не мылась.

Наконец, оставались еще три дня до новолуния, потом два и один. И тогда пришло бы время мне уезжать. Наступил вечер, и я начала отсчитывать часы. Я точно не знала, как скоро это должно было произойти, но вне сомнения в эту ночь. Я все высчитывала и высчитывала и уж наверняка ничего не упустила.

Но это не имело никакого значения, потому что мне придется провести следующие две недели до следующего новолуния в этом отвратительном прошлом. И затем, вероятнее всего, остаток моей жизни.

Я уснула в слезах отчаяния.

Мне приснился сумасшедший сон, в котором Себастиано постучал в дверь Монны Фаустины. Монна Фаустина впустила его и немного поворчала, потому что он ее поднял с постели, но затем она стала дружелюбнее и даже зашла так далеко, утверждая, что он был ее любимым арендатором за его щедрый характер.

Попутно она упомянула, что его супруга имела противоположную черту, ее практически можно назвать скупой.

Супруга слышала во сне каждое слово, но мне было абсолютно все равно, что Монна Фаустина считала меня скупой. В свою очередь, я считала ее очень жадной, поэтому не было причины злиться.

В моем сне Себастиано взобрался вверх по лестнице.

— Я вернулся, — сказал он.

Я моментально проснулась и подскочила.

Я громко вскрикнула, когда около моей кровати увидела стоящего Себастиано. У него в руке была сальная свеча, которая освещала исподнизу его лицо.

— Ты вернулся! — излишне лепетала я.

— Я же сказал.

Я начала плакать, я не могла по-другому.

— Ты по мне соскучилась? — спросил он.

— Не обольщайся, — всхлипывала я.

Он удивлённо поднял одну бровь.

— Мне снова уйти?

— Только посмей!

Я выползла из постели, чтобы лучше его рассмотреть. При свете свечи его лицо все еще было бледным, но от его болезни не осталось и следа. Глаза светились голубизной, как и прежде, и снова появилась дерзкая ухмылка. Маттиас бы не нарадовался его белоснежным зубам, и, будучи бессовестно привлекательным, он был для меня как при нашей первой встрече - победителем. Ему не нужна была футболка, на которой это было написано, потому что он уже был таковым.

— Ты выглядишь... здоровым, — сказала я. Это прозвучало как-то глупо неуклюже.

— Не удивительно, они давали мне, не счесть сколько, уколов и таблеток.

Снизу стук задней двери свидетельствовал о том, что Монна Фаустина скрылась в направлении уборной, так что мы могли немного спокойно поговорить. Вышло удачно, потому что я сгорала от любопытства узнать, что с ним случилось тем временем.

— Ты был в больнице? — спросила я.

Он кивнул:

— Восемь дней, первые два в отделении интенсивной терапии.

— Ох, — испугалась я. — Что именно у тебя было?

— Воспаление легких. Вообще-то они хотели меня еще пару дней понаблюдать, но я просто удрал.

Во мне что-то растаяло.

— Ох, — едва произнесла я. — Это ты специально для меня сделал? Чтобы я здесь не оставалась еще две недели?

— Эм.. Ну да, точнее, из-за твоего письма.

— Ты его прочитал? — не поверила я.

Он кивнул.

— Хосе показал мне копию в больнице. Кто-то прислал этот документ в наш университет и запросил заключение о подлинности.

Я была в восторге.

— Тогда это действительно сработало! — Я рассказала ему, как все осуществлялось, на что он покачал головой и сказал, что моему примеру следует подражать.

Взволнованная я его перебила.

— Тогда ты в курсе, что произошло с Клариссой и Бартом! И что Тревисан исчез!

— Поэтому я сюда раньше и вернулся. Мы с Хосе об этом позаботимся.

— А до того отправите меня обратно, потому что это как раз случайно совпало? — поинтересовалась я, дальше пояснив: — В эту ночь как раз новолуние. Я точно подсчитала и хочу теперь, наконец, попасть домой.

Он наморщил лоб.

— Хм... конечно, если ты этого хочешь. Красная гондола находится в водном зале дома Мариэтты. И Хосе тоже там. — Его взгляд смягчился. — А идея с письмом просто гениальна. Ты — замечательная девушка, Анна.

Я чувствовала себя невероятно замечательной, в смысле замечательно грязной. Но это, казалось, не мешало Себастиано ухмыляться. Он взял меня за плечи и долго на меня смотрел.

— Анна, я так рад тебя снова видеть. — Его взгляд утонул в моем. Внезапно мне стало тяжело дышать. Он стоял слишком близко ко мне.

— У меня нет ничего чистого, чтобы надеть, — пожаловалась я. — У меня абсолютно нет денег, и я дурно пахну.

Вместо ответа он притянул меня к себе и поцеловал. Когда я почувствовала его губы, мне стрельнуло в голову, что он потеряет сознание от запаха моего тела. Но ничего такого не произошло, наоборот, он поцеловал меня настойчивей, а затем я перестала думать и страстно ответила на его поцелуй.

Пожалуй, мы бы вместе упали на кровать, но потом мы услышали Монну Фаустину зовущую снизу:

— Вы не хотите есть? Я купила свежую салями! Я бы могла продать вам немного по специальной цене!

Себастиано, мешкая, отпрянул и крикнул через плечо вниз:

— Спасибо, мы сами о себе позаботимся. Кроме того, мы сейчас же уезжаем!

Я глубоко вздохнула. Мои колени задрожали.

— Это самые прекрасные слова, что я от тебя слышала.

Он ухмыльнулся.

— Честно? А я думал, это были бы мои комплименты о твоих золотых волосах.

Мне нужно было рассмеяться, хотя у меня от поцелуя все еще дрожали коленки. Я торопливо натянула свое грязное платье поверх нижней юбки и скользнула в туфли. При попытке расчесаться я быстро сдалась, потому что мои волосы были просто растрепаны. Завтра я как минимум помою их пять раз и следом дважды воспользуюсь кондиционером. И затем быстро забуду, в каком состоянии я пробыла последние недели.

— Я готова! — сказала я. — Мы можем идти! Немного неуверенно взглянула на него. — Мы идем, не так ли?

— Конечно. Я тебя сюда привел, и я же снова отправлю тебя обратно.

Мне полегчало.

— Тогда все в порядке.

Разумеется, я верила в это безоговорочно. Пока я отказывалась задумываться о том, что будет между мной и Себастиано после моего возвращения домой. Несомненно, это бы, так или иначе, вышло, но прежде нужно было разделаться с делами поважнее. К примеру, принять душ и позавтракать с мамой и папой в гостинице. Тост с нутеллой, хлебец с вареньем, какао, апельсиновые сок и потом шоколад и мороженое, пока мне не станет дурно.

Себастиано осмотрел чердак.

— Все вещи мы оставим здесь, тебе они уже не понадобятся.

— Ой, подожди. — Я торопливо нашарила маску в своем сундуке. — Я возьму ее с собой. — Я затолкнула ее в сумку, где еще лежали немного монет и маленькая фигурка святого, подаренная Якопо.

— Ты ее потеряешь при возвращении, — учел Себастиано.

— В таком случае она хотя бы не попадет в руки Альвизе.

— О чем это ты?

— Он интересовался, где она.

Себастиано повернулся ко мне.

— Что? Ты его видела? Когда?

Я прислушалась, никого ли не было внизу, и затем шепотом рассказала о встрече с Альвизе и Доротеей на стройке Палаццо Тассини.

Себастиано слушал, не перебивая. Выражение его лица становилось все мрачнее. Когда я закончила, у него был такой гневный вид, что мне самой стало страшно.

— Парень еще пожалеет о том, что родился на свет, — сказал Себастиано. — Об этом я лично позабочусь. — Его голос был спокойным, но в то же время слышалась убийственная решительность. Если бы Альвизе оказался случайно поблизости, определенно между ними бы завязалась бойня.

Мысль пугала меня, потому что, в конце концов, Себастиано недавно познакомился с кинжалом Альвизе. С другой стороны, наоборот, соблазняла меня, потому что он хотел, чтобы Альвизе ответил за все. Звание "заступник" теперь приобрело новое реальное значение для меня.

В любом случае я теперь не боялась, чему и радовалась, и, конечно же тому, что я теперь, наконец, отправляюсь домой.

Монна Фаустина поджидала нас и с обвиняющим видом заявила, что мы вообще-то еще должны заплатить аренду за следующую неделю по причине нашего неожиданного отъезда.

— Я бы позаботилась о новой аренде, если бы знала, что вы уже выселяетесь!

— Мы заплатим дополнительно за один день, но только чисто из вежливости, — сообщила я. — И за это мы хотим приличный кусок сыра, а именно свежего сыра, не с прошлой недели, с хлебом, разумеется. — Я заметила удивленный взгляд Себастиано и откашлялась. — Я не ужинала.

— Вы хотите меня погубить! — завопила Монна Фаустина, но это не помешало ей накрыть на стол, что мы пожелали и затем, проворно схватив монеты, которые ей протянул Себастиано, положить их в карман.

— Что с вашими вещами, вы их берете с собой? — поинтересовалась она.

— Нам они больше не нужны, — ответил Себастиано.

После чего Монна Фаустина казалась более дружелюбной, чем можно было ожидать при нормальных обстоятельствах. Я даже подумала, что увидела подобие улыбки, прежде чем мы пошли.

— В одном я точно уверена, — сказала я уже на улице, откусывая хлеб с сыром. — Эта женщина умеет твердо вести переговоры.

—Ты тоже это умеешь, — улыбаясь, сказал Себастиано.

— Незамужним женщинам этого времени ничего не остается другого, как вести себя так, — пояснила я. Собственно говоря, я говорила это в шутку, в то же время я понимала, насколько необычайно правдивым это было.

Себастиано тоже откусил кусок хлеба с сыром, потом снова я, и к тому времени, пока мы дошли до пристани, все было съедено.

Мы забрались в гондолу, которая была там пришвартована. Он закрепил факел в специальный держатель и вставил длинное весло в уключину. Себастиано поднялся на козырек лодки и оттолкнул ее от пристани. Пока он ловкими движениями управлял гондолой через лабиринт ночных каналов, я сидела на скамье и украдкой посматривала на него. Его не очень хорошо было видно, потому что факел находился в другом конце лодки.

Факелы и фонари, которые горели на берегу канала, не давали достаточно света. Но этого было достаточно, чтобы различить малейшие детали его облика. Темные черты лица, линии его сильных плеч, контур его ног. Я видела даже слабый огонек в его глазах и спрашивала саму себя, о чем он думает в этот момент, когда раз за разом поднимал и опускал весло и на протяжении всей дороги высматривал кого-то в темноте.

Думал ли он, как освободить Барта из тюрьмы и что же приключилось с Тревисоном и Клариссой? Как он может сделать так, чтобы обвести Альвизе и, в конце концов, одолеть его.

На месте Себастиано я бы непрерывно ни о чем другом не думала и наделала бы в штаны от страха. Но я не была на его месте, а была лишь девушкой, которая случайно попала в прошлое. Я внесла свою лепту во всю эту историю и спасла человека ценой своей собственной жизни. Я достаточно рисковала и пережила, следовательно, мне можно обратно домой, и мне нет никакого дела до всего этого.

Спрашивается только, откуда взялось это странное чувство. Практически чувство нечистой совести. Хотя это было совсем невозможно, потому что не было никакого разумного основания для этого, ни единого.

Я решительно распрямила плечи и озлобленно уставилась вперед, пока не увидела очертания дома куртизанок.

Себастиано пришвартовал гондолу к столбу, который торчал из воды, в то время, как я высадилась на набережную и ожидала, пока он выберется из нее. Мы ничего не говорили, даже тогда, когда я шла за ним к воротам. Сильнее, чем нужно Себастиано подергал в дверной звоночек. Мариэтта лично отворила дверь.

— Ну, наконец-то вы здесь! — Несмотря на ночное время, она выглядела как всегда прекрасно. И, кроме того, она прекрасно пахла. Как будто недавно помылась. Вместо приветствия она обняла меня и поцеловал в щеку. При этом она сморщила нос, что мне очень понравилось.

— Я приготовила для тебя ванную и положила свежую одежду.

— Просто обалдеть! — вдохновлено вскрикнула я. Это прозвучало, как "Какое безмерное благодеяние!", но так или иначе это шло из глубины сердца. Медля, я посмотрела на Себастиано. — Вообще-то я не знаю...

—У нас достаточно времени, — прервал он меня.

— И в доме нет чужих мужчин, — сказала Мариэтта. — Этой ночью не будет праздника.

— Ох, это... Не обязательно было это делать, — сказал я.

—Это не из-за тебя, — проинформировал меня Себастиано. — Это из-за того, что сегодня воскресенье.

— У меня и моих девочек выходной, потому что так положено, — добавила Мариэтта.

Я смущенно кивнула. Мне не хотелось знать подробности.

Служанка отвела меня на верхний этаж, в так называемую комнату, где стоит кровать с балдахином, в которой я уже однажды ночевала. После нескольких убогих недель в доме монны Фаустины я была словно убита царящим повсюду богатством. В камине горел уютный огонь, и перед ним стояла большая ванная, наполненная парящей водой. Соблазнительный восточный запах наполнял воздух. Кто-то, кто очень хорошо обо мне думает, должно было надушил воду.

Служанка предложила помочь мне раздеться и помыться, но, как и прежде, я сказала, что могу справиться с этим сама. После того, как она ушла, я заперла дверь. Потом я молниеносно разделась. Пропитанная потом и запачканная одежда просто упала с меня, и я взобралась в ванную. Я простонала, так как вода была слишком горячей, но, во всяком случае, больше от того, что это было прекрасное чувство. На протяжении стольких недель я мечтала о хорошем душе, и сейчас должна заметить, что тогда я не задумывалась о хорошей горячей ванне. Точнее говоря - помыться в ванной- это было самое настоящее безумие. Это было безумней, чем принять душ.

Охая, я погрузилась в ванную, и первое время просто наслаждалась теплом и запахом.

Около ванной стоял столик, покрытый скатертью и со стоящей на нем мыльницей. Мыло пахло весенними цветами и многообещающе пенилось, в то время как я натирала им свою кожу и массировала этими мыльными кусочками свою голову. Неудивительно, что после этого я чувствовала себя такой свежей как никогда раньше.

Я нырнула еще несколько раз и смыла пену, затем я повторила всю процедуру еще дважды, это было так здорово. После для меня стало бесспорным: "Я никогда больше не буду считать мытье головы неизбежным злом, которое выполнялось при ежедневном приеме душа, а наоборот, настоящей привилегией. На свои следующие карманные деньги я куплю себе десять разных шампуней и буду использовать один за другим. Бесконечно долго и буду по-настоящему этим наслаждаться.

Тем временем я еще немного посидела в мутной воде и помечтала о доме. Через какое-то время вода стала прохладнее и постепенно нехорошие мысли закрались в мои грёзы. К примеру, то, что я с родителями вернусь обратно в Германию и, вероятно, больше никогда не увижу Себастиано.

Было действительно больно себе такое представить, поэтому я так же быстро вытеснила эти мысли. Я отвлеклась тем, что с брызгами вылезла из ванны и быстренько вытерлась насухо приготовленным полотенцем. На комоде я нашла другие средства для ухода: там был гребень и различные горшочки. В одном из них был лосьон для тела, во всяком случае, он так пахнул, поэтому я щедро намазала им руки. Затем распутала расческой волосы, которые были удивительно чистыми после мытья, но, к сожалению, еще запутаннее, чем прежде, из-за чего я довольно долго их расчесывала. Наконец, я заплела себе косу и тем самым вспомнила, как мы вместе с Клариссой мыли голову.

Сразу же проснулась совесть, потому что я наслаждалась приемом ванны, не беспокоясь о том, как ей там жилось. Альвизе сказал, что она ему должна еще сослужить добрую службу, также как и Тревисан. Что за страшные планы вынашивал он для обоих? Явно такие, которые бы ничем хорошим для них не закончились.

Я сразу поторопилась одеться. Но должен же быть способ уничтожить Альвизе! И прежде всего, освободить Клариссу, Барта и Тревисана!

Преисполненная жгучим желанием об этом поговорить с Себастиано, я едва не схватилась за вонючую одежду, которую я бросила на пол перед купанием. Как раз вовремя я заметила обещанную чистую одежду, которая лежала на кровати. Ароматная белая нижняя юбка подходящей длинны, к ней платье из голубого шелка с золотой вышивкой и тонкие чулки, которые завязывались выше колена лентами.

В отличие от моего первого пребывания в этой комнате, в этот раз я, не раздумывая, надела вещи. Поношенную одежду я оставила на полу, только прихватила с собой пояс, потому что на нем все еще висел мой кошелек.

Я мельком посмотрела на себя в зеркало. В ренессансной моде действительно что-то было. В этом платье любая женщина могла выглядеть красавицей. Поначалу все это казалось мне очень старомодным, но теперь мне нравился покрой развевающихся шелковых одеяний в сочетании с белыми нижними юбками. Разумеется, это уже было в прошлом, завтра я уже буду носиться в джинсах и майке и если я скажу iPod, он будет звучать именно так, как я его произнесла.

Взглянув на себя в последний раз в зеркало, я покинула покой и отправилась искать Себастиано. Мне не пришлось гадать, где его искать, так как услышала его голос в портего. Он шел из другого покоя, примыкающего к большому залу. Дверь была приоткрыта, потому как я понимала, о чем они говорили. Невольно я остановилась и прислушалась.

— Если бы мы только знали, что он задумал с ними!

— В любом случае, ему они еще нужны, иначе он бы не оставил их в живых. — Это был голос Хосе.

— Мы должны высвободить Клариссу как можно быстрее! Зачем ждать, когда мы можем тотчас сделать это? — Это был Барт! Его освободили из тюрьмы!

Не колеблясь, я толкнула дверь и вошла в комнату.

— Бартоломео! Ты снова здесь!

Барт взглянул на меня и улыбнулся, он сидел вместе с Себастиано и Хосе у камина. С первого взгляда показалось, что он достойно выдержал пребывание в тюрьме, но когда я получше его рассмотрела, заметила, как сильно он похудел. По-видимому, в тюрьме не особо кормили. Затем я заметила припухлости на лбу, вероятно, результат нападения с подсвечником. Над бровью у него была играющая разными цветами ушибленная рана, которая уже начала затягиваться. Кроме всего этого, казалось, он был в порядке. Он даже побрился, что для меня было хорошим знаком.

Я смотрела на него сияющими глазами.

— Так старому Якопо все же удалось!

— Якопо? — спросил Барт.

Себастиано откашлялся и затем кисло произнес:

— Не хочу показаться придирчивым, но за освобождение он должен благодарить меня.

Я заметила его удивление.

— Правда? Как тебе удалось?

— Здесь все возможно, если у тебя есть деньги, — сказал Хосе. — К счастью, у нас в распоряжении их много. Наконец, на что-то они должны же сгодиться, для наблюдения за историческими ценностями. — Он ухмыльнулся и прищурил здоровый глаз. — Впрочем, мое глубокое почтение за известие. Я изумился, когда его увидел.

— Какое известие? — поинтересовался Барт.

Я открыла рот, чтобы ему объяснить, но ничего не вышло.

— Я не могу тебе этого сказать, — немного озадаченно, сказала я.

— Запрет, — объяснил Себастиано.

Барт посмотрел мгновение рассерженно, но затем, смирившись, пожал плечами. — Мне никто никогда ничего не говорит. Как бы то ни было, я считаю опасным сидеть здесь дольше и выжидать, в то время как Тревисан и Кларисса во власти Малипьеро. Мы знаем, где он их держит под стражей, поэтому мы должны...

— Вы в курсе? — растерянно выкрикнула я. — Где они тогда?

— В доме на Гвидекке, — ответил Хосе.

— Почему вы тогда еще не...

Себастиано прервал меня.

— Мы, между прочим, знаем час решения. Мы должны его дождаться, потому что до него мы не можем ничего предпринять.

— Когда именно оно? — спросила я.

— На рассвете, — ответил Себастиано. — Достаточно времени, чтобы тебя отправить обратно. Как только мы это сделаем, мы погребем к Гвидекке.

— Но Малипьеро не так легко захватить врасплох, — возразила я. — Они явно расставили караульных.

— Для часа решения это не играет никакой роли, — сказал Хосе.

— Что это вообще такое? — поинтересовалась я. Мне становилось дурно от мысли, что Себастиано должен был бороться, не имея превосходства в силах, а лишь поддержку от одноглазого испанца и от Барта, который еще был ослаблен после заключения.

— В часе решения должен принимать участие только тот, кто о нем заранее знает, — ответил на мой вопрос Хосе.

Если это было объяснение, я его не поняла.

— Все верно, — продолжил Себастиано, которому, казалось, нравилось, что я ни капли не понимала. — Важно, что мы будем в нужное время в нужном месте. Судьба нам показала, что мы должны туда отправиться. Все остальное выяснится потом. Мы справимся или погибнем.

Под судьбой он имел в виду зеркало, я заметила это по крохотной нерешительности в его голосе, которая появилась из-за запрета, ввиду присутствия Барта.

— Но не помешало бы набрать несколько сильных мужчин, которые бы вас поддержали, когда дойдет дело до борьбы!

Хосе покачал головой.

— Чужие не могут нас сопровождать.

Недоверчиво я переводила взгляд с него на Себастиано и обратно. Неужели они не понимали, что таким образом кошка кусала сама себя за хвост? Дурацкое зеркало им показало, что они в одиночку отважиться пойти в клетку со львом, так они сами напрашивались! Как же это было на редкость глупо? Почему они не могли просто с этим считаться, а делать по-другому?

— Не выйдет, — сказал Себастиано. Он за мной наблюдал и уже часто угадывал, что у меня было на уме. Мне казалось, что то, о чем я думала, было написано у меня на лице.

— Можно было бы, по меньшей мере, попробовать, — упрямо сказала я.

Хосе захихикал. Его морщинистое лицо старика приняло лукавый вид.

— Уже многие, не счесть, пробовали пойти против того, что предписано судьбой. Позволь старику сказать, что ничего не выйдет, милое дитя.

— Если вы такие умные, почему вы тогда не знаете, как все закончится?

— Потому что время, которое идет после часа решения, находится во тьме, — таинственно ответил он.

— Следом за ним выяснится, как все закончится, — добавил Себастиано.

— Ты можешь погибнуть!

— С этим я справлюсь.

Но я не справлюсь! едва не выкрикнула я. Вместо этого я уселась в свободное кресло и уставилась на огонь. Нависла жуткая тишина.

Только чтобы что-то сказать, я выпалила вопрос, который мне пришел в голову:

— Собственно, который сейчас час?

— Только что прозвонили к утрене, — ответил Барт.

Другими словами, было начало первого ночи.

— Если ты хочешь, можешь еще часик поспать, — предложил Себастиано. — Или что-нибудь съесть.

— Я не устала и не голодна.

— А я наоборот. — Хосе поднялся. — Если мой нос меня обманывает, с ужина еще осталось жаркое. Посмотрю-ка я на кухне.

Барт тоже встал.

— Я тоже не прочь перекусить. В тюрьме еда была отвратительная, скорее для отвыкания от нее. — Он подмигнул. — Увидимся позже. Конечно же, мы попрощаемся до твоего отъезда.

Вместе с Хосе он покинул покой, и Себастиано и я остались одни.